сею, что этот человек -
коллега Петрова, и он поспешно подходит к нему.
     - Вы не от капитана Петрова? - спрашивает он шепотом.
     - Да, товарищ Русин.
     - Боюсь, что Телушкин удрал вон на той лодке.
     - Да, пожалуй... Больше ведь не на чем. Спасибо, товарищ Русин.
     И он бежит к еще какой-то лодке, причаленной к берегу.
     - Ага,  за ним,  значит,  уже следили! Этот товарищ, с которым ты
шептался,  не  из  органов  случайно?..  -  торопливо  говорит Алексею
Омегин. - Значит, мне это не показалось...
     - Что не показалось?
     - А то,  что Корнелий явно подозрительный... Я его вчера вечером,
знаешь,  где встретил?  Возле вокзала.  Я Петросяна ходил провожать. А
когда после отхода его поезда вышел на вокзальную площадь,  то увидел,
как Корнелий сошел с автобуса.  Один,  без Вадима,  но с чемоданом,  и
похоже было,  что спешил куда-то.  Но не на вокзал. Мне показалось это
подозрительным,  и я осторожно пошел за ним следом. И что ты думаешь -
шмыгнул он вскоре в домик в переулочке.  А я ведь хорошо знаю, что они
с Вадимом в Старой Гагре живут, совсем в другом конце...
     - А чего же ты мне этого раньше не рассказал?
     - Боялся, что смеяться будешь, Пинкертоном назовешь...
     - Ну вот что, давай тогда быстро туда! Ты помнишь тот домик?
     - А может быть, лучше сообщить об этом кому-нибудь из...
     - Не будем время терять!  - возбужденно прерывает его Алексей.  -
Нужно   такси   ловить   поскорее!
     - Вы куда? - бросается к ним встревоженная Варя.
     Она уже  догадывается,  что происходит что-то неладное.  Корнелий
исчез куда-то, а Вадим все еще не возвращается.
     - Анатолий,  побудьте,  пожалуйста, с Варей, - обращается Русин к
Фрегатову.  - Не отпускайте ее никуда одну.  А нам с Сидором нужно  по
одному очень важному делу...
     И, одеваясь на ходу,  они спешат к выходу с пляжа.  Им везет -  у
самых  ворот  приморской  территории  Дома  творчества стоит свободное
такси.
     - На вокзал!  - бросает Русин шоферу,  садясь с Сидором на заднее
сиденье.
     - А если он вооружен? - тревожно шепчет Омегин.
     - Такой здоровяк - и испугался?
     - Чего это ты решил, что я испугался?
     - Ну, а если не испугался, то и не будем больше говорить об этом.
Смотри лучше, туда ли едем.
     - А ты думаешь, он туда метнется?
     - Моторка в ту сторону пошла...
     Как ни тихо разговаривают Русин с Омегиным,  шофер все же  слышит
кое-что из их разговора, и это настораживает его. Он сбавляет скорость
и начинает внимательно смотреть по сторонам.  И вдруг  останавливается
возле майора, идущего по тротуару им навстречу.
     - Ох,  и хорошо,  что я вас встретил,  товарищ начальник! - бурно
восклицает  шофер,  выскакивая из машины.  - Подозрительные личности у
меня в такси!
     - Позволь, а ты кто? Откуда меня знаешь?
     - Я Джанелидзе из второго таксомоторного.  Был свидетелем по делу
Григоряна.
     - А, помню! Ну, а что за пассажиры у тебя?
     - Очень  подозрительные,  товарищ начальник!  Шепчутся о каком-то
вооруженном нападении...
     Майор, уже не слушая Джанелидзе, распахивает дверцу машины.
     - Ваши документы!
     - Мы  без документов...  Прямо с пляжа...  - заикаясь,  объясняет
Сидор Омегин.
     - Мы  писатели  из  Дома творчества Литературного фонда,  товарищ
майор, - уточняет Алексей Русин.
     - Не верьте им, товарищ начальник. Знаем мы таких писателей!..
     - Ладно, Джанелидзе! Садись в машину и вези нас в управление. Там
разберемся.
     - Вот к чему приводит самодеятельность...  - сокрушенно  вздыхает
Омегин.
     В управлении,  однако, все довольно быстро разъясняется. Туда как
раз  в  это  самое  время звонит капитан Петров,  и майор сразу же все
выясняет.  Выслушав потом Русина и Омегина,  он просит Сидора показать
ему  на  плане  города  тот  дом,  в  котором  скрылся  вчера Корнелий
Телушкин.
