с одним человеком по поводу скунсов. 
	Ей показалось, что я решил подшутить над ее вчерашней статьей, и 
она обиделась. 
	- Ничего подобного, - заверил я ее. - Это чистая правда. В долине, 
вверх по течению реки, живет один старик по имени Манз. Быть может, это 
единственный в мире человек, который приручает диких скунсов. 
	- Ой, врешь. 
	- А вот и нет, - сказал я. - Мне о нем прожужжал уши один 
разговорчивый шофер такси, которого зовут Ларри Хиггинс. 
	- Паркер, - произнесла она, - ты что-то затеваешь. Ты ведь ездил в 
усадьбу "Белмонт". Там что-нибудь произошло? 
	- Ничего особенного. Они сделали мне одно предложение, и я 
обещал подумать. 
	- Какое предложение? 
	- Предложили стать их агентом по печати и рекламе. Кажется, это 
так называется. 
	- И ты собираешься его принять? 
	- Не знаю, - ответил я. 
	- Мне страшно, - проговорила она. - Еще страшней, чем прошлой 
ночью. Я хотела поговорить об этом с Гэвином, я хотела поговорить с Дау. 
Но у меня язык не повернулся. Что толку в таком разговоре? Нам ведь 
никто не поверит. 
	- Ни одна душа на свете, - согласился я. 
	- Я приеду домой. И очень скоро. Пусть Гэвин подсовывает мне 
какую угодно работу, все равно я сбегу отсюда. Ты ведь не надолго, 
правда? 
	- Не надолго, - пообещал я. - Я отнесу продукты в блок, и ты сразу 
принимайся за готовку. 
	Мы попрощались, и я пошел назад к машине. 
	Я перетащил продукты в блок, поставил молоко, масло и еще кое-
что в холодильник. Остальное разложил на столе. Потом я выгреб из-под 
матраса остаток денег и набил ими карманы. 
	Покончив со всеми этими делами, я поехал к старику, чтобы 
побеседовать с ним о его скунсах. 
 
 
 
	35. 
 
	По совету Хиггинса я поставил машину на задворках фермерской 
усадьбы, чуть в стороне от ворот, которые вели к сараям, чтобы она не 
загораживала проход, если кому-нибудь понадобится войти или выйти, 
Поблизости никого не было, только откуда-то выскочила, вилял хвостом, 
улыбающаяся деревенская дворняжка, чтобы неофициально 
поприветствовать меня радостными прыжками. 
	Я похлопал ее по спине, сказал ей что-то, и она увязалась за мной, 
когда я вошел в ворота и зашагал через задний двор. Но у лаза в изгороди 
из колючей проволоки, за которой начиналось поле клевера, я остановился 
и попросил ее вернуться обратно. Мне не хотелось брать ее с собой к 
старику, чтобы не нарушить этим душевный покой теплой компании 
дружелюбных скунсов. 
	Она подчинилась не сразу. Она убеждала меня, что нам лучше 
отправиться бродить по полю вдвоем, Но я настаивал на ее возвращении, я 
шлепнул ее по заду, чтобы придать больше веса своим словам, и в конце 
концов она побежала обратно, оглядываясь через плечо в надежде, что я 
смягчусь. 
	Когда она скрылась из виду, я пошел через поле вдоль 
проложенной телегами колеи, которая едва проглядывала сквозь густой 
ковер клевера. Из-под ног у меня вылетали поздние осенние кузнечики и, 
сердито жужжа, скачками рассыпались по полю. Я добрался до конца поля, 
пролез через дыру в другой изгороди и, по-прежнему держась 
полустершейся колеи, зашагал дальше по заросшему молодыми деревцами 
пастбищу. Солнце клонилось к западу, и перелесок был исчерчен тенями, а 
в лощине самозабвенно веселились белки, кувыркаясь в опавшей листве и 
молнией взлетая на деревья. 
	Дорога сбегала вниз по склону холма, пересекая лощину, 
взбиралась на другой холм и там, наверху, под широким выступом 
торчавшей из склона скалы я обнаружил хижину и человека, которого 
искал. 
	Старик сидел в кресле-качалке, древнем расшатанном кресле-
качалке, которое так скрипело и стонало, словно с минуты на минуту 
собиралось развалиться на части. Качалка стояла на небольшой площадке, 
вымощенной плитами местного известняка, которые старик, видно, 
собственноручно нарезал в высохшем русле некогда протекавшей в долине 
речки и втащил на холм. Через спинку кресла была переброшена грязная 
овечья шкура, и от качки передние ножки на шкуре мотались, как кисточки 
на попоне. 
