лмиллиметра.  По его расчетам,  через каждые
пятьдесят миллионов лет происходит  грандиозная  перепланировка  нашей
планеты.  Последний  раз  это  произошло тридцать миллионов лет назад,
значит  до  новой  остается  всего  двадцать  миллионов.  А  разве  не
интересно,  что  сближение  континентов  уменьшило бы нашу Землю и она
стала бы похожей на современный Марс?
     - Да, конечно, это очень привлекательно для вас, фантастов, - без
особого энтузиазма соглашается  Василий  Васильевич.  -  Но  серьезные
ученые...
     - Ошибаются и серьезные ученые, - перебивает отца Алексей. - Даже
такие,  как  Эйнштейн.  Он  ведь,  кажется,  до  самой своей смерти не
соглашался признать, что микромир таков, каким описывают его уравнения
квантовой  механики.  И  союзником  его в этом долгое время был не кто
иной, как Луи де Бройль. Но для меня главное не в том, кто будет прав.
Главное  в неизбежном торжестве истины,  а она постижима,  если только
вселенная   конструировалась   по   законам   логики.    Пусть    даже
наисложнейшей, о всей сложности которой мы пока и представления, может
быть, не имеем.
     Василию Васильевичу  нравится упрямство сына,  хотя кажется,  что
использовать его следовало бы для достижения более высокой  цели,  чем
писание научно-фантастических произведений.
     Чтобы переменить тему разговора, он спрашивает Алексея:
     - Помнишь, я рассказывал тебе историю исчезновения профессорского
портфеля?
     - Нашелся он? - без особого интереса спрашивает Алексей.
     - Профессор просил меня никому  не  рассказывать  о  пропаже  его
портфеля. Имей это в виду и ты.
     - А какие ты делаешь выводы из этого?
     - Похоже,   что  он  сообщил  кому-то  о  происшествии  со  своим
портфелем и  там  насторожились.  Весьма  возможно,  что  за  научными
секретами Леонида Александровича кто-то охотится.
     - Какие же могут  быть  секреты  у  профессора,  работающего  над
проблемами  нейтрино,  о котором толком никто из ученых ничего пока не
знает? - удивляется Алексей.
     - А   вот   он,  может  быть,  узнал  что-то  такое,  что  другим
неизвестно.
     - Но ведь такие открытия публикуются...
     - Опубликует,  наверно,  и он,  а  до  того  времени...  И  потом
открытие  его,  может  быть,  таково,  что  о  нем  вообще  не следует
распространяться. Очень прошу тебя в связи с этим...
     - Ладно, ладно! - смеется Алексей. - Можешь не сомневаться - буду
нем, как сам знаешь кто.
     - И еще один тебе совет, но уже из другой области: ты не очень-то
разбрасывайся,  не читай  все  подряд.  Сосредоточься  на  главном,  а
главное  для  тебя  -  поиск  достаточно  убедительной  причины гибели
Фаэтона. И я бы искал ее не в космосе, не в метеоритах и астероидах, а
в недрах нашей планеты. В тайнах ее ядра.
     - А  ты  не  можешь  познакомить  меня  с  этим  профессором?   -
неожиданно спрашивает Алексей. - Как, кстати, его фамилия?
     - Кречетов,  Леонид Александрович.  Однако познакомить тебя с ним
сейчас, пожалуй, не совсем удобно. В другой раз как-нибудь.
     - Дождусь я вас сегодня?  - кричит  из  кухни  рассерженная  Анна
Павловна.  А когда они садятся,  наконец,  за стол, говорит Алексею: -
Вчера  я  отважилась  прочесть  один  из   ваших   сборников   научной
фантастики. Нужно же знать, чем так увлекаются современные мальчишки и
девчонки.
     - Ну и как?
     - Во-первых,  почти ничего не поняла.  Раньше,  во  времена  Жюль
Верна,  хоть что-то растолковывалось,  а теперь пишут так,  будто всем
известно,  что  такое  "красное  смещение",  "парадокс  часов"  и  еще
какой-то "фотометрический парадокс". А таких терминов, как "постоянная
Планка",  "постоянная Больцмана", "число Авогадро", не считая "парсек"
и   "астрономических  единиц",  больше  в  тексте,  чем  в  нормальной
человеческой речи.
     - Но  ведь  сама  же  говоришь,  литературой  этой  увлекаются  и
мальчишки и девчонки - значит, разбираются как-то во всем этом.
     - Да, возможно, - пожимает плечами Анна Павловна.