     - Ну,  вот и все.  Спасибо вам, товарищи, за помощь, - благодарит
он писателей.  - Остальным мы сами с товарищем Петровым займемся. А вы
извините нас за беспокойство.

        "36"

     Узнав об аресте Вадима,  Варя падает в обморок. К счастью, вскоре
появляется Леонид Александрович!
     - Наконец-то! - с облегченным вздохом бросается к нему Алексей. -
С Варей совсем плохо... Вызвали врача. А этих...
     - Да, да, я все знаю. Но об этом после, а сейчас к Варе!
     А Варя,  вся в  слезах,  лежит  на  диване,  уткнувшись  лицом  в
подушку.  Она  не  поворачивается ни на стук двери,  ни на звук голоса
дяди.  Леонид Александрович осторожно садится с ней  рядом  и  говорит
очень тихо, почти шепотом:
     - Ну успокойся же,  Варюша. И скажи спасибо, что обнаружилось все
это не слишком поздно. А к Вадиму, ты знаешь, у меня никогда не лежала
душа.  Я, правда, думал, что он всего лишь неандерталец по умственному
своему развитию, а оказался...
     - А я все равно ни за что не поверю, чтобы он что-нибудь украл...
- всхлипывая, произносит Варя.
     - А он и не украл.  Он совершил более  тяжкое  преступление.  Его
арестовала не милиция, а государственная безопасность.
     - Это правда?  - вскакивает вдруг Варя.  - Тогда  это  не  он,  а
Корнелий!
     - Успокойся,   Варюша,   работники   госбезопасности   во    всем
разберутся:

     Корнелию устраивают  засаду в том доме,  возле которого видел его
вчера Сидор Омегин.  Но  Телушкин  долго  не  появляется.  Оперативные
работники  государственной безопасности начинают уже сомневаться - тот
ли это дом?  А если тот,  то,  может быть,  это и не  запасная  "база"
Корнелия?  Но  даже  в том случае,  если это его "база",  он все равно
может не решиться прийти сюда.
     Теперь, правда,   ведется   наблюдение   и   за   вокзалом  и  за
пригородными  станциями.  Установлено  дежурство   и   на   пароходной
пристани.  Группа  оперативных  работников  послана  даже на Адлерский
аэродром.  Но Телушкин может,  конечно,  отсидеться несколько  дней  в
каком-нибудь укромном месте.
     Капитан Петров надеется все же, что Корнелий непременно придет на
свою  запасную "базу" - он ведь бежал в одних плавках,  и ему нужно же
где-то  переодеться.  Владелец  моторной  лодки,  которого  допрашивал
помощник   капитана   Петрова,   оказался  непричастным  к  корпорации
Телушкина.  Он случайно находился в тот момент возле пляжа Литфонда, и
Корнелий  совершенно  неожиданно  для  него  вынырнул из-под днища его
лодки с правого борта.  Он попросил пробуксировать его  немного  вдоль
пляжа,  а  потом  снова  нырнул под лодку и смешался с многочисленными
купальщиками.
     На всякий  случай  капитан  Петров ставит в известность о розыске
Корнелия Телушкина пограничников и сообщает  обо  всех  этих  событиях
своему начальнику майору Уралову.
     К исходу первых суток с момента розыска  Телушкика  прилетает  из
Москвы  и  сам  майор Уралов.  Капитан Петров подробно докладывает ему
обстановку.
     - Значит,   прямо-таки  как  в  воду  канул  этот  авантюрист?  -
спрашивает Уралов.
     - Никуда из Гагры кануть он, однако, не мог, - убежденно заявляет
капитан Петров.
     - А на чем же зиждется подобное убеждение?
     - Помните, я докладывал вам, товарищ майор, об агенте под кличкой
"дядя  Вася"?  Взяли  его  вчера в Геленджике.  На допросе этот "дядя"
показал,  что обещал Телушкину переправить его в Турцию,  а затем и  в
Америку.
     - И  вы  думаете,  что  Телушкин  ждет,  когда  он  выполнит  это
обещание?
     - Во  всяком  случае,   надеется.   Вот   этим-то   и   надо   бы
воспользоваться.
     - А как?
     - С  помощью  того  же "дяди Васи".  У него была договоренность с
Корнелием в случае провала встретиться в  Старой  Гагре  на  квартире,
известной лишь им. Сам Телушкин, видимо, не решается пока прийти туда.
