к был склонен поверить, что просто ошибся. В черном списке Курта Таран стоял сразу же после Ковбоя. Однако если Ковбой был далеко, то Хэнк постоянно крутился где-то рядом. Ненавидеть его было очень удобно.
     Таран обшарил взглядом помещение и, так и не отыскав, на что можно пристроить свой зад, подпер плечом стену. По всей видимости, он не собирался ни открывать решетчатую дверь, ни включать ошейник. Курт навострил уши, готовясь ловить каждое слово. Отчего-то он знал, что разговор будет очень серьезный.
     - Вот так, малыш, - сказал Хэнк. - Такие дела...
     С последним словом безволосый испустил такой тяжелый вздох, будто он и пленник проговорили битых три часа. Подобными словами, казалось, разговор можно завершать.
     Но вместо того чтобы так же непредсказуемо уйти, Таран уставился в пол и задумался.
     - Какие дела? - буркнул Курт. Безволосый встрепенулся, словно возвращаясь к реальности.
     - Завтра ты оставишь эти стены. Покинешь Подворье. - Он усмехнулся, но так, будто неудачно пошутил. - Завтра у тебя будет новый хозяин. Ты с ним, как мне кажется, незнаком, и все-таки... Он тебе вряд ли понравится. Мерзавец еще тот... Курт напрягся. Таран бредит?
     - Что-что? Вы собираетесь меня ПРОДАТЬ? Хэнк пожал плечами.
     - Ты уж прости, малыш. Так вышло. Я отпирался, как мог, но меня все-таки прижали к стене. На кону не только бабки, моя жизнь, но и Подворье. Чего там, твоя жизнь тоже.
     - Это я понял, - оскалился Волк. - Ты распоряжаешься мною, точно какой-то ВЕЩЬЮ!
     Сама эта мысль (хотя, казалось бы, за долгие месяцы заточения к ней можно было привыкнуть) приводила его в бешенство. Кому этот урод собирался его продавать? На Подворье плохо, но в другом месте может стать просто невыносимо. Метаморфы, нужно полагать, весьма ценятся в качестве лабораторного мяса где-нибудь в Ульях... Что, если из него набьют чучело, а затем выставят в музее? Экспозиция "Ужасы генетических ошибок"? От этой мысли Курту стало не по себе.
     - Да, но так получилось, - ответил безволосый. - В этом мире всегда нужно от кого-то зависеть. Я, каюсь, успел было об этом позабыть... За ошибки всегда приходится платить.
     Курт помолчал, стараясь успокоиться. Задавать вопросы, если уж его тюремщик решился откровенничать, следовало очень осторожно. Прежде всего Волк решил выяснить самое главное.
     - Кто меня... купит?
     - Одна шишка из Гетто... - Таран икнул.
     - Кто?
     - Гангстер. Череп. - Безволосый, опомнившись, сменил тон:
     - Осторожно, "волчонок"! Я ПОКА еще твой хозяин. Если уж нарушаешь субординацию, делай это с большим уважением.
     Курт хотел огрызнуться, но вовремя обуздал свой гнев. Он еще не все узнал.
     Услышанное билось в мозгу, точно пламя.
     ЧЕРЕП?
     - Тот бритоголовый господин, - осторожно выбирая слова, начал Волк, - что беседовал с вами на днях?
     - Беседовал? - Хэнк рассмеялся. - Да, можно сказать и так. Он самый. Что, ты с ним знаком?
     - Нет, не довелось... Зачем я ему?
     - А я - то почем знаю? - Таран пожал плечами. - Но на арену ты больше не попадешь, это уж точно. Когда я сказал, что твоя жизнь тоже стоит на кону, это была чистая правда. Откажись я тебя продавать, Череп выставил бы в Яме другого бойца. С которым, можешь мне поверить, ты бы не совладал. Отказать же ему в этом поединке я не смог - тут замешаны большие люди, большие деньги и большие проблемы...
     В этом Курт не сомневался.
     Он поднялся с койки и, расправив плечи, направился к решетке. Таран стоял слишком далеко, у противоположной стены (не дотянуться), но Волк и не собирался делать ничего необдуманного. Он остановился перед решеткой и обхватил прутья когтистыми пальцами. Затем нагнул голову и поглядел на своего тюремщика исподлобья - тем самым взглядом, каким смотрел на шваль из трущоб. На голове у Курта не было капюшона, однако ненависти в этом взгляде было куда больше. Убийство Тарана доставило бы Страйкеру то ни с чем не сравнимое удовольствие, про которое твердили в головизионных рекламах.
