едатчиком в  зале  Совета  во
дворце Артура в Камелоте. Ответил один из  рыцарей  Артура,  он  пошел  за
Артуром. Замбендорф передал несколько кадров, где был Моисей, но Артур  не
смог сказать, брат ли это Галилея. Сам Галилей был где-то в другом  месте,
но Артур пообещал немедленно послать за ним. Примерно спустя час объявился
Галилей. Слуги Артура отыскали его в мастерской, где  он  сооружал  модель
системы Сатруна,  с  кольцами  и  спутниками,  по  информации,  полученной
несколько дней назад от Мейси и Тельмы. Замбендорф показал  ему  снимки  и
спросил, есть ли на них его брат.
     Тирг, впервые увидевший знаменитого Просветителя, о  котором  говорит
вся страна, который усмирил  васкориан,  спас  Картогию  от  нашествия,  а
теперь, по слухам, решил положить конец заблуждениям Кроаксии,  подтвердил
Носящему, что это действительно так.
     - Это и есть брат,  о  котором  ты  говорил?  -  недоверчиво  спросил
Клейпурр, в то время как Тирг удивленно смотрел на лумианское изобретение,
передающее картины на расстоянии. - Тот самый слышатель,  что  предупредил
тебя об аресте?
     - Это он! - воскликнул только что вошедший  Дорнвальд.  -  Тот  самый
мистик, которого мы видели молящимся в деревне Ксерксеон.
     - Он был  убежден,  что  голоса,  которые  он  слышит,  ведут  его  к
чрезвычайно важному назначению, - слабым голосом сказал Тирг,  по-прежнему
глядя в видящее окно. - Кажется,  это  более  разумное  убеждение,  чем  я
считал.
     - Но как брат Тирга-Грурк  оказался  в  таком  высоком  положении?  -
спросил Клейпурр, нажимая кнопку говорящего растения.
     В нескольких сотнях миль от него, за темной пустыней усеянных скалами
водородно-углеродных песков и ледяных гор,  эти  слова  прочел  на  экране
Замбендорф. - Объясню ему позже. Сейчас у нас нет на это времени, -  резко
ответил он и оборвал связь.
     У консоли за Замбендорфом в рубке связи корабля Хэнк Фрейзер  ответил
на вызов Дэйва Крукса.
     - Я узнал, кто оператор на самых последних переговорах, - сказал Дэйв
Крукс. - Это Шарон Битти, из группы Леона Кихо. Минут десять назад я с ней
поговорил. Она рассказала, что талоиды организуют большую публичную  казнь
в Падуе, и Генрих так возбудился, что со всей своей свитой поскакал  туда.
Она знает только, что все это касается чудотворца, который принес  Генриху
такие неприятности. Достаточно, чтобы вы поняли остальное?
     - Конечно, - ответил Фрейзер. - Да, Дэйв, еще  одно:  знает  ли  она,
когда это произойдет? Вы ее спрашивали?
     - Да. Она ответила: через двадцать часов  после  того,  как  об  этом
узнал Генрих. Сейчас осталось примерно десять часов.
     В лагере талоидов Замбендорф, Вернон и Абакян сообщили Нельсону,  что
они получили весть с неба: в Падуе организуется публичная казнь, и  Моисей
хочет, чтобы  жертва  была  спасена.  Они  решили,  что  такое  объяснение
безопасней. Они не сказали, кто эта жертва, а Нельсон  решил,  что  Моисей
узнал о казни после прибытия в город.  В  ответ  на  дальнейшие  расспросы
Нельсон сообщил, что обычное место казни преступников и еретиков - высокий
утес  за  пределами  города.  Здесь,   перед   естественным   амфитеатром,
преступник медленно поднимается по церемониальной лестнице на верх  утеса.
Оттуда его сбрасывают на двести футов вниз  в  открытую  цистерну,  полную
разъедающей  жидкости.  Таков  обычный  способ  казни  еретиков,   сообщил
Нельсон, потому что эта процедура включает в себя также нечто вроде суда и
дает возможность высшей небесной власти вмешаться, если осужден  невинный.
В соответствии с доктриной невинный не долетит до цистерны, его спасет бог
талоидов. Пока, по-видимому, никто не был спасен таким  образом,  и  жрецы
талоидов заявляли, что это доказательство справедливости их суда.
