...
   Затем его тихо и мирно увели прочь...


   Едва появилась мисс Филипс, как Билби без  звука  отпустили,  и  теперь
оставшиеся спортсмены приносили кочевницам свои извинения.
   Тот, что еще недавно держал Билби, - мужчина в сером, с орлиным  носом,
пышными усами и морщинками вокруг глаз - почему-то находил все это  ужасно
забавным; зато у  коротышки  в  желтой  фуфайке  хватало  чистосердечия  и
серьезности на двоих. Это был цветущий,  румяный  человечек  с  необычайно
открытым  лицом.  У  него  были  широко   раскрытые,   выпученные   глаза,
приоткрытый рот; щеки пухлые, словно надутые; а картузик до  того  сдвинут
назад, что и лоб казался удивительно открытым. Брюшко кругленькое, и грудь
колесом. Он их тоже выставлял напоказ. Он ничего не скрывал.  Коленки  его
торчали вперед. Человеку такого склада, разумеется, подобает  заодно  быть
всегда чисто выбритым...
   - Мы во всем виноваты, - говорил он.  -  Надо  было  смотреть  за  ним.
Невозможно передать, как мы опечалены и  смущены.  Как  сожалеем,  что  он
причинил вам беспокойство.
   - Разумеется, нашему мальчику не следовало швырять  в  него  землей,  -
заметила миссис Баулс.
   - Да ведь он не очень-то и швырял, - промолвила Мадлен.
   - Все равно, нам не следовало давать волю своему  товарищу.  Надо  было
следить за ним, а мы проморгали...
   - Понимаете, - продолжал открытый молодой человек, желая объяснить  все
как можно подробнее, - он наш худший игрок. У него набралось сто  двадцать
семь ударов.  Да  еще  он  хотел  смошенничать.  Вот  и  расстроился.  Что
скрывать, мы сами позволили ему напиться... Позволили. Да что греха таить,
сами надоумили... Не  следовало  нам  его  отпускать.  А  мы  решили,  что
прогулка в одиночестве пойдет ему на пользу. Вдобавок кое-кому из  нас  он
порядком надоел. Сыты им по горло. Сами слыхали, как он тут канючил, -  он
это может без конца...
   И тут он начал предлагать искупительные жертвы.
   - Мы готовы любым образом доказать вам,  как  жалеем  о  случившемся...
Если вы надумаете сделать привал на  нашем  поле  за  соснами...  Вы  сами
увидите, это уединенное и надежное место... Сторож -  учтивейший  человек.
Принесет вам воды или чего пожелаете. Особенно после того, что вышло...
   Билби не принимал участия в этом заключительном обмене любезностями.  У
него появилось странное чувство: уж не перестарался ли он в этой  истории?
Наверное, надо было попробовать уговорить пьянчугу, да повежливей.  А  он,
дурак, стал кидаться. Ну, да ладно. Он подобрал опрокинутый чайник и пошел
к ручью за водой...
   Что она о нем подумала?
   А пока можно хоть чайник вскипятить.


   Одним  из  последствий  этой  маленькой  неприятности   с   подгулявшим
спортсменом было то, что кочевницы  не  решились  с  наступлением  сумерек
отпустить Уильяма и Билби и спать в фургоне без охраны.  На  сей  раз  они
расположились на ночлег в глухом  месте,  поблизости  только  и  был  этот
гольф-клуб. Они не очень-то доверяли теперь этому гольф-клубу. Итак,  было
решено, к великой радости  Билби,  что  он  будет  спать  под  фургоном  в
спальном мешке, который захватила с собой миссис Баулс.
   Этот  спальный  мешок  был  их  гордостью,  когда  они  отправлялись  в
путешествие, но воспользоваться им Джуди так и не рискнула. Она  никак  не
предполагала, что на открытом воздухе появляется ощущение, будто ты  спишь
на людях. Точно весь мир у тебя в спальне. И каждую ночь она  возвращалась
в фургон.
   Билби считал их вправе распоряжаться собой во всем,  что  касалось  его
жизни и даже спанья. Мальчик очень намаялся за  день.  Он  скинул  с  себя
верхнюю одежду, нырнул в мягкий шерстяной мешок и с минуту лежал и  слушал
приглушенные звуки над головой. Там была она. У  Билби  была  свойственная
всем мужчинам врожденная вера в женщину, а там их было целых три. На  него
нахлынуло необъяснимое желание вылезти из мешка  и  поцеловать  доски,  по
которым над ним ходило это прелестное, милое создание...
   Но он этого не сделал...