     - Теперь слушай, работорговец недоделанный, - прорычал Волк. - Дважды повторять не буду, поэтому запоминай. Куда бы ты меня ни отправил - пройдет не слишком много времени, и я вернуть за тобой. Ты мне ответишь за все, что я от тебя натерпелся. Смерть покажется тебе недостижимой и прекрасной мечтой. Сейчас у тебя есть шанс, поэтому слушай...
     Хэнк и впрямь насторожился. От Курта не укрылось, что рука безволосого спрятала в кулак пульт управления. Это было хорошо. Можно было продолжать, не опасаясь, что тебя неверно поймут.
     - Отпусти меня прямо сейчас, и будешь жить. Обещаю, что не трону ни тебя, ни кого-либо из твоих людей. Обещаю, что никогда не вернусь на Подворье, не стану преследовать тебя ни в Клоповнике, ни в Гетто, ни даже в Аду. Но - лишь в том случае, если дашь мне уйти. - Волк глядел, не отрываясь, в глаза тюремщика. - Прямо сейчас.
     На мгновение Курту показалось, что Таран уже готов согласиться - что-то дрогнуло на дне непроницаемых обсидиановых глаз. Что-то, готовое к необдуманным, но желанным поступкам, боролось изо всех сил. Хэнк молчал. Затем дрогнула рука, в которой были зажаты ключи. У Волка появилось чувство, будто он попал в мыльный сериал про врачей. Вот-вот кто-то громко скажет над ухом: "Мы его теряем!"
     Так и вышло. Безволосый моргнул. Кулак сжал ключи. Другая рука небрежно переместила в пальцах пульт управления. "Сэр, мы его потеряли!"
     Шею "волчонка" обожгли электрические искры. Курт успел привыкнуть к этой боли, почти ежедневно получая некоторый ее заряд. Так, согласно легенде, организм способен привыкнуть к самому сильному яду. Неизвестно, насколько в этом случае было уместно говорить об электричестве, но Курт даже бровью не повел.
     Что толку?
     Он СМОТРЕЛ на покойника. Что толку говорить?
     Через пару мгновений Тарану, судя по всему, самому стало не по себе. Он отключил электроды, развернулся и шагнул за порог. Ничего не говоря, даже не обернувшись.
     По лестнице прогремели тяжелые шаги. Хлопнула металлическая дверь. В подвале воцарилась тишина.
     Курт вернулся на койку и залез под одеяло.
     Сон не шел.

***

     С самого утра Таран пребывал далеко не в лучшем состоянии духа. Давало знать о себе поглощенное накануне виски (годы уже не те), да и, безусловно, то, что предстояло вечером.
     А до вечера надо было успеть немало сделать.
     Хозяин Подворья был помешан на безопасности, а потому прежде всего сосредоточился на ней. Усиленные наряды были назначены им тотчас после пробуждения. Брандспойты вернулись из подвалов на прежние места, из оружейной извлекли автоматы, а все свободные от нарядов уселись точить мечи и снаряжать магазины. На крыше и во внутреннем дворе царило лихорадочное возбуждение.
     Хэнк особо не распространялся о том, что за событие должно свершиться сегодняшним вечером, но и без этого, казалось, все были отлично осведомлены. Впечатление создавалось такое, будто Подворье готовилось к продолжительной и активной осаде. Таран же ходил по двору, сложив руки за спиной, как полководец перед битвой.
     В голове его крутилась масса всевозможных соображений.
     Вероятность того, что Череп пойдет на предательство, бывший гладиатор допускал всего на пару процентов. Не больше. Слишком велик риск. Орден охотнее выплатит положенную сумму, чем станет рисковать своим главарем. Точнее, это сам Череп не решится рисковать собственной головой ради суммы, которая при его положении не может считаться очень большой... И все-таки, кто предупрежден, тот вооружен.
     Таран никогда не ждал предупреждений и потому вооружался загодя. Сев на телефон, он принялся ощупывать Клоповник на предмет каких-либо сплетен и слухов, касающихся Ордена Черепа, метаморфа либо его собственной скромной персоны.
