о сознании.
     Он превозмог страх и подумал:  Гром не  страшен.  То,  что
 пугает зверя, не пугает человека. Так что же есть я?
     Ответ пришел  к нему,  поскольку один из его предков знал
его. И он ответил:
     - Я  один из тех,  кто со всем тщанием следует обряду.  Я
один из тех,  кто не смог по-настоящему надеяться открыть силу
духа.
     - Теперь ты знаешь.
     Все мысли человека всколыхнулись, обеспокоились, как буд-
то в садке забилась громадная рыба.
      Что я знаю?
     Окружающий мир все так же был  напоен  солнечным  светом,
запахами и шумом ручья. В ноздри бил все тот же грибной  запах
сгнившего дерева. Густая тень листьев нанесла пурпур  на  пче-
лу,устроившуюся у него на руке.
     Человек очистил свои мысли от всего лишнего, кроме  одно-
го: того, что необходимо было узнать от  духа,  балансирующего
на его руке. Пчела заморозила его собственное время  -  милая,
толстая и смешная пчела. Но это она же подняла  рой  беспокой-
ных воспоминаний, ненормально обострила все его  чувства.  Эта
пчела...
     Вновь к нему вернулся образ Яниктахт. При этом  страдание
пронзило его до мозга костей. Яниктахт - которая не живет  уже
шестьдесят ночей. Шесть десятков ночей с того  момента,  когда
она утопила свой стыд и безнадежность в море.
     Он вспомнил себя,  склонившегося  над  незарытой  могилой
Яниктахт, пьяного от мучений, пронизываемого лесным ветром.
     Сознание вернулось к  нему.  Он  вспомнил  себя  веселым,
счастливым мальчишкой  на  берегу,  скачущим по мокрому песку,
убегающим от волн.  И ему вспомнился выброшенный  морем  кусок
дерева в форме мертвой, иссохшей руки, валявшийся на песке.
     Только вот был ли это кусок деревяшки ?
     Он почувствовал опасность, исходящую от этих мыслей.  Кто
знает, куда они могли завести его? Образ Яниктахт померк,  ис-
чез, будто мысли эти были каким-то образом связаны.  Он  попы-
тался вызвать в памяти е„ лицо. Оно вернулось вместе с  нечет-
ким видением молоденьких тсуг... поросшего мхом места в  лесу,
где пьяные лесорубы насиловали девушку... один за другим...
     Его разум отказывался воспринимать что-либо,  за исключе-
нием куска дерева,  принесенного океаном на  излучину  берега,
где он когда-то игрался.
     Он чувствовал себя старым глиняным горшком,  из  которого
за ненадобностью были выброшены  все  эмоции.  Окружающее  ус-
кользало от него, вс„, за исключением духа на тыльной  стороне
руки. Чарлз думал:  все мы будто пчелы, весь мой народ. Мы раз-
 биты на множество осколков, но каждый из нас остается таким же
 опасным как пчела.
     И, в свою очередь, до него дошло, что создание на его ру-
ке должно быть чем-то намного большим, чем Изменяющий - гораз-
до более сильным, чем  Куати.
      Это Похититель Душ!
     Сейчас в человеке боролись страх  и  радостное  волнение.
Это был величайший из духов. Достаточно ему было ужалить чело-
века, и тот мог превратиться в ужасное  чудовище.  Он,  Чарлз,
станет пчелой  для  своего народа.  Он станет творить ужасные,
страшные вещи, он будет нести смерть.
     Он ждал, с громадным трудом пытаясь вздохнуть.
     Но вдруг Пчела не пошевелится ?  Вдруг они так и застынут
на вечные  времена ?  Вс„ его сознание напряглось,  натянулось
будто готовый вот-вот лопнуть лук.  Все его эмоции отнесло ку-
да-то во мрак, где не было ни малейшего просвета. Его окружало
только пустое небо.
     Он размышлял: " Как странно, что такое  маленькое  созда-
ние обладает громаднейшей духовной силой, более того - оно са-
мо  является духовной силой, Похитителем Душ !"
     И вдруг пчелы на его теле не стало. Вот  только  что  она