     Кларисса запросила снимки окрестностей Падуи  в  компьютерной  памяти
"Ориона" и быстро нашла на  них  этот  утес.  Он  представлял  собой  край
холмистой местности, которая уходила к горам.  Интересно,  что  местность,
по-видимому, обладает собственным микроклиматом. На всех снимках и во всех
метеорологических сводках отмечалась низкая  полоса  метановых  облаков  -
всего  в  тысяче  футов  над  вершиной  утеса.  Это  значительно  изменило
представление Клариссы о вероятности успеха.
     - Мы можем незаметно подойти к утесу со стороны гор  и  войти  в  эти
облака над самым утесом, и ни один талоид нас не увидит, - сказала она.  -
У них ведь нет радаров. Да,  возможно,  мы  успеем  схватить  и  исчезнут,
прежде чем  они  опомнятся.  Ладно,  ты  меня  убедил,  Карл,  я  согласна
попытаться.
     - Но никаких фокусов и чудес, - сказал Абакян. - Прямо вниз  и  сразу
вверх.
     - Правильно, - согласилась Кларисса. Тон ее  не  допускал  споров.  -
Только хватаем - никаких трюков, никакой клоунады.
     - Согласен, согласен, - ответил Замбендорф, кивая. - Мне нужно только
спасти Моисея. Больше ничего изменить нельзя. Операция  наша  провалилась,
корабль возвращается на базу в Женеву с экипажем  и  друидами,  как  мы  и
условились... просто  мы  в  это  время  слетаем  в  Падую.  Ладно?  -  Он
беспокойно обвел глазами окружающих.
     - Ладно, босс, согласен, - решительно сказал Феллбург.
     - Я с самого начала был за это, - напомнил Дрю Вест.
     Абакян тоже кивнул.
     - Какого дьявола... До сих пор  мы  продержались.  Согласен,  давайте
сделаем это.
     - Да, давайте сделаем это, - повторил Вернон Прайс.
     Замбендорф несколько секунд неуверенно смотрел на Вернона.
     - Вы знаете, вам можно не ввязываться в это дело. В корабле,  летящем
в Геную, достаточно места.
     - Я дал Моисею его табличку, так что моя  вина  не  меньше  вашей,  -
покачал головой Вернон. - Нет, если есть шанс спасти его, я с вами.
     Замбендорф, очевидно, ожидавший этого, коротко кивнул и сменил тему.
     - Прекрасно. Перенесем свои вещи во флаер, и  пусть  Энди  занимается
подготовкой корабля. Через час отправимся, бросим  взгляд  на  этот  утес.
Конечно,  настоящей  репетиции  не   будет,   придется   рассчитывать   на
воображение зрителей.



                                    36

     В длинном плаще с капюшоном, который он выменял у крестьянина на свой
шлем и доспехи, бывший рядовой Саллакар со своей ручной тележкой вышел  на
центральную площадь и занял место поудобнее, между киоском продавца плит и
лавкой торговца колесной шкурой. Однако для такого времени яркости площадь
казалась необычно пустой, и большинство купцов уже позакрывали свои лавки.
Неважно, подумал Саллакар, тем больше  возможностей  для  таких,  как  он,
уличных торговцев. К тому же он не  зря  так  торопился,  чтобы  опередить
армию.  Хотел  воспользоваться  несколькими  часами  монополии,  пока   не
появится конкуренция и не собьет цены. Он снял покров с тележки, обнаружив
груду  осколков  скал  и  льда,  куски   парашютного   шелка,   обгоревшие
пиротехнические канистры и другие сувениры. Потом развернул надпись:
     ПОДЛИННЫЕ  МЕРАКАСИНСКИЕ  СВЯЩЕННЫЕ  РЕЛИКВИИ.  ЗДЕСЬ  МОЖНО   КУПИТЬ
СУВЕНИРЫ ЧУДОТВОРЦА ПРОСВЕТИТЕЛЯ
     - Подлинные реликвии, непосредственно с места чуда  в  Меракасине!  -
закричал он. - Вот обломок скалы, растопленной  молниями  Просветителя,  -
всего пять  дуодеков.  У  вас  будет  собственная  чудесная  скала!  Чудом
сохраненные  обрывки  сброшенных  ангельских  крыльев,  гарантировано   не
позволят демонам пробраться в ваш дом, - семь дуодеков. Горшки ангельского
света, вместе со священными  надписями;  куски  священной  веревки;  куски
небесных одеяний; камни с холма проповеди и многое другое. Все  подлинное,
все непосредственно с места явления святого Просветителя.
     Перед тележкой собралась небольшая толпа грязных оборванных зрителей,
все они с любопытством смотрели на Саллакара. За ними  несколько  прилично
одетых  прохожих   торопились   пройти,   отворачивая   взгляд.   Саллакар
нахмурился. Не такого приема он ожидал.
