Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
о в Каменном Соборе. Со всего континента люди стекаются
для участия в этом празднике к огромной выгоде хозяев гостиниц. Должен вам
заметить, что я сам получил свое взрослое имя в Каменном Соборе.
21
Когда мы прибыли в Маннеран и портовые грузчики принялись разгружать
корабль, я получил расчет, покинул корабль и отправился в город. В конце
причала я остановился, чтобы получить пропуск из порта у маннеранских
чиновников.
- Сколько времени вы проведете в городе? - вежливо поинтересовались у
меня, и я также вежливо ответил, что намерен пробыть в городе только три
дня, хотя моим истинным намерением было устроиться здесь на всю оставшуюся
жизнь.
До этого я дважды бывал здесь: первый раз в раннем отрочестве, когда
меня связали узами побратимства с Халум, второй раз в семилетнем возрасте
в День Поименования. В памяти немного осталось от тех посещений.
Запомнились бледно-розовый, зеленоватый и голубой цвет зданий, бурная
вечнозеленая растительность, темный торжественный интерьер Собора. И
теперь, по мере того как я удалялся от берега, воспоминания обрушивались
на меня и яркие картины детства снова стали проходить перед моим
затуманенным взором. В отличие от северных городов Маннеран выстроен не из
камня, а из особого искусственного гипса, который затем раскрашивают
пастельными красками. В результате каждая стена как бы присоединяет свой
голос к общему радостному праздничному хору, воспевающему изысканность
архитектуры. День был солнечным, яркие солнечные зайчики весело играли на
стенах и в окнах домов. От света слепило глаза, и мне пришлось
прищуриться.
Маннеранские архитекторы придают большое значение декоративным
украшениям зданий: балюстрадам, служащим для ограждения балконов, с
причудливым орнаментом, ярким лепным карнизам, витиеватым ажурным решеткам
на окнах. Глазу северянина сначала это кажется безвкусным нагромождением
кричащей пустой роскоши, однако постепенно город предстает перед ним во
всей своей элегантности, изяществе и соразмерности. Кроме того, повсюду
много растительности: деревья стоят рядами на каждой стороне улицы,
вьющиеся растения, выращиваемые в ящиках, свисают с подоконников, вдоль
тротуаров разбиты цветочные клубы, дворы полностью скрыты высокими
кустарниками и кронами экзотических деревьев. Все это вместе представляет
собой сочетание буйства растительности джунглей и строгой продуманности
городской планировки. Маннеран во многих отношениях замечательный город!
Однако невыносимая жара совершенно измучила меня. Душный зной
обволакивал улицы. Воздух был влажным и тяжелым. Я чувствовал жару почти
на уровне осязания. Она хватала и душила. Казалось, сожми воздух в кулак и
из него потечет влага. Это был удушливый, насыщенный испарениями зной. Я
промок насквозь. На мне была грубая, тяжелая, серая матросская роба, из
тех что обычно носили зимой на борту торговых судов, плывущих из Глина. А
в Маннеране стояло душное весеннее утро. Три десятка шагов в этой пышущей
жаром атмосфере - и я был готов сорвать с себя одежду и идти дальше
обнаженным.
Телефонная справочная дала мне адрес Сегворда Хелалама, отца моей
названой сестры. Я нанял такси и поехал по этому адресу. Хелалам жил в
прохладном тенистом пригороде, где среди огромных домов сверкали озера.
Высокая кирпичная стена защищала его дом от любопытных взглядов прохожих.
Я позвонил у ворот и стал ждать. Такси не уезжало, как будто водитель был
уверен в том, что меня немедленно отсюда прогонят. Голос, скорее всего,
какого-нибудь дворецкого поинтересовался, кто я, и я ответил:
- Кинналл Дариваль из Саллы, побратим дочери верховного судьи
Хелалама, желает встретиться с отцом его названой сестры.
- Лорд Кинналл умер, - равнодушно сообщили мне, - а вы - обманщик.
