то, что намного меньше солнечной системы. И это должна быть 
хорошая, добротная солнечная система, иначе они к ней и не притронутся. 
	- Короче говоря, - резюмировал я, - ты хочешь сказать, что они 
торгуют солнечными системами. 
	- Ваша сообразительность, - изрек Пес, - не оставляет желать 
лучшего. Но это всего только одна сторона вопроса. Воя же проблема 
представляет собой сложный комплекс. 
	- Но для кого же они скупают эти солнечные системы? 
	- Вот тут мы уже начинаем углубляться в более сложные материи, - 
произнес Пес. - Что бы я вам ни сказал, вы все равно попытаетесь сравнить 
это с вашей собственной экономической системой, а ваша экономическая 
система - прошу прощения, если я оскорблю ваши чувства, - самая 
бестолковая из всех, которые я когда-либо встречал. 
	- Между прочим, мне известно, что они покупают эту планету, - 
заметил я. 
	- О, разумеется, - сказал Пес, - и, как всегда, действуют самыми 
нечестными путями. 
	Я промолчал - меня вдруг поразила вся несуразность этой 
ситуации: подумать только, мне приходится беседовать с существом, как 
две капли воды похожим на огромную собаку, и обсуждать с ним других 
пришельцев, которые покупают Землю, действуя, по словам моего 
инопланетного союзника, обычными для них методами обмана и 
жульничества. 
	- Дело в том, - продолжал Пес, - что они могут стать кем угодно и 
чем угодно. Они никогда не бывают собой. Вся их деятельность основана 
на лжи. 
	- Ты сказал, что они твои конкуренты. Стало быть, ты тоже агент 
по продаже недвижимости. 
	- О да, благодарю вас за такое понимание, - польщенно подтвердил 
Пес, - причем агент наивысшего класса. 
	- Следовательно, если бы этим кегельным шарам, или как их там, 
не удалось купить Землю, ты приобрел бы ее сам, так ведь? 
	- Никогда, - запротестовал Пес. - Это было бы неэтично. 
Понимаете, именно поэтому я так в этом заинтересован. Настоящая 
операция нанесет исключительной силы удар всей галактической торговле 
недвижимостью, а этого ни в коем случае нельзя допустить. Торговля 
недвижимостью - древняя и благородная профессия, и она должна 
сохранить свою первозданную чистоту. 
	- Что ж, весьма похвально, - одобрил я. - Рад это слышать. И что 
ты намерен предпринять? 
	- Честно говоря, сам не знаю. Ведь вы мне мешаете. От вас не 
дождешься никакой помощи. 
	- Я мешаю? 
	- Нет, не вы. Вернее, не только вы. Я имею в виду вас всех. Ваши 
идиотские правила. 
	- Но зачем им понадобилась Земля? Что они будут с ней делать, 
когда купят? 
	- Я вижу, что вы не сознаете, - произнес Пес, - какое у вас в руках 
богатство. Должен вас поставить в известность, что немного найдется таких 
планет, как эта, которую вы называете Землей. Это нормальная, покрытая 
плодородной почвой планета, а таких планет очень мало. И они 
расположены далеко друг от друга. Утомленный может дать здесь отдых 
измученному телу и утешить свой воспаленный взор изысканной красотой, 
которая встречается отнюдь не на каждом шагу. В некоторых системах 
были построены и выведены на орбиту конструкции, на которых 
попытались создать условия, имеющиеся здесь у вас в естественном виде, 
Но искусственное никогда не может до конца приблизиться к настоящему, 
поэтому ваша планета имеет такую большую ценность как естественная 
спортивная площадка и курорт. Надеюсь, вы понимаете, - извиняющимся 
тоном добавил он, - что, исходя из вашего языка и ваших понятий, я все 
упрощаю и употребляю грубое, приблизительное сравнение. На самом деле 
это не совсем так, как я вам рассказал. Во многих аспектах это нечто 
совершенно иное. Но вы ухватили основную идею, а на большее у меня нет 
возможностей. 
	- Ты хочешь сказать, что, завладев Землей, эти существа откроют 
на ней своего рода галактический курорт? 
	- О нет, - возразил Пес, - для этого у них слишком тонкие кишки. 
Но они продадут ее тем, кто сумеет этим заняться. И хорошо на этом 
заработают. В космосе выстроено много увеселительных заведений и 
планет типа Земли, на которых самые разнообразные существа могут 
устраивать пикники и проводить свои отпуска. Но в действительности 
ничто не может заменить настоящую плодородную планету. Уверяю вас, 
они могут получить за нее все, что попросят. 