     - Как насчет  тебя,  сэр?  -  спросил  он  у  ближайшего  головореза,
уродливого типа, с измятыми покрасневшими лицевыми пластинами,  в  грязной
изорванной куртке и в морской шапке, лихо сдвинутой  назад.  -  Специально
для тебя  -  кусок  меракасинской  скалы  за  три  дуодека.  Замечательный
талисман, отвращает все зло, да.  Приносит  удачу  и  сохраняет  здоровье.
Показать?
     - Ты спятил, - презрительно сказал моряк.
     - Чего добиваешься?  Хочешь,  чтобы  и  тебя  расплавили?  -  спросил
другой.
     - Лучше оставь эти разговоры и  скажи  спасибо,  что  поблизости  нет
стражи, - посоветовал еще один.
     Саллакар удивленно взглянул на них.
     - Так он что, еще не появился? - спросил он. - Весь город уже  должен
быть обращен.
     - Кто не появился? - спросил моряк.
     - Просветитель. Он должен был прийти сюда и призвать с неба чудеса.
     Один из бродяг рассмеялся.
     - Он-то показался, а вот чудеса - нет. Еще  до  конца  яркости  жрецы
сбросят его с утеса. Куда, ты думаешь, все сейчас идут?
     - Он осужден как богохульник, - добавил кто-то.
     - И судя по твоему товару, он будет не один, - заметил третий.  -  Но
не обращай на нас внимания. Продолжай. Двое  расплавленных  вместо  одного
гораздо интересней.
     - Да и нам пора, - сказал им моряк. - Или пропустим и первого.
     Они ушли со смехом и шутками.  Саллакар  посмотрел  им  вслед,  потом
торопливо прикрыл тележку и свернул надпись. Постоял немного,  задумавшись
и глядя в землю. И тут в глазах его появился неожиданный блеск. Он  достал
из-за пазухи кусок писчего стержня, перевернул  свою  надпись  и  медленно
написал на обратной стороне большими буквами:
     СУВЕНИРЫ И РЕЛИКВИИ  БОГОХУЛЬНИКА.  ПРИНЕСЕННЫЕ  АРМИЕЙ,  КОТОРУЮ  ОН
ПЫТАЛСЯ СОВРАТИТЬ. ПОКУПАЙТЕ СУВЕНИРЫ НА ПАМЯТЬ
     Удовлетворенно кивнув, он снова скатал надпись, сунул ее под  покров,
схватил ручки тележки и пошел на окраину города, туда,  куда  устремлялись
все.


     В самой глубокой темнице подземной тюрьмы за дворцом верховного жреца
на жестком матраце из металлических стружек сидел Грурк,  уныло  глядя  на
голый ледяной пол. Приходилось окончательно признать, что это не кошмар, а
реальность.  Всю  жизнь  он  посвятил   безупречному   служению   вере   в
Жизнетворца, он разоблачал Его врагов, он тщательно следил за  тем,  чтобы
ни одно его высказывание не противоречило Писанию, церковному учению и его
доктринам, и вот к какому горькому концу это его привело:  он  осужден  на
смерть, как еретик и богохульник.
     Несправедливость  такого  вознаграждения  за  беспрерывный   труд   и
истинное старание заставила его  впервые  усомниться  в  самих  основаниях
своей веры. Он верил, он всегда оставался верным, ни разу  не  дрогнул.  А
теперь  Френнелеч,  которому  он  верно  служил  как  подлинному   земному
воплощению Жизнетворца, служит инструментом, при помощи которого за службу
его вознаграждают жестокостью и несправедливостью. Как же такой  верховный
жрец  может  олицетворять   всеведущего   и   всемогущего,   вообще   быть
представителем божества? Грурк не видел теперь такой возможности.  И  если
он усомнился в этой части своей веры, то  как  можно  верить  в  остальные
догмы, на которых основана вера? Никак. Однако немыслимо, чтобы  избранный
Жизнетворцем метод постижения подлинной истины  включал  сомнительные  или
подозрительные элементы. Отсюда следовало, что истина Жизнетворца не может
содержаться в сомнительных и противоречивых толкованиях священных  слов  и
откровений самозваных пророков.
