ке к дому. Под 
подошвами у меня хрустели опавшие сухие листья. 
	Вначале я попытаюсь проникнуть в дом через дверь, решил я. Как 
добропорядочный, цивилизованный человек. А если на мой звонок никто не 
выйдет, я, как в прошлый раз, влезу в окно. Шофер, конечно, изведется от 
любопытства, пытаясь понять, что я замыслил. Ну и черт с ним. Его дело 
дождаться меня и отвезти обратно в город, а остальное его не касается. 
	Впрочем, подумал я, кто-то ведь закрыл окно, и сейчас оно может 
оказаться запертым. Но это меня не остановит. Меня уже ничто не могло 
остановить. Однако я сознавал, что, даже будь у меня время на 
размышление, все равно я не сумел бы объяснить, почему так рвался 
попасть в этот дом и зачем мне вдруг понадобилось встретиться с Этвудом. 
Интуиция? - спросил я себя. Джой что-то говорила о человеческой 
интуиции - или это говорил Этвуд? Я не мог вспомнить, кто из них. 
	Я поднялся по ступенькам, нажал на кнопку звонка и немного 
подождал. Едва я протянул палец, чтобы позвонить еще раз, за дверью в 
прихожей послышались шаги. 
	Тут я вспомнил, что, когда я приезжал сюда прошлой ночью, 
звонок был испорчен. Он еле держался и завихлялся у меня под пальцем, 
когда я пытался звонить. 
	Но сейчас он был в полной исправности, окно было закрыто, а в 
прихожей звучали шаги, направлявшиеся к двери. 
	Дверь распахнулась, и на пороге появилась девушка в строгом 
черно-белом одеянии горничной. 
	Я прирос к месту, вытаращив на нее глаза. 
	Горничная стояла неподвижно, выжидающе, с дерзким видом 
смотрела на меня, 
	- Я надеялся увидеть мистера Этвуда, - наконец выдавил я. 
	- Не будете ли вы так любезны войти в дом, сэр? - спросила она. 
	Я вступил в вестибюль: тут тоже произошли большие перемены. 
Прошлой ночью дом казался заброшенным, везде лежал толстый слой 
пыли, а стоявшая здесь мебель была закрыта чехлами. Сейчас он приобрел 
вполне жилой вид. Пыль исчезла, деревянные панели и кафельные плитки 
пола сверкали чистотой. В сиротливом одиночестве стояла пустая 
старинная вешалка для одежды, а рядом с ней - зеркало в рост человека, 
блестевшее после недавнего мытья. 
	- Позвольте вашу шляпу и пальто, сэр, - сказала горничная. - 
Мадам в кабинете. 
	- Но этвуд? Ведь это Этвуд... 
	- Мистера Этвуда здесь нет, сэр. 
	Она взяла у меня из рук шляпу и приготовилась принять пальто. 
	Я снял его и отдал ей. 
	- Пожалуйте сюда, сэр, - пригласила она. 
	Дверь была открыта, и, переступив порог, я очутился в комнате, 
вдоль стен, которой с пола до потолка сплошными рядами поднимались 
заставленные книгами полки. У окна за письменным столом сидела 
блондинка, с которой я познакомился в баре, та самая, что вручила мне 
карточку, на которой было написано: "Мы покупаем все". 
	- Добрый день, мистер Грейвс, - произнесла она. - Рада вас видеть. 
	- Этвуд сказал мне... 
	- К сожалению, мистер Этвуд нас покинул. 
	- И вы, конечно, замените его. 
	Ледяное спокойствие и запах фиалок. Белокурая богиня отлично 
уживалась в ней с опытной секретаршей. 
	И вдобавок она была еще существом из другого мира и крошечной, 
безупречно выполненной куколкой, которую я вчера держал в руках. 
	- Вас это удивляет, мистер Грейвс? 
	- Нет, - ответил я. - Сейчас нет. Возможно, раньше это меня 
поразило бы. Но не теперь. 
	- Вы пришли поговорить с мистером Этвудом. Мы надеялись, что 
вы придете. Нам нужны такие люди, как вы. 
	- Как рыбке зонтик, - заметил я. 
	- Вы не присядете, мистер Грейвс? И прошу вас, оставьте этот 
шутливый тон. 
	Я опустился на стул как раз напротив нее, по эту сторону стола. 
	- Как же мне себя вести? - спросил я. - Что, по-вашему, я должен 
потерять самообладание и зарыдать? 
	- От вас не требуется никакого особого поведения, - ответила она. - 
Пожалуйста, будьте самим собой, и только. Давайте побеседуем так, словно 
оба мы люди. 