Я позвонил еще раз.
- Взгляните-ка на это и решите сами, умер ли он. - С этими словами я
поднял до уровня телеобъектива свой королевский паспорт, который так долго
прятал. - Перед вами Кинналл Дариваль, и будет очень нехорошо, если вы не
пустите его к верховному судье.
- Паспорт можно украсть. Паспорт можно подделать.
- Откройте ворота!
Ответа не было. Я позвонил в третий раз, и на этот раз невидимый
дворецкий сказал, что сейчас же вызовет полицию, если мне
заблагорассудится продолжать в том же духе. Водитель такси, стоящего по
другую сторону улицы, вежливо кашлянул. Я не ожидал подобного оборота дел.
Так что же, возвращаться в город, найти жилье и написать Сегворду письмо с
просьбой о свидании, приложив документированное свидетельство того, что я
жив?
По чистой случайности я был избавлен от подобных хлопот. Подъехал
роскошный черный экипаж, какими обычно пользуется только высшая
аристократия, и из него вышел Сегворд Хелалам, верховный судья
маннеранского порта. Тогда он был на вершине своей карьеры и шел с
поистине королевским изяществом.
Был он невысок, но хорошо сложен, голова правильной формы, румяное
лицо, благородная грива седых волос, взгляд цепкий и целеустремленный. Его
ярко-голубые глаза были полны скрытого огня, строгость взгляда
компенсировалась теплой, приветливой улыбкой. В Маннеране его считали
человеком мудрым и уравновешенным.
Я тотчас же бросился к нему с радостным возгласом: "Названый отец!".
Обернувшись, он изумленно посмотрел на меня и между мной и верховным
судьей мгновенно выросли двое рослых молодых людей, сидевших вместе с ним
в экипаже. Очевидно, они посчитали меня наемным убийцей.
- Ваши телохранители могут не беспокоиться, - начал я, едва сдерживая
радость. - Разве вы не в состоянии узнать Кинналла из Саллы?
- Лорд Кинналл умер в прошлом году, - быстро ответил Сегворд.
- Это для него самого очень печальная новость, - сделал я попытку
сострить.
С этими словами я распрямился, придавая себе подобающий принцу вид
впервые со времени злополучного ухода из столицы Глина, и сделал такой
яростный жест в сторону охранников судьи, что они не выдержали и
расступились. В последний раз этот человек видел меня на коронации моего
брата. С тех пор прошло два года, и за это время последние следы детства
сошли с моего лица. За год, проведенный на лесоповале, стали более
могучими как мои плечи, так и все тело. Зимние вьюги обветрили мое лицо, а
за недели плавания в море я приобрел унылый и неопрятный внешний вид.
Волосы спутаны, а борода взлохмачена. Постепенно взор Сегворда уловил эти
превращения, и он уверился в том, что мои слова правдивы. Неожиданно он
бросился ко мне и обнял с таким пылом, что от удивления я чуть не свалился
на землю. Он выкрикивал мое имя, а я - его. Затем ворота отворились, он
быстро провел меня внутрь, и предо мною вырос величественный дворец
кремового цвета. Цель моих странствий была достигнута!
22
Меня провели в красивое помещение и сказали, что оно будет моим.
Пришли две девушки-служанки и стащили с меня пропитанную потом одежду. Они
повели меня, непрерывно хихикая, к огромной кафельной ванне, вымыли и
надушили, причесали кое-как голову и бороду, при этом позволяя себе
немного пощипывать и похлопывать мое тело. Они принесли мне одежду из
прекрасной ткани, такую, какой мне не доводилось носить со дня моего
отсутствия при дворе. Она была белая и приятная на ощупь, хорошо сидела и
освежала тело. Затем они предложили мне украшения: тройное кольцо с
вставленным в него (как я позднее узнал) осколком пола Каменного Собора, а
также сверкающую подвеску из трех кристаллов, экспортируемых из Трайша, на
кожаном ремешке. Наконец, после нескольких часов приведения себя в
надлежащий вид я был допущен к верховному судье. Сегворд принял меня в
комнате, которую называл своим рабочим кабинетом, но на самом деле это
огромный зал, достойный дворца септарха, где он мог бы восседать на троне,
как монарх.