	- Добрый вечер, незнакомец, - произнес старик с таким 
невозмутимым спокойствием, как будто незнакомые люди заглядывали к 
нему в этот час ежедневно. Тут я сообразил, что, вероятно, не застал его 
врасплох, он видел, как я спускался по колее с холма и пересекал лощину. 
Возможно, он наблюдал за мной все время, пока я шел к нему, тогда как я 
даже не подозревал о его присутствии, не зная, где его нужно 
высматривать. 
	Я только сейчас обратил внимание на то, как гармонировала эта 
хижина со склоном холма и окружавшими ее выходами скальных пород, 
словно она была такой же неотъемлемой частью этого лесистого пейзажа, 
как деревья и скалы. Домик был невелик и низок, а бревна, из которых он 
был сложен, под воздействием непогоды и солнца обесцветились и 
приобрели какой-то неопределенный оттенок. Рядом с дверью стоял 
умывальник. На скамье разместились оловянный таз и ведро с водой, из 
которого торчала ручка ковша. Позади скамьи высилась поленница дров и 
стояла колода с вонзенным в нее обоюдоострым топором. 
	- Вы будете Чарли Манз? - спросил я. 
	- Точно. Чарли Манз - это я, - ответил старик. - А как вам удалось 
меня найти? 
	- Мне указал дорогу Ларри Хиггинс. 
	Он покивал головой. 
	- Хиггинс хороший человек. Если уж Ларри вас направил сюда, 
значит все в порядке. 
	Когда-то он был крупным, рослым мужчиной, но его обглодали 
годы. Рубашка свободно болталась на его широких плечах, мятые брюки 
казались пустыми, что характерно для стариков. Голова его была не 
покрыта, но благодаря густым, стального цвета волосам создавалось 
впечатление, будто на нем надета шапка, а лицо заросло короткой и 
довольно неопрятной бородой. Я никак не мог решить, запускал ли он эту 
бороду сознательно или просто несколько недель не брился. 
	Я представился и сказал, что меня интересуют скунсы и мне 
известно, что он пишет книгу. 
	- Похоже, вы не прочь присесть, немного поработать языком, - 
сказал он. 
	- Если вы не возражаете. 
	Он встал с кресла и пошел к хижине. 
	- Садитесь, - сказал он, - Если вы собираетесь у меня немного 
погостить, вам лучше сесть. 
	Я огляделся - и боюсь, слишком выразительно, ища глазами, куда 
бы мне примоститься. 
	- Садитесь в кресло, - сказал он. - Я его для вас согрел. Сам я 
устроюсь на полене. Мне это только на пользу. А то я тут нежусь, почитай, 
с самого полудня. 
	Он исчез в хижине, и я опустился в кресло. И, рассевшись в нем, я 
почувствовал себя последней скотиной, хотя, не сделай я этого, он бы 
наверняка обиделся. 
	Кресло оказалось удобным, я мог отсюда созерцать долину и холм 
напротив - и все это было прекрасно. Землю устилали опавшие, но пока не 
утратившие своих красок листья, а несколько деревьев еще щеголяло в 
лохмотьях летних нарядов. По упавшему стволу пробежала белка, 
остановилась у самого его края, присела и принялась меня разглядывать. 
Она подергала хвостом, но не выказала ни тени страха. 
	Меня окружали красота, тишина и такой безмятежный покой, 
какого я не знал уже много лет. Я начинал понимать, что испытывал 
старик, коротая в этом кресле долгие часы золотистого послеполудня. Здесь 
было на что смотреть. Я почувствовал, как на меня нисходят покой и 
умиротворение, и я даже не вздрогнул, когда из-за угла хижины вразвалку 
вышел скунс. 
	Скунс остановился и вытаращил на меня глаза, приподняв 
изящную переднюю лапу, но немного погодя степенной походкой 
неторопливо двинулся дальше через двор. Думаю, что он был не особенно 
велик, но мне он показался очень большим, и я приложил все усилия, чтобы 
случайно не шевельнуться; у меня не дрогнул ни один мускул. 
	Из хижины вышел старик. В руке у него была бутылка. 
	Он увидел скунса и восторженно закудахтал. 
	- Бьюсь об заклад, что вы здорово струхнули! 
	- Только в первый момент, - сказал я. - Но я сидел тихо, и он, 
видно, примирился с моим присутствием. 
	- Это Феба, - сказал он. - Страсть какая назойливая особа. Шагу 
нельзя ступить, чтобы на нее не наткнуться. 