Это мы уже проверили,  так как держим  ту  квартиру  под  наблюдением.
Телушкин,  наверно,  тоже  поглядывает  на  ее  окна  из какого-нибудь
укромного местечка. Не рискнуть ли нам в связи с этим...
     - Понимаю вашу мысль, товарищ капитан. Ну, а как "дядя Вася" - не
подведет?
     - Он совершенно деморализован,  товарищ майор, и, по-моему, готов
на все, чтобы только иметь возможность смягчить свою вину.
     - Ну что ж,  давайте тогда попробуем, - после некоторого раздумья
соглашается майор.

     Поздно вечером в тускло освещенном окне домика на окраине  Старой
Гагры  появляется  не  очень выразительный профиль худощавого человека
средних лет.  Похоже,  что он ищет что-то, поворачиваясь при этом так,
что лицо его хорошо освещается настольной лампой. Потом он не торопясь
раскладывает на столе какие-то бумаги.
     А вокруг  все тихо,  лишь с соседней улицы доносятся приглушенные
звуки музыки. И вдруг еле слышный стук в дверь. Значит, кто-то подошел
к домику и настороженно прислушивается теперь у его входа.
     Несколько секунд спустя слышится скрип открываемой двери. Свет из
дома падает на ссутулившуюся фигуру человека в темном макинтоше.
     - Наконец-то вы  пожаловали,  дорогой  племянничек!  -  раздается
неестественно радостный голос "дяди Васи".
     Названный "племянничком" человек испуганно  бросается  в  сторону
спасительной тени. Но его освещают уже несколько сильных электрических
фонарей, а за спиной "дяди Васи" появляется капитан Петров.
     - Ну-с,  Корнелий Телушкин,  - почти равнодушным тоном произносит
он, - давайте-ка поднимем руки.

        "37"

     Как и   предполагал   академик   Иванов,   профессора   Кречетова
действительно вызывают вскоре в Академию наук.
     - Оставляю племянницу мою на ваше попечение,  Алексей Васильевич,
- прощаясь, говорит он Русину, крепко пожимая его руку.
     - Можете о ней не беспокоиться,  Леонид Александрович,  - обещает
Алексей.
     Варя к тому времени заметно успокаивается и начинает даже  ходить
на  пляж.  Алексей теперь проводит с нею целые дни и,  хотя еще не так
давно мечтал об этом,  к удивлению своему,  замечает, что день ото дня
ему становится все скучнее с этой красивой девушкой.
     Он и не пытается,  конечно,  говорить с нею  ни  о  какой  науке.
Разговаривают они в основном о погоде, качестве обедов в литфондовской
столовой,  температуре морской воды и прочих житейских мелочах, но ему
не  стоит  большого труда представить себе,  что скажет Варя по любому
иному поводу.  Она в общем-то много читает,  любит  кино  и  театр  и,
наверно,  имеет  обо  всем  прочитанном  и  увиденном свое мнение,  но
Алексей боится даже спрашивать ее об этом.
     А Сидор Омегин сказал ему о ней как-то:
     - Очень  толковая  девица  профессорская  племянница.   Чертовски
трезво обо всем судит. Только ты брось забивать ей голову наукой - это
ей ни к чему. С ней нужно говорить о жизни, а не о...
     - Вот  и  говори с ней об этом,  - с едва скрываемым раздражением
оборвал его Алексей.
     - Что-то  ты слишком охотно стал уступать мне эту возможность,  -
усмехнулся в ответ Сидор.  - Тебе в собеседницы знаешь кто  нужен?  Не
красивая   девушка,   а   электронное  устройство  с  большим  запасом
информации и способностью к логическому мышлению.
     А Алексей потом долго раздумывал над этим разговором.
     "Все было бы,  наверно,  по-другому,  будь я по-настоящему в  нее
влюблен,  - невесело рассуждал он,  прохаживаясь по своей лоджии.  - А
все-таки что же было бы?..  Говорил бы я с нею только "о  жизни",  как
советовал  мне  Сидор,  а для беседы о том,  что представляет для меня
основной смысл моего существования,  искал  бы  более  интеллигентного
собеседника?   Или  собеседницу...  Не  знаю,  не  знаю,  может  быть,
настоящая любовь выше всего этого,  но надолго ли?  А скорее  всего  у
таких, как я, и не бывает, наверно, такой любви..."

     Профессор Кречетов возвращается из Москвы спустя три дня.
     - Ну, как вы тут без меня обитаете? - спрашивает он Русина.
