це  концов
ухватилась. Лишь тогда  отчаяние,  грызущее  сердце  голодной  волчицей,
слегка  разжало  челюсти.  Тогда  родилось  первое  решительное   слово:
"Хватит!!!"
   Пусть  эти  ее  так  называемые  Попутчики,   все   эти   проводники,
попрыгунчики и винегреты барахтаются  в  своих  бестолковых  декорациях,
дерутся, умирают, гоняются за монстрами, сами превращаются в монстров  и
катятся к черту! Ей с ними больше не по пути, у нее своя задача,  и  она
займется ее осуществлением! И Карриган  ей  отныне  не  указ,  а  только
помощник, обязанный подчиняться ее воле, раз уж он вызвался ей помогать!
Примерно так,  не  выбирая  особо  вежливых  выражений,  она  и  сказала
Карригану. И выдала первый приказ -  немедленно  возвращаться  в  родную
реальность и приступать там к  поискам  давно  обещанного  корабля.  Как
осуществить  обратный  переход  -  это  не  ее  проблема,  хотя  она  не
сомневается, что он с этой задачей отлично справится.
   Разговор происходил, пока остальная группа устраивалась на  очередной
долгосрочный привал в реликтовом подвале, куда их привел чудной  зеленый
старикашка. Она ожидала услышать в ответ от Карригана старую  песню  про
единственный путь, который не ей выбирать, и готовилась дать Наблюдателю
хорошую отповедь: приставлен наблюдать, вот и наблюдай,  помогая,  когда
ведено, а уж командовать - довольно! Это изначально было и  остается  ее
прерогативой! Но, к ее удивлению, Карриган на сей раз не  стал  спорить.
Он согласился, лишь поставив  условие:  он  найдет  для  нее  корабль  и
отправится за ним немедленно, но  сама  Илли  должна  остаться  временно
здесь, "на дне". Она в  ответ  заявила,  что  не  собирается  ждать  его
возвращения, сидя в сырых катакомбах в компании бандитов. Тогда Карриган
сказал, что ей необязательно сидеть здесь: он, мол, ее  отыщет,  где  бы
она ни оказалась.
   Ей  поневоле  пришлось  смириться,  утешаясь  тем,  что  она  все  же
заставила его подчиниться. А то, что он бросает  при  этом  на  произвол
судьбы ее - Хранителя, которого обязан беречь  и  опекать,  пусть  ляжет
тяжким бременем на его совесть. По большому счету  это  была  ее  первая
настоящая победа над Карриганом с начала безумного бегства.  Но  были  и
другие удачи...
   Об одной своей нечаянной удаче она вспомнила  сейчас,  лежа  лицом  к
стене и ощущая, как постепенно  накатывает  стылая  волна  тоски.  Вновь
одиноко и  бесприютно  заплакало  в  груди  самое  обыкновенное  женское
сердце, потерявшее любовь.  Приложив  руку  к  груди,  она  ощутила  под
одеждой у самого сердца амулет,  подаренный  ей  старухой-ведьмой.  Или,
быть может, феей?.. "Позови - поможем, -  зашептал  внутри  незабываемый
голос. - Советом аль еще чем... Все тебе полегче будет..."  А  надо  ли,
чтобы было легче?.. "Надо!" - поняла она. Еще  как  надо!  Она  способна
изменить судьбу целого мира, и для этого необходимо, чтобы прошлое ушло,
сгорело, развеялось серым пеплом! Ей даже не пришлось доставать талисман
из кармашка. Она только решилась попросить о помощи, в: приложив к  нему
ладонь, и оказалась вне своего  тела,  вне  помещения  и  вообще  где-то
"вне". Ничего подобного она не ощущала в  прошлый  раз,  когда  к  звала
подмогу в полуразрушенном здании, объятом со всех  сторон  тьмой.  Тогда
она просто кричала мысленно,  как  в  огромную  трубу:  "Помогите!!!  На
помощь!!!" - пока  ее  не  оборвал  рывок  черного  щупальца,  незаметно
обвившего ноги. Никакого ответа она тогда не услышала и решила поначалу,
что так ни до кого и не докричалась. Но все-таки ее крик достиг  чьих-то
ушей или чьих-то мыслей - ведь помощь  все-таки  пришла!  Теперь  же  не
крик, а она сама летела куда-то в прохладной ветреной ночи, и платье  из
невесомой материи струилось трепетным ручьем вдоль ее  тела.  Страха  не
было. Лишь стремление достичь того места, куда она уносилась до сих  пор
только в сокровенных мечтах  -  туда,  где  ее  поймут  и,  быть  может,
помогут... Да просто понять, разве это уже не значит - помочь?
