ля того, чтобы привести к желаемому результату, эта 
операция должна носить глобальный характер. И раз уж они пролезли в 
провинциальный банк и какую-то занюханную придорожную лавчонку, 
можно с уверенностью сказать, что по крайней мере в Соединенных 
Штатах - насколько это касается промышленности, торговли и финансов - 
операция проводится в масштабе всей страны. Потому что никто не станет 
размениваться на покупку жалкой лавчонки, пока не наложит лапу на 
жизненно важные для страны крупные промышленные комплексы. И никто 
не станет возиться с провинциальным банком, если не установлен контроль 
над более солидными финансовыми учреждениями. Кегельные шары 
годами скупали акции и наверняка исподволь, потихоньку, как делал это 
Этвуд, занимали стратегические позиции. Ибо они никогда бы не 
позволили себе действовать так открыто, если бы в их руках уже не 
находились ключевые позиции в экономике. 
	Есть, конечно, на земном шаре места, где эта операция не 
сработает. Она может принести плоды только в тех государствах, где 
процветает частная инициатива, где промышленные предприятия и 
финансовые учреждения принадлежат отдельным лицам и где природные 
богатства являются частной собственностью. Она не сработает в России и в 
других социалистических странах, но, может, этого и не требовалось. 
Ликвидируйте большую часть мировой промышленности, закройте 
крупнейшие международные финансовые учреждения, и с человечеством 
будет покончено. Прекратится торговля, приостановится обращение 
валюты, не будет кредита, и, содрогаясь в бессильных потугах, погибнет то, 
что мы зовем цивилизацией. 
	Но оставался вопрос, на который пока не нашлось ответа, - вопрос, 
тревожащий и уже не раз возникавший. Откуда взялись все эти деньги? 
	Ибо на проведение подобной операции нужны деньги - такое их 
количество, которого, пожалуй, не наберется во всем мире. 
	И еще один вопрос, столь же актуальный. Когда и как были 
выплачены эти деньги? 
	Напрашивался ответ, что они вообще не могли быть выплачены. 
Ведь в противном случае банки были бы наводнены деньгами, и в 
финансовых кругах уже заподозрили бы, что творится что-то неладное. 
	И, обдумывая это, я вдруг вспомнил о том, что сообщил мне 
сегодня в конце дня Дау Крейн. Он сказал тогда, что банки буквально 
лопаются от невиданного притока денег. Что они переполнены деньгами. 
Наличными деньгами, которые народ несет к ним вот уже около недели. 
	Так что, может, они все-таки были выплачены, если не все, так 
большая их часть. И выплачены сразу - все платежи умышленно произвели 
в пределах одной недели; все сделки купли-продажи, все договора и 
опционы были оформлены с таким расчетом, чтобы не исказить картины 
финансового положения страны, чтобы не натолкнуть кого-нибудь на 
мысль, что что-то происходит. 
	И если уж это действительно так, то положение человечества 
безнадежно и до гибели ему остался какой-то шаг. 
	Но все эти предположения и умозаключения не давали ответа на 
тот, первый вопрос: откуда все-таки взялись все эти деньги? 
	Понятно, что кегельные шары не выручили их за какие-нибудь 
товары, которые они могли привезти со своей планеты и продать на Земле. 
Ведь продай они некое количество этих неизвестных товаров, достаточное, 
чтобы сколотить из выручки рабочий капитал, это не могло бы пройти 
незамеченным. Если, конечно, эти товары не обладали невероятной, 
фантастической ценностью - не были чем-то таким, о существовании чего 
никто даже не догадывался; если они не были настолько ценными, что сам 
этот факт заставлял человека, который приобрел это таинственное 
сокровище, хранить его только для себя, зная, что оно обесценится, если он 
когда-либо осмелится им поделиться. В противном случае было бы 
невозможно незаметно ввезти на Землю товары инопланетного 
происхождения. 
	- Сейчас мы свяжемся с биологом, который пребывает в своей 
лаборатории, - возвестил Пес. 
	- Правильно, - сказал я. - Иначе он будет недоумевать, куда мы 
запропастились. 
	- Мы должны предупредить его, - сказал Пес, - чтобы он соблюдал 
величайшую осторожность. Не помню, мы это сделали или нет. Эти твари в 
мешке, которых мы ему отдали, способны быть исключительно коварными. 
	- Ну, об этом можно не беспокоиться, - заверил я Пса. - Уж 
Стирлинг-то примет нужные меры. Возможно, что в эту самую минуту он 
уже знает о них больше, чем любой из нас. 
