говори мне, что там пожар и миллион покупателей... 
	- Нет, я о другом, - сказал он. - Только что звонил Брюс 
Монтгомери. В девять он созывает пресс-конференцию. Брюс Монтгомери 
был президентом правления "Франклина". 
	- Этим занимается Дау. 
	- Дау уехал на аэродром. 
	Я сдался. У меня не было другого выхода. Гэвин готов был 
расплакаться. А я органически не перевариваю плачущих редакторов. 
	- Так и быть, поеду, - сказал я. - Что там стряслось? 
	- Не знаю, - ответил Гэвин. - Я спросил Брюса, но он уклонился от 
объяснений. Должно быть, что-то важное. Последний раз они созывали 
пресс-конференцию пятнадцать лет назад, чтобы объявить о вступлении 
Брюса Монтгомери на пост президента. Тогда впервые руководство 
универмагом было доверено человеку со стороны. До этого все 
руководящие должности занимали только члены семьи. 
	- Договорились, - сказал я, - Беру это на себя. 
	Он повернулся и рысью поскакал к столу отдела городских 
новостей. 
	Я крикнул рассыльного и, когда он наконец соизволил явиться, 
послал его в библиотеку за подборкой газетных вырезок со сведениями о 
"Франклине" за последние пять-шесть лет. 
	Я вынул вырезки из конвертов и пробежал их глазами. Они мало 
что прибавили к тому, что я знал раньше. Ни одного существенного факта. 
Тут были отчеты о показах моделей у "Франклина", о художественных 
выставках у "Франклина", заметки, в которых сообщалось, что служащие 
"Франклина" принимают активное участие в многочисленных 
общественных мероприятиях. 
	"Франклин" был очень стар и оброс множеством традиций. Как раз 
год назад он отпраздновал свой столетний юбилей. Со дня основания 
города он был своего рода семейным клубом, со своим уставом, 
соблюдавшимся с той особой бережностью, которая возможна лишь в 
условиях семейного клуба. Поколение за поколением горожан вырастали 
под сенью "Франклина", делая там покупки чуть ли не с колыбели до 
могилы, а честность торговли и качество его товаров вошли в поговорку, 
	Мимо моего стола шла Джой Кейн. 
	- Привет, дорогая, - сказал я. - Чем ты сегодня занимаешься? 
	- Скунсами, - ответила она. 
	- Тебе больше к лицу норка. 
	Она остановилась рядом со мной. Я ощутил слабый аромат ее 
духов и более того - близость ее красоты. 
	Она протянула руку и быстрым, чисто импульсивным движением 
взъерошила мне волосы, но тут же вновь стала воплощенным приличием. 
	- Это ручные скунсы, - сказала она. - Комнатные скунсы. 
Последний крик моды. Они без запаха, естественно. 
	- Ну, еще бы, - отозвался я. А про себя подумал: от такой красоты 
можно сойти с ума. 
	- Я ужасно разозлилась на Гэвина, когда он меня туда послал. 
	- Куда послал, в лес? 
	- Нет, на ферму, где разводят скунсов. 
	- Их что, прямо так и разводят, как свиней и кур? 
	- Конечно. Говорю тебе, что это ручные скунсы. Человек, который 
их разводит, уверяет, что из них получаются самые что ни на есть 
распрекрасные комнатные животные. Чистенькие, ласковые и страшно 
забавные. Его завалили заказами. Ему пишут из Нью-Йорка, Чикаго, со 
всех концов страны. 
	- У тебя, наверно, есть фотографии. 
	- Со мной ездил Бен. Он нащелкал кучу снимков. 
	- А где этот дядя достает своих скунсов? 
	- Я же тебе сказала. Он их выращивает. 
	- Я имею в виду, откуда он берет производителей. 
	- Покупает у охотников, которые ставят на них капканы. У 
деревенских мальчишек. За диких он дает хорошие деньги. Он ведь 
расширяет бизнес. А дикие ему нужны на развод. Скупает их в любом 
количестве, только подавай. 
	- Кстати, о деньгах, - сказал я. - Сегодня зарплата. Ты поможешь 
мне ее промотать? 
	- Разумеется. Ты разве забыл, что уже пригласил меня? 
	- На Пайнкрест Драйв открылся новый кабак. 
	- Это звучит заманчиво. 
	- Значит, в семь? 
	- Ни минутой позже. К этому времени я уже успею как следует 
проголодаться. 