        "9"

     Корнелий Телушкин  развивает  теперь  энергичную деятельность.  В
антирелигиозном  обществе  получает  он  командировку  в  подмосковный
поселок Тимофеевку. Там находится старинная церковь, священнодействует
в которой воспитанник Одесской духовной академии отец Никанор. Об этом
поведал    Телушкину   приятель   его,   художник-реставратор   Михаил
Лаврентьев.  Он не раз уже  помогал  Корнелию  обделывать  его  темные
делишки.  Привлек  его  Корнелий и к операции "Иисус Христос",  кратко
именуемой теперь "И. X.".
     В Тимофеевку выезжают они тотчас же, как только Телушкин получает
командировку,  официальная цель которой - прочесть в поселковом  клубе
лекцию о современном православии и его идеологии.
     - Ох,  боюсь я за эту  операцию,  Корнелий,  -  вздыхает  дорогой
тщедушный,  прыщеватый  Лаврентьев.  - Черт ведь его знает,  как после
твоей лекции отнесется к нам этот отец Никанор...
     - Ты   же  уверяешь,  что  он  человек  интеллигентный,  искренне
верующий в бога?
     - В том-то и дело!  А ты ведь не можешь бога не разоблачать,  раз
твоя лекция антирелигиозная.  Тогда уж лучше как-нибудь  так  сделать,
чтобы он не слышал этой лекции...
     - Наоборот,  ему непременно нужно  ее  послушать.  Это  для  тебя
задача  номер  один.  И  не  скрывай  от  него,  что  я твой приятель.
Постарайся даже намекнуть ему,  что я человек верящий если не в  бога,
то  в  какое-то  высшее  существо.  А  главное,  что  я бывший студент
физико-математического  факультета  и  произвожу  будто  бы   какие-то
непонятные тебе эксперименты по общению с этим высшим существом.
     - Ну,  а как же я ему объясню,  почему ты антирелигиозные  лекции
читаешь?  -  недоумевает  Лаврентьев,  прозванный  Богомазом,  так как
специализировался главным образом  на  реставрации  старинных  икон  и
вообще иконописной живописи.
     - А этого ему и объяснять не надо.  Это  он  и  сам  поймет,  как
только мою лекцию послушает,  - смеется Корнелий. - А пойти на нее он,
по-моему,  должен.  Любопытно  ведь  послушать  идеалиста,   читающего
атеистические  лекции.  Все  остальное  я  ему потом сам объясню,  как
только ты нас познакомишь.
     В Тимофеевку они прибыли около шести.  Телушкин сразу же является
в поселковый Совет.  Знакомится там с секретарем местной комсомольской
организации  Козыревым  -  лекция  предназначается ведь в основном для
молодежи.
     - Ну-с,  как у вас обстоит дело с аудиторией,  молодой человек? -
деловито осведомляется Корнелий,  протирая  свои  заграничные  очки  в
золотой оправе.  Он очень дорожит ими и надевает лишь на периоды самых
ответственных "операций".  В этих очках у него необычайно  импозантный
вид. С добросовестностью киноактера он очень тщательно отработал перед
зеркалом и жесты и мимику.  На окружающих  он  производит  впечатление
интеллигентного, скромного, со вкусом одевающегося человека.
     По просьбе  Корнелия  Колокольчиков  даже  снял  его  на   пленку
любительским  киноаппаратом.  Глава корпорации долго потом изучал себя
на экране и обнаружил несколько дефектов в своей  походке  и  костюме,
что и было затем исправлено.
     - Наша корпорация идет в ногу со временем, - любит говорить своим
компаньонам   Корнелий.   -  Она  оснащена  фото-  и  киноаппаратурой,
магнитофонами для перезаписи дефицитных музыкальных  новинок,  мощными
лупами  и  даже  микроскопами  -  пока,  к сожалению,  школьными - для
обнаружения фальшивок,  которые иногда подсовывают нам конкурирующие с
нами   коллеги-бизнесмены.   Главная  наша  задача  теперь  -  поднять
культурный и профессиональный уровень членов  корпорации.  Моя  личная
библиотека   для   этого   в  полном  вашем  распоряжении.  Лекции  по
профессиональному мастерству придется читать мне самому.  К сожалению,
мы не располагаем возможностью публиковать их типографским способом.
     Очки Корнелия,  его хорошо поставленный голос и манеры производят
сильное впечатление на секретаря комсомольского комитета. Он принимает
его за серьезного ученого и даже немножко робеет.