	- Допустим, мы сейчас позвоним ему, - проговорила Джой, - потом 
немного вздремнем, и наступит утро. А что дальше? 
	- Будь я проклят, если знаю, - сознался я. - Что-нибудь сообразим. 
Мы просто обязаны что-нибудь придумать. Ведь необходимо наконец 
поставить людей в известность о том, что происходит. И мы должны 
обмозговать, в какой это сделать форме, так чтобы они поняли и поверили 
нам. 
	Мы выехали на шоссе, и впереди блеснули огни заправочной 
станции. 
	Я подъехал к ней и затормозил перед колонкой. 
	Появился заправщик. 
	- Наполните бак, - сказал я ему. - У вас есть здесь телефон? 
	Он ткнул большим пальцем назад, в сторону здания станции. 
	- Там, в углу, рядом с сигаретным автоматом. 
	Я вошел в помещение станции, набрал номер и по просьбе 
телефонистки опустил в прорезь монету. Раздались длинные гудки. 
	Мне ответил чей-то голос - резкий официальный голос, который не 
принадлежал Стирлингу. 
	- Кто вы? - спросил я. - Мне нужен Кэрлтон Стирлинг. 
	Голос оставил мой вопрос без ответа. 
	- А вы кто? - в свою очередь, спросил он. 
	Я возмутился. Меня всегда бесят подобные штучки, но сейчас я 
подавил свое возмущение и назвал себя. 
	- Откуда вы звоните? 
	- Послушайте... 
	- Мистер Грейвс, - перебил меня голое, - с вами говорит 
представитель полиции. Нам нужно с вами побеседовать. 
	- Полиции!? Что там стряслось? 
	- Кэрлтон Стирлинг мертв. Около часа назад сторож обнаружил его 
труп. 
 
 
 
	23. 
 
	Я затормозил перед зданием биологического факультета и вылез из 
машины. 
	- Ты уж лучше останься здесь, - сказал я Псу. - Сторож тебя не 
очень-то жалует, да и я предпочел бы не объяснять полицейским, откуда 
вдруг взялась говорящая собака. 
	Пес порывисто вздохнул, продув в усах пробор. 
	- Пожалуй, моя персона их несколько ошеломила бы, - проговорил 
он, - хотя биолог, ныне покойный, воспринял меня очень спокойно. 
Намного спокойнее, смею заметить, чем вы сами. 
	- У него было передо мной большое преимущество, - объяснил я. - 
Он рассматривал все с истинно научной точки зрения. 
	А секундой, позже я с недоумением спросил себя, как мог я сейчас 
позволить себе хотя бы намек на шутку - ведь Стирлинг был моим другом, 
и вполне возможно, что именно на мне лежала вина за его смерть, хотя в 
тот момент мне не были известны обстоятельства его кончины. 
	Я вспомнил, как в то утро, развалясь в кресле, он спал в комнате 
радиопрослушивания, а жить-то ему оставалось меньше суток; вспомнил, 
как он легко проснулся, не рассерженный, не удивленный, и завел разговор 
в своем обычном сумасшедшем стиле, к которому давно привыкли те, кто 
его хорошо знал. 
	- Подожди нас, - сказал я Псу. - Мы не очень задержимся. 
	Мы с Джой поднялись по ступенькам, и я собрался было 
забарабанить в парадное, но дверь оказалась незапертой. Мы одолели 
лестницу - дверь в лабораторию Стирлинга была открыта настежь. 
	Двое мужчин, поджидая нас, сидели на лабораторном столе. Они о 
чем-то разговаривали, но при звуке наших шагов в коридоре разом 
замолчали - мы слышали, как они прервали свою беседу, - и уже молча 
ждали нашего появления. 
	Один из них был Джо Ньюмен - тот самый малый, который 
позвонил мне по поводу катившихся по дороге кегельных шаров. 
	- Привет, Паркер, - сказал он, спрыгнув со стола, - Привет, Джой. 
	- Привет, привет, - отозвалась Джой. 
	- Это Билл Лиггет, - представил второго мужчину Джо Ньюмен. - 
Он из отдела по расследованию убийств. 
	- Из отдела по расследованию убийств? - переспросил я. 
	- Конечно, - ответил Джо. - Они ведь считают, что Стирлинга кто-
то прикончил. 
	Я круто повернулся к сыщику. 
	Он кивнул. 
	- Он умер от асфиксии. Как будто его придушили. Однако на нем 
не обнаружили никаких следов насилия. 
	- Вы хотите сказать... 
