е могут быть подступы? - вздыхает Вадим. - Сам же ты меня
в  школу  взрослых  силком  загнал,  хотя  Варя  и  считает  это своей
заслугой.  Бывать у нее стал я поэтому гораздо реже и с дядей ее почти
не  встречаюсь.  Не  устраиваться  же  мне  из-за этого в его институт
младшим научным сотрудником?  Но ты не забывай,  однако,  что  я  и  в
школу-то устроился только в седьмой класс. Да и то потому, что Варя со
мной занималась.
     - Кончай острить!  - хмурится Корнелий. - Больно остроумным стал.
Учиться ему не нравится!  А доллары огребать тебе нравится?  Пользуясь
слишком  гуманными  законами  советской  власти,  ты не только учишься
бесплатно, но еще и получаешь за это деньги.
     - Но не от советской же власти, - ухмыляется Вадим.
     - А ты что же хотел - чтобы советская власть тебе  еще  и  деньги
платила за то,  что ты ей пакостишь? Добрый заокеанский дядюшка платит
за твое учение тоже не даром. Его доллары нужно отработать, а ты этого
не делаешь...
     - Я бы и рад, но как?..
     - А разве я тебя не инструктировал?
     - Но ведь Варин дядя давно уже не был у нее.  А к нему она  ходит
без меня.
     - А ты бы попросился.
     - Уже просился - не берет. Говорит, что могу скомпрометировать.
     - И она права.  Ну, о чем бы ты говорил там с профессором физики?
О погоде или о футболе?
     - Я пробую читать научно-популярные книги по  физике.  Покупаю  в
киоске "Науку и жизнь"...
     - И надеешься с этими жалкими познаниями  выведать  у  профессора
Кречетова его научные секреты?  - презрительно фыркает Корнелий.  - Не
смеши меня,  пожалуйста,  и выбрось все это из головы.  Твоя задача  -
проникнуть  в  дом профессора и если уж не втереться к нему в доверие,
то чтобы хоть за жулика он тебя не принимал.  Не  прятал  бы  от  тебя
ценных  вещей.  А  путь  в  его  дом  для тебя только один - через его
любимую племянницу Варю.  Я,  однако, совсем не уверен, что она в тебя
влюблена,  но  ее  уверенность,  что она может тебя перевоспитать,  ты
должен всячески в ней поддерживать.  Об этом уже гремит  ее  слава  по
всей вашей улице. Это я сам проверил. А как у тебя дела с ее отцом?
     - Выпивали с ним несколько раз...
     - Ну и зря.  Ты же знаешь, как Варя переживает из-за того, что он
пьет?
     - А  мы  не  при ней,  мы в пивной.  А когда он потом у себя стал
угощать - я упорно отказывался. Специально для Вари...
     - Соображаешь, значит, кое-что.
     - Ну,  а как же? Это ведь ты только меня болваном считаешь, а все
остальные... Даже на работе...
     - А ты не поддавайся лести.  Не создавай себе культа  собственной
личности.  И  не  такие  еще  люди  на этом горели.  Будь поскромнее -
скромность украшает человека.  Проводи побольше времени с Варей. Какие
у тебя планы на июль?
     Вадим молчит.
     - Чего молчишь?  Не думал еще об этом?  Июль - самый разгар лета.
Надо бы подумать о загородных прогулках. Как она насчет этого?
     Вадим смущенно ерзает в своем кресле.
     - Ты что-то уж очень мнешься? Говори, в чем дело?
     - Уезжает она на июль. Берет отпуск и уезжает...
     - Как уезжает? Куда?
     - В Гагру.
     - Одна?
     - Нет, с дядей.
     - С профессором Кречетовым?
     - Ага...
     - Извини ты меня, Вадим, не хотел я тебя обижать, но, ей-богу же,
ты кретин! Что же ты сразу-то мне об этом не сказал? Лучшей ситуации и
не придумаешь. Надо, значит, и нам подаваться на юг.
     - И мне тоже?
     - А что же - я, что ли, за тебя за Варей буду волочиться?
     - Так я же на работе...  Меня не отпустят.  И года еще нет, как я
на этом заводе...
     - Летун чертов!  Не сидится тебе на одном месте. Но что бы там ни
было,  а в июле ты должен поехать в Гагру поправить свое пошатнувшееся
здоровье.
     - Какое здоровье?  По твоему же  совету  я  в  боксерскую  секцию
записался и уже медосмотр прошел.
