сти" и "принцип
дополнительности"  и  любил  щегольнуть  ими в разговоре с недоучками.
Известны  ему  и  некоторые   философские   заблуждения   Гейзенберга.
Поэтому-то он и спекулирует теперь его именем.
     - Известно вам,  конечно,  и такое выражение,  как "свобода  воли
электрона".  Наука не может одновременно определить ни точной скорости
его, ни точной координаты.
     Отец Никанор вспоминает теперь, что что-то подобное внушали ему и
в академии.  А Корнелий надеется,  что ему не должно быть  известно  о
"принципе неопределенности", объясняющем "свободу воли" электрона.
     - Да и что вообще остается от материи в  мире  микрообъектов?  На
какие органы чувств могут действовать микрочастицы, если мы "общаемся"
с ними лишь  при  помощи  экспериментальной  аппаратуры?  -  энергично
жестикулируя, продолжает развивать свою мысль Корнелий. - Да и не с ее
помощью даже,  а  посредством  математического  аппарата,  то  есть  с
помощью  абстрактных  математических  формул,  начертанных  на  листке
бумаги. Разве удивительно после всего этого, что об электроне никто не
может  сказать  ничего  определенного?  То  он частица-корпускула,  то
волна,  и никому не ведомо,  когда переходит он из одного состояния  в
другое. А разве знает кто-нибудь его точные границы? Одни уверяют, что
они существуют,  другие  утверждают,  будто  электрон  "размазан",  не
локализован. Вы меня понимаете?
     - О да, конечно! - поспешно подтверждает отец Никанор.
     - И  вот,  опираясь  на  все эти противоречия,  я решил поставить
эксперимент,   который   неопровержимо   доказал    бы    не    только
нематериальность микромира, но и подвластность его лишь всевышнему.
     Корнелий умолкает,  искусно разыгрывая волнение.  Молчит  и  отец
Никанор,   не   зная,  что  сказать  или,  может  быть,  сомневаясь  в
услышанном.  Молчание его длится так долго,  что у  Корнелия  начинают
появляться тревожные мысли:
     "А не догадался ли попик, что я его дурачу? Хоть и не похож он на
очень сообразительного, но черт ведь его знает, этого батюшку с высшим
духовным образованием..."
     - Наверно,  это нелегко вам одному?  - произносит,  наконец, отец
Никанор.
     - И  не  говорите,  Никанор  Никодимович!  -  облегченно вздыхает
Корнелий.  - Весь мой скромный заработок уходит только на это. Но дело
не  в  средствах,  а в необходимой аппаратуре.  Не могу же я,  частное
лицо,  приобрести ее в научно-исследовательском институте. Конструирую
кое-что  сам,  но  в настоящее время нахожусь в тупике - нужны детали,
которых самому не сделать.
     - А что,  если я поговорю об этим с моим духовным начальством?  -
взволнованно предлагает отец Никанор,  так  и  просияв  весь  от  этой
мысли.  -  Поставлю  их  в  известность  о  вашей  благородной  идее и
попрошу...
     - Нет,  нет, отец Никанор! Ради бога, не говорите пока никому! Не
вынуждайте меня сожалеть, что я доверился вам...
     - О, простите, пожалуйста! Не знал я, что вы к этому так...
     - Да,  для меня это дело чести.  Хочу самостоятельно...  И это не
прихоть, в этом есть свой смысл.
     - Понимаю,  понимаю вас. Но позвольте мне лично, уже как частному
лицу, хоть чем-нибудь помочь вам.
     - Не  знаю,  право,  чем  могли  бы  вы?..  -   Корнелий   хорошо
разыгрывает раздумье и,  будто осененный внезапной мыслью, произносит:
-  Вот  разве  чем:  мне  представляется  возможность   через   одного
иностранного  ученого  раздобыть  за  границей необходимую аппаратуру.
Но...
     - Нужны деньги? - с готовностью отзывается отец Никанор.
     Корнелий смущенно молчит,  будто не решаясь назвать того, что ему
необходимо. Отец Никанор настороженно ждет.
     - Нужны иконы,  отец Никанор...  - произносит он  наконец,  глядя
куда-то в сторону.
     - Иконы?
     - Да,  наши  православные  иконы,  до которых,  как вы,  наверно,
знаете,  так охочи иностранцы.  А этот ученый - страстный коллекционер
русской иконописи...
     - Понимаю,  понимаю,  Корнелий Иванович,  - сосредоточенно морщит
лоб отец Никанор.  - И постараюсь как-нибудь вам помочь, хотя это и не
легко.  У нас тоже,  знаете ли, все заинвентаризовано. А личных у меня
одна только божья матерь - подарок моей покойной матушки.