     Умственный процесс, который привел его  к  таким  выводам,  показался
Грурку подозрительно похожим на те методы разума, с помощью  которых  Тирг
выдвигал вопросы и искал на  них  ответы,  -  Грурк  считал  эту  практику
греховной. Но когда он применил вновь обретенный скептицизм к  Носящему  и
его ангелам, то смог найти только две возможных причины того, что  они  не
показались в Пергассосе: либо они не смогли этого сделать, либо решили  не
делать. Если не смогли, то власть их не безгранична и они  не  могут  быть
подлинными посланниками Жизнетворца; если они сами решили  не  появляться,
значит они солгали, и это вело к тому же заключению. Грурку казалось,  что
первый  вариант  вероятней,   поскольку   жизненная   философия   Носящего
несовместима с обманом, но в любом случае следует  вывод,  что  ангелы  не
явились  из  царства  сверхъестественного.  И  поскольку   они   явно   не
принадлежат известному миру, значит пришли из неизвестного  -  мира,  явно
обладающего знаниями и искусствами, которые  по  ошибке  могут  показаться
чудотворными, а такой мир может существовать только над небом.  Итак,  еще
одно из утверждений Тирга оказывается оправданным. Но  если  это  так,  то
разве не должен  признать  Грурк,  что  мастерство  и  искусства,  которые
демонстрировали ангелы, не результат их чудесных  способностей,  а  просто
приложение  знаний,  добытых  распространенными  незагадочными   методами,
которые применял Тирг? Грурк особенно жалел, что больше не  увидит  Тирга;
он теперь так по-другому видит мир, и им нашлось бы о чем поговорить.
     Снаружи послышались приглушенные тяжелые шаги. Они смолкли  у  дверей
темницы.  Грурк  чувствовал,  как  сильнее  заработали   его   охладители,
неожиданное напряжение ощутил он внутри. Встал на ноги, когда тяжелая,  из
органических плит, дверь раскрылась  и  вошел  тюремщик,  в  сопровождении
капитана стражи, двух жрецов, Вормозеля, начальника тюрьмы, и  Поскаттина,
юридического советника Френнелеча и Святого дворца.  В  коридоре  остались
солдаты дворцовой стражи.
     Поскаттин достал свиток и прочел:
     - Грурк, из города Пергассоса,  ты  был  подвергнут  суду  и  признан
виновным по обвинению в ереси, богохульстве и государственной  измене;  ты
приговорен к смерти по церковному закону. Хочешь ли ты сказать что-нибудь,
прежде чем отправишься  к  месту  казни?  -  Грурк  только  молча  покачал
головой. - Подготовился ли ты к встрече с Жизнетворцем,  да  смилостивится
Он над твоей душой? - Грурк и тут не ответил.  Поскаттин  свернул  листок,
отступил и взглянул на  Вормозеля.  -  Действуй,  начальник.  -  Вормозель
кивнул капитану стражи, и Грурка вывели в коридор и поставили между  двумя
жрецами, капитан пошел впереди, начальник тюрьмы и советник - сзади, а  по
обеим сторонам выстроились ряды солдат с  факельщиками  впереди  и  сзади.
Шаги  гулко  отдавались  от  голых  тусклых   стен,   процессия   медленно
приблизилась к влажным каменным ступеням в  конце  прохода.  Из  окошек  в
дверях других камер смотрели мрачные лица, но все молчали.
     У  Грурка  сохранились  отрывочные  смешанные  впечатления:  тусклые,
освещенные факелами лестницы;  открываются  массивные  двери,  поднимаются
решетки; жрецы по обе  стороны  от  него  монотонно  поют;  вот  процессия
поднимается на поверхность и выходит во двор тюрьмы. Здесь  ждала  повозка
на ногах, в нее впряжены два убранных  черным  колесных  трактора;  вокруг
солдаты, дальше, у выхода, несколько повозок  с  сановниками  в  окружении
эскорта. Процессия выстроилась, ворота открылись,  и  кавалькаду  встретил
рев толпы, ждавшей снаружи.
     Процессия миновала здание Верховного Суда, пересекла площадь Кающихся
и по мосту Эскендерома Старшего проследовала в Воровской квартал на  южном
краю  города,  а  вокруг  собирались  толпы.  Все  двигались   следом   за
кавалькадой. Грурк ухватился за поручень и смотрел  на  город,  в  котором
провел большую часть жизни. Он был ошеломлен и не понимал, что  он  такого
сделал,  отчего  знакомые  горожане,  школьные   друзья   превратились   в
обезумевшую толпу, единственное желание которой - видеть его смерть.