	- К которым вы, естественно, не относитесь. 
	- Совершенно верно, мистер Грейвс. 
	Мы сидели, глядя друг на друга, и мне было дьявольски неловко. 
На ее бесстрастном лице не дрогнул ни один мускул: прекрасное каменное 
лицо идола. 
	- Будь вы человеком иного склада, - произнесла она, - я попыталась 
бы заставить вас забыть, что я не принадлежу к человеческому роду. Но 
думаю, что с вами это не пройдет. 
	Я покачал головой. 
	- Мне тоже жаль, что это так, - сказал я. - Поверьте, я искренне 
сожалею об этом. Мне больше всего хотелось бы считать вас человеческим 
существом. 
	- Мистер Грейвс, если бы я была человеком, то из всех, 
доставшихся на мою долю комплиментов этот был бы самым приятным. 
	- А разве вы не человек? 
	- Пожалуй, я все равно расцениваю это как комплимент. 
	Я пристально посмотрел на нее. Меня озадачили не только ее 
слова, но и тон, которым она их произнесла. 
	- А вдруг в вас все-таки есть что-то человеческое?.. - проговорил я. 
	- Нет, - сказала она. - Не будем себя обманывать, ни вы, ни я. В 
сущности, вы должны меня ненавидеть, полагаю, что так оно и есть. Хотя, 
может статься, ваша ненависть не столь уж интенсивна. А мне, по идее, 
полагалось бы испытывать к вам глубочайшее презрение, однако я погрешу 
против истины, если скажу, что я вас презираю. И тем не менее я считаю, 
что в нашей беседе мы оба должны по возможности проявить некоторое 
благоразумие. 
	- А к чему вам быть благоразумной по отношению ко мне? Есть же 
много других... 
	- Но вы ведь знаете о нас, мистер Грейвс, - сказала она. - Вы и еще 
несколько человек. И таких людей очень, очень мало. Мы бы удивились, 
узнав, как мало их наберется во всем мире. 
	- И я должен держать язык за зубами. 
	- Право, мистер Грейвс, уж кто-кто, а вы на этом собаку съели. На 
сегодняшний день сколько нашлось человек, готовых выслушать вас? 
	- Один-единственный, - признался я. 
	И это наверняка девушка. Вы любите ее, а она любит вас. 
	Я кивнул. 
	- Вот видите, - сказала она. - Вам поверил только один человек - и 
то ваша возлюбленная. 
	- Пожалуй, вы правы. 
	Я чувствовал себя последним идиотом. 
	- Тогда перейдем к делу, - сказала она. - Предположим, мы дадим 
вам возможность заключить наивыгоднейшую сделку. Если б вы о нас не 
знали, мы бы не обратились к вам с этим предложением, но, поскольку вы 
достаточно осведомлены, нам терять нечего. 
	- Сделку? - тупо переспросил я. 
	- Ну конечно, - подтвердила она. - Вы получите... как это у вас 
называется? Акции на правах с учредителями. Я правильно выразилась? 
	- Но, может, в подобной сделке... 
	- Послушайте, мистер Грейвс. У вас не должно быть никаких 
иллюзий. Я подозреваю, что они еще сохранились у вас, но вам необходимо 
с ними расстаться. У вас нет никакой возможности нас остановить. Нас 
ничто не может остановить. Просто потому, что операция слишком далеко 
продвинулась. Предположим, было время, когда вам удалось бы справиться 
с нами. Но оно прошло. Уверяю вас, мистер Грейвс, уже слишком поздно. 
	- Но если уже слишком поздно, зачем вам тогда тратить на меня 
энергию? 
	- Вы можете нам пригодиться, - ответила она. - Вы можете кое-что 
для нас сделать. Когда в один прекрасный день люди разберутся в том, что 
над ними сотворили, они возмутятся. Разве не так, мистер Грейвс? 
	- Милочка, - сказал я, - ты и на половину не представляешь, что 
тогда поднимется. 
	- Но, как вы понимаете, мы хотим избежать неприятностей. Или, по 
крайней мере, свести их до минимума. Что касается нравственной и 
правовой стороны вопроса, то мы чувствуем под собой твердую почву, 
неукоснительно соблюдая все законы, выработанные вашим собственным 
обществом. Мы не нарушили ни одного предписания, и нам не хотелось бы, 
чтобы нас вынудили прибегнуть к карательным мерам. Я уверена, что люди 
тоже предпочли бы без этого обойтись, потому что, должна вам сказать, это 
может принести им немало страданий. Мы хотим довести выполнение 
своего плана до конца и заняться чем-нибудь другим. И насколько это в 
нашей власти, мы хотим завершить операцию как можно спокойнее. В 
этом-то вы и можете быть нам полезны. 