	Он снял с поленницы полено и поставил его на попа. Тяжело 
опустился на него, откупорил бутылку и протянул ее мне. 
	- От разговоров пересыхает горло, - сказал он, - а у меня давненько 
не было компаньона по части выпивки. Сдается мне, мистер Грейвс, что вы 
человек пьющий. 
	Стыдно сказать, но я чуть было не облизнулся. За весь день у меня 
во рту не было ни капли спиртного, и я так закрутился, что у меня даже в 
мыслях не было пропустить стаканчик, и только сейчас я понял, как он мне 
необходим. 
	- Мистер Манз, до сих пор меня знали как человека, который 
никогда не отказывается от выпивки, - сказал я. - Я не собираюсь 
опровергать это мнение. 
	Я запрокинул голову и деликатно отхлебнул из бутылки. Виски 
было не первого класса, но приятное на вкус. Я обтер рукавом горлышко и 
передал ему бутылку. Он сделал умеренный глоток, потом вернул ее мне. 
	Скунсиха Феба подошла к нему, поднялась на задние лапы и 
положила передние ему на бедро. Он опустил руку и помог ей взобраться к 
себе на колени. Там она и расположилась. 
	Зачарованный этой сценой, я настолько забылся, что приложился к 
бутылке два раза подряд, тем самым опередив своего хозяина на один 
глоток. 
	Я отдал старику бутылку, и он сидел теперь с бутылкой в одной 
руке, а другой почесывал скунса под подбородком. 
	- По делу вы пришли или просто так, - сказал он, - я все равно рад 
вам. Я не из тех, кому в тягость одиночество, и на жизнь я не жалуюсь, 
однако для меня всегда праздник поглядеть на лицо ближнего. Но вас что-
то гнетет. Неспроста вы пришли ко мне. Вам хочется снять с души эту 
тяжесть. 
	С минуту я молча смотрел на него, и тут у меня в голове созрело 
важное решение. Ничем не обоснованное, оно шло вразрез со всеми моими 
планами. Сам не знаю, что меня толкнуло на это: умиротворяющая тишина, 
царившая на этом склоне, спокойствие старика и удобное кресло или это 
было вызвано целым комплексом различных причин. Потрать я какое-то 
время на размышление, едва ли я решился бы на этот шаг. Но некий 
внутренний импульс, нечто, таившееся в этом предвечернем часе, побудили 
меня поступить именно так. 
	- Я обманул Хиггинса, чтобы вытянуть из него ваш адрес, - 
проговорил я. - Я сказал, что хочу помочь вам написать книгу. Но я больше 
не желаю лгать. Одной лжи достаточно. Я не стану вас обманывать. Я 
расскажу вам все, как есть. 
	На лице старика отразилось легкое удивление. 
	- Помочь мне написать книгу? Это какую, о скунсах? 
	- Если захотите, я действительно помогу вам, когда со всем этим 
будет покончено. 
	- Пожалуй, если уж говорить по справедливости, то кой-какая 
помощь мне не помешала бы. Но вы сюда пришли не за этим, так ведь? 
	- Да, - подтвердил я. - Не за этим. 
	Он сделал основательный глоток и протянул мне бутылку. Я тоже 
еще разок приложился к ней. 
	- Порядок, друг, - сказал он. - Я зарядился и готов вас выслушать. 
Выкладывайте свое дело. 
	- Только не перебивайте и не останавливайте меня, - попросил я. - 
Дайте мне договорить до конца. А потом уже задавайте вопросы. 
	- Я умею слушать, - заметил старик, прижимая к себе бутылку, 
которую я отдал ему, и ласково поглаживая скунса. 
	- Возможно, вам будет трудно в это поверить. 
	- Это уже не ваша забота, - сказал он. - Давайте рассказывайте, а 
там видно будет. 
	И я рассказал. Я призвал на помощь все свое красноречие, но при 
этом ни на шаг не отступил от истины. Я передал все так, как это было на 
самом деле, рассказал о том, что знал и что предполагал, о том, как ни один 
человек не согласился меня выслушать, за что я, впрочем, никого не винил. 
Я рассказал ему о Джой, о Стирлинге, о Старике и сенаторе, о вице-
президенте страховой компании, который не мог разыскать для себя жилья. 
Я не пропустил ни малейшей подробности. Я рассказал ему все. 
	Я умолк, и наступила тишина. Пока я говорил, закатилось солнце, и 
лесистые склоны подернулись сумеречной дымкой. Налетел легкий ветерок, 
повеяло холодом, и в воздухе повис тяжелый запах опавших листьев. 
