ите меня слишком дешево. Нечто гораздо большее, чем город, мистер 
Грейвс. Гораздо большее. Полагаю, я ничем не рискую, открыв вам это, 
ведь теперь меня уже никто не может остановить. Я покупаю Землю! 
 
 
 
	17. 
 
	Есть идеи настолько чудовищные, настолько противоестественные 
и возмутительные, что человеку нужно какое-то время, чтобы вникнуть в их 
смысл. 
	К таким вот идеям относится предположение, что у кого-нибудь 
может зародиться мысль - пусть одна только мысль - попытаться купить 
Землю. Завоевать ее - это куда ни шло: ведь это добрая, старая, 
традиционная идея, которую вынашивали многие представители 
человечества. Уничтожить Землю - это тоже можно понять, потому что 
были и есть безумцы, которые если и не кладут в основу своей политики 
угрозу всеобщего уничтожения, то, во всяком случае, используют ее в 
качестве дополнительной точки опоры. 
	Но купить Землю - это не укладывалось в сознании. 
	Прежде всего, Землю купить невозможно - ведь ни у кого не 
найдется такого количества денег. А если б и объявился такой богач, все 
равно это бред сумасшедшего, - что бы этот человек стал делать с Землей, 
купив ее? И наконец, это было неэтично и шло вразрез с традициями: 
настоящий бизнесмен никогда не уничтожает всех своих конкурентов. Он 
может их поглотить, установить над ними контроль, но отнюдь не 
уничтожить. 
	Этвуд балансировал на краешке стула, как встревоженная хищная 
птица, - должно быть, в моем молчании он уловил осуждение. 
	- Тут комар носа не подточит, - проговорил он. - Все совершенно 
законно. 
	- Возможно, - выдавил я. 
	Однако я чувствовал, что тут есть к чему придраться. Если б я мог 
выразить это словами, я бы объяснил ему, что здесь не так. 
	- Мы действуем в рамках социального устройства человеческого 
общества, - продолжал Этвуд. - Наша деятельность базируется на ваших 
принципах и законах, которые мы соблюдаем со всей строгостью. Мало 
того, мы придерживаемся ваших обычаев. Мы не нарушили ни одного. И 
уверяю вас, друг мой, что это не так-то просто. Крайне редко удается 
провести подобную операцию, не нарушая обычая. 
	Я попытался что-то сказать, но слова лишь булькнули в горле, да 
там и остались. 
	- В наших деньгах и ценных бумагах нет ни единого изъяна, - 
заявил Этвуд. 
	- Как сказать, - возразил я. - Что касается денег, то у вас их 
слишком много, чересчур много. 
	Но беспокоила меня вовсе не мысль о чрезмерном количестве 
денег. Меня встревожило что-то другое. Нечто куда более важное, чем эта 
денежная вакханалия. 
	Меня насторожили кое-какие его слова и то, как он их употреблял. 
То, как он произносил слово "наше", словно имея в виду себя и каких-то 
своих сообщников; то, как он употреблял слово "ваше", как бы 
подразумевая под этим все человечество, за исключением некой группы 
себе подобных. И то, как он особо подчеркнул, что действует в рамках 
социального устройства человеческого общества. 
	Мой мозг словно раскололся надвое. И одна его половина вопила 
от ужаса, а другая призывала к благоразумию. Ибо мысль, пронзившая его, 
была настолько чудовищной, что сознание отказывалось ее воспринять. 
	Теперь он уже улыбался, и при виде этой улыбки меня внезапно 
захлестнула жгучая ярость. Вопль, исторгавшийся одной половиной моего 
мозга, заглушил разумные доводы другой, и я поднялся со стула, выхватив 
из кармана пистолет. 
	В тот момент я бы убил его. Не задумываясь, без всякой жалости я 
выстрелил бы в него в упор и убил. Все равно что я раздавил бы ногой 
змею или прихлопнул муху. 
	Но выстрелить мне не пришлось. 
	Потому что стрелять было не в кого. 
	Даже не знаю, как это объяснить. Объяснить такое невозможно. 
Подобного явления еще не наблюдало ни одно человеческое существо. Ни в 
одном человеческом языке нет слов, чтобы описать, что сотворил с собой 
Этвуд. 
	Он не заколебался, постепенно растворяясь в воздухе. Он не 
растаял. Что бы с ним ни произошло, это случилось мгновенно. 
	Только что он сидел передо мной. А через мгновение его уже не 
было, я не заметил, как он исчез. 