сидела здесь - и е„ уже нет, осталось только пятнышко  солнеч-
ного света, тонированное лиственной тенью, выделяющее  рисунок
вен под смуглой кожей.
     Тень его собственного существования !
     Теперь Пчела  виделась  ему  во  всех  мельчайших подроб-
ностях: раздутое брюшко, вытянутая паутинка крыльев, цветочная
пыльца на лапках, остроконечная стрелка жала.
     Послание, заключенное в этом застывшем мгновении,  чистым
голосом флейты проникло в сознание человека.  Если  Дух  мирно
улетит, для человека это будет сигналом отмены  приговора.  Он
мог бы вернуться в Университет. На следующий год, через  неде-
лю после своего двадцатишестилетия, он защитил бы  диссертацию
по антропологии. Он стряхнул бы с себя весь первобытный  ужас,
охвативший его после смерти Яниктахт. Он стал бы имитацией бе-
лого человека, потерянного для этих гор и для  нужд  его  соб-
ственного народа. Эта мысль опечалила его.  Если  Дух  оставит
его, он может забрать с собой обе души человека. А без душ тот
может умереть. Он не смог бы пережить стыда.
     Очень медленно,  после  какого-то многовекового размышле-
ния, Пчела направилась к суставам  пальцев.  Это  был  момент,
сравнимый с тем,  когда оратор овладевает вниманием аудитории.
Фасеточные глаза включили человеческое существо в фокус своего
зрения. Брюшко Пчелы согнулось,  торакс сократился...  Человек
почувствовал наплыв страха, поняв, что стал избранным.
     Жало вонзилось  точно в нервный узел,  удаляя все мысли и
погружаясь все глубже, глубже...
     Человек услыхал послание Таманавис, главнейшего из Духов,
как барабанный бой, заглушивший удары сердца:  Ты должен  найти
 белого человека с абсолютно невинной душой. И ты обязан  убить
 эту Невинность бледнолицых. Пусть твой поступок станет  извес-
 тен в твоем мире. Пусть твое деяние станет тяжкой рукой,  сжи-
 мающей сердца белых. Они обязаны почувствовать это.  Они  дол-
 жны услыхать об этом. Одна невинная душа за все иные  невинные
 души!
     Рассказав о том, что следует ему сделать, Пчела взлетела.
     Человек следил взглядом за е„ пол„том и потерял е„ из ви-
ду в  гуще кленовых листьев на другом берегу ручья.  Теперь же
он чувствовал шествие древних родовых теней, ненасытных в сво-
их требованиях.  Все ушедшие из этого мира до него,  предстали
пред ним будто неизменное поле,  которое замкнуло его  прошлое
существование. И,  сравнивая себя с этим полем, он увидел, как
изменился сам.
      Убей Невинного!
     Стыд и  смущение  иссушили  его  горло  и  рот.   Человек
чувствовал, что вся его внутренняя суть выжжена и лишена силы.
     Его внимание привлекло солнце, перекатывающееся над высо-
кой горной грядой. Листья касались его рук, глаз. Он знал, что
прош„л период искушения и через запертую ранее дверь вступил в
область чудовищного могущества. Чтобы удержать эту силу в  се-
бе, ему придется вступить в соглашение со второй частью  свое-
го внутреннего " я ". Теперь он мог быть лишь одним - Катсуком.
     Он сказал:
     - Меня зовут Катсуком. Я есть Катсук.
     Слова принесли  успокоение.  Духи  воздуха и земли были с
ним, ибо были его предками.
     Он решил подняться по склону.  Его шаги вспугнули с места
белку-летягу. Она скользнула с одной ветви на другую. Коричне-
вое тельце  скрылось в зелени.  Всякая жизнь в его присутствии
пыталась спрятаться,  застыть на месте.  Вот каким было теперь
его влияние на жизнь.
     Человек думал:  Помните  меня,  лесные  создания.  Помните
 Катсука, как будет его помнить весь мир. Я - Катсук! Через де-
 сять тысяч ночей, через десять тысяч времен года этот мир  все
 еще будет помнить Катсука и его значение!