     - Сошлись на нервное потрясение,  на  болезнь  престарелой  тети,
живущей в глухой деревне. Придумай еще что-нибудь, но чтобы в июле был
у тебя отпуск.  Хватит мне с тобой нянчиться - пошевели самостоятельно
мозгами хоть раз в жизни.
     Вадим вздыхает, долго чешет затылок, потом спрашивает:
     - А с Варей как быть? Как ей сказать, что тоже хочу в Гагру?
     - Незачем ей этого говорить.  Предстанешь перед ней там, в Гагре.
Скажешь,  что  не мог без нее оставаться в Москве.  И еще какие-нибудь
трогательные слова.  Ты же, наверно, умеешь это делать, раз все девицы
от тебя без ума, как ты уверяешь.
     - Так они ко мне без всяких  слов  с  моей  стороны,  -  хихикает
Вадим.
     - Это тоже твое дело. Действуй по своей технологии, но только без
грубости.  И с завода не смей уходить,  а добейся отпуска.  Сейчас нам
очень важна твоя репутация.
     - Ладно уж, придумаю что-нибудь.
     - А теперь давай выпьем по рюмочке за успех предстоящей  операции
под поэтическим названием "Гагра".
     Когда они выпивают уже по третьей, Вадим вдруг вспоминает:
     - Да,  слушай,  чуть не забыл тебе сказать!  Похоже, что Вариного
отца  еще  кто-то  стал  спаивать.  Раза  два  видел  его  с  каким-то
интеллигентом в забегаловке.
     - А почему решил, что его спаивают?
     - Платил за него тот тип. Я издали за ними наблюдал.
     - И что же он - здорово его накачивал?
     - Нет, не очень. Один раз я слышал даже, как он ему говорил: "Вам
много нельзя... Вам вредно..."
     - И  кто он,  по-твоему?  Может быть,  действительно какой-нибудь
спившийся интеллигент?
     - Не похож что-то на спившегося...  Пожалуй, даже и пьяным не был
ни разу, а прикидывался только.
     - Да,  загадка,  черт возьми...  - почесывает затылок Корнелий. -
Может быть,  кто-нибудь из оперативников?  Тогда непонятно - зачем  им
это?  А  что,  если  и еще кто-то за Кречетовым охотится,  помимо нас?
Может быть, даже и Диббль об этом не ведает...
     - Думаешь, еще чья-нибудь разведка?
     - Все может быть. Не удивлюсь, если даже окажется, что и он нанят
Дибблем  для  перестраховки.  Только  не  тем  путем  он идет.  Путь к
профессору Кречетову лежит не через его брата,  а через племянницу.  И
если ты не оплошаешь, мы обскачем наших конкурентов.

        "21"

     В течение   последних   двух   недель   встретиться   с  Леонидом
Александровичем Кречетовым Алексею Русину так и не удается.  Профессор
в принципе дает Василию Васильевичу согласие на такую встречу,  просит
даже дать почитать что-нибудь из произведений его сына,  но свободного
времени у него все эти дни так и не оказывается.
     Алексей теперь редко сидит дома.  Несколько раз был на творческих
встречах  с  читателями.  Участвовал  в  обсуждении  альманаха научной
фантастики,  был  на  просмотре  новых  фильмов  в  Центральном   доме
литераторов.  И  вчера  весь вечер провел там же на встрече с молодыми
учеными.
     Алексей вообще  не  пропускает  ни одной из таких встреч.  В Доме
литераторов они давно уже стали традицией, и ученые охотно приезжают к
писателям.   Алексею   посчастливилось   встретиться   там  с  многими
прославленными деятелями  науки  самых  различных  направлений.  Более
всего интересовали его, однако, физики и астрономы.
     Много читал он и сам по всем вопросам физики  и  астрофизики.  Но
более всего интересовала его теперь физика элементарных частиц,  среди
которых особенное внимание привлекло, конечно, нейтрино. Он прочел все
работы  Понтекорво,  какие только оказались посильными для него.  Отец
принес еще и статьи Филиппа Моррисона,  Серджио де Бенедетти,  Фримена
Дайсона.  И чем больше он читал все это, тем очевиднее становилась для
него необходимость встречи с профессором Кречетовым.
     А сегодня   утром   разговор  о  Кречетове  заводит  сам  Василий
Васильевич.
     - Забыл тебе сказать,  - говорит он,  заходя к Алексею,  - Леонид
Александрович собирается в июле  в  ваш  Дом  творчества  в  Гагре.  В
Академии  наук существует,  оказывается,  специальная договоренность с
Литературным фондом Союза писателей, и многие ученые пользуются вашими
домами  творчества,  а  писатели - нашим кардиологическим санаторием в
Болшеве.
