ЦВЕТ ЯРОСТИ - АЛЫЙ

Александр РОМАНОВСКИЙ






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Преступный мир Мегаполиса встревожен. Волк становится камнем преткновения для нескольких гангстерских группировок. Ему противостоят наемные убийцы, кровожадные киборги, гладиаторы и клоны-оружейники из Запретного города.
     Удастся ли ему победить?..

     ... А все-таки они возвращаются к своему первоначальному виду.
     Как только я оставляю их, зверь начинает выползать, снова проявлять
     Себя... - прибавил он после продолжительного молчания...
     Герберт Уэллс. Остров доктора Моро

     Три дня прошли в томительном ожидании.
     Волк ел, спал и тренировался в Яме. Вокруг же не происходило ничего особенного. Все как обычно. Ничто в поведении обитателей Подворья не говорило о том, что близятся некие события... Для них, впрочем, это могло быть в порядке вещей, но Курту гладиаторские бои все еще казались чем-то нереальным, воплощением иллюзорных образов голографического проектора. Здесь, посреди Мегаполиса...
     Лязг стали.
     Кровь на песке.
     Истерические вопли толпы: "Убей, убей!"
     Представить это себе было и впрямь непросто. Тренировки казались чем-то вроде игры, и все же это было очень серьезно... Хэнк Таран говорил об этом при каждом удобном случае. Но упорно избегал конкретики. Слова, прозвучавшие в камере Волка, были единственными, содержавшими какую-то информацию касательно боя... Только ведь слово "скоро" можно было тянуть во все стороны, точно кусок тонкой резины. Под ним уже выступали обнаженные вены...
     Спрашивать, конечно, Курт не стал бы и под пыткой, которая, собственно, и не прекращалась ни на секунду. Это означало вступить с тюремщиками в вербальный контакт, в то время как молчание - золото - становилось для него близким другом.
     Снаружи не происходило ничего особенного, но в душе Волка шел скрытый, напряженный процесс. Избежать боя не было ни малейшей возможности - это следовало принять за аксиому. Курт не желал предстоящего боя, но в то же время стремился к нему, словно ребенок, идущий на шалость с ясным сознанием того, что уйти от кары не удастся. Слишком долго он сдерживал ярость и боль. Они пылали внутри нержавеющего сосуда души - яд и кислота. Собственно, им не позволяли вырваться наружу, Таран раз за разом подтверждал практические навыки тонкого психолога. Курту уже продолжительное время хотелось кого-то убить, разорвать ублюдка голыми лапами. Вернее, Волк отлично знал, КОГО именно. Но эту мощь при должной сноровке следовало обратить в ту сторону, в какую целесообразно... И Таран обладал такой сноровкой.
     Курта держали в неведении до самого последнего дня - как узника, приговоренного к казни.
     А потом настал тот самый день.
     Утро началось как обычно. Волку подали завтрак. На сей раз он был куда более скуден, нежели во все предыдущие дни. Курт удивился, но виду не подал. Трапеза состояла из яичницы из трех яиц, тоста, куска ветчины и кружки чая. Вполне достаточно, чтобы взрослый Волк мог заморить червячка, но отнюдь не так много, чтобы ощущать в желудке приятную тяжесть. Это, конечно, был первый признак. Обычно Курта кормили до отвала, чтобы он не проявлял на тренировках излишней прыти. Сегодня, очевидно, был иной случай. Это витало в воздухе.
     За пустыми тарелками никто не вернулся. Это тоже было странно. Волку не оставалось ничего другого, кроме как сидеть на кровати и ждать. У него было плохое предчувствие, касавшееся не его самого, а кого-то еще. В его ушах злобно выла, чавкала сталь. Кто-то скоро умрет, очень скоро... Когтистые пальцы время от времени сжимались и разжимались. Им так не терпелось вцепиться в чью-то глотку...
     Вскоре Курт почувствовал, что где-то на поверхности началась невнятная возня. Вне сомнения, там собралось немало людей. Они переступали ногами и что-то скандировали. Однако над потолком находилось чересчур много земли, чтобы сквозь нее могла пробиться хоть какая-то акустическая волна. Не было также ни запахов, ни, разумеется, визуальных образов. И все-таки Курт более-менее представлял, что в данный момент происходит на поверхности.
     Он застыл, подняв голову и поворачивая к потолку попеременно то левое ухо, то правое. Строго говоря, в этом не было нужды, но привычка брала свое. Волк сидел и старался даже не дышать. Он улавливал вибрации стен и пола под голыми подошвами ног. Камни едва заметно резонировали, но уловить это мог бы далеко не каждый - при помощи, разумеется, органов чувств, данных от рождения, а не на столе хирурга-имплантолога. А если точнее, на это был способен только тот, часть ДНК которого была не вполне человеческой (отсюда волосяной покров, когти, зубы, а также кое-что другое).
     Не составляло особого труда догадаться, что именно там происходит - на далекой поверхности. Таран выпустил вперед своих гладиаторов, оставив Волка, так сказать, "на десерт". Хотя, естественно, это была просто метафора. Закусить предстояло самому Страйкеру. Он же был "гвоздем программы", которым рассчитывали заколотить чей-то гроб.