                     *        *        *

         Фрагмент РАДИОПЕРЕДАЧИ " Новости Сиэттла ":

     Мать похищенной  жертвы прибыла в Лагерь Шести Рек вчера,
приблизительно в пол-четвертого вечера. Она прилетела на одном
из четырех  вертол„тов,  выделенных для поисков лесопильными и
сплавными компаниями Северо-Запада.  Когда она выходила, чтобы
встретиться с мужем, на е„ щеках были видны следы сл„з.
     Она сказала: "Любая мать понимает то, что чувствую я сей-
час. Пожалуйста, оставьте нас с мужем одних".

                     *        *        *
     Солнце заливало столовую, за окнами  которой  были  видны
ухоженные газоны и их частный ручей. Когда Дэвид сел  напротив
матери, чтобы позавтракать,  в  голосе  женщины  чувствовались
нотки раздражения. Хмурый взгляд проложил резкие  вертикальные
морщины на е„ лбу. Вены на левой руке приняли оттенок  ржавчи-
ны. На матери было нечто розовое и  кружевное,  желтые  волосы
встр„паны. Вся столовая была наполнена ароматом е„  лавандовых
духов.
     - Дэви,  - сказала она,  - надеюсь,  что ты не возьм„шь в
лагерь этот свой дурацкий нож.  Ради Бога,  ну что ты будешь с
ним там делать ?  Мне кажется,  твой отец был не в сво„м  уме,
когда дарил тебе такую опасную вещь.
     Мать позвонила в маленький колокольчик,  позвав кухарку с
завтраком для Дэвида.
     Мальчик не отрывал взгляда от крышки стола,  в  то  время
как розовая  рука кухарки ставила перед ним тарелки.  Хлопья с
молоком были такими же ж„лтыми как и скатерть на столе. От та-
релки исходил запах земляники, которую смешали с хлопьями. Те-
перь Дэвид уставился на свои ногти.
     - Ну ? - спросила мать.
     Иногда е„ вопросы ответа не требовали,  но это " Ну " да-
вило. Мальчик поглядел на женщину.
     - Мама, в лагере у каждого есть нож.
     - Зачем ?
     - Ну, чтобы отрезать что-нибудь, вырезать по дереву и то-
му подобные вещи.
     Он принялся за еду.  И ел целый час -  надо  было  тянуть
время.
     - Ты отрежешь себе пальцы,  - сказала мать.  -  Я  просто
запрещаю тебе брать с собой такую опасную штуку.
     Дэвид пережевывал хлопья, глядя на мать таким же образом,
как делал это отец, продумывая возможные контрдействия. За ок-
ном ветер шевелил деревья, окружающие газон.
     - Ну ? - настаивала мать.
     - Ладно,  что ж поделать,  - сказал е„ сын. - Всякий раз,
когда мне  понадобится нож,  прид„тся просить у кого-нибудь из
ребят.
     Он снова набил рот хлопьями, отдававшими кислотой  земля-
ники, ожидая е„ ответа и расценивая возможность поездки в  ла-
герь без ножа. Дэвид знал ход материнских рассуждений. Е„  от-
цом был Проспер Моргенштерн. А Моргенштерны всегда  имели  вс„
только лучшее. Если он собирается  каким угодно путем взять нож
в лагерь...
     Мать закурила сигарету, рука  с  зажигалкой  отдернулась.
Потом она выпустила изо рта струю дыма.
     Дэвид снова  принялся  за  еду.  Мать отложила сигарету и
сказала:
     - Ну, ладно. Только будь поосторожнее.
     - Я буду делать только так, как показывал папа.
     Мать глядела  на  него,  барабаня по столу пальцами левой
руки, при этом на безымянном пальце вспыхивал бриллиант.
     - Даже и не знаю, что делать, когда оба мои мужчины уедут.
     - Сегодня папа будет уже в Вашингтоне.
     - А ты в сво„м дурацком лагере.
     - Ведь это же самый лучший лагерь !
     - Будем надеяться,  что это так.  Знаешь,  Дэви, нам всем
прид„тся переехать на Восток.
     Сын кивнул.  После последних выборов его отец приехал сю-
да,  в Кермел Волли, и вернулся к частной практике. На три дня
в неделю он ездил в другой город,  Пенинсулу. Иногда к нему на
уик-энды приезжал и Проспер Моргенштерн. В городе у семьи были
апартаменты и женщина, присматривающая за квартирой.
    А вчера отцу позвонил кто-то важный  из  правительственных
кругов. Потом были и другие звонки,  в доме рос переполох. Го-
варда Маршалла назначили на очень важную должность в Госдепар-
таменте.
     - Мам, ведь как смешно получилось, а ?
     - Что, дорогой ?
     - Папа едет в Вашингтон, и я тоже.
     - Но ведь это же другой Вашингтон, - улыбнулась мать.
     - Вс„ равно, в честь одного и того же человека.
     - И в самом деле.
     В столовую скользнула миссис Парма.
     - Простите, мадам. Я сказала Питеру, чтобы он уложил вещи
молодого мастера в машину. Может нужно что-то ещ„ ?
     - Благодарю, миссис Парма. Это вс„.
     Дэвид подождал, пока миссис Парма выйдет, потом сказал:
     - В  буклете  про  лагерь говорилось,  что у них там есть
воспитатели - индейцы. Они будут похожими на миссис Парму ?
     - Дэви ! Ну  хоть чему-нибудь учат тебя в твоей школе ?
     - Я знаю,  что индейцы бывают разные.  Так мне интересно,
если их  называют  индейцами только потому,  что они похожи на
не„...
     - Какая странная мысль. - Она покачала головой, поднялась
из-за стола.  - Иногда ты напоминаешь мне своего дедушку  Мор-
генштерна. Он привык считать, будто индейцы - это одно из про-
павших колен Израилевых.  - Она пожала плечами,  провела рукой
по столу, потом поглядела на нож, висящий на поясе сына. - Так
ты  будешь осторожен с этим идиотским ножом ?
     - Я буду делать вс„ так, как говорил папа. Не бойся.

