мбендорф.
     - Ладно. Возвращайся на место и пристегнись.
     Замбендорф вернулся в заднюю каюту и сел напротив Прайса.
     - Садимся.
     - Неприятности?
     - Сбита связь навигационной системы со спутниками.
     Навстречу начала подниматься красно-коричневая пустыня  и  постепенно
из ровной гладкой  поверхности  превращалась  в  путаницу  рваных  вершин,
бездонных каньонов, разделенных  полосами  непроницаемой  тьмы.  Появились
утесы и пропасти из тумана, они проносились мимо со все большей и  большей
скоростью... и вдруг звезды исчезли из иллюминаторов, флаер  погрузился  в
темноту.  Замбендорф  почувствовал,  как  его  прижимает  к  сидению:  это
Кларисса выровняла машину, чтобы сбросить скорость в сгущающейся атмосфере
Титана.  Машина  задрожала,  протестуя  против  нагрузок,  на  которые  не
рассчитана.
     - Сенсоры крыла от девяти-двенадцати до десяти-трех, оранжевый два до
шести,  -  послышался  в  открытую  дверь  голос  Абакяна.  -  Температура
поверхности быстро растет.
     - Переключение на пять градусов назад и на шестнадцать градусов вниз,
снизиться до высоты в три тысячи  и  выдержать  эту  высоту,  -  приказала
Кларисса. Замбендорфа бросило вперед, но  ремни  удержали  его.  Откуда-то
из-под пола доносился дребезг.
     - Вперед десять, фактор высоты пять, - голос Абакяна. - Спускаемся до
одиннадцати.
     - Спуск на плюс три - помягче.
     - Тормоз снижения больше не три градуса.
     - Сядем? - крикнул Замбендорф.
     - Что за вопрос! - крикнула в ответ Кларисса. - Не  волнуйтесь.  Если
наши парни могут доставить взбивалку для яиц к Титану,  я  смогу  опустить
эту штуку на поверхность.
     Они быстро  теряли  высоту,  флаер  встал  на  дыбы,  когда  Кларисса
перевела его в длинный пологий поворот, чтобы они, спускаясь,  не  уходили
далеко от своего нынешнего места. Теперь они  спустились  под  аэрозольный
слой, и вокруг во всех направлениях темнота, и лишь изредка  внизу  белели
полоски метана.
     - Попробуй  на  радаре  определить  профиль  местности,  -  попросила
Кларисса Абакяна. -  Не  хочу  очень  долго  лететь  при  такой  видимости
вслепую. Найди что-нибудь возвышенное и плоское - что-то  вроде  плато.  -
Абакян поработал у консоли сбоку от себя, негромко выругался и  попробовал
еще. -  Поставь  центральную  линию  уровня  высоты  на  ноль,  -  сказала
Кларисса,  искоса  взглянув  на  него.  -  Потом  используй  широкую  базу
сканирования и выбери нужный профиль по указателю на с-три.
     - Что?...  А,  да,  ладно...  Сделал.  -  Абакян  прочел  информацию,
появившуюся на одном из экранов. - Мы как будто на высоте в тридцать  пять
тысяч метров, скорость по отношению к поверхности  три  ноль  восемь  пять
километров в час, уменьшается на  двадцать  восемь  метров  в  секунду  за
секунду. Под нами гористая местность с вершинами высотой примерно в восемь
тысяч метров над средним уровнем поверхности.
     - Есть плоские вершины? - спросила Кларисса.
     - Самые высокие нет. Но  есть  несколько  в  пять  тысяч  метров,  те
выглядят получше.
     - Давай координаты по радару со второго экрана.
     - Даю.
     Флаер продолжал терять скорость и высоту.
     - Ну, хорошо, несколько тормозящих  импульсов  вперед,  потом  включи
нижние прожекторы и дай мне картинку местности на экран один, -  приказала
Кларисса, несколько  секунд  разглядывавшая  дисплей.  -  Я  хочу  получше
взглянуть на этого парня с плоской головой между двумя  высокими.  Видишь,
что я имею в виду?
     - Вижу, - ответил Абакян, глядя на свой экран. - Передние импульсы на
пять ноль и пять ноль метров. Нижние прожекторы включены. Картина передана
на экран пилота номер один.
     Флаер неподвижно повис во мгле, несколько секунд спустя вспыхнули два
ослепительно ярких прожектора и осветили плоскую  вершину,  которую  радар
уже нащупал своими невидимыми пальцами. Вершина относительно  ровная,  без
трещин и щелей, не видно камней и обломков.  Прожекторы  нашли  посадочную
площадку и остановились на ней, и флаер начал медленно опускаться, перейдя
на последнюю - в сотни метров - стадию посадки.