Я ощутил некоторую досаду, вызванную такими его притязаниями, так как
Судья не был не только царственных кровей, но и не принадлежал к высшим
кругам аристократии. У него не было никакого положения в обществе, пока
его не назначили на эту высокую должность, выведшую его на дорогу
известности и принесшую богатство.
Я сразу же спросил о своей названой сестре Халум.
- У нее все в порядке, - ответил судья. - Только вот душа омрачена
известием о смерти названого брата.
- А где она сейчас?
- Отдыхает на острове в заливе Шумар, где у нас есть небольшая дача.
Я ощутил мороз по коже.
- Она замужем?
- К сожалению для всех, кто ее любит, нет...
- А хоть есть кто-нибудь?
- Нет, - печально покачал головой Сегворд. - Она, кажется,
предпочитает сохранить целомудрие. Конечно, Халум еще очень молода. Когда
она вернется, Кинналл, вероятно, вы сможете уговорить ее. Пора бы подумать
о замужестве, так как сейчас она вполне могла бы выйти замуж за
прекрасного лорда, тогда как через несколько лет ее смогут опередить более
юные соперницы.
- Когда она собирается вернуться с этого острова?
- Это может произойти в любой момент, - сказал верховный судья. - Как
она поразится, когда обнаружит вас здесь, Кинналл!
Я спросил его относительно сообщений о моей смерти. Он ответил, что
еще год назад прошел слух, что я сошел с ума и пустился странствовать,
беспомощный, больной, страждущий. Сегворд улыбнулся, как бы говоря, что
ему хорошо известна причина моего бегства из Саллы и что он не видит в
этом ничего безумного.
- Затем, - продолжил он, - появилось сообщение, что лорд Стиррон
послал своих представителей в Глин, чтобы они привезли вас для лечения.
Халум очень боялась за вашу безопасность в то время. А еще позже, когда
прошло лето, один из министров вашего брата сообщил, что вы, блуждая зимой
в Хашторах, попали в такую метель, из которой не смог бы выбраться ни один
человек.
- Но, конечно, тело лорда Кинналла не было обнаружено, и его так и
оставили гнить в Хашторах вместо того, чтобы привезти в Саллу и достойно
похоронить.
- Нет, никаких сообщений о том, что тело было найдено, не поступало.
- Тогда, очевидно, - усмехнулся я, - тело лорда Кинналла пробудилось
ранней весной и отправилось на юг, словно призрак. Теперь же оно предстало
перед вами, верховный судья!
- Очень внушительный призрак! - захохотал Сегворд.
- Хотя и усталый.
- Что же приключилось с вами в Глине?
- Холод и стужа, причем под этим я подразумеваю не только погоду.
Я рассказал ему о том, как пренебрежительно обошлись со мной
родственники моей матери, поведал о своем пребывании в горах и об всем
остальном. Выслушав меня, он захотел узнать о моих планах в Маннеране. На
это я ответил, что у меня нет другого плана, кроме как найти какое-нибудь
почтенное предприятие и преуспеть в той или иной должности, жениться и
осесть в Маннеране, так как Салла закрыта для меня, а Глин вряд ли чем
может меня соблазнить. Сегворд многозначительно кивнул. Здесь, сказал он,
в его конторе сейчас свободна должность секретаря. Работа эта приносит
малые доходы и сулит еще меньший престиж, и было бы абсурдно просить
принца королевских кровей Саллы согласиться ее принять, но все же это
чистая работа, с прекрасными возможностями продвижения. Она может
послужить трамплином, пока я привыкну к образу жизни в Маннеране.