	- Видите ли, Грейвс, если один человек душит другого, он 
оставляет на шее своей жертвы следы. Синяки, ссадины. Нужно немало 
потрудиться, чтобы задушить человека насмерть, И как правило, при этом 
наносятся значительные телесные повреждения. 
	- А на нем их нет? 
	- Абсолютно. 
	- Так, может, он просто задохнулся. Подавился едой или питьем. 
Или у него была мышечная судорога. 
	- Док это отрицает. 
	Я покачал головой. 
	- Черт те что! 
	- Быть может, что-нибудь выяснится после вскрытия, - сказал 
Лиггет. 
	- Просто не верится, что он умер, - сказал я. - Я ведь видел его 
только сегодня вечером. 
	- Насколько нам известно, - произнес Лиггет, - вы последний, кто 
видел его в живых. Ведь он был жив тогда, верно? 
	- Живей живого. 
	- В котором это было часу? 
	- Примерно в половине одиннадцатого. А может, около 
одиннадцати. 
	- Сторож сказал, что он впустил вас. С собакой. Он хорошо это 
помнит, потому что не хотел тогда пускать собаку. Говорит, вы заявили, что 
это не собака, а подопытный экземпляр. Это правда, Грейвс? 
	- Черт побери, конечно, нет, - ответил я. - Я просто пошутил. 
	- А почему вам понадобилось тащить с собой наверх собаку? Ведь 
сторож вам запретил. 
	- Я хотел показать ее Стирлингу. Мы с ним раньше говорили о ней. 
Во многих отношениях это весьма примечательный пес. Несколько дней он 
крутился около моего дома и вел себя вполне дружелюбно. 
	- Стирлинг что, любил собак? 
	- Не знаю. Думаю, что особого пристрастия к собакам у него не 
было. 
	- А где эта собака сейчас? 
	- Внизу, в машине, - ответил я. 
	- Разве ваша машина сегодня вечером не взорвалась? 
	- Точно не знаю. Я только слышал об этом по радио. Они считают, 
что я погиб в ней. 
	- Но вас в машине не было. 
	- По-моему, на этот счет не может быть никаких сомнений, не так 
ли? Вы там установили, кто потерпевший? 
	Лиггет кивнул. 
	- Один сопляк, которого до этого уже не раз привлекали за кражу 
машин. Крал их только для того, чтобы покататься. Проедет несколько 
кварталов, потом бросит машину и смоется. 
	- Дело дрянь. 
	- Куда уж. А вы все-таки за рулем? 
	- Это моя машина, - вставила Джой. 
	- Вы, сударыня, были с ним весь вечер? 
	- Мы вместе поужинали, - ответила Джой. - И с тех пор я с ним не 
расставалась. 
	Умница девочка, подумал я. Ничего не говори этому фараону. Он 
только все испакостит. 
	- Вы ждали в машине, пока он с собакой был наверху? 
	Джой кивнула. 
	- Сдается мне, - проговорил Лиггет, - что сегодня вечером по 
соседству с вашим домом произошла какая-то потасовка. Вам что-нибудь 
об этом известно? 
	- Ровным счетом ничего, - ответила Джой. 
	- Не обращайте на него внимания, - вмешался Джо. - Он душу 
вымотает вопросами. У него все на подозрении. Это служба у него такая. 
	- Черт знает что, - возмутился Лиггет, - Надо же - вы двое 
замешаны в таком количестве историй, а чисты как новорожденные. 
	- На том стоим, - заметила Джой. 
	- Как вы оказались у озера? - спросил Лиггет. 
	- Просто поехали прокатиться, - ответил я. 
	- Вместе с собакой? 
	- Конечно. Мы взяли ее с собой. С ней не соскучишься. 
	На крюке, куда его повесил Стирлинг, пакета не было: насколько 
мне удалось заметить, его не было нигде. А оглядеться как следует я не мог, 
не рискуя привлечь внимание Лиггета. 
	- Вам придется поехать в полицию, - сказал мне Лиггет. - Вам 
обоим. Нужно уточнить кое-какие обстоятельства. 
	- Старик в курсе, - вмешался Джо. - Ему позвонили из отдела 
городских новостей сразу же после твоего звонка в лабораторию. 
	- Спасибо, Джо, - поблагодарил я его. - Надеюсь, мы сумеем за 
себя постоять. 