	- А что они могут за нее запросить? 
	- Запах. Аромат. Благовоние, - ответил Пес. - Никак не могу найти 
подходящее слово. 
	- Духи? 
	- Правильно, духи. Запах, который доставляет удовольствие. Запах 
для них - это что-то необыкновенно прекрасное. Когда они бывают сами 
собой, в своем естественном виде, он является их самым большим, может 
быть, даже единственным, сокровищем. Ведь в своем естественном 
состоянии они совсем не такие, как вы и я... 
	- Кажется, я имею представление об их естественном состоянии, - 
проговорил я. - Это те штуки, которые сидят у тебя в мешке. 
	- Ну, тогда, может быть, вам понятно, - сказал Пес, - какие это 
полнейшие ничтожества. 
	Он яростно встряхнул мешок, сбивая шары в кучу. 
	- Полнейшие ничтожества, - повторил он. - Лежат себе в мешке и 
наслаждаются своими духами, для них это - вершина счастья, если 
подобные твари вообще способны испытывать счастье. Обдумав его слова, 
я решил, что все это просто возмутительно. У меня мелькнуло подозрение, 
не пытается ли Пес меня одурачить, но я сразу же отбросил эту мысль. Ведь 
если все это мистификация, то сам Пес неизбежно должен быть ее частью. 
Хотя бы потому, что по-своему он был таким же гротескным и несуразным, 
как те существа в мешке. 
	- Мне жаль вас, - проговорил Пес без особой грусти в голосе, - но 
вы сами виноваты. Все эти идиотские правила... 
	- Я это слышу от тебя не в первый раз, - сказал я. - Что ты 
подразумеваешь под "всеми этими идиотскими правилами"? 
	- Ну как же - это правила для каждого, кто владеет какими-либо 
вещами. 
	- Иными словами - наши законы о собственности. 
	- Должно быть, так они называются по-вашему. 
	- Но ты же сказал, что кегельные шары собираются продать 
Землю... 
	- Это совсем не то, - возразил Пес. - Я вынужден был так сказать, 
потому что не мог выразить это иначе как в ваших понятиях. Но 
убедительно прошу вас поверить, что это совсем другое. 
	А ведь верно, подумал я. Вряд ли две совершенно разные 
цивилизации могут в своем развитии выработать одинаковый образ 
действий. У них должны быть разные мотивы, разные методы, потому что 
сами цивилизации всегда в корне отличны друг от друга. Даже их языки - 
не только по словарному составу, но и по самой своей концепции - не могут 
иметь ничего общего. 
	- Это средство передвижения, которым вы сейчас управляете, - 
сказал Пес, - заинтриговало меня с самого начала, но у меня не находилось 
возможности с ним ознакомиться. Как вы можете себе хорошо представить, 
я был очень занят, собирая необходимую мне информацию другого рода. 
	Он вздохнул. 
	- Вы понятия не имеете - да и откуда вам это знать? - сколько всего 
нужно изучить, когда без подготовки попадаешь в чужую цивилизацию. 
	Я рассказал ему о двигателе внутреннего сгорания и механизме 
передачи, с помощью которого энергия, вырабатываемая двигателем, 
приводит машину в движение, но сам я довольно-таки слабо в этом 
разбираюсь. Объяснение получилось поверхностным и примитивным, 
однако он вроде бы усвоил основной принцип. По его реакции я заключил, 
что он впервые встретился с подобным устройством. Но у меня создалось 
отчетливое впечатление, что это устройство поразило его отнюдь не 
совершенством конструкции, а скорее своей явной, с его точки зрения, 
бездарностью. 
	- Очень вам благодарен за столь четкое объяснение, - учтиво 
проговорил он. - Я не стал бы вас беспокоить, но меня одолевало большое 
любопытство. Быть может, было бы лучше и в некотором смысле полезнее, 
если бы мы потратили это время на обсуждение дальнейшей судьбы этих 
вот штук. 
	Он встряхнул мешок, давая мне понять, что он имеет в виду. 
	- Я уже знаю, что мы с ними сделаем, - сказал я. - Мы отвезем их к 
одному моему другу, которого зовут Кэрлтон Стирлинг. Он биолог. 
	- Биолог? 
	- Биолог - это тот, кто изучает жизнь, - пояснил я. - Он вскроет эти 
шарики и расскажет нам, что они из себя представляют. 
	- А это болезненно? - поинтересовался он. 
	- В некотором смысле, пожалуй, да. - Тогда все в порядке, - решил 
Пес. - А что касается этого биолога - я, кажется, уже слышал о существах, 
которые занимаются чем-то похожим. 