                     *        *        *

     СПЕЦИАЛЬНЫЙ АГЕНТ Норман Хосбиг, ФБР, отделение в Сиэттле.

     Я уже отвечал на этот вопрос.  Надеюсь, что могу сказать,
у нас имеются кое-какие догадки о том,  что индеец может  быть
психически ненормальным.  Хочу заострить на этом внимание. Это
всего лишь возможность,  которую мы не  исключаем  при  оценке
данной проблемы.  Существует такая же вероятность, что он лишь
притворяется ненормальным.

              *        *        *

     Положив руки под голову,  Катсук растянулся на своей кро-
вати в темноте Кедрового Дома. В туалете на другой стороне ко-
ридора в унитазе громко капала вода. Этот звук помогал рассла-
биться. Мужчина  плотно закрыл глаза и увидал пурпурное свече-
ние под веками.  Это было пламя духа,  знамение  предопределен-
ности. Комната,  весь дом со спящими мальчиками, весь лагерь -
вс„ отметалось от центра, каким стало пламя духа Катсука. Духи
послали ему знамение: нашлась подходящая жертва, Невинный.
     Здесь, в этом доме, спал сын важной шишки, к которой будет
привлечено широчайшее внимание. Теперь никто не может помешать
Катсуку.
     Уже давно  подготовившись для такого случая,  он одел на-
бедренную повязку,  сделанную из шерсти белой собаки и горного
козла. Талию  обтягивал пояс из красной кедровой коры,  на н„м
висела сумка из мягкой оленьей кожи с необходимыми ему вещами:
связанные полоской  кедровой  коры  священные палочки и кость,
старинный каменный наконечник стрелы с  берега  Одетты,  перья
ворона, чтобы  оперить обрядовую стрелу,  тетива из скрученных
моржовых кишок;  ремешки из лосиной кожи, чтобы вязать жертву;
жевательная еловая смола,  завернутая в листья...  пух морской
утки... свирель...
     Много лет  тому  назад двоюродная бабка сделала ткань для
его набедренной повязки,  горбясь над ткацким станком в дымном
полумраке своего домишки в речной дельте.  Сумка и клочки пуха
были освящены племенным шаманом еще до того,  как пришли блед-
нолицые.
     На ногах у Катсука были мокасины из лосиной кожи,  расши-
тые бисером и крашеными иглами дикобраза. Яниктахт сделала эти
мокасины два лета назад.
     Время е„ жизни прошло.
     Катсук испытывал какое-то странное чувство,  исходящее от
мокасин. Яниктахт была с ним,  здесь,  в этой комнате. Е„ руки
касались той кожи,  которую она сшивала когда-то. Это е„ голос
заполнял темноту, в нем был и самый последний ее вскрик.
     Чтобы успокоиться,  Катсук сделал глубокий вдох.  Ещ„  не
время !
     Вечером упал туман, но с приходом ночи его  ун„с  сильный
юго-зпадный ветер. Этот ветер пел Катсуку голосом дедовой сви-
рели, той самой, что лежала в сумке. Катсук  подумал  о  своем
деде: крепком, с узким лицом мужчине, который в иное время мог
бы стать шаманом. Но у него не было посвящения, и он был скры-
тым, теневым шаманом, поскольку знал и помнил все древние  об-
ряды.
     - Я сделал это для тебя, дедушка, - прошептал Катсук.
     Всему сво„ время.  Оборот судьбы свершился ещ„ раз, чтобы
восстановилось древнее равновесие.
     Однажды его дед развел  колдовской  кост„р.  Когда  пламя
разгорелось, старик  заиграл  тихую,  простую мелодию на своей
свирели. И вот теперь в сознании Катсука звучал  дедовский  на-
пев. Потом он подумал о мальчике, спящем здесь, в доме - Дэви-
де Маршалле.
      Ты попадешь в силки этой  свирели,  бледнолицый  Невинный.
 Корни твоего дерева в моих руках. Твое племя узнает,  что  та-
 кое смерть и уничтожение!
     Мужчина открыл глаза.  Бледный свет Луны стекал в комнату
через единственное окно,  отбрасывая на стену слева от кровати
искривленную тень  дерева.  Катсук  наблюдал  за   колышущейся
тенью, видимым отражением ветра.
     Вода вс„ так же продолжала капать.  В воздухе комнаты был
раствор„н неприятный запах. Очень антисептическое место ! Ядо-
витое место ! Уборщики вышкурили весь дом вонючим мылом.
     " Я есмь Катсук!"
     Его " я " вышло из рамок личности, ощущая теперь лагерь и
вс„ окружающее. Вдоль южной границы лагеря через поросль  „лок
вилась тропинка. Пять сотен и двадцать восемь шагов  вела  она
по заболоченной почве, покрытой выступающими корнями, к  древ-
ней лосиной тропе, поднимающейся  в  заповедник  Национального
Парка.
     Катсук думал:
      Это моя земля! Моя земля! Эти бледнолицые  воры  похитили
 мою землю! Эти ХОКВАТ! Их так называемый заповедник - это  моя
 земля!
      Хокват! Хокват!
     Катсук беззвучно повторял это слово.  Так его предки наз-
вали первых  бледнолицых,  прибывших  к  этим берегам на своих
длинных и высоких кораблях.  Хокват -  это  нечто,  приплывшее
из-за дальних вод, что-то незнакомое и таинственное.
      Хокват были как зел„ные волны  зимнего  океана,  что  на-
растали, нарастали,  нарастали...  пока  не  обрушились на его
землю.