     Клоповник начинал о чем-то догадываться, но ничего конкретного еще не знал. Своими вопросами Таран оказал воздействие на источники исследования, благодаря чему можно было не сомневаться - все узнают обо всем, не пройдет и дня. Но - ни намека на готовящуюся ловушку. Ожидать, что Череп допустил бы утечку информации, было попросту глупо, однако Хэнк не мог не попытаться. В этом состоял основополагающий принцип стратегии.
     Разведка.
     Звонок Лысому Хью также ничего не дал - "агент" киллеров, казалось, все еще был обижен на Тарана.
     Хмыкнув, хозяин Подворья убрал телефон. Он надеялся "одолжить" у Хью его мордоворотов, просто для подстраховки, но и без них чувствовал себя вполне комфортно. Никто во всем Клоповнике и близлежащем Гетто в здравом уме не решился бы атаковать Подворье. Недавние события были единственным, первым в истории случаем. Да и то потому, что против Тарана сплотилось слишком много "клопов".
     Но пришлым делать тут нечего.
     Хэнка смущало одно: на протяжении всего конфликта "профсоюз" ни разу не переступил порога школы. А в случае с Орденом, как предполагалось, Таран должен по собственной воле открыть ворота потенциальным злоумышленникам. Поступи он иначе, и это стало бы злостным нарушением всех мыслимых понятий, правил и законов. Глава Ордена явился, чтобы сыграть на чужом поле, а Хэнк даже не пригласил его внутрь. Отчего-то гостеприимство было все еще в цене в такой глухой клоаке, как Клоповник. Вероятно, оттого, что у многих аборигенов больше ничего не осталось.
     Размышляя обо всем этом, хозяин Подворья то и дело чувствовал в душе вспышки раздражения и недовольства самим собой. Прошедшая ночь была просто ужасной. Во-первых, ему не следовало так много пить. И, конечно, не было никакой необходимости идти проведывать пленника.
     Таран ни за что не признался бы самому себе, но его мучили угрызения совести. Виски, этот превосходный депрессант, усугубило эти ощущения. И вот, сдавшись, Хэнк пошел к Страйкеру, чтобы попытаться сообщить о том, что его ждет, и, главным образом, излить душу и как-то успокоить свою совесть. Но на деле все вышло так, что Таран едва ли не бегством покинул камеру, а Волк остался за решеткой, с ошейником на шее.
     Владелец Подворья, по здравом размышлении, более всего боялся отнюдь не того, что Череп проведет его с деньгами. Главное, что его страшило, то что Курт по каким-либо причинам окажется на свободе. И тогда он первым же делом вернется на Подворье.
     Более того, метаморф это подтвердил.
     Таран, сказать по правде, едва не отпустил его на все четыре стороны. Это был уже не тот зеленый щенок, которым он попал в школу гладиаторов. Теперь это был настоящий Волк. Хэнк лучше кого бы то ни было знал, на что способен любой из его учеников. А Страйкер без труда переплюнул их всех. И, чего греха таить, учителя также.
     Таран твердо знал, что, начиная с этой ночи, не сможет спать спокойно, если не будет уверен на сто процентов, что Волк сидит в своей камере под десятком замков. Стоит метаморфу просто захотеть рассчитаться со своими врагами, и его не смогут остановить ни высокие стены, ни ворота, ни усиленные наряды... В этом Хэнк не сомневался - он всегда очень серьезно относился к работе.
     Полночи Таран проворочался на своей жесткой койке. Взгляд "волчонка", казалось, до сих пор сверлил голову - проникал в череп где-то у переносицы и упирался в затылочную кость. При этом он непринужденно извлекал наружу все тайные и глубинные помыслы, сомнения и страхи, точно какой-то чудовищный сканер.
     В какой-то скользкий момент Хэнк был готов перезвонить главе Ордена и сообщить, что передумал. Что отказывается от сделки. Что с большей охотой позволит Гаспару прикончить Страйкера, нежели будет так терзаться каждую ночь. Подавить все эти порывы стоило немалых усилий. Он изъявил согласие, а слово нужно держать - по-другому в этом мире не прожить. Чтобы дать обратный ход, требовалась весьма серьезная причина. Поведай Таран о своих переживаниях (о том, что ему страшно ночевать на Подворье), и какой-то час спустя над ним будет потешаться весь Клоповник. А кроме того, не хотелось потерять немалые деньги...