	- С какой это стати я буду вам помогать? 
	- Мистер Грейвс, - произнесла она, - вы окажете этим услугу не 
только нам, но и всему человеческому роду, любые ваши действия, которые 
помогут сгладить трения во время завершения операции, пойдут на пользу 
не только нам, но и вашим соплеменникам. Потому что, как бы они себя ни 
вели, в конечном итоге судьба их от этого не изменится. А какой им смысл 
подвергать себя бесполезным мучениям, если они все равно обречены? 
Теперь рассмотрим следующий момент: вы специалист по 
распространению разного рода информации... 
	- Не такой уж я специалист, как вам кажется, - перебил я. 
	- Но вы знакомы с методами и технической стороной дела. Вы 
можете убедительно писать... 
	- Есть люди, которые пишут гораздо более убедительно. 
	- Но у нас в распоряжении именно вы, мистер Грейвс. 
	Тон, которым это было сказано, мне не понравился. 
	- Стало быть, вы хотите, чтобы я успокаивал людей, убаюкивал их 
колыбельными песенками. 
	- Да, и еще в меру своих возможностей вы будете советовать нам, 
как следует реагировать на ту или иную ситуацию. Можете назвать это 
должностью консультанта. 
	- Но вы ведь сами все знаете. Не хуже меня. 
	- Вам, наверно, кажется, мистер Грейвс, что мы усвоили 
человеческие взгляды во всей их полноте. Что мы можем думать и 
действовать, как люди. А ведь дело обстоит совсем не так. Мы, конечно, 
разбираемся в том, что вы называете бизнесом. И мы изучили его весьма 
досконально. Мы отлично поднаторели в вашем законодательстве. Однако 
многое осталось неизученным из-за недостатка времени. Мы знаем только 
одну сторону человеческой натуры - то, как она реагирует на торговые 
сделки. А в остальном наши сведения о людях очень ограничены. Мы, к 
примеру, отчетливо не представляем себе реакцию людей, когда они узнают 
правду. 
	- Что, страшновато, да? - спросил я. 
	- Нет, мы ничего не боимся. Мы готовы при случае проявить 
необходимую жестокость. Но на это потребуется время. А мы хотим 
закончить все как можно быстрее. 
	- О'кэй. Предположим, я буду писать для вас. А что это даст? Кто 
напечатает мои статьи? Каким образом они дойдут до людей? 
	- Вы только пишите, - произнес этот белокурый айсберг. - А 
остальное мы берем на себя. Мы донесем ваши статьи до людей. Мы 
сумеем их распространить. Это уже не ваша забота. 
	Меня охватил страх. Пожалуй, с легкой примесью злобы. Но в 
основном это был страх. Потому что только сейчас я по-настоящему 
осознал, насколько неумолимы и беспощадны эти пришельцы. Они не 
знали, что такое мстительность, они не знали ненависти. Едва ли их можно 
было считать врагами в нашем понимании этого слова. Они были 
губительной, злой силой, и их не могли пронять никакие мольбы. Просто-
напросто их ничто не трогало. Земля для них была не более чем предметом 
собственности, а люди - пустым местом. 
	- Вы предлагаете мне стать предателем своего племени, - сказал я. 
Впрочем, произнося эту фразу, я прекрасно сознавал, что слово "предатель" 
для них лишь бессмысленное сочетание звуков. И хотя, по всей 
вероятности, им известно, что оно означает, они абсолютно не способны 
понять его истинного смысла. Потому что их этика не может иметь ничего 
общего с этикой человеческого рода; возможно, что у них есть свои 
нравственные установки, но они так же недоступны нашему пониманию, 
как наши недоступны для них. 
	- Давайте рассмотрим этот вопрос с практической точки зрения, - 
произнесла она. - Мы предлагаем вам выбрать одно из двух. Либо вы 
остаетесь с людьми и делите с ними их общую судьбу, либо вы переходите 
на нашу сторону с куда большей для себя выгодой. Если вы отклоните наше 
предложение, мы не очень от этого пострадаем. Если же вы его примете, вы 
в значительной степени облегчите существование самому себе и - правда, в 
несколько меньшей степени - своим соплеменникам. Лично вы от этого 
выиграете, а род человеческий, поверьте мне, ничего не потеряет. 
	- А где гарантия, что вы не нарушите слова? 