     - Значит,  мне  так  и не удастся повидаться с ним до отъезда?  -
упавшим голосом спрашивает Алексей.
     - А  почему  бы  тебе самому не поехать в Гагру?  Ты ведь был там
как-то,  и тебе она понравилась.  Там бы вы с Леонидом Александровичем
вволю наговорились. Да, между прочим, он берет туда с собой и Варю.
     - Ему что ж, дают две путевки?
     - Варе он достал курсовку. Устроит ее у кого-нибудь на квартире -
там это не проблема, а сам будет жить у вас по путевке.
     Алексей до  того взволнован этой новостью,  что не сразу отвечает
на вопрос отца. Василию Васильевичу приходится повторить его:
     - Ну, так как же ты, Алеша?
     - Я бы поехал,  пожалуй,  -  деланно-спокойным  голосом  отвечает
Алексей.  -  Только  вряд ли сейчас достанешь путевку в Гагру на такой
месяц, как июль.
     - А ты попытайся все-таки.
     - Попытаюсь...  А с профессором Кречетовым  мне  о  многом  нужно
поговорить.

        "22"

     Поезд отходит из Москвы поздно вечером. Кречетовы, запоздавшие по
какой-то причине,  входят в вагон уже почти перед самым его отходом, и
Василий  Васильевич едва успевает познакомить их со своим сыном.  Лицо
Леонида Александровича кажется Алексею  очень  усталым,  даже  хмурым,
пожалуй.  На Варю он вообще старается не смотреть. Да она и сидит так,
что почти все время находится  в  тени  от  верхней  полки.  Кречетов,
видно,  из  вежливости  задает  Алексею  несколько  ничего не значащих
вопросов,  а  как  только  проводник  приносит   постели,   сразу   же
предлагает:
     - А что,  если мы с вашего разрешения,  Алексей Васильевич, ляжем
спать? Время-то позднее.
     - Да, да, конечно!.. - торопливо отзывается Алексей, ибо разговор
у них явно не клеится.
     И он выходит из купе,  прикрыв за собой дверь.  В коридоре вагона
почти  никого  нет.  Только  какой-то  средних  лет мужчина слишком уж
поспешно, как кажется Алексею, отходит от окна перед их купе.
     "Не похоже,  чтобы  он  был  нашим четвертым соседом,  - невольно
думает о нем Алексей.  - Чего бы ему  стоять  здесь  так  долго,  ведь
чемодан и макинтош его давно уже лежат в купе на верхней полке..."
     Подозрительный пассажир  прохаживается  теперь  по  коридору,  не
обращая на Русина никакого внимания.
     "А может быть,  он охраняет Кречетова?  - продолжает рассуждать о
нем  Алексей.  -  Но  тогда  ему  лучше  было  бы устроиться четвертым
пассажиром в нашем купе. Да так оно, наверно, и есть..."
     Подождав минут  десять,  Русин решается приоткрыть дверь.  Ну да,
Леонид Александрович и Варя улеглись уже и даже потушили верхний свет.
Алексей  гасит  и настольную лампу,  включая плафон ночного освещения.
Свое нижнее место он  сразу  же  уступил  Варе  и  без  особого  труда
взбирается  теперь  на  верхнее.  А  четвертого пассажира все еще нет.
Алексей засыпает, так и не дождавшись его.
     ...Просыпается Русин около восьми. Похоже, что все еще спят в его
купе. На второй верхней полке он видит теперь чью-то спину. Внизу спит
Варя, укрывшись с головой легким летним одеялом.
     Алексей торопливо одевается,  намереваясь встать первым. Но когда
спускается со своей полки,  обнаруживает, что Леонида Александровича в
купе уже нет.  Стараясь не шуметь,  Русин осторожно открывает дверь  и
выходит в коридор.
     - А, вы тоже проснулись уже, молодой человек? - слышит он веселый
голос профессора Кречетова.
     Леонида Александровича не узнать - будто совсем другой человек. У
него теперь очень доброе,  пожалуй,  даже веселое лицо.  Большой лоб с
тремя глубокими морщинами,  темные,  с сильной проседью волосы, крутой
("волевой",  -  отмечает  про  себя  Алексей)  подбородок.  Рост  выше
среднего и не просто широкие плечи,  а плечи  человека,  занимающегося
спортом.
     Алексей и  сам  увлекается  гимнастикой,  которую  считает  более
высокой  категорией  физической  культуры человека,  чем все остальные
виды спорта.  А спортсменов распознает он  обычно  по  соотношению  их
талии  и плеч.  Особенно это бесспорно,  когда человек в летах и талию
уже не так-то просто сохранить,  не занимаясь  спортом.  А  Кречетову,
видимо,  около  пятидесяти  (потом  Алексей  узнает,  что  ему  уже за
пятьдесят).