     Наутро, при ярком солнечном свете, пробивавшемся сквозь запотевший от миллионов выдохов Купол, в окружении дюжины деловитых охранников, Хэнку подумалось, что все не так плохо. Хорошее расположение духа вернулось к нему, и он вновь начал рассуждать здраво, не без доли, естественно, присущего ему здорового цинизма.
     До вечера следовало проработать целую кучу организационных вопросов. К примеру, вопрос "тары". Или "упаковки". Мало того, что контрагенты пожмут друг другу руки, деньги окажутся у Хэнка, а Череп пожелает забрать живой товар немедленно. Этот "товар" следовало еще передать... Как Таран знал из общепринятой коммерческой практики, заботы о надлежащей упаковке целиком и полностью лежат на продавце. Если гангстер не сможет забрать купленный товар с территории Подворья, сделка - по вполне понятным причинам - станет недействительной.
     В этом не был заинтересован не только Череп. Таран всей душой желал, чтобы Волк оказался подальше от Подворья и чтобы не скрылся во время транспортировки в неизвестном направлении. Пояснять причины такого беспокойства, вероятно, излишне.
     Нарезая по внутреннему двору один круг за другим, Хэнк обдумывал эту проблему. Одно он знал наверняка: ошейник не покинет шею Волка, а пульт управления - ладонь Тарана. Череп сможет отрядить кого-нибудь за этим прибором через день (лучше - через неделю) либо, если пожелает, снимет ошейник с метаморфа на собственный страх и риск... Ну а как обеспечить сохранность "груза" по дороге? И, в чем Хэнк по иронии судьбы тоже был заинтересован, жизнь охранников?
     Первое же решение, пришедшее в голову, оказалось единственно верным. Клетка. Обычная клетка из сваренных металлических прутьев. Та же Яма, только меньших размеров.
     Приняв такое решение, владелец Подворья незамедлительно приступил к его реализации.
     На поиски подходящей клетки, хотя выбирать было в общем-то особо не из чего, пришлось потратить целых три часа. В Клоповнике не было зоопарка (разве что сами обитатели), как, впрочем, и во всем прочем Гетто. Диковинные зверушки, которых полагалось содержать в прочных клетках, давно перекочевали в Ульи и частные заповедники, доступ в которые был открыт только для посвященных. У Тарана не было знакомых в Ульях, не говоря уже о яйцеголовых из правительственных лабораторий. Зато он знал в Клоповнике всех, кого знать полагалось любому настоящему "клопу". Эти люди гордились тем, что знают друг друга.
     Один из таких знакомых - примерно на семнадцатом телефонном звонке - смог Тарану помочь. Направил по адресу, где, предположительно, хранилась "хреновина, которая может тебе пригодиться, Хэнк, дружище"... Так оно и оказалось.
     Искомая клетка предназначалась для содержания клона непальского тигра, которого один господин приобрел в какой-то полулегальной лаборатории. Надо отметить, большинство биологических видов, обитавших на поверхности планеты, ныне встречались только в качестве' замороженного ДНК-материала, ну и дубликатов генетических оригиналов. В один прекрасный день, как и следовало ожидать, зубастый питомец совершил бегство на вольные хлеба, закусив по дороге четырьмя домочадцами упомянутого мецената. В течение суток тигр был оперативно обезврежен кожевниками, которых чрезвычайно манила идея эксклюзивной шубы полосатой мохнатости, которую, как Таран узнал в процессе "установки", приобрел для своей супруги какой-то криминальный босс средней руки. А меценат, убитый горем, остаток жизни провел в добровольном заточении.
     В той самой клетке.
     Все это Таран узнал от домушника, к которому упомянутая "тара" попала в результате еще более удивительной, но менее трагичной истории. Хэнк торговался недолго. Не зная, сколько весит клетка, он захватил с собой пятерых парней. Это был сильный аргумент. Цена оказалась более чем смехотворной - в конечном итоге домушник стал уверять Тарана, что собирался сдать клетку на лом, но "все чего-то откладывал". Хэнк не без труда отбился от вороха бонусов, которые торгаш пытался всучить "презентабельным господам". Погрузить покупку в старый пикап тоже стоило немалых усилий.