	Раздался негромкий стук, как от падения легкого металлического 
предмета, и по полу запрыгало несколько угольно-черных кегельных 
шаров, которых тут раньше не было. 
	Должно быть, мое сознание мгновенно проделало какой-то 
сложный акробатический этюд, но тогда я этого не заметил. И все мои 
последующие поступки я приписал инстинкту - я не сознавал, что было 
причиной, а что - следствием, не анализировал факты, не строил догадок и 
предположений, но все это, несомненно, промелькнуло в моем мозгу, 
побудив меня к немедленным действиям. 
	Я выронил пистолет и, нагнувшись, схватил с пола кусок 
полиэтиленовой пленки. Схватил его и начал расправлять уже на пути к 
наружной стене, где зияла дышавшая холодом дыра. 
	Направляясь к дыре, прямо на меня катились шары, и я был к 
этому готов - у прикрытой пленкой дыры их ждала ловушка. 
	Первый шар ткнулся в дыру, увлекая за собой пленку, за первым 
последовал второй, потом третий, четвертый, пятый. Я схватил концы 
прозрачного полотнища, сложил их вместе и вытянул его из дыры - и в 
этом импровизированном мешке, ударяясь друг о друга, взволнованно 
постукивали угольно-черные шары. 
	В подвале оставалось еще несколько шаров - тех, что не попали в 
сеть, - и теперь они в исступлении катались по полу, ища, куда бы 
спрятаться. 
	Я поднял мешок и встряхнул его, чтобы утрясти мой улов. А чтобы 
шары не выскочили, как следует закрутил горловину и перебросил мешок 
через плечо. Тем временем остальные шары продолжали метаться в 
поисках темных уголков, и со всех сторон слышалось какое-то шуршание, 
шелест и шепот. 
	- А ну, марш в свою дыру! - крикнул я им. - Убирайтесь туда, 
откуда явились! 
	Никакой реакции. Они все уже попрятались. И теперь следили за 
мной из темных уголков, из куч хлама. Быть может, даже не видя меня. 
Скорей всего просто ощущая мое присутствие. Впрочем, неважно как, но 
они следили. 
	Я шагнул вперед, и моя нога наступила на какой-то предмет. Я в 
ужасе подпрыгнул. 
	Это был всего-навсего мой пистолет, который я выронил, когда 
нагнулся за пленкой. 
	Я оцепенело смотрел на него, чувствуя, как у меня затряслись все 
внутренности, но дрожь эта билась где-то в глубине, не в силах вырваться 
наружу и завладеть всем телом - настолько оно было напряжено. Зубы мои 
порывались застучать, но безуспешно, потому что челюсти были стиснуты с 
такой отчаянной силой, что ныли мышцы. 
	Отовсюду за мной следили невидимые наблюдатели, из дыры дул 
холодный ветер, а у меня за спиной, в мешке, скорей возбужденно, чем 
злобно, постукивали друг о дружку шары. И еще в подвале была пустота - 
пустота там, где только что было двое людей, а теперь остался один. Хуже 
того, здесь зверем выла пустота взбесившейся вселенной, Земли, 
утратившей свое значение, и цивилизации, которая, пока сама того не 
ведая, корчилась в муках агонии. 
	Но все это забивал запах - запах, который я впервые почувствовал 
сегодня утром, - запах этих существ; кем бы они ни были, откуда бы они ни 
явились, какова бы ни была их цель - этот запах принадлежал им. Он был 
рожден не Землей, не нашей, такой знакомой старушкой планетой, и до 
этого человеку никогда не приходилось с ним сталкиваться. 
	Я понял, что передо мной была иная форма жизни, явившаяся 
откуда-то извне, из краев, находящихся далеко за пределами планеты, на 
которой я сейчас стоял; и все во мне протестовало против этой мысли, но 
другого объяснения я подыскать не мог. 
	Я опустил мешок с плеча, наклонился за пистолетом и, протянув к 
нему руку, вдруг увидел, что невдалеке от пистолета на полу лежит еще 
какой-то предмет. 
	Выпустив пистолет, мои пальцы потянулись к этому предмету, и в 
тот момент, когда они схватили его, я увидел, что это кукла. Еще не успев 
рассмотреть ее, я уже знал, что это за кукла: в памяти всплыл негромкий 
металлический стук, услышанный мною в тот самый миг, когда исчез 
Этвуд. 
	Я не ошибся. Это была кукла Этвуд. Этвуд до последней морщинки 
на лице, до мельчайшей детали внешности. Словно кто-то взял живого 
Этвуда и уменьшил раз в сто, стараясь при этом ни на йоту не изменить его, 
не повредить ни единого атома в существе, которое было Этвудом. 