     - Я вообще встаю рано, - отвечает Леониду Александровичу Русин.
     - Это похвально,  -  улыбается  профессор.  -  Утром  все  видишь
по-иному,  даже если утро ненастное.  А за окнами-то какая прелесть! И
вообще я вам скажу - на отличнейшей планете мы с вами живем! Я бы даже
сказал - на уникальной планете. Это ведь только у вас, фантастов, чуть
ли не каждый астероид обитаем,  не говоря уже о планетах.  А я, должен
вам  признаться,  боюсь,  что  мы очень одиноки.  Во всяком случае,  в
радиусе нескольких десятков световых лет.  И учтите,  я слыву в  нашем
институте оптимистом. Да я и на самом деле оптимист!
     В этом  у  Алексея  теперь  почти  не  остается  сомнений,   хотя
заявление Кречетова об одинокости Земли кажется ему слишком мрачным.
     - Вы имеете в виду разумную жизнь только на углеродной основе?  -
спрашивает он профессора.
     - Да,  только такую. Никакой другой не признаю. На нашей планете,
да,  видимо,  и  на  большинстве  других  достаточно  крупных планет в
начальном  этапе  их  развития  условия  для  возникновения  жизни  на
кремниевой основе были ведь куда более благоприятные. И все-таки жизнь
возникла гораздо позже,  когда Земля в процессе  эволюции  обогатилась
органическими соединениями.  И вообще,  дорогой Алексей Васильевич,  я
вижу глубокий смысл в том,  что в  основе  жизни  лежат  такие  легкие
химические  элементы,  как  водород,  углерод  и кислород,  а не более
тяжелый кремний или германий.
     "Надо бы  как-то  перевести  разговор  на  нейтрино..."  - думает
Алексей,  а профессор Кречетов и не собирается менять тему,  напротив,
он заявляет:
     - Я,  знаете ли,  вообще сожалею,  что посвятил себя физике, а не
биологии.  Это  ведь  куда  более  тонкая  материя.  Только  биологам,
по-моему, недостает того, я бы сказал, изящества эксперимента, которым
владеют  физики.  Да  и  вообще,  для  того  чтобы  успешно заниматься
вопросами биологии на молекулярном ее уровне,  по-моему, нужно сначала
получить степень доктора физико-математических наук.
     - А изучение таинственного  нейтрино  разве  менее  интересно?  -
удивляется Алексей.
     - Ну,  теперь-то оно не такое уж таинственное, хотя было открыто,
как  говорится  "на  кончике пера",  а экспериментально обнаружено уже
совсем недавно. Померкла в связи с этим его слава и как неуловимого.
     - Да, я это знаю, - кивает головой Алексей. - И все-таки нейтрино
продолжает оставаться частицей довольно загадочной.
     - Не знаю, не знаю, - задумчиво произносит Кречетов. - Я бы этого
не сказал.  Мы знаем теперь о нейтрино  вполне  достаточно,  чтобы  не
только  регистрировать  его  присутствие  вспышками  сцинтилляционного
счетчика и другими детекторами излучения, но и...
     Но в  это время шумно открывается дверь купе и в коридор выходит,
к великому удивлению  Алексея  Русина,  его  коллега  по  жанру  Сидор
Омегин.
     - Так это вы наш четвертый сосед по купе!  - оживленно восклицает
Кречетов.  - Вот кого я действительно считал таинственным, - добавляет
он,  смеясь,  и протягивает руку Омегину.  - Будем знакомы -  Кречетов
Леонид Александрович.
     - Омегин Сидор Евсеевич.  И совсем не таинственный. Я раньше всех
в наш вагон пришел и сразу же к соседям... Там наши с Русиным коллеги.
Вот и заболтался до двенадцати...
     - А кто из коллег? - интересуется Алексей.
     - Фрегатов и Семенов.
     - Как, и Фрегатов тоже?
     - Ну да. Проспорили с ним почти всю ночь.
     - Да,  теперь не будет нам в Гагре спокойного житья,  - полушутя,
полусерьезно вздыхает Русин.  - Это ведь все фантасты, - обращается он
к Кречетову.
     - Ну,  так  это  же  очень  интересные  собеседники!  -  довольно
восклицает  Леонид  Александрович.  -  Кстати,  у  меня  к  вам  много
претензий.
     - Это профессор физики,  - объясняет Алексей Омегину. - Ты только
Фрегатову об этом не говори - не даст ведь спокойно доехать до Гагры.