     - Что это за предзнаменование?  -  со  страхом  прошептал  Грурк;  он
окаменел и со страхом смотрел на два ярких чисто-фиолетовых шара,  которые
появились в небе над горной  вершиной,  когда  стихли  голоса.  -  Клянусь
Жизнетворцем! - воскликнул он. Летающее существо, похожее на  то,  что  он
видел над Ксерксеоном, но сверкающее огнем и гораздо  большее,  плыло  над
горой выше шаров. Оно медленно опускалось, стоя  на  колоннах  фиолетового
свечения.  Шары  тоже  медленно  опускались,  все  время   держась   перед
существом, словно расчищая ему путь -  предвестники  света,  идущие  перед
небесным зверем, прежде чем он совершит свой спуск из  священных  пределов
за небом.  Существо  скрылось  из  вида,  и  вскоре  на  вершине  появился
устойчивый фиолетовый ореол.
     Что это означает?  Знак  ли  это  Грурку  подняться  на  вершину  или
предупреждение,  что  он  должен  вернуться?  Будет  ли  он  уничтожен  за
самоуверенность  и  высокомерие,  если  пойдет  вперед,  или  наказан   за
неповиновение и трусость, если пойдет назад? На  краткое  мгновение  Грурк
пожалел, что здесь нет  его  брата  Тирга:  хоть  тот  и  святотатец,  его
нечестивые методы рассуждения могли бы в этом случае оказаться  полезными.
Но  тут  Грурк  вспомнил,  какое  сообщение  получил,  когда   уходил   из
Ксерксеона: скоро ему будет указана  тропа,  по  которой  велит  ему  идти
Жизнетворец. Пути Жизнетворца бывают  загадочны  и  темны,  но  никогда  -
обманчивы и капризны.
     Итак этот момент наступил.
     Со смесью изумления,  трепета  и  возбуждения,  которые  нарастали  с
каждым шагом, Грурк снова направил свое  животное  на  тропу,  по  которой
двигался, и  начал  подъем.  Когда  ровная  местность  сменилась  ледяными
утесами и обломками скал, он спешился  в  горном  кустарнике,  растущем  у
ручья, привязал животное к опоре трубопровода у рощицы трубогибочных машин
и пешком пошел дальше, к загадочному свету на вершине.


     - Так что может сделать Джерри? - спросил Замбендорф.
     Вернон Прайс пожал плечами в своем сидении в другом конце кабины.
     - Он еще сам не знает. А вы что можете сделать? Попытаться  объяснить
талоидам, что за всем  этим  стоит,  и  может  быть...  Тогда  достаточное
количество их разберется и сбросит своих правителей, которые сговариваются
с Жиро. Короче говоря, вы будете их образовывать, я думаю.
     Замбендорф покачал головой.
     - Нет, Вернон. Это не сработает.
     Прайс неловко пошевелил ногами, как будто сам в глубине души  понимал
это.
     - Почему? - спросил он.
     - Потому что талоиды очень похожи на людей: они верят в  то,  во  что
хотят верить, и закрывают глаза на то, во что не хотят верить.  Они  хотят
видеть мир не таким, каков он есть - это слишком неудобно и неприятно, - а
таким, каким им хочется его видеть. Поэтому они поддаются иллюзиям.
     Прайс нахмурился.
     - Не уверен, что понимаю связь.
     - Посмотрите на предводителей, за которыми следуют люди, чьи  приказы
они выполняют. Что вы увидите? По большей  части  эти  предводители  стали
таковыми не из-за своих исключительных талантов и способностей - они  даже
не  очень  умны.  Главное  их  свойство  -  легковерие  и   исключительная
способность  к  самообману.  Но  люди   этого   не   видят.   В   сознании
последователей существует совсем другой образ предводителя.  Личность,  за
которой  идут  последователи,  это  фантазия,  созданная  их   собственным
воображением; они проецируют свои желания на любого  человека,  способного
сыграть такую роль.  А  предводителю  нужно  только  обладать  достаточной
наглостью, что сказать людям, что у него есть то, что им нужно. Они верят,
потому что им нужно верить.
     - Им нужно верить, что они в умелых руках, - сказал Прайс, соглашаясь
с Замбендорфом. - Важна не правда, важна уверенность. -  Говорил  он  так,
словно не в первый раз.