	Я сидел в кресле и размышлял о том, какого я свалял дурака. Я 
загробил свой последний шанс, выболтав ему правду. Я ведь мог иными 
путями добиться того, чтобы он выполнил мою просьбу. Так нет же, 
дернуло меня избрать самый трудный путь - честный и правдивый. Я сидел 
и ждал. Я выслушаю, что он мне скажет, потом встану и уйду. 
Поблагодарю его за виски, за то, что он уделил мне время, и в 
сгущающихся сумерках пройду через лесок и поле к тому месту, где 
оставил машину. Я вернусь в мотель, Джой будет ждать меня с обедом и 
надуется на меня за опоздание. А мир будет рушиться, словно никто 
никогда даже пальцем не шевельнул, чтобы его спасти. 
	- Вы пришли ко мне за помощью, - раздался в полумраке голос 
старика. - Скажите же, чем я могу вам помочь. 
	У меня перехватило дыхание. 
	- Вы мне верите! 
	- Послушайте, незнакомец, - произнес старик, - я еще кое-что 
соображаю. Да если б то, о чем вы рассказали, не было правдой, вы 
никогда бы не побеспокоились приехать ко мне. И потом, мне кажется, я 
чую, когда человек лжет. 
	Я попытался что-то сказать, но не смог. Слова застряли у меня в 
горле. Еще немного, и я бы разрыдался - а такого за мной не водилось с 
незапамятных времен. Я почувствовал, как душу мне переполняют 
благодарность и надежда. 
	И все потому, что мне кто-то поверил. Меня выслушало и мне 
поверило другое человеческое существо, и я перестал быть дураком или 
полоумным. Через это таинство веры я вновь полностью обрел 
человеческое достоинство, которое постепенно утрачивал. 
	- Сколько скунсов, - спросил я, - вы можете собрать сразу? 
	- Дюжину, - ответил старик. - А может, и полторы. Их тут видимо-
невидимо в скалах у гребня холма. Они толкутся здесь всю ночь напролет, 
приходят, чтобы проведать меня и получить свой кусок. 
	- А вы могли бы посадить их в ящик и как-нибудь перевезти в 
другое место? 
	- Перевезти их в другое место? 
	- В город, - сказал я. - В центр города. 
	- У Тома - у хозяина той фермы, где вы оставили машину, - у него 
есть небольшой грузовичок. Он мог бы мне его одолжить. 
	- И не стал бы вас ни о чем расспрашивать? 
	- Ясное дело, что без вопросов тут не обойдешься. Но я найду что 
ответить. Он мог бы через лес подогнать грузовик поближе. 
	- Тогда все в порядке, - сказал я, - об этом-то я и хотел вас просить. 
Вот как вы можете мне помочь... 
	И я быстро изложил ему свою просьбу. 
	- Но мои скунсы?! - испуганно воскликнул он. 
	- Речь идет о будущем человечества, - ответил я. - Вы же помните, 
о чем я вам рассказал... 
	- Но есть еще полицейские. Ведь они тут же схватят меня. Мне не 
удастся... 
	- Пусть это вас не тревожит. У нас есть возможность уладить 
конфликт с полицией. Вот смотрите... 
	Я полез в карман и вытащил пачку банкнотов. 
	- Этого хватит на оплату любых штрафов, которые пожелает с вас 
содрать полиция, и сверх того еще останется немалая сумма. 
	Он пристально посмотрел на деньги. 
	- Это те самые бумажки, которые вы получили в усадьбе 
"Белмонт"! 
	- Часть тех денег, - подтвердил я. - Кстати, вам лучше оставить их 
дома. Если вы возьмете их с собой, они могут исчезнуть. Могут 
превратиться в то, чем они были раньше. 
	Он согнал с колен скунса и засунул деньги в карман. Потом встал и 
протянул мне бутылку. 
	- Когда мне приступать? 
	- Я могу позвонить этому Тому? 
	- Само собой, в любое время. Немного погодя я поднимусь к нему и 
скажу, что жду звонка. А после того как вы позвоните, он уже сможет 
спуститься сюда поближе на своем грузовике. Я ему все объясню. Правды-
то он от меня не услышит, конечно. Но рассчитывать на него можно. 
	- Спасибо, - проговорил я. - Огромное за все спасибо. 
	- Давайте угощайтесь, - сказал он. - И верните мне бутылку. Мне 
самому сейчас очень в жилу лишний глоток. 
	Я выпил и отдал ему бутылку. Он, пыхтя, влил в себя свою 
порцию. 
	- Я немедля принимаюсь за дело, - объявил он. - Через часок-
другой скунсы будут собраны. 