     - Да нет, зачем же это! Мне не нужны иконы ни из церкви вашей, ни
личные. Но от друга моего Лаврентьева, реставрирующего у вас настенную
живопись, известно мне, что есть у вас нечто вроде запасничка...
     - Но ведь там иконы,  пришедшие почти в полную негодность. На них
и ликов-то не разглядеть...
     - Но зато, наверно, старинные?
     - Да,  есть и такие.  Некоторые,  пожалуй, даже тех же лет, что и
шедевры Андрея Рублева и Дионисия.
     - Так ведь на это-то они, иностранцы, как раз и падки!
     - Ну,  если так,  то пожалуйста!  Буду просто рад хоть чем-нибудь
помочь вам в вашем великом замысле.
     - Огромное  вам  спасибо,  Никанор Никодимович!  Вы и представить
себе не можете,  как вы меня этим выручили.  Тогда  разрешите  Михаилу
Ильичу  Лаврентьеву  заглянуть в этот запасничек и выбрать там кое-что
по своему усмотрению. Он в этом лучше меня разбирается.
     - Да ради бога! Пусть хоть сегодня.
     ...Корпорацию свою Корнелий  собирает  вечером  в  тот  же  день.
Коротко  сообщив  о  результатах обработки отца Никанора,  он излагает
своим коллегам дальнейший план операции "Иисус Христос".
     - Вы   гений,   шеф!   -   не  выдержав,  восторженно  восклицает
Колокольчиков.  - Давно уже пора кардинально решить вопрос с  иконами.
Противно ведь иметь дело с разными старушками. И вы очень правильно...
     - Не  создавайте  культа  моей  личности,  Вася,  -  с   показным
смущением прерывает Колокольчикова Корнелий.  - Вы же знаете,  я этого
не люблю.  А от старушек мы теперь действительно избавимся. Они жадные
и  даром  ничего  бы  нам  не  дали,  а  батюшка  проявил бескорыстие.
Надеется, наверное, что ему зачтется это господом богом на том свете.
     Когда все  детали  дальнейших  действий  окончательно уточняются,
Корнелий отпускает своих коллег, попросив Вадима Маврина задержаться.
     - Опять я сделал что-нибудь не так? - робко спрашивает Вадим
     - А это мы сейчас выясним,  - таинственно усмехается Корнелий.  -
Сбегай-ка сначала на кухню за коньяком.
     Все еще не понимая, в чем он проштрафился, Вадим уходит на кухню,
а  когда  Корнелий  разливает  коньяк  в  рюмки,  произносит  жалобным
голосом:
     - Плохо разве я обструкцию на твоей лекции учинил?
     - Кто говорит,  что плохо?  Отлично сработал! Я даже не ожидал от
тебя такого.
     - Так в чем же дело тогда?
     - Давай выпьем сначала.
     - А за что?  Под каким  девизом?  Не  будем  же  мы  пьянствовать
безыдейно?
     - Ты меня радуешь,  Вадька!  - смеется Корнелий.  - Прямо-таки на
глазах растешь. А выпьем мы за твои успехи у Вари.
     - Это можно,  - расплывается в широкой улыбке Вадим. - За это я с
удовольствием.
     Они чокаются и выпивают.
     - А  что  за чувства у тебя к ней?  - продолжает Корнелий свой не
очень понятный Вадиму допрос.
     - Сам видел, какая девушка! Нравится она мне...
     - И только? А может быть, любовь?
     - Ну,  этого  я  еще  не  знаю.  Этого  со  мной  еще  ни разу не
случалось.
     - А она как же? Чем тебе отвечает?
     - Этого, прямо тебе скажу, тоже не знаю. Вроде нравлюсь я ей... А
может быть, только перевоспитать хочет.
     - А почему решил, что нравишься?
     - Я всем девкам нравлюсь, - самодовольно усмехается Вадим.
     - Ну, это, милый мой, не довод. По аналогии, стало быть?
     - Другим-то точно знаю, что нравлюсь, а ей по правде сказать - не
уверен.  Загадочные  они,  как  кошки,  эти  образованные  женщины,  -
сокрушенно вздыхает Вадим.
     - Почему же, как кошки?
     - Статью о них, о кошках, в журнале одном прочел.
     - Это ты так свой культурный уровень повышаешь?
     - Так ведь все остальное в журнале том неинтересно было.  Скукота
одна... А ты чего про Варю все у меня выпытываешь?