	Но, судя по его тону, он, несомненно, имел в виду нечто 
совершенно иное. Оно и понятно, подумал я, ведь жизнь можно изучать по-
всякому. 
	Некоторое время мы ехали молча. Мы уже приближались к городу, 
и движение постепенно усиливалось. Пес напряженно застыл на сиденье, и 
я видел, что его тревожит длинная полоса надвигавшихся на нас городских 
огней. Я попытался представить, будто сам вижу эти огни впервые, и 
понял, какой они могут внушить ужас сидевшему рядом со мной существу. 
	- Давай-ка послушаем радио, - предложил я. 
	Я протянул руку и включил приемник. 
	- Связь на расстоянии? - спросил Пес. 
	Я кивнул. 
	- Как раз время вечернего выпуска последних известий, - заметил 
я. 
	Передача только началась. Захлебываясь от счастья, диктор бодро 
рекламировал какое-то изумительное моющее средство. 
	Потом раздался голос радиообозревателя: 
	- Час назад при взрыве, происшедшем на автомобильной стоянке 
позади жилого дома "Уэллингтон Армз", погиб какой-то мужчина. 
Предполагают, что погибший - научный обозреватель "Ивнинг геральд" 
Паркер Грейвс. Полиция считает, что в машину Грейвса подложили бомбу, 
которая взорвалась, когда Грейвс включил мотор. В настоящее время 
полиция пытается окончательно уточнить личность погибшего. 
	И он перешел к следующему сообщению. 
	С минуту я сидел словно оглушенный, потом протянул руку и 
выключил радио. 
	- В чем дело, друг мой? 
	- Тот человек, который погиб. Ведь это был я, - объяснил я ему. 
	- Вот чудеса-то, - заметил Пес. 
 
 
 
	19. 
 
	Увидев свет в окне лаборатории на третьем этаже, я понял, что 
Стирлинг работает. Я принялся барабанить в парадную дверь, пока по 
коридору не прихромал разгневанный сторож. Он жестом приказал мне 
убираться вон, но я упорно продолжал стучать. В конце концов он все-таки 
отпер дверь, и я назвал себя. Недовольно ворча, он впустил меня. Вслед за 
мной в дом проскользнул и Пес. 
	- Оставьте собаку на улице, - возмущенно потребовал сторож. - 
Сюда собакам вход запрещен. 
	- Это не собака, - возразил я. 
	- А что же? 
	- Подопытный экземпляр, - объяснил я. 
	И пока он переваривал это, мы успели юркнуть мимо него и 
подняться на несколько ступенек. Я слышал, как, сердито бормоча себе что-
то под нос, он заковылял обратно в свою каморку на первом этаже. 
	Склонившись над лабораторным столом, Стирлинг что-то 
записывал в тетрадь. На нем был неописуемо грязный белый халат. 
	Когда мы вошли, он оглянулся на нас с таким видом, будто наш 
приход был в порядке вещей. Сразу было видно, что он не знает, который 
сейчас час. Его ничуть не удивило, что мы явились в такое неурочное 
время. 
	- Ты пришел за пистолетом? - спросил он. 
	- Нет, кое-что тебе принес, - сказал я, показывая мешок. 
	- Тебе придется вывести отсюда собаку, - заявил он. - Собакам 
сюда вход запрещен. 
	- А это вовсе не собака, - сказал я. - Я, правда, не знаю, как он там 
себя величает и откуда он, но это пришелец. 
	Явно заинтересовавшись, Стирлинг повернулся к нам всем телом. 
Прищурившись, посмотрел на Пса. 
	- Пришелец, - без особого удивления повторил он. - Ты 
подразумеваешь под этим существо со звезд? 
	- Именно. это он и имеет в виду, - вставил Пес. 
	Стирлинг наморщил лоб. Помолчал. Было почти слышно, как 
лихорадочно заработали его мысли. 
	- Когда-нибудь это должно было случиться, - наконец проговорил 
он, словно давая авторитетное заключение по какому-то важному вопросу. - 
Но никто, конечно, не мог предугадать, как это произойдет. 
	- Поэтому тебя это нисколько не удивило, - констатировал я. 
	- Нет, почему же? Разумеется, я удивлен. Но скорее внешностью 
нашего гостя, чем самим фактом. 
	- Рад с вами познакомиться, - промолвил Пес. - Как я понимаю, вы 
биолог, и я нахожу это в высшей степени интересным. 
	- Но, честно говоря, пришли мы из-за этого мешка, - сказал я 
Стирлингу. 