	Я опустил куклу в карман, подобрал пистолет, перекинул мешок 
через плечо и направился к двери. 
	Мне неудержимо захотелось бежать. Я напряг всю свою силу воли, 
всю, до последней капли, чтобы сломя голову не кинуться бежать оттуда. 
Но я заставил себя идти шагом. Точно мне все было до лампочки, точно я 
не был смертельно испуган, точно ни в этом благословенном мире, ни во 
всей вселенной не было ничего, что могло бы испугать человека, обратить 
его в бегство. 
	Потому что я должен был им это доказать! 
	Каким-то необъяснимым образом, словно бы инстинктивно, я вдруг 
понял, что должен сейчас сыграть эту роль в интересах всего человечества, 
должен им кое-что показать, должен продемонстрировать перед ними 
смелость, решительность, непоколебимое упорство, свойственные 
человеческому роду. 
	Уж не знаю как, но я это выполнил. С таким ощущением, словно 
мне в спину нацелены кинжалы, я прошел через комнату и стал не спеша 
подниматься по лестнице. Одолел последние ступеньки и осторожно, без 
стука, закрыл за собой дверь. 
	И теперь, освободившись от наблюдавших за мной глаз, от 
необходимости играть эту роль, я, спотыкаясь, проковылял через 
вестибюль, как-то ухитрился открыть парадную дверь - и в лицо мне 
пахнул налетевший с озера свежий ночной ветерок, очищая мне легкие и 
мозг от подвального смрада. 
	Я добрел до какого-то дерева и привалился к нему, ослабевший и 
вымотанный, словно после состязания в беге, и на меня напала 
неукротимая рвота. Я корчился, давился блевотиной, почти с наслаждением 
ощущая вкус желчи, разъедавшей мне горло и рот, - в этом вкусе было что-
то истинно человеческое. 
	Я стоял, прислонившись лбом к грубой коре ствола, и 
прикосновение к ее шершавой поверхности успокаивало, словно это 
ощущение восстанавливало контакт со знакомым мне миром. Я слышал, 
как ударяются о берег волны озера, слышал пляску смерти сухих листьев, 
уже мертвых, но еще не покинувших родного дерева, а откуда-то издалека 
доносился приглушенный расстоянием собачий лай. 
	Наконец я оторвался от дерева, вытер рукавом рот и подбородок. 
Пора приниматься за дело. Теперь у меня в руках было доказательство: 
полный мешок существ, которые подтвердят собой достоверность моего 
сообщения, - ведь так или иначе, а я должен все рассказать. 
	Я поднял мешок на плечо, и, пока я поднимал его, мои ноздри 
вновь уловили запах пришельцев. 
	У меня окоченело все тело, подкашивались ноги, болели 
внутренности. Больше всего на свете, подумал я, мне сейчас нужен добрый 
глоток спиртного. 
	На ведущей к дому аллее темнела машина, и я нетвердым шагом 
двинулся к ней. За моей спиной возвышался мрачный расплывчатый силуэт 
дома, и наверху, в стекле слухового окошка, по-прежнему поблескивали 
серебристые осколки лунного луча. 
	У меня вдруг мелькнула странная мысль: может, мне вернуться и 
закрыть то окно, ведь в комнаты с укутанной светлыми чехлами мебелью 
ветер нанесет листья, на ковры будет хлестать дождь, а когда пойдет снег, 
пол заметет маленькими белыми сугробами. 
	Я хрипло расхохотался. Надо же такому прийти в голову, да еще в 
тот самый момент, когда мне необходимо было, не теряя ни минуты, 
убраться отсюда подальше, подальше от этого дома на Тимбер Лейне. 
	Я подошел к машине и открыл дверцу со стороны сиденья 
водителя. На другом конце сиденья что-то шевельнулось и произнесло: 
	- Рад вашему возвращению. А то я беспокоился, не случилось ли 
чего. 
	Непередаваемый ужас пригвоздил меня к месту. 
	Я не верил своим глазам - существо, сидевшее в машине, существо, 
только что обратившееся ко мне с этими словами, было тем самым веселым 
лохматым псом, которого я сегодня вечером вторично встретил возле 
своего дома! 
 
 
 
	18. 
 
	- Я вижу, - продолжал Пес, - что один из них при вас. Держите же 
его покрепче. Могу засвидетельствовать, что это весьма скользкие 
личности. 