     - Будь  с  ней,  Вадим,  поделикатнее,  -  будто не расслышав его
вопроса,  необычно серьезным голосом произносит Корнелий. - Постарайся
действительно  ей  понравиться.  Она  племянница одного очень крупного
ученого и очень может нам пригодиться. И читай побольше.
     - Нет уж,  от этого ты меня уволь!  Что-нибудь одно: или за Варей
ухаживать,  или культурный  уровень  повышать.  У  меня  на  оба  дела
интеллекта не хватит.
     - Ох,  Вадька,  Вадька,  - смеется Корнелий,  - интеллекта у тебя
действительно кот наплакал.  Ты и так в нашей корпорации в основном на
силовых операциях. Ну, давай еще по рюмке и ступай домой.

        "14"

     В полдень   Алексей   собирается   поехать   в   редакцию   "Мира
приключений", но вдруг раздается телефонный звонок.
     - Да, слушаю вас, - говорит Алексей в трубку.
     - Мистер  Русин?  -  слышит  он  незнакомый  голос  с иностранным
акцентом.
     - Да, я.
     - О,  простите меня, мистер Русин! Я очень рад, что застал вас. Я
корреспондент   американский  джорналь  "Сайантифик  Америкэн"  Джордж
Диббль и очень хотел бы...  как это будет по-русски? Да, встретиться с
вами.  А  чтобы  вы  не  думаль,  что  я  тайный агент наш Центральный
разведывательный управлений, я передаю трубка ваш товарищ.
     Алексей слышит  приглушенный  смех  Диббля,  а затем знакомый ему
голос сотрудника комиссии по иностранной литературе Союза писателей:
     - Здравствуйте,  товарищ Русин! Мистер Диббль очень любит шутить,
но встретиться с вами  у  него  действительно  есть  большое  желание.
Алексей Александрович просит вас не отказать ему в этом.
     - Ну что ж,  если нужно,  я готов,  - не очень охотно соглашается
Алексей.
     - И хорошо бы сегодня.
     - Сегодня?.. Ну ладно, давайте сегодня.
     - Тогда мы минут через двадцать - двадцать пять будем у вас.
     Алексей кладет  трубку  и  критическим  взглядом осматривает свою
комнату.  Надо бы навести в ней порядок.  Он всегда делает это сам,  а
Анна Павловна лишь генеральную уборку. Но в комнате как будто бы и так
достаточно чисто,  а наводить "лоск" специально к  приходу  американца
ему не хочется.
     Джордж Диббль   является   в   половине   первого.   Один,    без
сопровождающих.
     - О,  добрый день,  мистер Русин! Рад с вами познакомиться! Много
слышал   о  вас...  как  это  будет  по-русски?  Похвалебного?  О  да,
похвального! Простите ради бога за плохой знаний русский язык.
     - Ну что вы, совсем неплохо для иностранца.
     - Да,  правда?  Я очен рад.  Русский - такой трудный язык!  Но  я
немножко  полиглот.  Знаю  французский,  немецкий  и  итальянский,  но
русский дается труднее всех. А вы знаете английский?
     - Очень плохо.  Хуже,  чем вы русский. Так что мы, пожалуй, лучше
поймем друг друга, если будем разговаривать по-русски.
     - А  знаете,  это  симболично...  Да,  правильно,  символично!  -
смеется Диббль.
     - Я не имел никакого иного смысла,  кроме прямого, мистер Диббль,
- очень серьезно уточняет Алексей.
     - О,  не  обижайтесь,  ради  бога,  я пошутил.  И называйте меня,
пожалуйста, просто Джорджем.
     - Мне удобнее называть вас мистером Дибблем...
     - О да, да, понимаю, - снова смеется веселый американец. - Мы еще
недостаточно  знакомы,  да?  Но  это  ничего  -  мы  разопьем  с  вами
как-нибудь бутылочка виски,  и вы еще будете называть меня просто Джо.
Да,  и  не  удивляйтесь,  пожалуйста,  что  я  приехал  к вам один - я
отпустил того господина из вашего пэн-клуба, который привез меня сюда.
Пожалуйста, сигара.
     - Нет, нет, благодарю вас, я не курю.
     - Тогда, как это у вас говорится?.. Ближе к делу, да?
     - Да, правильно, присаживайтесь, пожалуйста. Я к вашим услугам, -
говорит Алексей, кивая на кресло.