   Сколько разных событий произошло за два дня! Сейчас ему  казалось,  что
он без остановки шел много  часов  подряд.  В  памяти  возникали  деревья,
тропы, росистая  трава,  сковородки,  толпа  великанов-дворецких,  которые
мчались в погоню и окончательно сбились со следа (они, верно, и сейчас еще
где-то рыщут), всевозможные щели и щелки, снаряды, которые летят и  рвутся
и такие неуместные, что не  стоит  о  них  вспоминать.  Секунду-другую  он
глядел через спицы колес  на  танцующее  пламя  костра,  где  потрескивали
сосновые шишки: он подбросил их в огонь перед  тем,  как  лечь  спать;  он
смотрел на огонь и мигал, словно щенок, а потом погрузился в сон...


   Наутро его с трудом разбудили...
   - Ты что, так весь  день  и  проспишь?!.  -  кричала  Джуди  Баулс.  До
завтрака в ней всегда особенно чувствовалась ирландская горячность.



4. ДЕЛИКАТНЫЙ УХОД

   Понедельник оказался для Билби счастливым днем.
   Проехав семнадцать миль, фургон наконец остановился  на  неровном  поле
позади утопавшей  в  зелени  веселой  деревушки;  здесь  же  расположились
бродячие актеры со своим балаганом...
   На первом привале, где был магазин,  торговавший  не  только  съестным,
миссис Баулс купила для Билби пару башмаков. И тут ее осенило.
   - Ты, наверно, без денег. Дик? - спросила она.
   И дала ему полкроны, то есть два шиллинга  и  шесть  пенсов,  или  пять
шестипенсовиков, или тридцать пенни - считайте, как вздумается, - только в
виде одной большой, сверкающей монеты.
   Даже не будь Билби влюблен, этого оказалось  бы  достаточно  для  того,
чтобы он, как человек благородный,  охотно  служил  им  и  выполнял  самые
важные поручения. Он носился по лагерю и ни минуты не оставался без  дела.
Воскресная неудача заставила его осторожней обращаться с тарелками,  и  за
весь этот счастливый день он всего только и разбил, что яйцо: оно упало по
пути на сковороду, где должно было  жариться  к  ужину.  Билби  его  и  не
поднял, а тайком предал земле. Что еще оставалось с ним делать?..
   Весь этот день мисс Филипс улыбалась ему и просила его о разных  мелких
услугах. А вечером, по  обычаю  представителей  своей  славной  профессии,
которые, как случится досуг, непременно идут в театр, Мадлен  потребовала,
чтобы все отправились на представление. Это будет презабавно, уверяла она.
С ней пошла миссис Баулс; миссис Гидж захотела спокойно посидеть в фургоне
и записать кое-какие впечатления, пока они еще свежи в ее  памяти.  Верная
себе, Мадлен Филипс настояла на том, чтобы Билби с  Уильямом  тоже  пошли;
она дала каждому из них по шиллингу, хотя билеты стоили шесть пенсов,  три
пенса, два и даже пенни; так Билби впервые попал в театр.
   Спектакль назывался "Единокровные братья, или Офицер  из  рядовых".  На
афише, почти не отвечавшей содержанию, изображен был  человек  в  хаки,  с
забинтованной головой; стоя  над  трупом  товарища,  он  готовился  дорого
продать  свою  жизнь.  Чтоб  попасть  в  балаган,   надо   было   миновать
растворенные настежь сломанные  ворота,  а  потом  пройти  по  вытоптанной
полянке. Перед балаганом горели два  керосиновых  фонаря  -  они  освещали
афишу и кучку подростков, которым нечем было заплатить за вход. Внутри  на
поблекшей и примятой траве стояли  скамьи  для  зрителей,  фортепьяно,  на
котором импровизировала  какая-то  леди,  и  висел  занавес,  изображавший
Большой канал в Венеции. Большой канал был наводнен  множеством  огромных,
донельзя  отчетливых  отражений  стоявших  на  берегу  дворцов,  а   также
диковинными черными лодками в виде серпа, которые скользили  по  воде,  не
думая  в  ней  отражаться.  Импровизаторша  заиграла   что-то,   отдаленно
напоминавшее свадебный марш из "Лоэнгрина", а задние ряды подпевали  ей  с
закрытым ртом и подсвистывали. Занавес еще не успел раздвинуться, а Мадлен
Филипс, как можно было заметить, находила все это презабавным.
   Но тут вмешалась фантазия...