     - С  обеспечением широкой аудиторией,  сами понимаете,  не так-то
легко,  - смущенно отвечает он на  вопрос  Корнелия.  -  Комсомольский
актив будет,  конечно.  Ну,  еще кое-кто из дачников. А верующих, сами
понимаете...
     - Но  ведь  главная наша забота,  дорогой вы мой товарищ Козырев,
именно о верующих, - деликатно поучает его Корнелий. - А комсомольцев,
да еще актив,  и агитировать нечего. Богомольцев бы побольше, особенно
тех, кто помоложе, кого еще есть надежда отвратить от церкви.
     - Так  ведь  не  идут.  Летняя  пора,  да  и  вечер сегодня,  как
нарочно...
     - А вы бы самого батюшку пригласили! - восклицает вдруг Корнелий,
будто сейчас только  осененный  этой  идеей.  -  Батюшка-то,  как  мне
известно,  тоже молодой.  Может быть,  и в дискуссию со мной ввяжется.
Это бы лучше любой лекции.
     - Да что и говорить,  чертовски заманчиво!  - вздыхает Козырев. -
Но как к нему подъехать?
     - А  чего особенно мудрить?  Пошлите ему официальное приглашение,
может быть, заинтересуется.
     - Попробую,   -  без  особой  уверенности  в  успехе  соглашается
Козырев. - Пошлю с нарочным. Кстати, домик его недалеко от клуба.
     До начала  лекции  у  Корнелия остается еще полчаса,  и он решает
пройтись по поселку и заодно посмотреть на церковь.
     Церковь эта,  выстроенная в стиле "московского барокко" и недавно
добротно отремонтированная,  стоит на высоком берегу реки в  небольшой
рощице.  Корнелий  рассматривает  ее издалека,  чтобы не попадаться на
глаза отцу Никанору раньше времени.
     "Да, умели строить в доброе старое время, - отмечает он про себя.
-  Красивая  церквушка.  Надо  полагать,  на  должном  уровне   и   ее
иконопись..."
     К семи часам (хотя  лекция  назначена  на  половину  седьмого)  с
трудом   собирается  человек  пятнадцать  комсомольцев,  две  девушки,
работающие в поселковом Совете, да несколько пожилых дачников.
     - Вы  уж  извините,  -  смущается  Козырев,  то и дело вытирающий
мокрый от волнения лоб.  - Лето... И потом в кинотеатре новый фильм. А
это, сами понимаете...
     - Ну,  ничего, - снисходительно улыбается Корнелий. - Дело это не
из легких,  я понимаю.  К тому же у вас это,  наверно,  впервые,  хотя
церквушка отца Никанора, кажется, на полном ходу?
     - Да, к сожалению.
     - А что,  если мы по случаю  малочисленности  аудитории  проведем
вольную беседу вместо лекции? - обращается Корнелий уже не к Козыреву,
а к собравшимся,  заметив среди  них  Маврина  и  Колокольчикова.  Они
подсели к дачникам, держась подальше друг от друга. - А то ведь как-то
не совсем удобно читать лекцию почти пустому  залу.  Как  вы  на  это,
товарищи?
     - Правильно говорит товарищ лектор,  - зычно подает  голос  Вадим
Маврин.  Он уже успел познакомиться со своим соседом,  и тот энергично
поддакивает ему.  - А лекции -  это  же  одна  скукота.  Я  извиняюсь,
конечно...
     - Правильное предложение вносит товарищ,  не знаю,  к  сожалению,
его  фамилии,  -  поддерживает Вадима Маврина Колокольчиков.  - А вот,
кстати,  и батюшка, кажись, идет, - кивает он на окно. - Пусть с ним и
подискутирует товарищ лектор. А мы послушаем...
     - Ну так как,  принимается, значит, это предложение? - спрашивает
Козырев.
     Собравшиеся одобрительно кивают головами.
     А в  зал в сопровождении Лаврентьева и нескольких старушек входит
отец Никанор.  У него совсем еще молодое,  добродушное лицо, жиденькая
бородка и длинные русые волосы. Корнелий жестом гостеприимного хозяина
приглашает его вперед,  но батюшка снимает соломенную шляпу и  скромно
садится в задних рядах.
     - Прошу задавать  вопросы,  -  предлагает  Корнелий  и  поясняет,
обращаясь  к  отцу  Никанору:  -  Мы  тут решили из-за малочисленности
собравшихся вместо скучной  лекции,  как  остроумно  заметил  один  из
присутствующих здесь граждан, провести беседу на вольную тему.