     Диббль сразу же садится и забрасывает ногу  на  ногу  точь-в-точь
так,  как  делают  это  типичные  американцы  в  типично  американских
фильмах.  Он  вообще  выглядит   (или   старается   выглядеть)   очень
простодушным,  веселым, разговорчивым парнем. Алексею, однако, кажется
почему-то,  что русские слова он  коверкает  нарочито,  ибо  речь  его
звучит иногда безо всякого акцента.
     - Вы,  конейшн,  догадывайтесь,  что  интересуйте  меня   главным
образом  как фантаст,  - уже более деловым тоном начинает Диббль.  - И
еще потому, что пишете не о Марс и Венера, а о наш родной планета. Для
фантаст - это необычный объект.  А у читатель нашего журнала - большой
интерес к эта тема.  "Терра инкогнита" - так, кажется, называйт ученые
наша  планета?  И  действительно,  все  одна пазл...  Да,  правильно -
загадка.  А в ваш роман,  как сообщил мне мистер Омегин,  раскрывается
загадка земного ядра. Это правильно, да?
     - Да, в какой-то мере, - уклончиво отвечает Алексей. - Но об этом
я ничего пока еще не написал. Собираюсь только...
     - В связи с новый попытка осуществить проект "Мохол"  это  сейчас
особенно  интересует  наш читатель.  Вы знайт,  конейшн,  о наш первый
неудача?
     - Об  этом  писал  в  свое  время  ваш  известный  писатель  Джон
Стейнбек. Он ведь был на той барже, с которой велось бурение. Но тогда
удалось просверлить лишь двести метров океанского дна.
     - Да,  был большой шум,  большой реклама,  но до  верхний  мантия
остался еще четыре тысяча восемьсот метров,  - вздыхает Диббль. - Да и
нелегкий это дело.  Мы опускаль буровые трубы сквозь четыре  километра
вода. А ведь это океан! Разве гидролокаторы могли удержать наш буровой
установка во  время  шторма?  Один  наш  бур,  армированный  алмазами,
сломался и погиб. Фирма, финансировавший эта работа, не захотел больше
рисковать.  Но первый кусочек базальт,  составляющий ложе  океана,  мы
все-таки   добиль.   И   ему,  этому  кусочку  базальт,  как  показали
калийаргоновые часы, двести миллионов лет!
     Диббль становится очень серьезным.  Не замечает даже, что потухла
сигара.  Кончик ее оброс толстым слоем сизого пепла,  вот-вот готового
осыпаться  на  пол.  Алексей  пододвигает  Дибблю  пепельницу.  Диббль
благодарит,  стряхивает пепел и встряхивается сам.  На лице его  снова
улыбка.
     - Но теперь мы возобновляйт наша  попытка  добраться  до  верхней
мантия.  Будем  бурить  уже  не  с  корабль,  а с подводных лодка,  на
корпусах которых установим наш буровой машина. А у вас, я знай, совсем
грандиозный проект.  Вы будит вскрывайт земная кора не под океан,  где
толщина пять-десять километров,  а под континент,  и ваши буры  должны
пройти  больше  тридцать  пять  километров  гранит и базальт.  О,  это
грэндиоз!
     - Да,  мы  будем  бурить  сверхглубокие скважины в Прикаспии,  на
Урале,  в Карелии и Закавказье.  Вскроем осадочный слой на материковой
равнине  и у подножья горных хребтов.  Узнаем структуру коры там,  где
она уже постарела,  и там, где еще идет рождение гор. Будет и еще одна
скважина  -  на  Курильских островах.  Там,  где до границы Мохо всего
двенадцать  километров.  У  нас  есть  специальные  вещества,  которые
размягчают породы и помогут бурению.  А о том, какие препятствия будут
преодолевать буры,  донесут исследователям электронные приборы. Вместе
с  ними в буровые скважины будут,  видимо,  опускаться и телевизионные
камеры в специальных пластмассовых футлярах.
     - И все это будет в ваш роман? - спрашивает Диббль.
     - Нет,  зачем же такую прозу в фантастический роман? - удивляется
Алексей  Русин.  -  Все это уже есть на самом деле.  А в романе я буду
изучать тайну ядра нашей планеты из космоса.
     - Из  космоса?  -  высоко поднимает брови Диббль и снова пытается
разжечь свою сигару. - Каким образом?
     - А с помощью спутников.  Что мы знаем,  например,  о форме нашей
планеты?  То,  что она не шар,  известно еще из  расчетов  Ньютона.  А
какова  более  точная  геометрическая  фигура  Земли,  до  сих пор еще
окончательно не установлено,  хотя теперь эту  задачу  решают  уже  не
астрономы и геодезисты, а искусственные спутники Земли.