	- Мешка? Ах да, у тебя ведь был еще какой-то мешок. 
	Я поднял мешок, чтобы он мог получше разглядеть его. 
	- Это тоже пришельцы, - объявил я. 
	Все это начинало чертовски смахивать на водевиль. 
	Он недоуменно поднял бровь. 
	Запинаясь и путаясь в словах, я торопливо рассказал ему, что это за 
существа - в моем понимании, конечно. У меня вдруг почему-то возникла 
потребность высказаться как можно быстрее. Словно меня подстегивала 
мысль о том, что у нас очень мало времени, а мне нужно успеть все 
рассказать. Возможно, так оно и было. 
	Лицо Стирлинга побагровело от волнения, глаза возбужденно 
заблестели. 
	- Об этом-то я и говорил тебе сегодня утром! - воскликнул он. 
	Я вопросительно хмыкнул - наш утренний разговор давно 
выветрился у меня из головы. 
	- Существо, не зависящее от окружающей среды, - напомнил он. - 
Существо, которое может жить везде и быть всем, чем угодно. Форма 
жизни, обладающая стопроцентной приспособляемостью. Способная 
приспособиться к любым условиям... 
	- Но ты ведь говорил вовсе не об этом, - возразил я, вспомнив 
наконец, что он тогда сказал. 
	- Вполне возможно, - согласился он. - Наверное, я не совсем точно 
выразил свои мысли. Но в итоге получается то же самое. 
	Он повернулся к лабораторному столу, выдвинул ящик и стал 
быстро рыться в каких-то вещах. Наконец вытащил то, что искал, - 
прозрачный полиэтиленовый пакет. 
	- Давай-ка пересыплем их сюда, - сказал он. - А потом уже 
хорошенько рассмотрим их. 
	Он открыл пошире отверстие пакета. С помощью Пса я перевернул 
наш импровизированный мешок и высыпал кегельные шары в пакет к 
Стирлингу. Небольшое количество каких-то клочков и обрывков упало на 
пол. Даже не пытаясь принять форму шаров, они быстро шмыгнули к 
рукомойнику, вскарабкались по его металлическим ножкам и нырнули в 
раковину. 
	Пес бросился было за ними в погоню, но они оказались проворнее. 
Он вернулся с удрученным видом, уныло свесив уши и волоча поникший 
хвост. 
	- Они отступили в канализационную трубу, - сообщил он. 
	- Ну и пусть, - беспечно отмахнулся Стирлинг. которого так и 
распирало от счастья, - большая часть ведь осталась у нас. 
	Он стянул крепким узлом горловину пакета и, подняв его, зацепил 
узел за крюк укрепленного над столом кронштейна - и пакет повис в 
воздухе. Пластик был настолько прозрачен, что теперь можно было без 
помех рассмотреть кегельные шары во всех подробностях. 
	- А вы разберете их на части? - озабоченно спросил Пес. 
	- Со временем, - ответил Стирлинг. - Сперва я понаблюдаю за 
ними, изучу их повадки и подвергну их кое-каким испытаниям. 
	- Тяжким испытаниям? - не унимался Пес. 
	- Это еще что такое? - спросил Стирлинг. 
	- Он питает некоторую неприязнь к нашим друзьям, - вмешался я. - 
Они ставят ему палки в колеса. Позорят его бизнес. 
	В другом конце комнаты негромко замурлыкал телефон. 
	Потрясенные, мы разом умолкли. 
	Телефон зазвонил снова. 
	В этом звуке было что-то пугающее. Мы были здесь совершенно 
одни и чувствовали себя как-то уютно и спокойно, а кегельные шары на 
время стали для нас не более чем диковиной, вызывавшей чисто 
академический интерес. Но с этим телефонным звонком все рухнуло - к нам 
ворвалась неумолимая действительность внешнего мира. Пришел конец 
уединению, пришел конец спокойному созерцанию, потому что теперь все 
это касалось не только нас одних, а существа в прозрачном полиэтиленовом 
пакете из объектов исследования превратились в нечто опасное и 
угрожающее, в нечто внушающее уже не академический интерес, а 
ненависть и страх. 
	И я увидел за окном величественную всепоглощающую тьму ночи 
и ощутил бездушное высокомерие, которое опутало мир. Комната словно 
сжалась в пятно холодного света, разбивавшегося о блестящую поверхность 
лабораторного стола, о раковину и стеклянные приборы, а я - сама слабость 
- стоял там рядом со Стирлингом и Псом, такими же бессильными, как и я. 