     Впервые на собственном опыте он  понял,  что  такое  бессмысленность,
которую можно выработать в  тех,  кто  привык  верить  без  сомнений,  без
вопросов, принимать без понимания и ненавидеть по приказу. Он вспомнил  те
немногие случаи, когда наблюдал спокойное,  полное  достоинства  поведение
жителей Менассима, и в тот момент он  понял,  что  терпимость  и  мудрость
королевства Клейпурра - это результат философии, которую отстаивал Тирг, в
то время как бессмысленность и жестокость Кроаксии - порождение того,  что
он сам так недавно помогал распространять.  Поистине  прозрение  наступило
слишком поздно, печально подумал он.
     Городские здания остались позади, и теперь он увидел перед собой Утес
Правосудия, над холмом зрителей, черный и угрожающий на фоне мрачных серых
гор и неспокойных грозовых туч наверху.  Угрюмая  процессия  двигалась  по
дороге вокруг холма, все террасы на холме были заполнены,  многие  зрители
стояли под открытым небом вверху. На каменной платформе у основания  утеса
огромная цистерна с кислотой испускала белый ядовитый пар; кислота бурлила
и клокотала в предвкушении. Грурк неожиданно задрожал. Он посмотрел  вверх
и увидел алые одеяние старших жрецов, неподвижную линию  солдат  дворцовой
стражи, а перед всеми, во всем черном и в капюшоне, - палача, стоявшего со
сложенными на  груди  руками  и  спокойно  смотревшего  на  приближающуюся
процессию.
     Присутствовали и король, и верховный  жрец  со  своими  свитами,  они
сидели  под  навесом  на  помосте  у   основания   амфитеатра.   Грурк   и
сопровождавшие  его  спустились  с  повозки  и  стояли  в  ожидании,  пока
представитель  государства  и   представитель   церкви   зачитывали   свои
обвинения. Грурк был слишком ошеломлен этой сценой  и  настроением  толпы,
чтобы слышать их слова. Неужели он поднял такой переполох, что  две  самых
значительных  фигуры  государства  оказались  лично  заинтересованными   в
происходящем? Очевидно, да, но Грурк никак не мог понять почему. Он вообще
не  способен  был  думать.  Все  распалось  и  превратилось   в   мешанину
несвязанных картин и звуков, цветов и  шумов,  слов  и  лиц.  Какой  смысл
пытаться что-то понять сейчас?  Какая  от  этого  разница?  Еще  несколько
минут, и для него ничего уже не будет иметь значения. Он подумал  о  своем
брате, вспомнил родителей, попытался прочесть молитву Жизнетворцу.  И  тут
же понял, что группа снова пришла в движение, и его ведут  к  лестнице  на
площадку высоко вверху. Он слышал, как сильнее зашумела толпа, возбуждение
ее возрастало.
     Со своего места Эскендером внимательно наблюдал за Френнелечем.
     - Действительно, если этот Просветитель - орудие верховного  жреца  в
его заговоре с чужаками, чтобы не дать мне усилиться, Френнелеч  проявляет
поразительную выдержку при такой потере, - прошептал  он  Морморелю.  -  Я
склонен  думать,  что  источник  всех  наших  неприятностей,  как   мы   и
подозревали, сам Клейпурр.
     - Я тоже, - ответил Морморель. -  И  теперь  Клейпурр  узнает,  какая
судьба ждет тех, кто сговаривается с преступниками-чужаками.
     - Лумианский король решил продемонстрировать, что  глупо  противиться
ему, - сказал Эскендером. - Прекрасный  урок,  и  его  получит  не  только
Клейпурр. Рассказ о нем далеко уйдет за границы Картогии.
     - Мы постараемся распространить эту новость как можно шире, - заверил
его Морморель. - Все народы узнают, что сами боги заключили с тобой союз.
     Вселенная Грурка сузилась до окованных серебром каблуков  стражников,
поднимавшихся по ступеням перед ним, и непрерывно певших жрецов рядом.  Он
утратил всякое представление, о том, насколько они поднялись и сколько еще
остается. И не осмеливался оглядываться. Бесконечные ступени;  бесконечные
ступени; бесконечные ступени...
     - Мне кажется странным  отношение  короля  к  Просветителю,  если  он
действительно собирался заменить им тебя, - прошептал Джаскиллион  на  ухо
Френнелечу. - Должен признать, что, услышав о его  торопливом  возвращении
из Горнода, подумал, что он попытается спасти своего протеже.
     - Протеже, который утратил всякую полезность, - ответил Френнелеч.  -
Какой способ может лучше скрыть все следы участия Эскендерома в  заговоре,
окончившемся неудачно, устранить всякую опасность разоблаче