   Постепенно вокруг нее,  все  еще  летящей  сквозь  ночь,  сама  собой
образовалась хорошая  компания.  Что  в  них  было  хорошего  -  в  этих
растрепанных девчонках, рыжих, черных и белокурых, веселых и задумчивых,
возникающих со всех сторон из темноты и купающихся в теплой ночи, как  в
ласковом море? Да все! Их легкие движения, приветливые лица,  их  легкие
платья  и  какое-то  непередаваемое  ощущение  радости  общей   встречи,
осознание причастности к  одному  особому  кругу  -  тайному  сообществу
последних ведьм, способных еще  от  души  смеяться  и  плакать  навзрыд,
летать по ночам и любить во все сердце! Она была теперь среди своих,  ее
понимали без слов, и никакого значения не имело  здесь  то,  что  она  -
императрица, обреченная от рождения на одиночество  высочайшим  титулом.
Что она не такая, как все. Выше всех...  Только  теперь  до  Илли  дошел
смысл слов старухи: "Мало таких, как мы, осталось..." Вовсе не ее миссию
Хранителя имела в виду старуха. Их действительно было мало -  не  таких,
как все. Последних ведьм. Одиноких, каждая - по-своему.
   Ей вдруг подумалось, что вряд ли она  узнала  бы  их  при  встрече  в
реальном мире, ведь видела сейчас только суть -  тот  самый  пресловутый
душевный облик, который не каждому дано разглядеть. А может быть, даже -
как знать? - среди них кружила в танце, юной, неузнаваемой  и  та  самая
древняя старуха, подарившая талисман?.. Она позвала сердцем,  и  на  зов
устремились те немногие, что могли ее понять,  потому  что  были  с  ней
одной сумасшедшей крови. Ей не пришлось ничего объяснять: они слышали ее
беду и порхали вокруг заботливо, словно бабочки вокруг подружки, слишком
близко подлетевшей  к  коварному  пламени  свечи.  Они  говорили  с  ней
мысленно наперебой, и их реплики дополняли одна другую:
   - Он тебе еще нужен?.. - Это рыженькая в зеленом платье  с  огромными
изумрудными глазами.
   - Если нужен - он твой, только свистни! -  Жгучая  брюнетка  в  узком
красном туалете.
   - Скоро все изменится, и он вновь будет с тобой! - Хрупкая  белокожая
фея, нежная и светлая, как ангел.
   - Если, конечно, сумеешь простить... - Это, кажется,  та  синеглазая,
резкая, что летит чуть впереди справа.
   - И вдруг...
   - Хочешь его увидеть?
   - Сейчас?..
   - Сейчас!
   В их обществе ее охватили головокружение и беспечная легкость, сродни
опьянению от шампанского. Все показалось легко и просто: она увидит Рэта
и окажется, что предательства не  было  -  ее  обманули,  показав  очень
качественный галлофантом.
   - Хочу!
   Она думала, что увидит его со  стороны,  предположительно  -  как  на
экране. Но все произошло совсем иначе: подруги-ведьмы  исчезли,  а  сама
она стала стремительно падать вниз,  словно  утратила  в  мгновение  ока
способность  летать.  Падение  длилось  секунды  и  напоминало  спуск  в
скоростном лифте с выключенным светом. В конце ее ждало потрясение:  она
не просто увидела Рэта Эндарта, но упала с неведомых высот  прямо  в  ту
точку пространства, где Рэт в данный момент находился.
   Илли с трудом постигла смысл происходящего: она была с  Рэтом  -  это
факт. И ощущала его, как себя самое. Его тело  было  и  ее  телом  тоже,
хотя,  может  быть,   в   меньшей   степени,   но   достаточной,   чтобы
почувствовать, что ему было чисто физически плохо: он лежал  на  жесткой
кровати, опутанный проводами и  трубками,  открытые  глаза  упирались  в
белый потолок. У него болела голова, ныла правая рука  и  в  груди  тоже
что-то ныло.