Поскольку я о другом и не помышлял, то тут же дал свое согласие. Я сказал,
что, несмотря на свое высокое происхождение, в сущности стал совсем другим
человеком. Вся моя аристократичность теперь в прошлом, и с этим уже
покончено, как и с детскими фантазиями.
- То чего здесь можно добиться, - сказал я рассудительно, - зависит
только от личных достоинств, а не от обстоятельств рождения и связей.
Это, разумеется, было чистейшей болтовней. Вместо того чтобы извлечь
выгоду из своей высокородности, я стремлюсь наживать капитал на том, что
являюсь названым братом дочери верховного судьи порта, а эта связь стала
для меня возможной только потому, что я родился в королевской семье.
Личные же достоинства абсолютно ни при чем!
23
Ищейки с каждым днем все ближе окружают меня.
Вчера я долго бродил по окрестностям и обнаружил в направлении к югу
от своего пристанища свежий след гусениц краулера, глубоко отпечатавшийся
на сухой и хрупкой поверхности красного песка. А сегодня утром, праздно
прогуливаясь возле места, где собираются птицероги, - гонимый, возможно,
каким-то самоубийственным импульсом - я услыхал гудение в небе и, взглянув
вверх, увидел над головой пролетающий военный самолет с опознавательными
знаками Саллы. Воздушные корабли в этом районе нечастая вещь! Самолет стал
снижаться, кружась, наподобие птицерога, но я прижался к изъеденной
ветрами скале и, думаю, остался незамеченным.
Возможно, я ошибаюсь относительно целей этих вторжений. На краулере
могла ехать группа охотников. Самолет мог совершать просто тренировочный
полет. Но, думаю, все-таки я не ошибаюсь. Если и есть здесь охотники, то
охотятся они на меня. Сеть вокруг меня затягивается все туже. Я должен
постараться писать быстрее и более кратко. Слишком многое из того, что мне
нужно сказать, недосказано, и, боюсь, меня найдут, а я еще не закончу свою
исповедь. Стиррон, дай мне хоть несколько недель!
24
Верховный судья порта является одним из высших чиновников в
Маннеране. Его юрисдикции подлежит вся коммерческая деятельность в
столице. Если возникают споры между купцами, они обращаются в суд, и
решения суда действительны для представителей всех провинций. Так что
капитан из Глина или Крелла, купец из Саллы или с запада - все они должны
подчиняться решениям, когда стоят перед лицом верховного судьи, без права
апелляции в суд своей родной провинции. Но будь Сегворд Хелалам только
арбитром в купеческих дрязгах, вряд ли он добился бы того влияния, которым
пользовался сейчас. Сотни лет на эту должность возлагались и другие
обязанности, кроме вынесения судебных вердиктов. Только верховному судье
дано право регулировать, сколько иностранных судов, ежегодно заходящих в
гавань Маннерана, скажем, из Глина, либо Саллы, либо Трайша смогут
получить разрешение на торговлю. Благосостояние почти всех провинций
Борсена зависит от решения Сегворда. Поэтому его обхаживают септархи,
наделяют дарами, осыпают милостями и похвалами в надежде, что он разрешит
их провинции послать в Маннеран хоть одно лишнее, незапланированное судно.
Таким образом, верховный судья выполняет роль своего рода
экономического фильтра материка Велада, открывая или закрывая рынки сбыта
товаров по своему усмотрению. И делает он это, повинуясь не своим
капризам, а с учетом экономической конъюнктуры и степени интенсивности
перетекания богатств из одной страны в другую. Поэтому невозможно
переоценить значимость его в нашем обществе.