     - Вы только, пожалуйста, не обижайтесь на этого дачника, - шепчет
Корнелию Козырев, кивая на Вадима. - Дачники - они народ хамоватый.
     - У  меня  есть   вопрос,   -   поднимается   со   своего   места
Колокольчиков.  -  Тут ведь собрался в основном народ молодой и в бога
все равно не верящий,  а батюшку и старушек разубеждать  в  этом  явно
бессмысленно,  поэтому  давайте  договоримся  не требовать от товарища
лектора доказательств того,  что бога нет. В том случае, конечно, если
батюшка не докажет нам, что он есть.
     - Простите, товарищ, не знаю вашей фамилии, - обращается Корнелий
к   Колокольчикову.   -  Давайте  сначала  договоримся  не  оскорблять
священника.  Времена  грубой  антирелигиозной   пропаганды,   как   вы
знаете...
     - Да   что   вы,   товарищ   лектор!   -   испуганно   восклицает
Колокольчиков. - Я и не думал... В крайнем случае могу и извиниться...
     - Что вы,  что  вы!  -  испуганно  простирает  руки  вперед  отец
Никанор.  - Не надо мне никаких извинений!  Молодой человек ничем меня
не оскорбил.  А доказывать вам  существование  бога  я  не  собираюсь.
Доказать  это,  к  сожалению,  так же нелегко,  как и опровергнуть его
существование.
     - Ну,  так  позвольте  мне тогда продолжить мой вопрос,  - просит
Колокольчиков.  - Вот что хотелось бы нам узнать у  товарища  лектора:
правда  ли,  что  великий  русский  физиолог  Иван Петрович Павлов был
верующим?
     - Очень хорошо,  что вы задали именно этот вопрос, - одобрительно
кивает головой Корнелий.  - Я  постараюсь  рассеять  это  бытующее,  к
сожалению,  даже у атеистов заблуждение...  Прежде,  однако,  я должен
напомнить вам,  как Иван Петрович Павлов понимал религию.  На одной из
своих клинических "сред" о происхождении веры говорил он следующее.
     Корнелий торопливо  листает  свой  конспект  и,  поправив   очки,
читает:
     - "Когда человек  впервые  превзошел  животное  и  когда  у  него
явилось  сознание  самого  себя,  то  его  положение было до последней
степени жалкое:  ведь он окружающей среды не знал, явления природы его
пугали,  и  он  спасал  себя  тем,  что выработал себе религию,  чтобы
как-нибудь   держаться,   существовать   среди   этой    серьезнейшей,
могущественнейшей  природы".  Такое  толкование Павловым происхождения
религии   совпадает,   конечно,   с   точкой   зрения    исторического
материализма.
     - Значит, он признавал веру? - снова спрашивает Колокольчиков.
     - Да,  в какой-то мере и только для слабых.  "Вера существует для
того, чтобы дать возможность жить слабым", - говорил Иван Петрович.
     - Он  выражался  и  более  ясно,  -  бросает  вдруг  реплику отец
Никанор.  - Он заявлял:  "Есть слабые люди,  для которых религия имеет
силу".
     - А откуда это, извиняюсь, батюшке известно? - подает голос Вадим
Маврин.
     - Читает,  наверно, не только библию, - высказывает предположение
Корнелий.
     - "Павловские клинические среды",  например,  - подтверждает отец
Никанор. - Том третий, страница триста шестидесятая.
     - Вот видите,  - улыбается Корнелий.  - И  вообще  должен  я  вам
сказать,  мы недалеко пойдем в нашей атеистической деятельности,  если
всех церковников будем изображать людьми невежественными,  незнакомыми
с   достижениями  современной  науки.  Даже  в  православных  духовных
академиях преподаются теперь естественные науки,  а высшее духовенство
католической   церкви,   кардиналы  и  епископы  вообще  люди  высокой
культуры. Покойный папа римский боролся к тому же за мир во всем мире.
     - Куда же это мы попали?!  - вскакивает вдруг Вадим Маврин.  - За
кого нас тут агитируют? Против попов или за попов? Ничего себе лектора
нам прислали!..
     - Ведите себя как полагается, товарищ! - повышает голос Козырев.
     - А чего вы его осаживаете?  Он правильно говорит, - поддерживает
Вадима его седоволосый сосед. - Когда я комсомольцем был, разве так мы
с   попами  боролись?  Мы  тогда  в  их  церквах  комсомольские  клубы
устраивали.  А сейчас против них и слова нельзя  сказать.  Если  не  в
милицию за это потащат,  то извиняться заставят.  А за что извиняться?