     - Во всяком случае иллюзия в уверенности, - согласился Замбендорф.  -
Если они будут знать свое место и  что  делать,  жизнь  станет  удобной  и
простой. Чтобы чувствовать  себя  уверенными,  им  нужны  сильные  фигуры,
представляющие власть. Без них они теряются  -  беспомощно,  безнадежно  и
болезненно. Они говорят о свободе, но мысль о подлинной  свободе  приводит
их в ужас. Они не могут с ней справиться... пока не научатся  сами.  -  Он
поднял голову и посмотрел на Прайса. - Вот почему объяснения  не  принесут
ничего  хорошего.  Даже  если  сегодня  они  избавятся  от  одних,  завтра
подчинятся другим, не лучше, а скорее всего,  гораздо  хуже  нынешних.  На
таком опыте они ничему не научатся.
     Несколько секунд оба молчали,  слышались  только  голоса  Клариссы  и
Абакяна, которые называли друг другу числа в носовой кабине.
     - Так что же нам делать? - спросил наконец Прайс. - С  талоидами.  Мы
не можем просто умыть руки и ничего не делать.
     Замбендорф мрачно взглянул на пол и вздохнул.
     - Прежде всего нужно принять реальность такой,  какова  она  есть,  -
медленно ответил он. - А  реальность  такова,  что  невозможно  превратить
суеверные невежественные существа за одну ночь в рациональных  объективных
мыслителей.  Вы  только  зря  потратите  время.  У  них  нет   необходимых
концепций.  Единственный  способ  заставить  их  перестать  слушать  своих
продажных предводителей - не дать  им  какой-нибудь  наш  лозунг,  а  дать
понять и разобраться самим. Вы правы: ответ в образовании но, к сожалению,
сделать это мгновенно невозможно.
     Прайс задумался.
     - Ну, если это так, то, может, полезнее дать им  какую-то  замену  их
суеверий на время, - сказал он. - Вы должны понимать, о чем я говорю. Ведь
вы сами занимались этим многие годы.
     - Ну, вам понадобилось немало времени, чтобы понять это, -  проворчал
Замбендорф.
     Прайс потрогал пальцем зуб и с сомнением  посмотрел  на  Замбендорфа,
потом отвернулся и уставился в стену. Неожиданно он встал, пересек  кабину
и подошел к иллюминатору.
     - Что там? - спросил Замбендорф, поворачиваясь.
     - Мне показалось, что там на  краю  света  что-то  шевельнулось...  А
может, и нет. Не знаю.
     Замбендорф тоже встал  и  подошел  к  иллюминатору,  чтобы  взглянуть
самому. Через несколько секунд он крикнул в сторону передней кабины:
     - Можешь направить передний правый прожектор вперед, Кларисса?
     - Зачем?
     - Мы думаем, там что-то есть.
     Мгновение спустя из корпуса вырвался конус света и  ясно  очертил  на
фоне тьмы фигуру талоида. Тот неподвижно стоял на коленях, прижав  руки  к
груди и покорно склонив голову.



                                    28

     - Арргх!
     Грурк поднял руки, защищая  глаза,  когда  бок  сверкающего  существа
открылся и изнутри полилось еще больше фиолетового свечения.  Эта  встреча
явно предопределена: Жизнетворец  избрал  это  мгновение,  чтобы  сообщить
Грурку цель, к которой он готовился всю жизнь. Из горба на спине  существа
гремел хор голосов, они  поднялись  крещендо,  возвещая  приход  великого,
потом стихли. Грурк отнял руки от лица и взглянул... и тут же  в  ужасе  и
благоговении преклонил голову. На фоне  сверкающей  внутренности  существа
появилась едва различимая фигура. Постепенно ее очертания  стали  яснее  -
широкий круглоголовый ангел с лицом, сияющим огнем, окутанный в сверкающее
облако, посланный из небесного царства Жизнетворца его личный посланник  к
Грурку.
     - Да встань ты с колен, дурак! - раздраженно сказал Замбендорф.
     На экране переводчика,  который  он  держал  перед  собой,  появились
слова: "ПОДНИМИСЬ С КОЛЕН. ТЫ ДУРАЧИШЬСЯ".
     - Стереть, - со вздохом сказал Замбендорф. - Замена: встань.
     - Восстань! - прогремел ангел и приблизился на несколько шагов. Перед
собой он держал странное растение, которое Грурк не  узнавал.  За  ним,  в
открытом боку существа, появился второй ангел.
     - Вот, Вернон, - сказал Замбендорф в микрофон  шлема.  -  Ваш  первый
талоид в непосредственной близости.  -  На  талоиде  одеяние  их  плетеной
проволоки, плотный плащ и темная шапка из похожего  на  резину  материала.
Талоид медленно встал и взял в руки лежавший рядом металлический посох.