Должность эта не является наследственной, хотя и назначают на нее
пожизненно. Смещен верховный судья может быть только после сложной и
запутанной, а потому редко применяемой процедуры отзыва с должности. Таким
образом, энергичный судья, такой, например, как Сегворд Хелалам, может
стать более могущественным в Маннеране, чем сам старший септарх. В любом
случае система власти, основанная на правлении септархов, находится в
Маннеране в упадке. Два престола из семи остаются свободными последние сто
лет, если не больше, а те, кто занимают оставшиеся пять, уступили большую
часть своих прерогатив гражданским служащим, став не более чем
церемониальными фигурами. Старший септарх еще сохраняет некоторые остатки
былого величия, но он обязан совещаться с верховным судьей порта по всем
вопросам, касающимся экономики, а сам судья столь часто вмешивается в
деятельность правительства Маннерана, что, по правде говоря, трудно
определить, кто является правителем, а кто - гражданским служащим.
На третий день моего пребывания в Маннеране Сегворд взял меня с собой
в здание суда подписать контракт на предоставление мне работы. Я, выросший
во дворце, был потрясен видом штаб-квартиры правосудия порта; что меня
поразило, так это не богатство (которого, кстати, и не было), а огромные
размеры.
Широкое здание из желтого кирпича, четырехэтажное, массивное и
приземистое, казалось, простиралось на целых два квартала от порта в
сторону центра города. За обшарпанными столами в комнатах с высокими
потолками сидела целая армия клерков, которые корпели над бумагами и
шелестели бланками. Душа моя содрогнулась от мысли, что именно так я буду
проводить все свои дни. Сегворд вел меня по нескончаемому коридору,
принимая на ходу знаки почтения со стороны работающих. То и дело он
останавливался, чтобы с кем-то поздороваться, глянуть на незаконченный
отчет, посмотреть на панель, где отмечалось перемещение каждого судна,
находящегося на расстоянии трехдневного перехода до Маннерана. Наконец мы
вошли в анфиладу прекрасных комнат, расположенных вдали от суеты и
суматохи, которые я только что наблюдал. Показав мне прохладную
великолепную комнату, примыкающую к его кабинету, Сегворд сказал, что
именно здесь я буду работать.
Соглашение, которое я подписал, мало чем отличалось от контракта,
предлагаемого исповедником. Я обязался не раскрывать никому ничего из
того, что узнаю при выполнении своих обязанностей, под страхом ужасных
наказаний. Со своей стороны суд порта обеспечивал меня работой на всю
жизнь, гарантировал постоянное увеличение жалования и различные прочие
привилегии, о каких принцы обычно не беспокоятся.
Я быстро обнаружил, что не рискую стать всеми забытым чернильным
червем. Как и предупреждал Сегворд, жалованье мое было низким, а ранг в
бюрократической иерархии ничтожным, ответственность же на меня возлагалась
немалая. По сути я был его личным секретарем.
Все секретные сообщения, направляемые верховному судье для просмотра,
сначала попадали на мой стол. Моя задача заключалась в том, чтобы отсеять
несущественные бумаги и подготовить краткий обзор остальных документов,
кроме тех, которые, по моему мнению, были настолько важными, что их нужно
было переправлять судье. Если судья порта являлся в своем роде
экономическим фильтром материка Велада, я был фильтром такого фильтра,
поскольку он читал только те бумаги, с которыми я считал нужным его
ознакомить. Судья принимал решения, основываясь на тех данных, которыми
именно я его снабжал.
Как только мне это стало ясным, я понял, что Сегворд направил меня по
пути к большой Власти в Маннеране.
25
Я с нетерпением ожидал возвращения Халум с острова в заливе Шумар. В
течение двух лет у меня не было общения с назваными братом и сестрой, а
исповедники не могли их заменить. Я очень мучился от того, что не могу,
как бывало, сидеть допоздна с Халум и Ноимом и что нам теперь не дано
открывать друг перед другом свои души. Ноим был где-то в Салле, и я не
знал точно где, а Халум, хотя и ожидалось, что вот-вот вернется, так и не
появилась ни в первую неделю моего пребывания в Маннеране, ни во вторую.
В один из дней третьей недели я рано покинул с