     Но в конце концов клетка оказалась на Подворье.
     Таран принялся ждать.

***

     "Безрукавочники" пришли за ним вечером. Днем не было ни тренировки, ни праздной прогулки. Действительно, какой в этом смысл? Но завтрак, обед и ужин поступали по расписанию. Это, по-видимому, входило в договоренность с Черепом.
     Последний явился за "товаром" вечером, когда солнце село. Страйкер понял это благодаря тому, что вибрация стен и потолка ощутимо усилилась. На протяжении всего дня обитатели Подворья носились по двору как угорелые, вечером же наступила кульминация. Количество ног усилилось, судя по всему, в два раза.
     Охранники спустились в камеру обычным составом - Нож и Топор. Процедура конвоирования узника была доведена ими до автоматизма. Но то ли они за сегодняшний день не на шутку набегались, то ли были крайне взволнованны, только Топор допустил одну ошибку. Одну-единственную, которая, впрочем, могла стать роковой. Зазевавшись, безволосый уставился совсем в другую сторону, тогда как Нож трудился над замком решетчатой двери. План родился мгновенно, в долю секунды (и столь же быстро потух) - мощным пинком распахнуть решетку, которая, в свою очередь, отшвырнет безволосого к стене, и одним безумным, отчаянным прыжком достать Топора... Ударом лапы разодрать глотку, а второй оторвать безволосому - по локоть - руку, в которой тот держал ненавистный, доводивший Волка до безумия пульт управления... Но что дальше? Куда бежать? Наверху, во внутреннем дворе, собралось не менее тридцати безволосых. Собрались ради него, Курта Страйкера.
     Рассчитывать на то, что он необходим гангстерам исключительно живым, было верхом безрассудства. У Волка и прежде возникали подозрения, что Череп был неким образом связан с Ковбоем. Это было маловероятно, и все-таки не исключено.
     Поэтому Курт предпочел оставить сиюминутный шанс (впрочем, бывают ли другие?) в покое. Вместо же необдуманных действий позволил сопроводить себя наверх.
     Дверной проем маячил в конце лестницы едва освещенным пятном. Ночь оказалась самую малость светлее черных стен. Где-то на расстоянии находились источники света. Неожиданно у Курта вырвался умиротворенный вздох, совершенно неуместный. Казалось, он целую вечность не видел ночь. Она манила его, навевала странные мысли, соблазны и непрошенные воспоминания. В груди кольнуло остро и резко.
     На протяжении дня Волк старательно избегал мыслей о том, что случится вечером. Какой прок об этом гадать? Мечась по камере, терзаясь понапрасну, он не добился бы совершенно ничего, разве что довел бы себя до душевного и, вероятно, физического истощения. Он спал, ел, медитировал и просто плевал в потолок. Мечтал, что сделает в первую очередь, когда наконец-то вырвется на свободу. Вариантов оказалось бессчетное множество.
     Но все заливали реки крови.
     Внутренний двор был полон безволосых. Таран, "безрукавочники", даже некоторые из бородатых гладиаторов, по-видимому, заслужившие особое доверие и ради такого случая получившие боевое оружие. В общей сложности - не менее двух десятков.
     И - масса незнакомцев. Волк не поверил собственным глазам. Впервые на его памяти ворота были распахнуты настежь. Впервые на внутреннем дворе собралось такое число пришлых. Не меньше дюжины. И, конечно же, Череп со своей лысой головой, так туго обтянутой сухой кожей, что на нее было даже как-то неловко смотреть. Все до единого были бритые наголо, плечистые парни в куртках из черной кожи. У некоторых на плечах, спинах или груди красовались изображения черепов.
     Все выглядели опасными и сильными бойцами - даже в сравнении с "безрукавочниками". Как Хэнк мог допустить такую оплошность?! Это было на него совершенно не похоже. Но Таран стоял лицом к воротам и Черепу, являя собой полную невозмутимость. "Безрукавочники" рассредоточились по двору (кое-кто засел на крыше в стратегических точках), а "черепа" окружили своего предводителя. Они не толпились бестолково, а со знанием дела окружили Черепа заслоном из человеч