	Она вернулась к своему столу, а я - к вырезкам. И еще раз 
убедился, что в них нет ничего существенного. Собрав вырезки, я вложил 
их обратно в конверты. 
	Я откинулся на спинку стула и принялся размышлять о скунсах, о 
Джой и о том, какими только глупостями не занимаются некоторые 
представители человечества. 
 
 
 
	5. 
 
	Человек, сидевший во главе стола рядом с Брюсом Монтгомери, 
был лыс - вызывающе лыс, словно он гордился своей плешивостью, лыс до 
такой степени, что я невольно спросил себя, росли ли у него когда-нибудь 
волосы вообще. По голове его ползала муха, а он не обращал на нее 
никакого внимания. Меня передернуло от одного только вида этой мухи, с 
беспечной наглостью прогуливавшейся по голому розовому черепу. Пока 
она там резвилась, я буквально собственной кожей ощущал назойливое, 
доводящее до бешенства покалывание ее лапок. 
	Но незнакомец сидел как истукан, неотрывно глядя поверх наших 
голов на противоположную стену конференц-зала, словно его там что-то 
заворожило. Нас он не удостаивал взглядом. Казалось, мы для него просто 
не существовали, Вид у него был безучастный и несколько надменный, и 
сидел он совершенно неподвижно. Если б он еще и не дышал, он вполне 
сошел бы за манекен, который Брюс Монтгомери приволок сюда с витрины 
и усадил за стол. 
	Муха перевалила через вершину лысого купола и исчезла, 
пустившись в странствия до заднему, невидимому для нас полушарию этого 
лоснящегося черепа. 
	Ребята с телевидения все еще возились с установкой аппаратуры, и 
Брюс то и дело бросал на них нетерпеливые взгляды. 
	Народу здесь набралось порядком. Представители радио и 
телевидения, репортеры из Ассошиэйтед Пресс и Юнайтед пресс 
интернейшнл; был также и внештатный корреспондент "Уолл-стрит 
джорнэл". 
	Брюс снова взглянул на телевизионную аппаратуру. 
	- Ну как, готово наконец? - спросил он. 
	- Минуточку, Брюс, - ответил один из парней. 
	Пришлось ждать, пока настраивались аппараты, протягивались 
кабели и беспорядочно суетились техники. С этими подонками с 
телевидения всегда так. Они, видите ли, считают, что без них не может 
обойтись ни одно событие, и поднимают скандал, если их куда-нибудь не 
пригласят, а стоит их только пустить, как они такого наворотят, что 
захочешь - не придумаешь. Перевернут все вверх дном, будут возиться до 
бесконечности, а ты сиди и жди. 
	И пока я сидел так, мне почему-то вдруг вспомнилось, как здорово 
мы с Джой провели последние несколько месяцев. Мы выезжали на 
пикники, вместе ездили на рыбалку, и она была самой замечательной 
девушкой из всех, которых я когда-либо встречал. Она была хорошим 
репортером, но, став репортером, она осталась женщиной, а это бывает 
далеко не со всеми. Большинство из них считают, что во имя какой-то 
традиции они просто обязаны вести себя грубо и нахально, а это, конечно, 
чистой воды блеф. Настоящие репортеры никогда не бывают такими 
грубиянами и хамами, какими их изображают в кинофильмах. Это самые 
обыкновенные работяги, которые из кожи вон лезут, чтобы получше 
справиться со своим делом. 
	На горизонте блестящего черепа вновь появилась муха. Немного 
потоптавшись на месте, она стала на передние лапки и задними почистила 
себе крылышки. Замерла на минутку, оценивая обстановку, потом 
повернулась и уползла обратно. 
	Брюс постучал по столу карандашом. 
	- Джентльмены, - произнес он. 
	В комнате стало так тихо, что я явственно слышал дыхание своего 
соседа. 
	И в этот момент, когда все мы ждали продолжения, я вновь 
ощутил, сколько достоинства и строгого вкуса было в убранстве этой 
комнаты, в ее пушистом ковре, богато отделанных деревом стенах, в ее 
тяжелых занавесях и двух написанных маслом картинах, которые висели на 
стене по ту сторону стола. 
	Эта комната, подумал я, - символ семьи Франклин, символ 
универмага, который был ее детищем, символ положения, которое эта 
семья занимала, и того, что она значила для нашего города. 
	- Джентльмены, - проговорил Брюс, - нет смысла начинать 
издалека. Произошло событие такого рода, что еще месяц назад я сказал бы 
о нем: этому никогда не бывать. Я сделаю сообщение, а потом задавайте 
вопросы... 