     В этот день Брюс Кларк,  управляющий  Лагеря  Шести  Рек,
пригласил фотографа  - снимки для рекламной кампании,  которую
он проводил  ежегодно,  помогали  привлекать  богатых   детей.
Катсуку смешно  было  видеть,  как подчиняется Чарлз Хобухет в
его теле.
     Глаза вытаращены,  тело  преждевременно  покрыто  потом -
Катсук слушает указания Кларка.
     - Вождь, подвинься чуть левее.
      Вождь!
     -Вот так хорошо.  А теперь приставь руку к глазам,  будто
всматриваешься в лес. Нет, правую руку.
     Катсук подчиняется.
     Фотографирование не повредит ему.  Никто не сможет  похи-
тить его душу,  так как Похититель Душ уже овладел ею.  Наобо-
рот,  фотографирование помогло знамению  духов.  Мальчишки  из
Кедрового Дома скучились возле него, лица уставились на камеру.
Газеты и журналы напечатают эти снимки.  Стрелка укажет на од-
ного из мальчиков - Дэвида Маршалла - сына вновьизбранного по-
мощника Госсекретаря.
     Сообщение о его назначении будет показано в  шестичасовых
новостях по единственному в лагере телевизору, стоящему в ком-
нате отдыха. Там же будут снимки Маршалла-младшего и его мате-
ри в аэропорту Сан Франциско, отца на пресс-конференции в  Ва-
шингтоне.
     Множество хокват будут глядеть на снимки, сделанные Клар-
ком. Пусть глядят на человека,  которого считают Чарлзом Хобу-
хетом. Похититель Душ пока еще прячет Катсука в его теле.

     По лунной тени на стене он узна„т, что уже почти полночь.
  Пора!  Одним движением вскочил он с кровати,  поглядел на за-
писку, оставленную на столике в комнате.
     " Я взял невинную душу из вашего племени,  чтобы принести
в жертву за всех невинных,  которых убили вы;  Невинного,  что
вместе с теми всеми невинными уйдет в мир духов".
     Ах, никакие слова не были способны передать сути послания,
чтобы сокрушить всю ярость, всю логику и анализ хокватов...
     Свет полной луны,  пришедший из окна,  ощупывал его тело.
Катсук мог чувствовать его тяжкое безмолвие в сво„м  позвоноч-
нике. Руку  закололо в том месте,  где Пчела оставила послание
своего жала.  Но запах смолы от свежих стен успокоил  его.  Не
было никакого чувства вины.
     Дыхание его страсти будто дым изверглось из губ:
     - Я есмь Катсук - средоточие Вселенной.
     Он повернулся и,  бесшумно скользя по полу, перен„с центр
Вселенной за дверь, через короткий холл, в спальню.
     Маршалл-младший спал на ближайшей к двери кровати.  Пятно
лунного света лежало в ногах мальчика - в долинах и  возвышен-
ностях покрывала,  легонько  перемещающихся  в  такт  дыхания.
Одежда