   Декорации были нелепые и все время качались, исполнители  принадлежали,
разумеется, к самой жалкой  актерской  братии,  и  все  в  пьесе  было  до
невозможности ходульное, но фантазия Билби, подобно милосердию  божию,  не
знала границ: она с готовностью кинулась навстречу вымыслу, приняла его  в
объятия, вдохнула в него жизнь. Пьеса была запутанная, и в ходе ее каждый,
кто в большей, кто в меньшей степени, оказывался кем-то  другим;  все  это
окончательно смешалось в голове Билби, одно  он  понял  с  самого  начала:
готовят подлость, ставят ловушку, хотят обмануть простодушных и кротких. И
до чего же простодушны и кротки были эти  простодушные  и  кроткие!  Здесь
были два брата: один брат - злодей, слабовольный и безнравственный; другой
- праведник,  точно  в  пику  ему,  почти  до  зловредности  хороший;  еще
действовал  некий  преступный  баронет;  во  всех  сценах   и   при   всех
обстоятельствах он непременно выходил во фраке и в цилиндре, в перчатках и
с тросточкой - знаем таких господ! Он все время глядел искоса. Была  здесь
милая, бесхитростная девица с широкой и сладкой улыбкой на  устах  (ее-то,
каждый по-своему, и любили оба брата - дурной и хороший)  и  еще  какая-то
порочная женщина, рослая  и  одетая  в  красное,  которая  кусала  губы  и
выказывала столько страсти, что дрожала  шаткая  сцена.  Был  еще  смешной
дворецкий - полная противоположность старому Мергелсону,  -  в  сюртуке  и
клетчатых брюках, до смерти потешавший Билби. Вот все  бы  дворецкие  были
такие! Потеха! И кто-то все время кого-то разоблачал или грозился  вывести
на чистую воду. Это особенно захватило Билби. Никогда еще злодеев  так  не
бранили, не говорили им в лицо столько правды. Все освистывали их, и Билби
тоже. И когда им выложили все до конца, Билби захлопал в ладоши. И все  же
они продолжали строить козни,  пока  не  закрылся  занавес.  Даже  покидая
сцену, они глядели искоса. Потерпели крах, но не сдались. "Вот  погодите",
- говорили они.
   В злоключениях героини была минута, когда Билби смахнул слезу. Но потом
все каким-то  чудом  уладилось.  Актеры  вышли  на  авансцену  и  выразили
надежду, что Билби понравилось. И он пожалел, что у него только две  руки.
Сердце его готово было выпрыгнуть из груди. О юность, юность!..
   А потом он вышел в дышавшую сочувствием тьму. Это был  уже  не  прежний
Билби: душа его очистилась  состраданием;  он  был  молчаливым  и  сильным
мужчиной, который  готов  в  любое  мгновение  яростно  встать  на  защиту
обиженного и полон благородных порывов. Он ускользнул в сторону, не  пошел
к фургону: ему хотелось  немного  побыть  в  одиночестве,  отдаться  своим
чувствам. Он боялся чем-нибудь спугнуть прекрасную мечту, расцветшую в его
сердце...
   Да,  конечно,  он  жертва  несправедливости.   Если   ты   не   жертва,
благородство твое неполное. Против него сговорились дворецкие, а то  зачем
бы им гнаться за ним по пятам? Он в действительности много старше - только
это от него скрывали - и по рождению граф. "Граф  Шонтский",  -  прошептал
он; почему бы и нет? И Мадлен тоже обездоленная; она вынуждена скитаться в
своем неудобном фургоне, цыганская королева!  Ее  обрекли  на  это  те  же
злодеи, что обездолили Билби...
   Он брел в сочувственно-ласковых летних потемках, и ничто не мешало  ему
предаваться этим упоительным грезам.
   Он  был  так  поглощен  своими  мечтами,  что  заблудился  среди  живых
изгородей и с великим трудом отыскал дорогу к фургону. Он  прожил  за  это
время долгую и героическую жизнь, но когда, наконец, возвратился  обратно,
оказалось, что кочевницы даже не заметили его отсутствия. Точно расстались
с ним полчаса назад.


   Вторник был для  Билби  не  таким  счастливым  днем,  как  понедельник.
Огорчения начались с того, что миссис Баулс дружески  осведомилась,  когда
он меняет белье. Он не ждал такого вопроса.
   - А ты когда-нибудь причесываешься, Дик? - продолжала она. - Наверно, в
твоем сверточке есть щетка для волос.
   - Иногда причесываюсь, сударыня, - сказал он неуверенно.
   - Что-то я еще ни разу не видела тебя с зубной щеткой.  Или  уж  это  я
требую лишнего. А как насчет мыла, Дик? Давай-ка я подарю тебе кусок.