     - Поразительно... - запинаясь, ответил Прайс. -  Совсем  не  то,  что
смотреть записи на корабле. - Одну-две секунды длилось молчание. - Как  вы
думаете, что он здесь делает?
     - Понятия не имею... наверно, его привлек свет и  тепловое  излучение
флаера. Галилей мне кое-что рассказал, и я не удивлюсь, если он принял нас
за богов или что-то в этом роде.
     - Жутко, - сказал Прайс.
     - Я Замбендорф, -  сказал  Замбендорф,  снова  включая  переводчик  и
указывая на себя; потом приказал прибору: - Назовись.
     - Я Носящий, - услышал талоид преобразованные  компьютером  импульсы;
это соответствовало имени Замбендорфа. Носящий  священные  символы  жизни,
решил Грурк. Потом ангел спросил: - Как тебя зовут?
     - Грурк, которого также называют Слышателем-Голосов, сын  Метгарка  и
Гурскерии и брат Тирга, - ответил Грурк. Он удивился, что ангел  не  знает
этого.
     - Нет, не так длинно. Покороче, - сказал ангел.
     Небесные голоса снова звучали в отдалении. Как будто говорили "Свет и
страх..." Или "Шли свет и  страх..."?  Грурк  нахмурился,  пытаясь  понять
смысл происходящего. Ангел продолжал стоять в ожидании.  Почему  ангел  не
принял его имя? Что говорят голоса?
     И  тут  Грурк  понял.  Это  момент  духовного   возрождения,   и   он
символизируется новым именем, которое он отныне будет носить. Ангел хочет,
чтобы он носил новое имя, данное ему Жизнетворцем. И об  этом  же  говорят
голоса.
     - Просветитель! - с внезапным вдохновением воскликнул Грурк.  -  Меня
зовут Просветитель!
     ИМЯ ПОЛУЧЕНО, - появилось  на  экране  переводчика.  -  ЗАПРАШИВАЕТСЯ
АНГЛИЙСКИЙ ЭКВИВАЛЕНТ.
     Замбендорф мгновение подумал и ответил:
     - Моисей. По буквам: М-о-и-с-е-й.
     МОИСЕЙ? - попросил подтверждения экран.
     - Да.
     - По приказу Жизнетворца я обойду весь мир  и  всюду  буду  приносить
свет, - заявил Просветитель, голос его дрожал. - Я уничтожу святотатцев  и
смету неверующих, которые не преклонятся перед святыми словами, которые  я
принесу им. Я...
     - Остановись! Ты говоришь непонятно.  Твои  слова  не  имеют  смысла.
Говори проще. И короче.
     Говорил  не  сам  ангел,  а  ветвь,  которую  он  держал  в  руке,  и
Просветитель вдруг понял: ангел учит ветвь  говорить.  Он  в  благоговении
смотрел. Потом решил, что  это  чудо  -  доказательство  того,  что  ангел
действительно  послан  Жизнетворцем.  Это  объясняет  его  вопросы:  ветвь
подобна ребенку, она не может сразу понять всю сложность речи.
     - Моя задача сейчас, - сказал он, стараясь говорить коротко и ясно, -
обратиться ко всему миру. Убить врагов Жизнетворца.
     - Обратиться к миру значит  говорить  с  робосуществами?  -  спросила
ветвь.
     - Да, - ответил Просветитель.
     В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ РАБОТА  МОИСЕЯ  -  ГОВОРИТЬ  С  ТАЛОИДАМИ,  УБИВАТЬ
ЕРЕТИКОВ, - сообщил экран Замбендорфу.
     Замбендорф покачал головой.
     - Нет! Нет! Убивать нельзя! Ты должен это понять!
     Экран преподнес:
     - УБИВАТЬ ДРУГ ДРУГА НЕПРАВИЛЬНО.  ОЧЕНЬ  ЖЕЛАТЕЛЬНО,  ЧТОБЫ  ТЫ  ЭТО
ПОНЯЛ.
     - Черт возьми!  -  пробормотал  Замбендорф.  -  Стереть.  Замена:  не
убивать друг друга. Императив: надо понять.
     (Фраза 1) НЕ УБИВАЙ.
     (Фраза 2) ИМПЕРАТИВ = команда?
     - О, дьявольщина... Стереть фразу два, - приказал Замбендорф.
     И ветвь сказала:
     - Не убий.
     - Кларисса, - позвал по радио Замбендорф. - Как у вас дела?
     - Мы почти кончили. А что?
     - Может Отто выйти ко мне?  Он  лучше  обращается  с  этим  проклятым
переводчиком, чем я.
     - Готов. Выйду, как только надену шлем, - послышался голос Абакяна.