	И пока он так разглагольствовал, я изо всех сил старался не сойти с 
ума. 
	Я остолбенел. А что мне еще оставалось делать? Ведь в конце 
концов отупеешь, если тебя достаточно часто бьют по башке. 
	- Ну-с, вам, пожалуй, пора уже спросить, кто я, черт возьми, такой, 
- с укором заметил Пес. 
	- Ладно, - прохрипел я. - Так кто же ты такой, черт тебя побери? 
	- Мне очень приятно, что вы наконец спросили об этом, - 
удовлетворенно проговорил Пес. - Ибо со всей откровенностью могу вам 
сообщить, что являюсь конкурентом - не сомневаюсь, что слово 
"конкурент" выбрано мною правильно, - того существа, которое сидит в 
вашем мешке. 
	- Очень ценная информация, - съязвил я. - А теперь, милейший, 
кем бы ты там ни был, объясни-ка все как следует. 
	- Но мне думается, вам должно быть абсолютно понятно, кто я! - 
воскликнул Пес, пораженный моей тупостью. - Как конкурент этих 
кегельных шаров, я, естественно, должен быть отнесен к числу ваших 
друзей. 
	К этому времени мое оцепенение частично прошло, и я смог сесть в 
машину. И вообще, я почему-то уже спокойнее относился к этому событию. 
У меня, правда, мелькнуло подозрение, не является ли Пес еще одной 
бандой кегельных шаров, на этот раз превратившихся не в человека, а в 
собаку, но даже если б мое подозрение оправдалось, я был к этому 
подготовлен. И уже несколько оправился от испуга, и на смену ему пришло 
раздражение. Что за проклятая жизнь, подумал я, когда человек может в 
секунду превратиться в кучку черных шаров, а в машине тебя ждет собака, 
которая, как только ты появляешься, заводит с тобой светскую беседу. 
	Видно, в тот момент я еще верил в это не до конца. Но от 
действительности не отмахнешься - Пес сидел рядом, разговаривал со 
мной, и мне оставалось только смириться с этим, с позволения сказать, 
фарсом. 
	- Почему бы вам не отдать мешок мне? - спросил Пес. - Уверяю 
вас, что я буду держать его мертвой хваткой и с превеликим вниманием. 
Для меня будет делом чести проследить, чтобы они не сбежали. 
	И я отдал ему мешок - он протянул лапу, и, бог свидетель, эта лапа 
так плотно обхватила горловину мешка, словно вдруг вырастила пальцы. 
	Я вытащил из кармана пистолет и положил его себе на колени. 
	- Что это за инструмент? - поинтересовался Пес, не пропускавший 
ни единой мелочи. 
	- Это оружие под названием пистолет, - объяснил я, - и с его 
помощью я могу продырявить тебя насквозь. Одно неверное движение, 
приятель, и ты узнаешь, что это такое, на своей собственной шкуре. 
	- Я приложу все усилия, - довольно сухо произнес Пес, - чтобы не 
допустить ни одного неверного движения. Уверяю вас, что касаемо текущих 
событий я полностью ваш союзник. 
	- Вот и чудесно, - сказал я. - Смотри не передумай. 
	Я завел мотор, развернулся и выехал на проселочную дорогу. 
	- Меня радует, что вы столь охотно вручили мне мешок, - 
проговорил Пес. - У меня есть некоторый опыт обращения с этими 
существами. 
	- В таком случае, может, ты посоветуешь, куда нам сейчас с ними 
отправиться? - спросил н. 
	- О, существует множество способов их уничтожения, - сказал Пес. 
- Осмелюсь посоветовать, сэр, способ, достаточно бескомпромиссный, но, 
может быть, несколько мучительный. 
	- А я вовсе не собираюсь их уничтожать, - возразил я. - Мне и так 
досталось, пока я поймал их в этот мешок. 
	- Очень прискорбно, - с сожалением промолвил Пес. - Поверьте, 
никуда не годится оставлять эти существа в живых. 
	- Ты все время зовешь их "этими существами", - заметил я, - и, 
однако же, утверждаешь, что хорошо с ними знаком. Разве у них нет 
имени? 
	- Имени? 
	- Да. Названия. Определенного обозначения. Должен же ты их как-
то называть. 
	- Теперь я вас понял, - сказал Пес. - Я не всегда быстро схватываю 
смысл слова. Случается, что мне нужно на это какое-то время. 
	- Кстати, пока я не забыл, объясни мне, как это ты умудряешься со 
мной разговаривать? Ведь говорящих собак не бывает. 