   - Большое вам спасибо, сударыня.
   - Я не решаюсь заикнуться о чистом носовом платке, Дик.  Это  ясно  без
слов.
   - Если позволите, сударыня, я, как приберу после завтрака...
   Это мучило его весь завтрак. Он не ждал от миссис Баулс личных выпадов.
Да еще таких! Придется тут поломать голову.
   Прибрав после завтрака, он с нарочитой скромностью понес свой сверток к
той части ручья, что пряталась от фургона за ивами. И кусок мыла  с  собой
захватил. Он начал с платка, и это было не  очень  умно  -  теперь  вместо
полотенца пришлось пользоваться  курткой.  Надо  быль  захватить  посудное
полотенце или газету. (Не забыть бы в другой раз.) Он вымыл с мылом руки и
лицо (только самую заметную его часть), а потом  вытер  все  это  курткой.
Затем он снял воротничок и внимательно его осмотрел. Воротничок  и  впрямь
был почти черный...
   - Да ведь это все тот же воротничок! - воскликнула миссис Баулс,  когда
он вернулся.
   - Они у меня все измялись, сударыня, - сказал Билби.
   - И все такие грязные?
   - У Меня в свертке вакса, - отвечал Билби. -  И  коробочка  раскрылась,
сударыня. Как подъедем к какому-нибудь магазину, я непременно  куплю  себе
новый.
   Это была денежная жертва, но что поделаешь! И  когда  они  подъехали  к
магазину,  Билби  раздобыл  себе  преотличный  воротничок  -  высокий,   с
отогнутыми острыми уголками, так что он натирал шею, врезался в подбородок
и заставлял ходить с  закинутой  головой;  из-за  этой  горделивой  осанки
Билби, готовя завтрак, наступил на лежавшую в стороне тарелку  и  раздавил
ее. Право, он еще в жизни не носил такого элегантного мужского воротничка.
И стоил этот воротничок шесть с половиной пенсов - целых шесть монеток  по
пенни и еще полупенсовик.
   Добавлю, что еще до этого,  моя  посуду  после  завтрака,  Билби  успел
отбить ручку у чашки. Обе неприятности совсем омрачили его настроение.
   К тому же не давал покоя  Уильям.  Поразмыслив  день  над  их  стычкой,
Уильям придумал, как ему рассчитаться с Билби. Когда мальчик сидел  с  ним
рядом на козлах, его вдруг сильно ущипнули. Ух! Билби чуть не взвизгнул.
   - Вот тебе за шоколад, - злобно прошипел Уильям.
   Уильям проделал это дважды, и тогда Билби предпочел слезть  с  козел  и
идти рядом с фургоном;  Уильям  хлестнул  белую  лошадь,  и  та  пустилась
вскачь, побивая рекорды; зазвенела посуда, а он все нахлестывал,  пока  не
вмешалась миссис Баулс...
   Вдобавок Билби услышал разговор о возможном появлении  "наших  мужчин".
Все  началось  с  того,  что  путешественницы  заехали  за   письмами   на
деревенскую почту; кроме писем, здесь была телеграмма; миссис Баулс читала
ее, твердо упершись в землю ногами в гетрах и наклонив голову набок.
   - Тебе не терпится узнать, что тут, а я не скажу, - озорно бросила  она
мисс Филипс.
   И взялась за письма.
   - Какие-нибудь новости? - спросила миссис Гидж.
   - Да так, кое-что, - ответила миссис Баулс, но больше они ни  слова  от
нее не добились...
   Но после  завтрака  она  закурила  сигарету  (Билби  вертелся  тут  же,
подбирая шкурки от бананов и другие остатки десерта) и сказала:
   - А теперь слушайте новости. Назавтра, как наступит ночь  и  мы  доедем
без помехи в Уинторп-Сатбери, появятся наши мужчины.
   - Но Том вовсе и не думал приезжать, - заметила миссис Гидж.
   - Он просил меня через Тима предупредить тебя.
   - И ты молчала целых два часа, Джуди!..
   - Для вашей же пользы и спокойствия. Но теперь тайна разоблачена.  Едут
наши мужья, твой и мой. Они притворяются, будто  жалеют  нас,  а  на  деле
просто не могут без нас обойтись. Эти  себялюбивые  чудовища,  разумеется,
будут жить в какой-нибудь шикарной гостинице  -  в  Королевской  гостинице
"Красное озеро", как он  пишет,  на  холме,  что  над  Уинторп-Сатбери.  В
Королевской! Этим  все  сказано.  Представляете,  мои  милые,  на  террасе
плетеные кресла. Банкетки. В другой гостинице они, конечно, жить не могут,
- и вот, не угодно ли, приглашают нас туда насладиться -  как  это  у  них
называется? - благами цивилизации, а фургон пусть подождет.