   Илли тут же поняла, что он находится в лазарете с сотрясением  мозга,
переломом предплечья и трех ребер и что все  эти  многочисленные  увечья
обрушились  на  него  при  падении  имперского   катера.   Значит,   Рэт
действительно находился в этом проклятом катере  и  принимал  участие  в
погоне. Но, может быть, он пошел  на  измену  лишь  для  вида,  с  целью
помогать  так  или   иначе   своей   невесте?..   Блаженны   влюбленные,
потребляющие пачками  утешительные  пилюли  с  этикетками  "наверное"  и
"может быть": пока они верят, им улыбается счастье. А основа их  счастья
в том, что им недоступна подлинная абсолютная близость.  Беглянка  Илли,
она же - урожденная Эвил Даган - императрица, властительница и прочее  и
прочее, свято хранившая свою честь для первой  брачной  ночи,  оказалась
неожиданно для себя так близка  с  мужчиной,  как  не  мечтала  ни  одна
опытная развратница, при этом сохранив свою невинность. И не дай им  бог
этой самой абсолютной близости,  потому  что  ей  была  теперь  доступна
истина - голая и беспощадная,  подобная  уродливой  женщине,  с  которой
сорвали одежду.
   Самым сильным чувством, непрерывно кипящим в Рэте, оказалась досада -
на то, что устоявшееся комфортное существование рухнуло внезапно  и  так
для него неудачно, пустив под откос все его грандиозные планы.  Бороться
было выше его сил и возможностей, особенно после того, как ему доходчиво
объяснили, что подчиниться, смирив свои амбиции, будет гораздо выгодней:
тогда  за  ним  обещали  сохранить  наследственную  власть   в   домене.
Содействие в поимке беглой невесты учтется ему особо. В противном случае
избалованному принцу пригрозили пожизненной ссылкой. Ни о какой любви  в
сложившихся обстоятельствах не могло быть и речи,  хотя  нежное  "Вилли"
теплилось еще где-то  под  обломками,  рождая  смутные  чувства  вины  и
раскаяния,  заглушаемые  мыслями  о  щекотливости   своего   теперешнего
положения, о вынужденности совершенного  шага,  о  свободе  собственного
выбора, в конце концов!
   - Полно, Рэт, разве это  твой  выбор?!  Разве  ты  теперь  свободен?!
Опомнись, Рэт! Стань же собой!!!
   Рэт напрягся, с трудом приподнимаясь. Илли почти как свое собственное
восприняла  его  смятение.  Без  сомнения,  он  как-то   чувствовал   ее
присутствие, мог ее слышать! Она ощутила, как он отыскивает ее  в  себе,
тянется к ней - отчаянно, лихорадочно, слепо: ему так давно  нужна  была
она, ее тепло, ее помощь!
   - Я здесь, с тобой, Рэт! Я тебе помогу! Я  тебя  не  оставлю!  Только
уходи отсюда! Беги, пока еще не поздно!
   Он медленно встал, обрывая с  себя  провода  и  шланги,  шатнулся  от
головокружения и резкой боли в груди и все же сделал шаг, другой, оперся
рукой о стену. "Ну же, принц,  вперед!"  -  подбадривала  она,  стараясь
взять на себя часть его боли. Он двинулся вдоль стены, дошел до  угла  и
остановился, склонив голову. "Ну, что же ты?.." Не поднимая  головы,  он
произнес:
   - Дверь!
   В тот же миг пол исчез из-под его ног,  и  Рэт  провалился  в  темный
длинный колодец.  "Аварийный  гипер",  -  не  успев  толком  испугаться,
догадалась Илли еще  прежде,  чем  Рэт  выпал  из  тьмы  гиперколодца  в
пилотское кресло небольшого спасательного  катерка.  Бывшей  императрице
благодаря  ее  бывшему  инструктору  Карригану  был  известен  этот  тип
катеров: обычный четырехместный челнок-спасатель, способный вместить  до
восьми пассажиров. Оказавшись в  челноке,  Рэт  почему-то  не  торопился
готовить его к старту. Он сидел, опустив руки, уставясь в  слепой  экран
перед  собой.  Что-то  неладное  творилось  в  его  голове:  что-то  там
разбухало,  ширилось,  давило,  заливало  гнойной  массой   только   что
вспыхнувшую живую искру. "Что я делаю? Куда я полечу? Я даже не знаю,  в
каком мы сейчас чертовом пространстве!.."
   - Не бойся, это я - Вилли, я с тобой, я тебя не  оставлю!  Сделай  же
последний шаг! Мы найдем тебя, подберем, разыщем, где бы ты ни был! Верь
мне!
   "Бред... Но даже если и нет, если, допустим, это не бред  и  она  мне
действительно поможет, на что я буду обречен? На вечное бегство?.. А что
получу взамен? Сомнительную радость  близости  с  женщиной,  которая  не
может гарантировать мне ничего, кроме пожизненного клейма изгоя?"