	Он на мгновение остановился, словно подыскивая подходящие 
слова. Он оборвал фразу на середине, но не понизил голоса. Лицо его было 
суровым и бледным. 
	Помолчав, он медленно и выразительно произнес: 
	- Универмаг "Франклин" продан. 
	Какое-то время ни один из нас не проронил ни слова - не оттого, 
что мы были ошеломлены и парализованы: мы просто не поверили своим 
ушам. Ведь из всего, что может нарисовать человеческое воображение, 
любому из нас это пришло бы в голову в последнюю очередь. Потому что 
универмаг "Франклин" и семья Франклин были традицией города. 
Универмаг и семья существовали здесь почти со дня его основания. 
Продать "Франклин" - это все равно что продать здание суда или церковь. 
	Лицо Брюса было жестким и непроницаемым, и я подивился, как у 
него хватило мужества произнести эти слова, ведь Брюс Монтгомери был 
такой же неотъемлемой частью "Франклина", как и семья Франклин, а за 
последние годы он, вероятно, еще теснее сросся с универмагом - он 
управлял им, заботился о нем, переживал за него столько лет, что мало кто 
из нас мог припомнить, с какого времени он начал этим заниматься. 
	Потом тишина взорвалась и со всех сторон посыпались вопросу. 
	Брюс жестом призвал нас к молчанию. 
	- Спрашивайте не меня, - сказал он. - На все ваши вопросы ответит 
мистер Беннет. 
	Лысый мужчина впервые заметил наше присутствие. Он отвел 
взгляд от противоположной стены и слегка кивнул нам. 
	- Если можно, не все сразу, - проговорил он. 
	- Мистер Беннет, - спросил кто-то из глубины комнаты, - это вы - 
новый владелец, универмага? 
	- Нет, я всего лишь его представитель. 
	- А кто же тогда владелец? 
	- Этого я вам не могу сказать, - ответил Беннет. 
	- Значит ли это, что вы сами не знаете, кто он, или же... 
	- Это значит, что я не могу вам этого сказать. 
	- Не назовете ли вы нам сумму? 
	- Полагаю, что вы имеете в виду сумму, заплаченную за 
универмаг? 
	- Да, именно... 
	- Это тоже, - сказал Беннет, - не подлежит оглашению. 
	- Брюс! - раздался чей-то негодующий голос. 
	Монтгомери покачал головой. 
	- Будьте добры, обращайтесь к мистеру Беннету, - повторил он. - 
Он ответит на все ваши вопросы. 
	- Не скажете ли вы нам, - спросил я Беннета, - какую политику 
будет проводить новый владелец? Останется ли универмаг таким же, каким 
он был до сих пор? Сохранится ли прежняя политика в отношении качества 
товаров, кредита, гражданских... 
	- Универмаг, - твердо произнес Беннет, - будет закрыт. 
	- Вы имеете в виду - будет закрыт для реорганизации?.. 
	- Молодой человек, - отчеканивая каждое слово, проговорил 
Беннет, - я вовсе не это имею в виду. Универмаг будет закрыт. И больше не 
откроется. "Франклин" перестанет существовать. Навсегда. 
	Я поймал взгляд Брюса Монтгомери. Проживи я хоть миллион лет, 
из моей памяти никогда не изгладится тот испуг, изумление и боль, которые 
отразились на его лице. 
 
 
 
	5. 
 
	Когда, ощущая затылком дыхание нависавшего надо мной Гэвина, 
я дописывал последнюю страницу, а отдел литературной правки стонал, что 
уже прошли все сроки выпуска газеты, позвонила секретарша издателя. 
	- Мистер Мэйнард желает с вами побеседовать, - сказала она, - 
немедленно, как только вы освободитесь. 
	- Уже кончаю, - бросил я и положил трубку. 
	Я дописал последний абзац и вытащил лист из машинки. Схватив 
его, Гэвин помчался к столу отдела литературной правки. 
	Он тут же вернулся и кивнул на телефонный аппарат. 
	- Старик? - спросил он. 
	Я ответил, что он самый. 
	- Видно, собирается как следует выпотрошить меня. Допрос 
третьей степени, с применением пыток. 
	Такая уж была у Старика манера. И вовсе не потому, что он нам не 
доверял. Не потому, что считал нас идиотами или портачами или 
подозревал, что мы что-нибудь замалчиваем. Мне думается, это в нем 
говорил газетчик - его толкала на это неодолимая тяга к выяснению 
подробностей, надежда на то, что, беседуя с нами, он выудит нечто 
ускользнувшее от нашего внимания: промывка грубого песка фактов в 
поисках крупиц золота. Мне кажется, что благодаря этому он проникался 
чувством собственной значимости. 