	Однако в душе у меня не было той уверенности, которую я вложил 
в это заявление. Ведь если мы все вместе спустимся вниз и Пес начнет 
трепаться, а Лиггет его услышит, не оберешься неприятностей. К тому же в 
машине лежала винтовка с полупустым магазином и следами недавних 
выстрелов на внутренней поверхности ствола, выстрелов, которые я 
произвел по той машине. Мне здорово придется попотеть, объясняя, во что 
я стрелял и почему вообще брал с собой винтовку. В одном кармане у меня 
лежал заряженный пистолет, а другой бил набит винтовочными и 
пистолетными патронами. Никто, ни один добропорядочный гражданин, - 
если у него совесть чиста и благие намерения - не станет разгуливать с 
заряженным пистолетом в кармане, возя с собой в машине заряженную 
винтовку. 
	Было еще много кой-чего, на чем они могли поймать нас. Более 
чем достаточно. Хотя бы тот телефонный звонок - когда Джой позвонила 
Стирлингу. Если сыщики взялись за дело всерьез, без дураков, они скоро 
понюхают про этот звонок. И наверняка какой-нибудь сосед Джой, 
выскочивший на тот жуткий гвалт, заметил стоявшую перед ее домом 
машину и видел, как она на полной скорости рванула по улице. 
	Быть может, подумал я, нам следовало бы сообщить Лиггету 
побольше сведений. Или в своих ответах быть с ним пооткровеннее. Ведь 
стоит ему только захотеть, он запросто уличит нас во лжи. 
	Однако если б мы пошли по этому пути, если б мы сказали ему 
хоть четверть правды, уж тут-то они бы обязательно продержали нас в 
участке несколько часов, чтобы всласть позубоскалить над нашим 
рассказом или попытаться подыскать этим фактам какое-нибудь солидное, 
вполне современное объяснение. 
	Впрочем, возможно, так оно и будет, сказал я себе, все это еще 
вполне может произойти, но, пока мы держим язык за зубами, еще есть 
надежда на какой-нибудь неожиданный поворот событий. 
	Когда я в тот свой приезд открыл коробку с винтовочными 
патронами, часть их высыпалась на пол. И их поднял Стирлинг. Но как он 
ими распорядился - отдал их мне, положил себе в карман или на 
лабораторный стол? Я попытался вспомнить, но не мог, хоть режь меня на 
куски. Если эти патроны нашли полицейские, им нетрудно будет увязать 
винтовку в моей машине с лабораторией, что еще больше усилит их 
подозрения. 
	Если б мне только дали время, подумал я, я бы все объяснил. Но 
времени у меня не было, а сейчас такое объяснение само по себе повлечет 
за собой мышиную возню расследований и допросов, пронизанных 
непробойным скептицизмом. Поэтому, когда я решу, что пора все 
рассказать людям, я выберу не полицейский участок, а более подходящее 
место. 
	Я отлично сознавал, что мне одному не расхлебать эту кашу. Но я 
обязан был найти человека, которому это под силу. И уж кому-кому, а 
полиции такой орешек не по зубам. 
	Я стоял, исподтишка оглядывая лабораторию, отыскивая глазами 
пакет. И вдруг увидел нечто другое - на какой-то миг тут появилось что-то 
еще. Уголком глаза я заметил какое-то движение и зримый образ - сознание 
мое зафиксировало мимолетное вороватое движение в раковине, и у меня 
создалось отчетливое впечатление, что из раковины на секунду высунулась 
любопытствующая голова огромного черного червя. 
	- Ну как, пошли, что ли? - спросил Лиггет. 
	- О, конечно, - согласился я. 
	Я взял Джой за руку - ее бил озноб, но внешне это не было 
заметно; я почувствовал это только, когда прикоснулся к ней. 
	- Успокойся, девочка, - сказал я. - Лейтенант только возьмет 
показания, и все. 
	- С вас обоих, - уточнил Лиггет. 
	- И с собаки тоже? - спросил я. 
	Он оскорбился. Я понял это по его виду. Черт дернул меня за язык. 
	Мы направились к двери. Когда мы уже подошли к самому дорогу, 
раздался голос Джо: 
	- Ты уверен, Паркер, что тебе нечего передать со мной Старику? 
	Я быстро обернулся - лицом к нему и лейтенанту - и одарил их 
обоих улыбкой. 
	- Ни полслова, - отчеканил я. 
	Мы вышли в коридор: Джо шел за нами, а сыщик замыкал 
шествие. Он захлопнул за собой дверь, и я услышал, как щелкнул замок. 
	- Поезжайте в центр, - сказал Лиггет, - К полицейскому 
управлению. А я следом за вами, в своей машине. 
	- Благодарю, - сказал я. 
	Мы спустились по лестнице и, выйдя из парадного, сошли по 
ступенькам на тротуар. 
	- Пес, - шепнула мне Джой. 
	- Я заткну ему глотку, - успокоил я ее. 