   Задохнувшись, словно в  душных  миазмах,  Илли  отпрянула  от  своего
бывшего жениха и тут же очутилась в собственном теле, преодолев в момент
пространства и расстояния, не повидавшись даже с подругами-ведьмами. Что
они оказали ей большую услугу, она поняла лишь спустя  несколько  минут,
окончательно придя в себя после своего первого мистического  вояжа:  она
искала и не находила в  себе  ни  былого  отчаяния,  ни  боли,  ни  даже
ненависти. Разве можно ненавидеть человека за то, что он такой как есть,
что он тебя не любит и никогда не  любил?  Если  ему  вообще  дано  было
любить, в чем  она  сомневалась.  Единственное,  чего  был  достоин  Рэт
Эндарт, - так это жалости. Для ненависти  он  был  слишком  мелок:  ведь
ненависть - оборотная сторона любви, а любила она кого-то совсем другого
- нереального, ею же самой придуманного принца. Так что ей просто некого
было прощать: принц оказался набитой куклой, а его  любовь  -  воздушным
замком, воздвигнутым на болоте.
   Возможно, что ее тайный визит в сознание Рэта, с  как  и  сам  способ
получения таким образом информации, были не совсем честными. Но ведь  ее
случай - особый! И она непременно поблагодарит новых добрых подруг -  за
то, что сумели это понять.  Только  благодарить  придется  как-нибудь  в
следующий раз: слишком уж она измоталась за пару  последних  сумасшедших
дней и хотела теперь лишь одного - забыться, погрузиться в сон, благо  в
этом псевдозагробном мире нашлось какое-то подобие кровати.
   Сон подобрался незаметно, как большой ласковый кот, и  уже  обнял  ее
своими мягкими белыми лапами, но его спугнули шум и крики, донесшиеся из
коридора. Сон мгновенно, чисто по-кошачьи испарился. Илли  обернулась  к
двери, увидела мелькающие в  коридоре  черные  балахоны  и  поняла,  что
желанный покой ей сегодня уже не приснится.
 
10. ИЗ ПЛЕНА В ПЛЕН 
 
   Михаилу снился кошмар. Чаяния его заботливых родителей совершенно  не
ко  времени  сбылись:  редкий  дар  Проводника  -  проклятие  всей   его
предыдущей жизни - исчез в этом метаморфозном мире, а все его  спутники,
не исключая Илли и даже единокровного брата Петра, отбыли обратно в свой
мир, бросив бесталанного Михаила доживать свои дни в реальности третьего
рода. И вот он - лицо без конкретных занятий и без  определенного  места
жительства, одинокий и покинутый, обзаведшийся уже  зеленой  бородой  по
пояс, сидит перед  распахнутыми  дверями  "Горного  орла"  с  протянутой
рукой, выпрашивая у его новых постояльцевампиров мензурку  кровушки  или
на худой конец - горсточку "грыбов" на пропитание. И  подходит  к  нему,
сирому да голодному, давешний мент в черном балахоне, пинает его ногой и
говорит сердитым голосом:
   - Вставай, ублюдок!
   А вампиры-постояльцы лезут пачками из окон и орут радостно:
   - За  шиворот  его!  В  морду  -  и  в  отделение!  Увесистый  пинок,
усугубленный поощрительными напутствиями, избавил, к счастью, Михаила от
продолжения кошмарного сновидения. Но суровая реальность  оказалась  еще
хуже: над ним нависал гробовым видением то ли трехдневный утопленник, то
ли здешний представитель  закона.  Синяя  рука  простерлась  прямиком  к
Михайлову горлу - хорошо, если только за шиворот схватить, а то кто его,
упыря, знает...
   Михаил прянул из-под протянутой  к  нему  руки,  как  таракан  из-под
тапка, перевернулся и моментом вскочил на ноги - и откуда  только  прыть
взялась  спросонья?  Слуга  закона  тут  же  устроил  Михаилу   шмон   с
пристрастием. Он забрел в их уютную ночлежку  не  один:  набившись  всей
толпой в тесную  берлогу,  они  не  оставили  Михаилу  даже  возможности
плюнуть с досады, не рискуя при этом  попасть  в  представителя  власти.
Этим-то коллегам и принадлежали разбудившие Михаила зрительские выкрики.
   Илли и Попрыгунчик были уже на ногах и под конвоем - вообще в  данном
помещении трудно было сейчас оказаться  не  под  конвоем,  -  а  бедняга
Бельмонд как раз поднимался с матраса, кряхтя и  только  что  не  плача:
невероятными лишениями завоевал он себе право понежить  пухлые  бока  на
этом поистине королевском ложе, и вот, стоило ему толь - ко  прикорнуть,
как они опять тут как тут, эти неусыпные блюстители, слетелись, чтоб  им
ни дна ни покрышки, как назойливые комары (в смысле вампиры) в хозяйскую
спальню! Так оценил Михаил о; кряхтение Фредди, потому что  таковы  были
его собственные мысли по  поводу  нежданного  визита,  в  просторечии  -
облавы,   не   иначе   как   накарканной   сегодня    на    их    головы
прохвостом-водяным.