	- Какой ужасный удар, - посетовал Гэвин. - Потерять такой жирный 
кусок. Наверно, тот парень, что ведет счета в отделе рекламы, сейчас в 
каком-нибудь темном углу перепиливает себе горло. 
	- Удар не только для нас, - добавил я. - Но и для всего города. 
	"Франклин" был не только торговым центром. Тщательно 
причесанные чопорные старые леди в опрятных костюмах регулярно 
устраивали в чайной комнате на седьмом этаже скромные пиршества. 
Домашние хозяйки, отправляясь за покупками, неизменно встречали у 
"Франклина" своих старых приятельниц и останавливались поболтать в 
проходах между прилавками. Там устраивались художественные выставки, 
читались лекции на возвышенные темы - короче, использовались все 
приманки, которые для американцев являются критерием изысканного 
вкуса. Для представителей всех классов, независимо от их образа жизни, 
"Франклин" был рынком, местом встреч и своего рода клубом. 
	Я поднялся из-за стола и пошел по коридору к кабинету босса. 
	Его зовут Уильям Вудро Мэйнард, и он неплохой малый. 
	У него в кабинете сидел Чарли Гендерсон, ведавший рекламой 
розничной торговли, и вид у обоих был встревоженный. 
	Старик предложил мне сигару из большой коробки, стоявшей на 
краю стола, но я отказался и опустился на стул рядом с Чарли - лицом к 
Старику, который восседал за столом. 
	- Я звонил Брюсу, - сказал Старик, - и он разговаривал со мной без 
особой охоты. Я бы даже сказал, уклончиво. Он не желает обсуждать эту 
тему. 
	- Естественно - заметил я. - На-моему, это потрясло его не меньше, 
чем нас. 
	- Я тебя не понимаю, Паркер. Почему вдруг это должно было его 
так потрясти? Ведь наверняка он лично вел переговоры и заключил сделку 
о продаже. 
	- Речь идет о закрытии универмага, - пояснил я. - Если не 
ошибаюсь, мы сейчас говорим именно об этом. Мне кажется, Брюс не знал, 
что новый владелец собирается закрыть универмаг. Уверен, что, заподозри 
он что-нибудь подобное, сделка бы не состоялась. 
	- Что навело тебя на эту мысль, Паркер? 
	- Выражение лица Брюса, - ответил я. - В тот момент, когда Беннет 
объявил, что универмаг будет закрыт. На его лице было написано 
изумление, возмущение, гнев и, пожалуй, даже отвращение. Как у человека, 
у которого четыре короля выпали против четырех тузов. 
	- Но он ведь промолчал. 
	- А что он мог сказать? Он заключил сделку, и универмаг был уже 
продан. Едва ли ему когда-нибудь приходило в голову, что кто-то может 
купить процветающее предприятие и тут же его закрыть. 
	- Верно, - задумчиво проговорил Старик, - все это как-то не 
вяжется. 
	- Не исключено, что это всего лишь рекламный трюк, - 
предположил Чарли Гендерсон. - Не более чем крючок для публики. Нельзя 
не признать, что за всю историю своего существования "Франклин" 
никогда не пользовался такой популярностью, как после сегодняшней 
пресс-конференции. 
	- "Франклин", - твердо сказал Старик, - никогда не гнался за 
рекламой. Он в ней не нуждается. 
	- Через день-два, - не сдавался Чарли, - будет во всеуслышание 
объявлено, что универмаг опять открывается. Новое правление объяснит, 
что оно приняло во внимание протест общественности, которая 
потребовала, чтобы универмаг продолжал функционировать. 
	- У меня на этот счет другое мнение, - возразил я и в ту же секунду 
сообразил, что мне следовало бы придержать язык. У меня ведь не было 
никаких доказательств, только какое-то интуитивное предчувствие. От всей 
этой сделки разит липой. Я готов был поклясться, что за ней скрывалось 
нечто большее, чем простая мистификация, которую на досуге измыслил 
какой-нибудь агент по рекламе. 
	Но никто из них не поинтересовался, почему я с ними не согласен. 
	- Паркер, - спросил Старик, - нет ли у тебя какой-нибудь мыслишки 
по поводу того, кто может стоять за этой сделкой? 
	Я покачал головой. 