За то, что мы их религиозный дурман разоблачаем?
     - И  лектор тоже,  видать,  из бывших попов!..  - уже совсем не в
себе вопит Вадим Маврин.
     - Ну,  знаете ли, товарищ Козырев!.. - повышает голос Корнелий. -
Раз меня так оскорбляют тут, я лучше уйду...
     - Нет,  уж  лучше  тогда  я уйду,  - встает отец Никанор.  - А вы
продолжайте свою работу, гражданин лектор.
     - Это  же  безобразие,  товарищи!  - стучит стаканом по графину с
водой Козырев. - Форменное хулиганство! Я сейчас милицию вызову...
     - Вот-вот!  -  ехидно ухмыляется сосед Вадима Маврина.  - А я что
говорил? Перед батюшкой пардоны, а нашего брата в милицию. Дожили...
     Отец Никанор   между   тем   успевает   выйти  вместе  со  своими
старушками.
     Тогда снова поднимается Колокольчиков.
     - Может быть, теперь, когда священнослужитель, так действующий на
нервы  некоторым  молодым  и  пожилым  комсомольцам,  удалился,  дадим
возможность товарищу лектору закончить свою беседу?
     - Правильное  предложение!  -  выкрикивает  кто-то  из поселковых
комсомольцев. - Хватит этим дачникам волынить!
     Корнелий с  хорошо разыгранным волнением долго пьет воду.  В зале
воцаряется тишина.
     - Ну хорошо, я продолжу, - примирительно произносит он наконец. -
Жаль однако,  что батюшке  пришлось  ретироваться.  Он  ведь  выслушал
только позитивную, так сказать, часть моей оценки высшего духовенства,
что, как вы понимаете, было с моей стороны чисто ораторским приемом. А
теперь,  к  сожалению,  уже в его отсутствие придется мне рассказывать
вам,   почему   же   приходится   современному   духовенству   изучать
естественные  науки  и  даже марксизм.  Конечно,  не от хорошей жизни,
товарищи.
     В зале понимающе улыбаются.
     - С этого бы и надо было начинать!  - снова выкрикивает Вадим, но
на него шипит теперь даже его сосед.
     - Полемика - дело тонкое,  требующее дипломатии, дорогой товарищ,
- обращается теперь уже к Вадиму Корнелий.
     - Да не отвлекайтесь вы на него,  - недовольно произносит  кто-то
из комсомольцев.
     И Корнелий   начинает    обстоятельно    разоблачать    ухищрения
духовенства,  спекулирующего  на  терпимости Ивана Петровича Павлова к
религии.  Излагает  он  вкратце  и  материалистическое   мировоззрение
великого физиолога.
     Беседа его кончается в девятом часу. К этому времени подходит еще
кое-кто из жителей поселка, так что зал заполняется почти до половины.
Это дает основание Козыреву написать  в  отзыве  на  путевке  Корнелия
Телушкина, что его интересная лекция прошла при переполненном зале.

        "10"

     Леониду Александровичу  Кречетову  очень  легко  разговаривать  с
майором Ураловым. По его вопросам чувствуется, что он сведущ если не в
геофизике,  то в физике бесспорно.  А потом профессор не без удивления
узнает, что Уралов имеет степень кандидата физико-математических наук,
и  ему даже кажется,  что майору государственной безопасности оно ни к
чему.
     Наблюдательный майор   Уралов  замечает  это  удивление  на  лице
ученого,  но  лишь  снисходительно  улыбается  -  не  рассказывать  же
профессору,  как  кандидатская  степень  помогла  ему  однажды поймать
"электронного шпиона",  передававшего секретную информацию с одного из
наших полигонов.
     - Вы полагаете,  значит,  что подобные эксперименты ведутся и еще
кем-то? - спрашивает он профессора.
     - Не  могу  этого  утверждать,  но  такой  вывод   напрашивается.
Институт  физики  Земли  сообщил  мне сегодня,  что периоды проведения
экспериментов академиком Ивановым совпадают,  оказывается, не только с
сейсмическими  явлениями,  но  и с изменением напряжения геомагнитного
поля.
     - А в чем это выражается?  - интересуется майор Уралов. - В каких
единицах?
     - Всего  в нескольких гаммах,  но ведь и интенсивность магнитного
поля Земли равна лишь т