     - А у нас что?  У нас все в соответствии с местным распорядком, -
невесело говорит Алексей. - Расскажите лучше, что у вас нового?
     - Пробыл там всего три дня, - задумчиво произносит профессор, - а
событий столько, что всего и не припомнишь. Главное же вот что: теперь
уже  совершенно точно установлено,  что эксперименты,  подобные нашим,
производят и по ту сторону планеты.  О том  свидетельствует  возросшее
количество  сейсмических  явлений,  не  типичное  для года "спокойного
солнца".  Я боюсь даже, что они могут расшатать нашу планету до такого
состояния, что она вообще развалится. К счастью, ни один из нейтринных
импульсов не совпал пока с ритмом собственных колебаний  земной  коры.
Мог  бы  (да  и  может еще!) произойти такой сейсмический резонанс,  в
сравнении с которым землетрясения в Сан-Франциско,  Мессине  и  Токио,
происшедшие  в  первой  четверти  нашего  века  и стоившие полмиллиона
человеческих жизней, окажутся пустяком.
     - Нужно,  значит,  немедленно что-то предпринимать! - возбужденно
восклицает Алексей Русин. - Они ведь могут...
     - Да,  они могут,  - перебивает его профессор Кречетов.  - Могут,
потому что торопятся опередить нас.  Об этом свидетельствует  дурацкий
шпионаж за мной и академиком Ивановым.  В Москве все это было взвешено
и поручено мне с академиком Ивановым  выступить  на  страницах  газеты
"Известия"  с открытым письмом к нашим заокеанским коллегам.  Что мы и
сделали.
     - И  вы думаете,  что это их остановит?  - с сомнением покачивает
головой Русин. - Едва ли такое предприятие в руках только ученых...
     - Мы   не   сомневаемся,   что  письмо  наше  будет  перепечатано
прогрессивными газетами.  К тому же мы передадим его по радио на  всех
основных языках мира, и нас услышит мировая общественность.
     - А ваше письмо подкреплено какими-нибудь фактами?
     - Оно  подкреплено моими расчетами и статистикой Института физики
Земли.  Мало того,  мы предсказываем характер  землетрясений,  которые
неизбежно  должны  произойти в ближайшее время в основных сейсмических
поясах земного шара, в случае если не прекратятся опасные эксперименты
зондирования внутреннего ядра планеты нейтринными импульсами.  А пояса
эти проходят по берегам Тихого океана,  Средиземного моря,  по  горным
цепям Кавказа,  Гиндукуша, Каракорума и Гималаев. Мы очень надеемся на
благоразумие человечества.  Оно победило уже  один  раз  в  борьбе  за
запрещение   испытаний   атомного  и  термоядерного  оружия,  победит,
наверно, и теперь.

     На страницах газеты "Известия"  действительно  появляется  вскоре
хорошо   аргументированное   письмо  академика  Иванова  и  профессора
Кречетова.  Его перепечатывают почти все газеты мира.  С комментариями
его  выступают  в  печати  и по радио виднейшие сейсмологи и геофизики
Европы,  Азии,  Африки и многих стран Латинской Америки.  Молчат  пока
лишь ученые Соединенных Штатов.
     Алексей Русин и  профессор  Кречетов  с  Варей  возвращаются  тем
временем в Москву, и Леонид Александрович, навещая племянницу и брата,
не упускает теперь случая побывать и у Русиных. Разговор, естественно,
почти всегда заходит об одном и том же.
     - А может  быть,  американцы  не  экспериментируют  больше?  -  с
надеждой спрашивает профессора Алексей.
     - Почему же тогда не дают они согласия на участие в международном
конгрессе, который мы предлагаем созвать в Москве или Вашингтоне? Да и
по  сведениям,  поступающим  в  Институт  физики  Земли  более  чем  с
четырехсот  сейсмических  станций мира,  совершенно очевидно,  что они
все-таки продолжают свои  эксперименты.  Надеются,  наверно,  получить
нейтринографию   внутреннего   ядра  планеты  и  закрепить  этим  свой
приоритет в области исследования  недр  Земли.  Однако  это  не  такое
простое  дело.  Мы  убедились  в том на собственном опыте.  Делать это
надобно сообща, без торопливости, чреватой многими бедствиями. Мы ведь
и  собираемся  как раз предложить им на конгрессе наше сотрудничество.
Ох,  боюсь я,  что все это кончится если и не грандиозной  катастрофой
планетарного   масштаба,   то  одновременным  землетрясением  сразу  в
нескольких сейсмических зонах мира.