	- Беннет отказался назвать нового владельца. Универмаг: здание, 
товары, репутация, связи - был куплен каким-то человеком или группой 
людей, которых этот Беннет представляет. Универмаг закрывается. 
Никаких объяснений, почему он закрывается. Ни звука о том, будет ли 
использовано здание для каких-нибудь других целей. 
	- Не сомневаюсь, что его допрашивали с пристрастием. 
	Я кивнул. 
	- И он ничего не сказал? 
	- Ни полслова, - ответил я. 
	- Странно, - произнес Старик. - Тут сам черт не разберется. 
	- А этот Беннет? - спросил Чарли. - Что ты о нем знаешь? 
	- Ничего. О себе он сказал только, что является представителем 
покупателя. 
	- Ты уже, конечно, пытался выяснить, кто он, - сказал Старик. 
	- Этим занимаются другие. Мне нужно было успеть написать 
статью для первого выпуска, а в моем распоряжении было всего двадцать 
минут. Гэвин послал своих людей навести о нем справки в отелях. 
	- Держу пари на двадцать долларов, - заявил Старик, - что они и 
следа его не найдут. 
	Вероятно, у меня был удивленный вид. 
	- Темная это история, - проговорил Старик. - С начала и до конца. 
Подготовку к такой сделке невероятно трудно сохранить в тайне. И однако 
же, не просочилось никаких сведений, никаких слухов, ни звука. 
	- Если бы что-нибудь и выплыло, - подхватил я, - об этом бы знал 
Дау. А если б у него были какие-нибудь сведения, он, вместо того чтобы 
ехать на аэродром, занялся бы этим делом сам. 
	- Вполне с тобой согласен, - сказал Старик. Дау прекрасно 
осведомлен о том, что происходит в городе, 
	- А не было ли в этом Беннете какой-нибудь особенности, которая 
могла бы хоть как-то облегчить разгадку? - спросил Чарли. 
	Я покачал головой. У меня в памяти остался только его 
поразительно лысый череп, ползавшая по этой лысине муха и то, что он не 
обращал на муху никакого внимания. 
	- Ну что ж, Паркер, спасибо, - произнес Старик. - Я нахожу, что ты 
поработал не хуже, чем обычно. Все сделано на высоком профессиональном 
уровне. Когда в информационном отделе сидят такие, как ты, Дау и Гэвин, 
можно жить спокойно. 
	Я поспешно ретировался, не дожидаясь, пока он размякнет 
настолько, что еще, чего доброго, заговорит о повышении моего жалованья. 
Это было бы ужасно. 
	Я вернулся в информационный отдел. 
	Из типографии только что принесли газету, и на первой странице 
красовалась моя статья - заголовок раскинулся на восемь столбцов, а под 
ним выстроились все двенадцать букв моего полного имени. 
	Здесь же, на первой странице, была и фотография Джой со скунсом 
на руках, и, судя по ее виду, она прямота-ки таяла от восторга. Под 
фотографией была напечатана ее заметка, которую какой-то мудрец из 
отдела литературной правки не преминул снабдить стандартным броским 
заголовком. 
	Я отправился к столу отдела городских новостей и остановился 
рядом с Гэвином. 
	- Как продвигаются поиски Беннета? - спросил я. - Тебе удалось 
что-нибудь выяснить? 
	- Полная неудача, - взорвался он. - Мне кажется, что он вообще не 
существует. По-моему, ты его высосал из пальца. 
	- Быть может, Брюс... 
	- Я звонил Брюсу. Он считал, что Беннет остановился в одном из 
отелей. Он сказал, что этот тип никогда не говорил ни о чем, кроме 
бизнеса. Ни разу не упомянул ни единой фамилии. 
	- А как с отелями? 
	- Его там нет и никогда не было. За последние три недели ни в 
одном из отелей не останавливалось ни одного Беннета. Сейчас мы 
прочесываем мотели, но уверяю тебя, Паркер, что эта напрасная трата 
времени. Такой человек не существует. 
	- А может, он зарегистрировался под другим именем. Проверь всех 
лысых... 
	- Скажите, какой умный, - прорычал Гэвин. - А ты хотя бы 
приблизительно представляешь себе, сколько лысых мужчин 
регистрируется, каждый день в наших отелях? 
	- Нет, - сознался я. - Не представляю. 
	Гэвин, как обычно, был взвинчен, и разговаривать с ним было 
бесполезно. Я отошел от него и направился было в другой конец комнаты, 
чтобы переброситься парой слов с Дау. Но, увидав, что его нет на мес