   - Но Том обещал мне, что я буду кочевать, сколько  захочу,  -  заметила
миссис Гидж, меньше всего походившая на кочевницу.
   - Ну, они считают, что мы уже накочевались, - сказала миссис Баулс.
   - Похоже на то.
   - А я, право, век бы так ездила, - продолжала Джуди Баулс. - Муж, дом и
все эти заботы меня угнетают. Женщине нужен фургон...
   - Так не поедем в Уинторп-Сатбери, -  предложила  Мадлен.  (Наконец-то,
Билби услышал разумное слово!)
   - Ну да! - лукаво бросила миссис Баулс. - Как знать, может, и тебя  там
поджидает какой-нибудь друг-приятель. Ну хоть кто-нибудь?
   (Что за неуместная шутка!)
   - Никто мне не нужен.
   - Ну да!
   - Что значит твое "ну да"?
   - То и значит.
   - Что именно?
   - А ничего.
   Мисс Филипс внимательно посмотрела на миссис Бауле, а та на нее.
   - Джуди, - сказала актриса, - у тебя что-то на уме.
   - А хоть бы и так? Тебе не скажу! - ответила миссис Баулс. И тут же,  к
полному возмущению мальчика, добавила:  -  Ты  что,  не  собираешься  мыть
посуду, Дик? - И она глянула на него  с  тайным  лукавством  поверх  своей
сигареты. Надо было тут же доказать ей, что он не подслушивает. Он  собрал
последние тарелки и пошел к ручью на то  место,  где  всегда  мыл  посуду.
Пришлось уйти, так и не узнав продолжение разговора.
   Возвратившись за мылом, он уловил конец фразы:
   - Ну и отправляйтесь к своим мужьям, дорогие  мои!  А  нам  с  Диком  и
вдвоем будет неплохо. И нечего говорить загадками!
   На что миссис Баулс таинственно заметила, что  ей  "кое-что  известно".
Слава богу, хоть что-то услышал! Только вот что это ей известно?..


   Прибывшие мужчины оказались совсем не так страшны на  вид,  как  ожидал
Билби. К тому же, по счастью, их было только  двое,  и  каждый  приехал  к
жене. Правда, упоминали еще о каком-то третьем - Билби толком не понял,  о
ком, - но если кто-то и должен был появиться, пока его, во всяком  случае,
не было. Профессор Баулс был оживлен, а мистер Гидж корректно сдержан; они
поцеловали своих жен, хотя и вполне пристойно, и какое-то время у них  шел
общий разговор, а Билби между тем шагал рядом с фургоном. Они двигались по
открытой дороге, шедшей по гребню холма над Уинторп-Сатбери; мужчины вышли
навстречу фургону из своей гостиницы - Билби не понял, из какой именно,  -
и добрались сюда полем для гольфа. Джуди говорила за всех и все добивалась
от мужчин, чего ради они навязываются трем независимым женщинам,  которые,
право же, чудесно без них обходятся. Профессор Баулс слушал все это  очень
спокойно; по-видимому, жена вообще-то очень ему нравилась.
   Он был маленький,  плотный,  очень  волосатый,  в  очках  со  стеклами,
наполовину выпуклыми, наполовину плоскими; на нем был  костюм  из  мягкого
твида, такого ворсистого, что казалось, профессор весь  утыкан  колючками,
широкие гольфы с застежками под коленом, грубые шерстяные  носки  и  самые
подходящие для горных прогулок ботинки. И хотя он был плотный, маленький и
подвижный, в нем чувствовалась привычка командовать, и было ясно, что жена
при всей своей напористости всецело ему  подчиняется  и  не  очень  с  ним
спорит.
   - Я нашел вам отличное место для привала, - объявил он.
   А она-то предлагала устроиться совсем по-другому! Вскоре он оставил дам
и поспешил за фургоном, чтобы распорядиться.
   Он был явно очень распорядительный человек.
   - А ну слезайте, - сказал он Уильяму. - Бедному  животному  и  без  вас
тяжело.
   Уильям заворчал, но профессор прикрикнул: "Что-о!" - да так грозно, что
Уильям прикусил язык раз и навсегда.
   - А ты откуда взялся, мальчик? - вдруг спросил он.
   Билби поглядел на миссис Баулс, предоставляя ей ответить.
   - И что за нелепый высокий ворот