	А как же иначе? На какое-то время он должен превратиться в 
самого обыкновенного добродушного нечленораздельно ворчащего пса. 
Неприятностей хватало и без его разглагольствований. 
	Но мы напрасно беспокоились. 
	Заднее сиденье пустовало. Пса и след простыл. 
 
 
 
	24. 
 
	Лейтенант провел нас в какую-то комнатушку, чуть побольше 
каморки, и оставил одних. 
	- Я на минутку, - бросил он, уходя. 
	В комнате стояли небольшой стол и несколько неудобных стульев. 
Она была какой-то безликой, холодной, и в ней гнетуще пахло плесенью. 
	Джой взглянула на меня, и я понял, что ей страшно, но она изо всех 
сил храбрится. 
	- Что ж теперь делать? - спросила она. 
	- Понятия не имею, - ответил я, И добавил: - Прости, что я впутал 
тебя в эту историю. 
	- Но мы ведь не сделали ничего дурного, - возразила она. 
	В этом-то и крылась вся нелепость создавшейся ситуации. Мы не 
сделали ничего дурного, а вместе с тем завязли по уши, и хотя могли 
вполне обоснованно объяснить все события, таким объяснениям никто не 
поверит. 
	- Я бы не отказалась хлебнуть чего-нибудь покрепче, - сказала 
Джой. 
	Наши желания совпадали, но я промолчал. 
	Мы все сидели и сидели, а секунды тащились, еле волоча ноги; 
разговор не клеился, и было очень муторно. 
	Сгорбившись, я сидел на стуле и думал о Кэрлтоне Стирлинге, о 
том, каким он был замечательным парнем и как мне будет не хватать моих 
набегов на лабораторию, когда я неожиданно врывался к нему, наблюдал, 
как он работает, и слушал его рассуждения. 
	Должно быть, Джой думала о том же, потому что она вдруг 
спросила: 
	- Ты считаешь, что его кто-то убил? 
	- Не кто-то, - поправил я. - Что-то. Я не сомневался, что его 
прикончили те самые существа, которых я принес ему в полиэтиленовом 
мешке. Я переступил дорог лаборатории, неся смерть одному из своих 
самых близких друзей. 
	- Ты казнишь себя, - произнесла Джой. - Брось, тут нет твоей вины. 
Откуда ты мог знать? 
	Что правда, то правда, знать мне было неоткуда, но это служило 
слабым утешением. 
	Открылась д.верь, и в комнату вошел Старик. Один, без 
сопровождения. 
	- Поехали, - сказал он. - Все улажено. Вы здесь больше никому не 
нужны. 
	Мы встали и направились к двери. 
	Я смотрел на него с некоторым замешательством. Он коротко 
хохотнул. 
	- Я не нажимал ни на какие тайные пружины, - проговорил он. - Не 
использовал ни капли влияния. Ни на кого не давил. 
	- Тогда в чем же дело? 
	- В заключении медицинского эксперта, - сказал он. - Причиной 
смерти признан приступ стенокардии. 
	- Но ведь у Стирлинга было здоровое сердце, - возразил я. 
	- Видишь ли, им больше не за что было уцепиться. А они ведь 
обязаны дать какое-то заключение. 
	- Давайте переменим обстановку, - попросила Джой. - Это 
помещение действует мне на нервы. 
	- Поедем в редакцию, - сказал Старик, обращаясь ко мне, - и 
опрокинем по стаканчику. Мне нужно обсудить с тобой парочку вопросов. 
Вы с нами, Джой, или вам не терпится вернуться домой? 
	Джой вздрогнула. 
	- Я поеду с вами, - поспешно ответила она. 
	Я сразу понял, почему она так встревожилась. Ей до смерти не 
хотелось возвращаться в тот дом и слушать, как копошатся во дворе эти 
твари, слышать их возню, даже если их уже там нет. 
	- Посадите к себе Джой, - сказал я Старику, - а я поведу ее машину. 
	Выйдя из участка, мы едва перебросились несколькими словами. Я 
ожидал, что Старик начнет расспрашивать меня о взрыве машины, да и не 
только об этом, но он почти не открывал рта. 
	Он не разговорился даже в лифте, когда мы поднимались на его 
этаж. Войдя в свой кабинет, он прямым ходом направился к шкафчику с 
напитками и достал бутылки. 
	- Тебе виски, Паркер, - вспомнил он. - А что вам, Джой? 
	- То же самое, - ответила она. 
	Он наполнил стаканы и подал их нам. Потом, вместо того чтобы 
усесться за свой письменный с