	- Алло, - сказал Стирлинг в трубку. И спустя немного. - Нет, я 
ничего об этом не слышал. Должно быть, тут какое-то недоразумение. Он 
сейчас здесь. 
	Послушал еще, потом перебил своего собеседника: 
	- Но ведь он сейчас здесь, у меня. Вместе с говорящей собакой... 
Нет, он не пьян. Да нет, говорю вам, он цел и невредим... 
	Я шагнул к телефону. 
	- Дай-ка мне трубку! - потребовал я. 
	Он сунул ее мне под ухо, и я услышал голос Джой. 
	- Паркер, ты... что случилось? Радио... 
	- Ага, я слышал эту передачу. Те парни на радио просто рехнулись. 
	- Почему ты мне не позвонил, Паркер? Ты ведь знал, что я это 
услышу... 
	- Да откуда я мог знать? Я совершенно замотался. Мне нужно было 
переделать кучу дел. Я нашел Этвуда, он рассыпался на кегельные шары, и 
я поймал его в мешок, а потом меня в машине поджидала эта собака... 
	- Паркер, у тебя действительно все в порядке? 
	- Конечно, - ответил я. - В полнейшем. 
	- Паркер, мне так страшно. 
	- Брось, теперь уже нечего бояться. В машине был не я, и к тому же 
я нашел Этвуда... 
	- Я не об этом. У меня во дворе снуют какие-то существа. 
	- Так ведь вне дома всегда есть какие-нибудь живые существа, - 
возразил я. - Собаки, кошки, белки, люди, наконец... 
	- Но эти твари бродят вокруг дома. Так и кишат повсюду, 
заглядывают в окна и... Паркер, прошу тебя, приезжай и забери меня 
отсюда! 
	Мне стало не по себе. Это не был обычный глупый женский страх 
перед темнотой и воображаемыми ужасами. По ее голосу чувствовалось, 
что она едва сдерживается от истерики, и это убедило меня в том, что 
причина ее испуга не в игре воображения. 
	- Хорошо, - сказал я. - Держись молодцом. Постараюсь приехать 
как можно скорее. 
	- Паркер, пожалуйста.... 
	- Надень пальто. Стань у двери и жди машину. Только не выходи, 
пока я не подойду к самому дому. 
	- Ладно. 
	Голос ее уже звучал почти спокойно. 
	Я бросил трубку на рычаг и стремительно повернулся к Стирлингу. 
	- Мне нужна винтовка, - сказал я. 
	- Вон в том углу. 
	Она стояла там, прислоненная к стене; я бросился в угол и схватил 
ее. Стирлинг порылся в ящике и протянул мне коробку с патронами. Я 
сломал ее, и несколько патронов упало на пол. Стирлинг нагнулся и собрал 
их. 
	Я заполнил магазин, остальные патроны высыпал в карман. 
	- Я еду за Джой, - сказал я. 
	- Там что-нибудь случилось? - спросил он. 
	- Не знаю, - ответил я. 
	Я ударом распахнул дверь и понесся вниз по лестнице. Пес ринулся 
следом. 
 
 
 
	20. 
 
	Джой жила в северо-западной части города в своем собственном 
маленьком домике. Первые годы после смерти матери она подумывала о 
том, чтобы продать его и переехать поближе к редакции в какой-нибудь 
многоквартирный дом. Да так и не собралась. Что-то не отпускало ее 
отсюда - то ли какие-то старые ассоциации и сентиментальная 
привязанность к дому, то ли нежелание рисковать - а вдруг ей не 
понравится на новом месте. 
	Я выбрал улицу, где, как я знал, мне не будут помехой мигалки, и 
дал газ. 
	Пес сидел рядом со мной, и ветер, врывавшийся через 
полуоткрытое окошко, откидывал назад его бакенбарды, мягким веером 
расстилая их по морде. Он задал мне один-единственный вопрос. 
	- А эта Джой хороший товарищ? - спросил он. 
	- Самый лучший, - заверил я его. 
	Он умолк, обдумывая мой ответ. Еще немного, и, наверно, можно 
было бы услышать, как напряженно работают его мысли. Но он больше не 
проронил ни слова. 
	Не обращая внимания на светофоры, я развил недозволенную 
скорость, пытаясь придумать, что мне сказать в свое оправдание, если за 
нами погонится полицейская машина. Но обошлось без этого, и, нажав до 
отказа на тормоз, я резко остановил машину перед домом Джой - 
взвизгнули по асфальту шины, и Пес со всего маха ткнулся мордой в 
ветровое стекло, весьма этому удивившись