     Слова профессора    Кречетова    оказываются    пророческими    -
землетрясения силою до шести-восьми баллов происходят вскоре в один  и
тот  же  день  и  даже  примерно  в  одно и то же время в Перу,  Чили,
Объединенной Арабской Республике,  Индонезии,  Китае и Японии.  Такого
никогда  еще  не  бывало.  И это буквально будоражит весь мир.  Многие
государства требуют специального  заседания  Организации  Объединенных
Наций.  А  американцы  соглашаются,  наконец,  на созыв международного
конгресса в Вашингтоне.
     Перед отъездом  на конгресс профессор Кречетов заезжает к Русиным
попрощаться с Василием Васильевичем и Алексеем.
     - Ну,  друзья,  пожелайте нам удачи! - говорит он. - А вы, Алеша,
не забывайте Варю. Ни разу ведь не навестили ее с тех пор.
     - Да ведь все некогда, Леонид Александрович...
     - Вам-то некогда! Да ведь вы люди свободной профессии.
     - Потому и некогда.  Нет у нас,  писателей, никакой охраны труда,
вот мы, по выражению небезызвестного вам фантаста Омегина, и вкалываем
день и ночь до первого инфаркта. А у кого уже был - до очередного.
     - Ну уж,  положим,  Омегин-то ваш так  не  вкалывает,  -  смеется
профессор.
     - Он не вкалывает, это верно, но зато другие...
     - Верно,  верно!  Сам  видел,  как  вкалывали  эти  другие даже в
приморском Доме творчества,  полном соблазнов.  Ну,  а  нам  придется,
видно,  по  ту  сторону  океана немало потрудиться,  хотя сама планета
своим недавним тяжким вздохом изрядно помогла нам в этом деле.
     - Надеюсь  и  я  помочь  вам  своею повестью о трагической судьбе
планеты Фаэтон, - говорит Алексей Русин.
     А потом,  когда  садится  он  за  свою  рукопись,  никак не может
избавиться от сомнений:  только ли  излишняя  любознательность  ученых
Фаэтона погубила их планету?
     Ну, а правительства?  Без их  ведома  разве  могли  производиться
эксперименты  такого  масштаба?  А  если так,  то обнаруженная учеными
возможность  вызывать  искусственные  землетрясения  не  могла   разве
вскружить  голову  тем,  кто  мечтал  о  мировом господстве?  На нашей
планете все наиболее значительные  открытия  почти  всегда  обращались
ведь в средства ведения войны.  Да и сейчас, едва просочились в печать
первые скудные сведения о нейтриноскопии земного ядра,  как за океаном
завопили уже о новом, геологическом оружии глобального характера.
     Весьма вероятно,  что и на Фаэтоне не только увидели  возможность
подобного же применения этого открытия,  но и попытались с его помощью
решить судьбу двух социальных  систем  своей  планеты.  И  как  бы  ни
договаривались  между  собой  ученые  Фаэтона не способствовать этому,
среди  них  нашлись,  наверно,  такие  же  милитаристски   настроенные
представители  науки,  как  доктор Эдвард Теллер и Вернер фон Браун на
нашей Земле.  А погиб ли их Фаэтон из-за  того,  что  ошиблись  они  в
расчете  мощности  нейтринных  импульсов или не учли явлений резонанса
недостаточно  изученной  внутренней  структуры  своей  планеты,  после
происшедшей катастрофы это уже не имело большого значения.
     Алексей еще не написал тех глав,  в которых  должна  изображаться
гибель  Фаэтона,  но  он  уже с достаточной отчетливостью представляет
себе его агонию.  Погибал он,  наверно,  не сразу. Гибель его не могла
быть  похожей  на взрыв.  Скорее всего первыми стали рушиться какие-то
внешние связи планеты.  Может быть, сначала исчезло ее магнитное поле.
А это повлекло за собой распад поясов радиации и ионосферы.
     И уже одного этого было, конечно, достаточно, чтобы погубить если
не  жизнь,  то  цивилизацию  на Фаэтоне.  На него обрушился,  наверно,
значительно больший поток космических частиц, вырвавшихся из "ловушек"
радиационных  поясов.  А  ионосфера при этом утратила,  конечно,  свою
"зеркальность",  перестала отражать радиоволны, разладив радиосвязь на
всей планете.
     Не мог не прийти в негодность и компас.  Размагнитились, наверно,
постоянные магниты,