     - Нет,   нет,   Сидор  Евсеевич,  -  протестующе  трясет  головой
профессор Кречетов.  - Пусть заходит,  охотно с ним поспорю. Это не он
ли написал роман "Счастливая планета"?
     - Нет, это творение Семенова.
     - А вы его читали? - спрашивает Кречетов Омегина.
     - Да  так,  полистал...  Ужасная  скучища!  Я  ему  так  прямо  и
сказал...  Чуть  не  поругались  из-за этого.  А ты разве не читал его
романа,  Алеша?  - обращается Омегин к Русину. Никогда прежде Сидор не
называл  его  по имени,  но ведь от него всего можно ожидать.  Он и на
"ты" перешел так же бесцеремонно.  - В  общем-то  правильно,  конечно,
сделал,  а  я вынужден был полистать - он подарил его мне.  Роман этот
про очень счастливую жизнь на какой-то  планете.  Ну  что  может  быть
скучнее?
     - Смотря какое счастье ты имеешь в виду, - замечает Русин.
     - Да  и  не в счастье там дело,  - морщится Кречетов.  - На такой
"идеальной планете" вообще ни о какой жизни не может быть и речи, и уж
во всяком случае о разумной.
     - Дядя Леня,  а мы будем сегодня завтракать?  -  раздается  вдруг
голос Вари.
     Алексей и не заметил, как она приоткрыла дверь купе.
     - Ну,   а   как   же,   Варюша,   -   ласково  отзывается  Леонид
Александрович. - Вот и молодых людей пригласим.
     - Ну, я пойду тогда умываться.
     И она выходит из купе в легком светлом халатике, а Омегин, смешно
разинув рот, смотрит ей вслед.
     - Это что, наша спутница?
     - Это  племянница  профессора  Кречетова,  -  торопится  уточнить
Русин,  опасаясь,  что  Омегин  может  позволить   себе   какую-нибудь
вольность.
     - А и в самом деле, товарищи фантасты, давайте-ка сообща? - снова
приглашает их Леонид Александрович. - Варя будет у нас за хозяйку.
     - Что за вопрос?  - широко улыбается Омегин.  -  Я  лично  просто
счастлив буду. Только ведь у меня...
     - Ничего,  ничего! - успокаивает его Кречетов. - Зато у нас все в
избытке. Варя позаботилась.
     - Вы не беспокойтесь,  Леонид Александрович.  Обо мне  тоже  ведь
позаботилась мамаша, - улыбается Алексей.
     - Ну, это тогда на обед. А на завтрак мы вас приглашаем.
     - Ты  видал,  какая  девушка?  -  восхищенно шепчет Омегин,  едва
профессор уходит в купе.  - Я  сейчас  сбегаю  к  Фрегатову.  У  него,
кажется, осталось еще что-то в бутылке от вчерашнего...
     - А я тебя прошу не делать этого,  - хмурится Русин.  -  Кречетов
известный ученый, и неудобно...
     - Да что же неудобного-то?  Что они,  известные ученые,  не  люди
разве?
     - А я тебя очень прошу воздержаться от этого,  - слегка  повышает
голос  Алексей.  -  Не  будем  начинать  с  этого  наше  знакомство  с
Кречетовыми.
     - Ну хорошо, тогда коньяк на обед.
     "Надо же,  чтобы так не повезло? - сокрушенно вздыхает Алексей. -
Лучше  уж было бы с Фрегатовым попасть в одно купе.  Представляю себе,
какое впечатление сложится у Кречетова о нас, фантастах... За коньяком
он хотел сбегать! У Вари от этого коньяка и без того, наверно..."
     А Варя уже возвращается в купе.  Через плечо у нее  полотенце,  в
руках мыло и зубная щетка с тюбиком пасты. Лицо свежее, сияющее. Копна
густых русых волос  так  и  полыхает  в  солнечных  лучах,  когда  она
проходит мимо окон.  И никакой косметики.  Чем же тогда занимается она
по утрам у своего окна?..
     - С  добрым  утром,  Алексей  Васильевич,  - кивает Варя Алексею,
поравнявшись с ним.
     - Познакомь  же меня,  - шепчет Русину Омегин,  но Алексей делает
вид, что не слышит его.
     А Варя уже скрывается в купе, закрывая за собой дверь.
     - Ну что же ты? - обиженно морщится Омегин.
     - Успеется еще, - смеется Алексей. - Почти сутки будем вместе, да
и в Гагре тоже...
     - А они в Гагру?
     - И даже в наш