     - О да,  правильно!  Сила тяготения и форма планеты связаны  ведь
между собой.  Значит,  тяготение определяет орбиту спутников, да? А по
форме орбиты спутников можно высчитать и форму Земли, правильно?
     - Да,   правильно.   И   это  уже  сделано  нашими  спутниками  в
содружестве с электронными вычислительными машинами точнее,  а главное
- гораздо быстрее, чем геодезистами. Но работа еще не завершена. Нужно
послать множество спутников  в  облет  экватора,  в  сторону  вращения
планеты и в обратном направлении.
     Алексею сначала очень не хотелось в разговоре с Дибблем вдаваться
в   подробности.  Он  намеревался  лишь  ответить  на  его  вопросы  и
расспросить, над чем работают сейчас американские фантасты. Волнует ли
их тайна собственной планеты или они все еще витают в иных мирах?  Но,
заметив,  что Диббль  внимательно  слушает  его,  захотелось  показать
американскому   журналисту,   что   советские   писатели   не   только
фантазируют,  но и достаточно серьезно владеют научными  данными,  что
наука в их произведениях представлена не только терминологией.
     Да и сам Диббль не  кажется  ему  теперь  таким  уж  "стандартным
американцем", каким представился поначалу. Похоже даже, что он немного
играет под таких простачков,  какими мы выводим их в  некоторых  наших
фильмах, а иногда и в книгах.
     Начинает даже  казаться,  что  весь  этот   разговор   не   очень
интересует его, что пришел он сюда совсем не за тем, чтобы узнать, над
чем работает советский фантаст. Но что же в таком случае привлекло его
в дом Русина?  Это неясно Алексею.  Нужно, однако, как-то поддерживать
начатый разговор.
     Распахнув окно, так как комната стала заполняться густым дымом от
сигары Диббля, Алексей уже без особого энтузиазма продолжает развивать
свою мысль:
     - Теория дрейфующих материков тоже ведь может  быть  окончательно
доказана  либо  опровергнута  с  помощью спутников.  Для этого нужно в
течение нескольких лет  понаблюдать  за  ними  одновременно  с  разных
континентов.
     - Да,  наши ученые тоже такого мнения,  - поддакивает  Диббль  и,
теперь  только  сообразив,  что  русский фантаст открыл окно из-за его
сигары,  восклицает:  - О,  простите меня ради бога, я устроил вам тут
настоящий дымовой завеса!
     - Ну что вы, курите, пожалуйста.
     - Нет,  все  -  больше я не курю!  Я совсем забыл,  что у вас нет
кондейшн...  Как это будет по-русски - вентиляции, да? А под космос вы
имейт в виду только спутник?
     - Почему же?  И в более  широком  смысле  тоже.  Я  имею  в  виду
изучение  нашей  Земли  и по аналогии ее с другими планетами солнечной
системы. Посмотрите-ка на наш глобус. Где на нем океаны? В основном на
юге.  А материки? На севере. А на Марсе? Там, конечно, нет или уже нет
океанов, но впадины, которые могли бы быть морями, размещены тоже ведь
в его южном полушарии.  Наблюдается нечто подобное и на Меркурии.  Нет
ли в этом какой-то закономерности?
     - О,  я вижу,  вы серьезно оснащены научными данными, - улыбается
Диббль.  - Не понимаю только,  как с помощью космоса доберетесь вы  до
тайны ядра наша планета?
     - Тут уж придется пофантазировать,  - улыбается и Алексей.  -  Вы
ведь  знаете,  что  между  Марсом и Юпитером существовала когда-то еще
одна планета?
     - Теперь,   после  находка  транзистор  в  метеорите,  упавшем  в
Калифорния,  в этом не  может  быть  никакой  сомнений!  -  оживляется
Диббль.  - И поверьте мне,  мистер Русин, это не сенсейшн, а подлинный
факт.  Я сам видел этот метеорит.  Его нашел наш ученый неподалеку  от
город Чико, на берегу река Сакраменто.
     - Ну,  тем более!  Нам неизвестно,  в результате какой катастрофы
погиб   Фаэтон,  но  если  бы  с  помощью  космических  ракет  удалось
исследовать все его осколки-астероиды,  то по химическому  анализу  их
вещества можно было бы установить всю структуру бывшей планеты.  В том
числе и ее ядро. А по аналогии...
     - Простите,  мистер  Русин,  но  я в этом не уверен,  - энергично
качает головой Диббль и  даже  вс