   - Вы не имеете права! - вякнул, не сдержалсятаки  Попрыгунчик.  -  Мы
являемся представителями иностранной державы, и Мы...
   "...Будем  жаловаться..."  -  закончил  за  него   мысленно   Михаил,
поскольку Попрыгунчик умолк на полуслове  -  ближайший  мент  сунул  ему
прикладом  под  челюсть.  Героизм   Попрыгунчика   имел   свои,   вполне
определенные  границы.  У  Михаила,  правда,  он  даже  этих  границ  не
достигал: ему и в голову сроду не  приходило  вступать  в  пререкания  с
ментами. Потому что голова - и в частности челюсть - дороже.
   Как ни странно, нигде не было видно  Седого,  оставленного  вроде  бы
Петром за сторожа. "Не за подмогой ли  часом  он  побежал  до  ближайшей
булочной?.. Может, отобьют нас по дороге?" - размышлял Михаил, не  давая
ходу мыслям о предательстве Седого, даже на правах досужей вероятности.
   Добрая дюжина конвойных вывела их из берлоги,  словно  особо  опасных
бандитов, толкая стволами по  коридору  и  затем  вверх  по  лестнице  -
наружу. А там уже поджидал соответствующий  транспорт:  напротив  выхода
зависло крупное транспортное средство,  напоминающее  крытую  галошу  на
воздушной подушке. Даже увидев этот аэромобиль случайно на улице, Михаил
вряд ли ошибся бы в его назначении: труповозка либо ментовоз.
   Конвойные затолкали  четверых  задержанных  через  откидную  дверь  в
заднее отделение галоши, сами же погрузились в переднее.  В  разделяющей
перегородке имелось зарешеченное окошко, примерно такое же находилось  в
заднем отделении на  потолке.  Льющийся  оттуда  свет  позволил  Михаилу
разглядеть еще с десяток арестантов, сидящих прямо на полу (сидений  тут
попросту не было). Судя по грязной одежде и явно нездоровому  розоватому
оттенку физиономий, соседи докатились до самого дна социальной ямы.
   Тут Михаил вспомнил, что дверь хазы так и  осталась  незапертой.  Вот
облава и пожаловала  запросто,  прямо  как  к  себе  домой,  и  повязала
беспечных хозяев, а заодно с ними - ни в чем не повинных гостей.
   Погрузившись, они вчетвером тоже уселись на  пол:  Илли  оказалась  с
Михаилом плечом  к  плечу,  Бельмонд  с  Попрыгунчиком  тоже  умостились
поблизости. Едва успели присесть,  как  галоша  лихо  рванула  с  места.
Пассажиров заднего отделения моментально смешало в общую кучу  и  снесло
сначала назад, а потом пошло кидать от стены к стене  -  явление  вполне
естественное для незакрепленного груза на ухабистой  дороге.  Хотя  дело
тут было не в дороге, а  скорее  в  том,  что  городские  переулки  были
узковаты для данного транспортного средства,  и,  чтобы  их  преодолеть,
водитель давал попеременно своей галоше то левый  крен,  то  правый.  Не
исключено, что в прошлом он был гонщиком, возможно даже -  неоднократным
призером. На старте Михаил едва успел ухватиться за Илли,  а  она  чисто
инстинктивно вцепилась всеми ногтями  в  Михаила.  Вот  оно,  простое  и
незамысловатое мужское счастье! Так,  сцепившись,  они  и  полетели.  Не
факт, правда, что это давало им  преимущество  в  общей  свалке,  однако
Михаил старался, как только мог, защитить собою Илли от ударов об  стены
и пролетающих попутчиков, по мере сил принимая их на себя. Один  раз  он
отпасовал обеими ногами в сторону летящего на Илди пузом  вперед  Фредди
А.   Бельмонда.   Бесчеловечные   условия   транспортировки   превратили
несчастного толстяка в совершенно неуправляемое стихийное  бедствие  для
кучи-малы  рахитичных   попутчиков.   Хотя   некоторым   везунчикам   он
подворачивался время от времени в качестве перины. Попрыгунчик летал  по
ящику смертоносным бумерангом.  Только  здешний  густой  воздух,