	- Сделка есть сделка, - отрезала она. 
	- Полагаю, что вы отвалите мне за это солидную сумму. 
	- Очень солидную, - сказала она. 
	Откуда ни возьмись появился кегельный шар и покатился по полу. 
Он остановился футах в трех от стула, на котором я сидел. 
	Девушка встала и вышла из-за письменного стола. 
	Она остановилась у угла стола, устремив взгляд на кегельный шар. 
	Шар вдруг стал полосатым - покрылся тончайшими, как на 
дифракционной решетке, полосками. Потом он начал по этим линиям 
расщепляться. Он расщепился и из черного стал зеленым - и вот вместо 
кегельного шара на полу уже лежала кучка банкнотов. 
	Я не вымолвил ни слова, У меня язык прилип к гортани. 
	Она нагнулась, подняла одну бумажку и подала ее мне. 
	Я взглянул на нее. Девушка ждала. А я все разглядывал банкнот. 
	- Что вы скажете, мистер Грейвс? - спросила она. 
	- Это похоже на деньги, - ответил я. 
	- Это и есть деньги. Откуда же еще, по-вашему, мы берем их? 
	- И вы еще утверждаете, что соблюдаете наши законы, - заметил я. 
	- Я вас не понимаю, 
	- Вы нарушили один закон. Самый важный из всех. Деньги - это 
мерило человеческого труда: стоимость построенной человеком дороги, 
написанной им картины или количества часов, которые он проработал. 
	- Это деньги, - сказала она. - А нам только это и нужно. 
	Она снова наклонилась и сгребла всю кучу бумажек. Положила на 
стол и принялась складывать их стопками. Я понял, что дальнейшие 
объяснения бесполезны, она все равно ничего не поймет. Ее нельзя было 
обвинить в цинизме. Или в мошенничестве. Она просто не могла этого 
понять: пришельцы слабо разбирались в подобных вопросах. Деньги для 
них были не символом, а изделием. Только этим, и ничем больше. 
	Она сложила деньги в аккуратные стопки. Потом нагнулась и 
подобрала несколько бумажек, отлетевших в сторону, когда она поднимала 
с пола ворох банкнотов. положила их в одну из стопок. 
	Бумажка, которую я держал в руке, была стоимостью в двадцать 
долларов, как и большинство остальных, насколько я мог судить; впрочем, 
там были и десятидолларовые билеты, и кое-где в стопках проглядывали 
пятидесятидолларовики. 
	Она сложила все стопки в одну пачку и протянула ее мне. 
	- Это ваше, - сказала она. 
	- Но ведь я еще не дал... 
	- Будете вы работать на нас или нет, они ваши. А вы хорошенько 
подумайте над тем, что я вам сказала. 
	- Ладно, - согласился я. - Подумаю. 
	Я встал и взял у нее деньги. Распихал их по карманам. Карманы от 
них раздулись. 
	- Придет день, - сказал я, похлопывая себя по карманам, - когда от 
них не будет никакого проку. Наступит время, когда на них нечего будет 
купить. 
	- Когда настанет этот день, - сказала она, - их заменит что-нибудь 
другое. Вы будете обеспечены всем, что вам тогда понадобится. 
	Я стоял и думал, но почему-то думал я только о том, что теперь мне 
есть чем расплатиться с шофером такси. За исключением этой мысли, 
голова моя была абсолютно пуста. Безмерная гнусность этой беседы 
начисто выпотрошила меня - осталось лишь ощущение полного поражения 
и мысль, о том, что я теперь могу расплатиться с шофером. 
	Я знал, что должен поскорее унести отсюда ноги. Должен покинуть 
этот дом прежде, чем меня захлестнет сокрушительный шквал эмоций. 
Должен уйти, пока во мне не взбунтовалось человеческое достоинство. Я 
должен уехать, выбрать место и время и все как следует обдумать. А пока 
пусть они считают, что я согласен стать их союзником. 
	- Благодарю вас, мисс, - сказал я. - Сдается мне, что я не знаю 
вашего имени. 
	- У меня нет имени, - сказала она. - Мне незачем было иметь имя. 
Имена нужны были только таким, как Этвуд. 
	- Тогда благодарю вас еще раз, - произнес я. - Я обдумаю ваше 
предложение. 
	Она повернулась и вышла в прихожую. Горничной нигде не было 
видно. Я заметил, что гостиная, расположенная по ту сторону прихожей, 
сверкала чистотой и была заставлена мебелью. Любопытно, подумал я, 
много ли тут настоящей мебели и какую часть ее составляют 
превратившиеся в предметы обстановки кегельные шары? 