     Тем временем Просветитель стоял, охваченный благоговением. Он  слышал
божественный приказ. Но какую новую мудрость  открывает  ему  Жизнетворец?
Неужели Его власть так сильна, что верные Ему не  должны  бояться  врагов?
Неужели  надо  не   наказывать   еретиков,   святотатцев   и   неверующих?
Просветитель смотрел на ветвь в руке ангела и  размышлял  над  этим  новым
учением. И тут медленно открылось его  внутреннее  зрение.  Ведь  убийство
другого   робосущества,   помимо   жестокости   и   невежества,   означает
неспособность переубедить его другими средствами. Оно не требует  обучения
и знаний, не требует дисциплины духа и самопознания, не требует постижения
высших истин. На убийство способны даже дикари из болот  южнее  Серетгина.
Они не знают другого способа решения своих споров.
     Поистине это священное мгновение, и оно будет записано в  Писании,  а
на это святое место  будут  приходить  паломники  и  кающиеся  все  дюжины
яркостей, что остались до конца света. Это мгновение должно быть  отмечено
чем-то таким, что сделает его бессмертным, и место явления святого  ангела
тоже должно быть отмечено. Он  огляделся  и  увидел  плоскую  скалу,  явно
помещенную здесь для этой цели. Подошел  к  ней  и  концом  своего  посоха
медленно и торжественно написал:
     НЕ УБИЙ.
     Закончив, он поднял голову и увидел, что появился третий ангел.
     - Что еще приказывает Жизнетворец? - покорно спросил Просветитель.
     Абакян взял переводчик у Замбендорфа.
     - Кажется, сообщение сильно поразило его, - сказал он. -  Может,  для
них это совершенно новая мысль. Он хочет знать, что еще мы ему сообщим.
     - Они не должны верить тем, кто говорит,  что  они  существа  второго
сорта, бесполезные и ненужные, - сказал Замбендорф. -  Но  не  должны  они
себя  считать  и  превосходящими  другие   народы.   Все   народы   должны
воспринимать друг друга как равных партнеров и учиться сотрудничать, чтобы
построить лучшую жизнь. - После короткого обмена  фразами  с  переводчиком
Абакян привел это в понятный машине вид.
     И ветвь снова заговорила. Просветитель выслушал, потом добавил  номер
1 к своей предыдущей записи и под ней записал:
     2. ВСЕ ТВОИ БЛИЖНИЕ РАВНЫ ТЕБЕ. ПОМОГАЙ СВОИМ БЛИЖНИМ, И БЛИЖНИЕ ТВОИ
ПОМОГУТ ТЕБЕ.
     Просветителя просвещают, а он подарит это просвещение всему  миру.  В
нескольких  простых  словах  Жизнетворец  открывает  перед   ним   картину
совершенно  нового  мира,  в  котором  процветают  все  робосущества,  они
помогают друг другу, в этом мире  царит  дух  сочувствия,  сотрудничества,
терпимости и понимания. Все станут братьями, как они  с  Тиргом.  Начнется
новая эра, эра отказа от убийства и насилия, их заменит  всеобщая  любовь.
Это мощная и глубокая сила, способная преобразовать мир.
     - Что он делает? - спросил Пирс, когда талоид закончил своим  посохом
царапать второй ряд закорючек на ледяной плите.
     - У него нет с собой записной книжки, - ответил Абакян. - Наверно, мы
говорим правильные вещи.
     Прайс еще несколько секунд смотрел на талоида.
     - Сейчас вернусь, - сказал он и исчез в открытом люке флаера.
     - Я кончила, - послышался голос Клариссы. - Как там наша жестянка?
     -  Нам  нужно  еще  несколько  минут,  -   ответил   Замбендорф.   Он
переключился на местную волну, сказав  Абакяну:  -  Они  не  должны  слепо
верить всему, что им говорят. Только факты подскажут  им,  где  истина,  а
факты нельзя изменить по своему желанию.
     Просветитель записал:
     3. БЕРЕГИСЬ ЛЖИВЫХ ЯЗЫКОВ. ПУСТЬ СЛОВА ТВОИ БУДУТ ПОЛНЫ  ИСТИНЫ,  ИБО
ИСТИНА НЕ ЗАВИСИТ ОТ СЛОВ.
     Так продолжалось, пока талоид не записал  еще  несколько  пунктов,  а
Прайс тем временем подготовил видеокамеру и легкий плазменный факел общего
назначения, который взял в инструментальном ящике флаера.
     - Что вы делаете? - спросил Замбендорф.
     - Я хочу сберечь его время, чтобы он не возвращался сюда, если что-то
забудет, - ответил Прайс. - А также собираю образцы письма талоидов. -  Он
с помощью  виде