	- Я позвоню Тому, - сказал я. - Сперва вернусь в город и разведаю 
обстановку. А потом позвоню Тому - кстати, как его фамилия? 
	- Андерсон, - ответил старик. - К тому времени я уже успею с ним 
поговорить. 
	- Еще раз спасибо, старина. До скорого. 
	- Хотите еще выпить? 
	Я отрицательно потряс головой. 
	- Мне работать. 
	Я повернулся и зашагал вниз по окутанному сумерками склону, 
потом поднялся по едва различимой колее, которая привела меня к полю 
клевера. 
	Когда я приблизился к тому месту, где оставил машину, в окнах 
фермерской усадьбы уже горел свет, но на заднем дворе было пустынно и 
тихо. 
	Пока я шел к машине, из мрака вдруг раздалось рычание. Звук этот 
был настолько ужасен, что у меня на голове волосы стали дыбом. Меня 
точно молотом ударило, я похолодел, и тело мое как-то сразу обмякло. 
Страх и ненависть слышались в этом рычании, и к его звуку примешивался 
скрежет зубов. 
	Я протянул руку к машине и схватился за ручку дверцы: рычание 
не стихало - безудержное, захлебывающееся рычание, яростное клокотание, 
которое рвалось из горла, почти не смолкая. 
	Я распахнул дверцу машины, упал на сиденье и захлопнул ее за 
собой. Снаружи нескончаемыми руладами разливалось рычание. 
	Я завел мотор и включил фары. Конус света выхватил из мрака 
исторгавшее рычание существо. Это была та самая приветливая 
деревенская дворняжка, которая так обрадовалась моему приезду и 
набивалась мне в попутчики.   Но сейчас от ее приветливости не осталось и 
следа. Шерсть у нее на загривке ощетинилась, а морду рассекала белая 
полоса оскаленных зубов. В ярком свете фар глаза ее сверкали зеленым 
огнем. Выгнув спину и поджав хвост, она медленно попятилась в сторону, 
уступая мне дорогу. 
	От ужаса у меня перехватило дыхание, и я с силой нажал на 
акселератор. Застонав, тронулись с места колеса, и, проскочив мимо 
собаки, машина рванулась вперед. 
 
 
 
	36. 
 
	Когда я впервые увидел ее, она была приветливой и веселой 
собачонкой. В тот момент я ей пришелся по душе. Я тогда немало 
повозился, чтобы заставить ее остаться дома. 
	Что же произошло с ней за несколько коротких часов? 
	Или правильнее будет спросить, что произошло со мной? 
	И пока я ломал себе голову над этой загадкой, по спине у меня 
прохаживались чьи-то влажные мохнатые лапы. 
	Может, причиной этому была темнота, подумал я. При свете дня 
она оставалась дружелюбной дворнягой, а с наступлением ночи 
превращалась в свирепую сторожевую собаку, охранявшую хозяйское 
добро. 
	Но такое объяснение было притянуто за уши. Я был уверен, что 
дело тут не только в этом. 
	Я взглянул на приборный щиток - часы на нем показывали 
четверть седьмого. Сейчас я поеду в мотель и позвоню Гэвину и Дау, чтобы 
узнать последние новости. Не потому, что я ожидал услышать о каких-
нибудь переменах, - просто мне нужно было убедиться, что все по-старому. 
После этого я позвоню Тому Андерсону, и колеса завертятся; дело сделано, 
а там будь что будет. 
	Кролик перебежал дорогу перед самой машиной и нырнул в 
заросшую травой канаву у обочины. На западе, где небосклон блеклой 
зеленью расписало гаснущее зарево заката, летела стайка птиц, казавшихся 
на фоне высветленной полосы неба гонимыми ветром хлопьями сажи. 
	Я подъехал к главному шоссе, приостановил машину, потом 
тронулся дальше, свернув направо, к городу. 
	По моей спине больше не разгуливали существа влажными 
холодными лапами, и я уже начинал забывать о собаке. У меня вновь 
потеплело на душе от сознания того, что мне кто-то поверил - неважно, что 
это был всего-навсего чудаковатый старик-отшельник, похоронивший себя 
в лесной глуши. Впрочем, не исключено, что никто на свете не мог бы 
оказать мне большую помощь, чем этот чудаковатый старик отшельник. 
Возможно, от него будет гораздо больше толку, чем от сенатора, или 
Старика, или любого другого человека. В том случае, если план будет 
выполнен, если он преждевременно не сорвется. 
	Холодные влажные лапы убрались с моей спины, но теперь у меня 
заче