	Я взял с вешалки шляпу и пальто. 
	Она открыла парадную дверь, 
	- Хорошо, что вы зашли, - сказала она. - С вашей стороны это было 
очень разумно. Хочу верить, что это не последний ваш визит. 
	Выйдя на крыльцо, я не увидел своего такси. На его месте стоял 
длинный белый "кадиллак". 
	- Я приехал на такси, - сказал я. - Должно быть, оно ждет на 
дороге. 
	- Мы расплатились с шофером, - сказала девушка, - и отослали 
машину. Такси вам больше не понадобится. 
	Она прочла на моем лице недоумение. 
	- Эта машина принадлежит вам, - объяснила она. - Если вы будете 
на нас работать... 
	- А бомбу подложить не забили? - поинтересовался я. 
	Она вздохнула. 
	- Ну как мне заставить вас понять? Ладно, придется говорить 
прямо, без обиняков. Пока вы можете быть нам полезны, вам не грозит 
никакая опасность. Сослужите нам эту службу, и с вами никогда не 
случится ничего дурного. Вы будете под нашей опекой до конца ваших 
дней. 
	- А Джой Кейн? - спросил я. 
	- Если пожелаете, то и Джой Кейн тоже. 
	Она в упор посмотрела на меня своими ледяными глазами. 
	- Но только попробуйте помешать нам, только попробуйте нас 
обмануть... 
	И она издала звук, напоминающий звук ножа, вонзающегося в 
горло. 
	Я пошел к машине. 
 
 
 
	31. 
 
	Я остановил машину на окраине города в местном торговом центре 
и направился в аптеку, чтобы купить газету. Меня интересовало, удалось ли 
Гэвину раздобыть какие-нибудь сведения об исчезнувших из банков 
деньгах. 
	Я-то теперь мог бы раскрыть ему глаза на то, что с ними 
произошло. Но он, как и все остальные, не стал бы меня слушать. Я мог бы 
прийти в редакцию, сесть за свой стол и написать потрясающую статью, 
такую, какой еще не видывал мир. Но это было бы пустой тратой времени. 
Ее бы не напечатали. Для печати она была бы слишком экстравагантной. А 
даже если б ее все-таки опубликовали, ей никто бы не поверил. Или почти 
никто. Разве что горстка каких-нибудь душевнобольных. А это не в счет. 
	Прежде чем выйти из машины, я в поисках десятидолларовой 
бумажки разворошил лежавшую в кармане пиджака пачку денег. Но 
оказалась, что в пачке нет даже пятидолларовых или долларовых купюр. 
	И пока я рылся в этих бумажках, мне захотелось узнать, сколько у 
меня сейчас денег. Не потому, что это было так уж важно. Просто из 
чистого любопытства. 
	Ведь через несколько недель, а может, даже и дней, деньги начнут 
терять ценность. А вскоре после этого обесценятся полностью. Они 
превратятся в бесполезные бумажки. Ими нельзя будет питаться, их нельзя 
будет носить вместо одежды, и они не укроют человека от ветра и 
непогоды. Ибо они были - и были таковыми испокон веков - всего лишь 
изобретенным человеком орудием, с помощью которого он строил свою 
своеобразную цивилизацию. По сути дела, они значили не больше, чем 
бороздки на рукоятке пистолета или бессмысленные закорючки, 
начерченные мелом на стене. Во все времена они были не более чем 
хитроумными фишками. 
	Я вошел в аптеку, взял газету с пачки, лежавшей на табачном 
прилавке, - и с фотографии на первой странице на меня глянула 
улыбающаяся и счастливая морда Пса. 
	Тут не могло быть никаких сомнений. Я узнал бы его при любых 
обстоятельствах. Он сидел перед объективом - само дружелюбие, - а за его 
спиной возвышалось здание Белого дома. 
	Заголовок напечатанной под фотографией статьи окончательно 
подтвердил мою догадку. В нем сообщалось, что ~говорящая собака хочет 
нанести визит Президенту~. 
	- Мистер, - спросил продавец, - вы купите эту газету? 
	Я дал ему билет в десять долларов, и он недовольно хмыкнул. 
	- А у вас не найдется денег помельче? 
	Я ответил, что не найдется. 
	Он отсчитал мне сдачу, я запихнул ее вместе с газетой в карман и 
пошел назад к машине. Я хотел прочесть статью, но по какой-то 
необъяснимой причине, которую я даже не пытался понять, мне хотелось 
прочесть ее, сидя в машине, где меня никто не побеспокоит. 
	Статья была нап