	- Собак? 
	- Да. Это такие существа, как ты. Ведь на вид ты настоящая собака. 
	- Очаровательно, - восхитился Пес. - Так вот, значит, кто я. Мне и 
вправду попадались существа, похожие на меня внешностью, но в 
остальном они совсем, совсем другие, и их столько разных видов. Сперва я 
питался завязать с ними отношения, но... 
	- Значит, ты всегда так выглядишь, да? Выходит, ты не 
превратился в собаку из какого-то другого существа, как это умеют наши 
дружки в мешке? 
	- Я есть я, - гордо заявил Пес. - И не стал бы ничем иным, даже 
если б это было в моих возможностях. 
	- Однако ты не ответил, каким образом ты со мной 
разговариваешь. 
	- Друг мой, прошу вас, не будем забираться в эти дебри. Тут нужно 
так много объяснять, а у нас так мало времени. Видите ли, я не 
разговариваю с вами по-настоящему. Я общаюсь с вами, но... 
	- Телепатия? 
	- Повторите - и по-медленнее. 
	Я объяснил ему, что такое телепатия, вернее, изложил ее гипотезу. 
Доклад получился никудышный - в основном, как мне кажется, из-за 
скудости моих познаний в этой области. 
	- В общих чертах похоже, - сказал Пес. - Но не совсем то. 
	На этом я успокоился. Сейчас меня занимали вопросы поважнее. 
	- Я уже с тобой встречался, - сказал я. - Ты ведь болтался вчера 
возле моего дома. 
	- Совершенно верно, - подтвердил Пес. - Ведь вы - как бы это 
выразиться поточнее, - вы были главным действующим лицом. 
	- Главным действующим лицом! - изумленно воскликнул я. 
	А я-то думал, что попал в эту заваруху случайно. Есть ведь такие 
везучие парни. Если они стоят под деревом в лесу площадью в тысячу 
акров, то молния обязательно ударит именно в это дерево. 
	- Они это знали, - сказал Пес, - и я, конечно, тоже. Неужели вы ни о 
чем не догадывались? 
	- Братишка, ты сообщил мне потрясающую новость. 
	Мы уже оставили позади Тимбер Лейн и сейчас ехали по шоссе к 
городу. 
	- Ты мне не ответил, что это за существа, - напомнил я. - Так и не 
сказал, как они называются. И вообще, если пораскинуть мозгами, 
наберется немало вопросов, которые ты пропустил мимо ушей. 
	- Да вы же сами не даете мне ответить, - возмутился Пес. - Вы 
слишком быстро спрашиваете. К тому же у вас какой-то чудной мыслящий 
аппарат. Только и делает, что непрерывно перемешивает мысли. 
	Окошко с его стороны было приоткрыто на несколько дюймов, и 
через щель врывался ветер. Он откидывал назад его пушистые бакенбарды, 
обнажая челюсти. Челюсти у него были уродливые и тяжелые, и он их не 
размыкал. Они не двигались, когда он говорил, как им было положено, если 
б он говорил ртом. 
	- Ты знаком с моим мыслящим аппаратом? - растерянно спросил я. 
	- А иначе как бы я мог вести с вами беседу? удивился Пес. - И надо 
сказать, в нем нет никакого порядка, и работает он очень, очень быстро. 
Никак не угомонится. 
	Поразмыслив над этим, я пришел к выводу, что, пожалуй, он прав. 
Однако я почерпнул из его слов еще кое-что: мне не очень-то понравилось, 
например, то, что он в курсе всех моих мыслей и знает все, что знаю я, 
хотя, видит бог, этого нельзя было сказать по его поведению. 
	- Возвращаясь к вашему вопросу об именовании этих существ, - 
сказал Пес, - могу ответить, что у нас действительно есть для них название, 
но оно не переводится ни одним словом, которое бы вы поняли. Для нас в 
аспекте наших с ними отношений - небезынтересно то, что, помимо прочих 
их свойств, они еще являются агентами по продаже недвижимости. Однако 
вы должны понять, что этот термин приблизительный, и тут есть много 
особенностей, которые я не в силах объяснить словами. 
	- Ты имеешь в виду, что они занимаются продажей домов? 
	- Что вы! - воскликнул Пес. - Они и не подумают затруднить себя 
такой мелочью, как какое-то здание. 
	- А как насчет планеты? 
	- Это уже кое-что, - сказал Пес, - хотя эта планета должна быть 
самой необыкновенной и исключительно ценной. Как правило, их не 
интересует