     Само присутствие Волка в обители Тарана скрывалось с такой тщательностью, как будто речь шла о секрете государственной важности. До последнего времени, собственно, так оно и было. Но не теперь, когда истребление Волчьего племени было официально прекращено правительством. Для Хэнка, впрочем, все осталось по-прежнему. Он берег свой секрет как зеницу ока или, так будет точнее, как промышленный магнат бережет ноу-хау. Страйкер, по представлению Тарана, был предназначен исключительно для того, чтобы заработать ему денег. И чем дольше его присутствие останется в секрете, тем лучше. Однако Курт отлично понимал, что все это - просто теория. В его пленении было задействовано слишком много народу. Одних Хэнк мог запугать, других подкупить, однако заткнуть рты ВСЕМ было просто невозможно. Особенно в той специфической социально-территориальной структуре, какой являлся Клоповник. Тот же Хью, небезызвестный подрядчик наемных убийц, наверняка успел разболтать секрет Тарана доброй половине знакомых, разумеется, за скромную плату. Тем не менее, главной цели Хэнк добился. Большинство из тех, кто пришел на его представление, даже не подозревают о Курте. Небольшой мохнатый секрет весом в какие-то восемьдесят килограммов.
     Волк в мешке.
     Наконец по лестнице загрохотали шаги. Шли четверо, топая, будто стадо слонов. Нож и Топор вошли первыми. Прозвищ двух других Курт не знал, однако они также красовались в черных кожаных безрукавках. Нож тащил какую-то коричневую тряпку; Топор многозначительно помахивал серебристой цепочкой, к которой крепился пульт управления. Стоило Курту это заметить, как что-то внутри него недовольно растопырило шипы. Этот дикобраз, вероятно, имел много общего с условным рефлексом, сколь бы Волку ни было неприятно ассоциировать себя с собакой Павлова.
     Не вставая с кровати, Курт наблюдал, как Нож пропихивает коричневую тряпку в щель между решеткой и полом, куда обычно ставили поднос с очередной кормежкой.
     Поднявшись на ноги, безволосый поспешно отошел.
     - Возьми, - обратился он к узнику, кивнув на тряпку. - Это для тебя.
     Курту и самому стало любопытно. С того самого времени, как он оказался в заключении на Подворье Тарана, ему не давали одежды, за исключением чистых трусов (за гигиеной здесь следили; Хэнк придирчиво замерял, претерпела ли мускулатура "волчонка" изменения после многодневных тренировок). Это не вызывало каких-либо серьезных неудобств, - температура под Куполом всегда держалась в пределах комнатной, в камере же неустанно работали обогреватели. Но коричневая тряпка, принесенная Ножом, менее всего походила на то, что привык носить Курт - когда-то давно, еще в прошлой жизни... Как бы там ни было, любопытство подвигло его оторвать зад от койки и подойти к решетке.
     Он нагнулся и поднял темно-коричневую одежду с пола. По мере процесса становилось очевидным, что "тряпкой" вещь отнюдь не являлась. Напротив, это был добротный, надежно сшитый... балахон с капюшоном. Такие хламиды носили в старых фильмах монахи-бенедиктинцы. Остроконечный капюшон был такой глубины, что, казалось, его нижний край опустится Волку на грудь. Длина же всего облачения была такова, что должна была касаться пола, скрывая ноги (или, что вернее, ЛАПЫ идущего) до самых пальцев. Широченные рукава обладали этим же свойством. В общем и целом, впечатление было весьма неоднозначное. Весьма и весьма.
     Метафора о Волке в мешке обрастала деталями.
     Курт встряхнул балахон, озадаченно качая головой. Хотелось бы ему поглядеть на того гиганта, для которого предназначалась эта штуковина. Но, впрочем, могло быть и так, что Таран сшил одеяние своими руками, руководствуясь собственным же вкусом.
     Безволосые, ухмыляясь, глядели через решетку.
     - Чего смотришь? - буркнул Нож. - Надевай давай. Шеф сказал, что тебе очень понравится. Ваш брат ведь любил всякие капюшончики, чтобы морды не было видно...
     Тут он не ошибся. Всю свою жизнь, появляясь на поверхности, Курт Страйкер натягивал на голову капюшон спортивной куртки. Но зачем Тарану это понадобилось сейчас?
     Не говоря ни слова, Курт расправил одеяние. В отличие от традиционных монашеских облачений, эта "ряса" имела разрез почти до самого горла, застегивавшийся при помощи металлических крючков. Расстегнуть их не составляло труда - в какие-то доли секунды. Затем, как предполагалось, балахон должен упасть к ногам под собственным весом. Во всяком случае, Курт так подумал. У него появилось такое чувство, будто его отправляют на показ мод или театральное представление, а не туда, где лилась кровь и гремели мечи. И все же спорить было глупо, да и не имело особого смысла.
     Волк надел балахон и застегнул все крючки. Ловкие когтистые пальцы без труда справились с этой задачей.
     - Теперь вот это, - сказал Нож.
     Он завел руку себе за спину и отцепил от пояса длинную цепь. Затем направился к решетке и опустил находку между прутьев на пол камеры. Курт, не двигаясь, смотрел на толстые звенья. Сперва на него натянули этот дурацкий балахон, теперь вот это...
     Тем не менее, звук от удара цепи об пол был совсем не таким, какой издает металл, соприкоснувшись с гладкой твердой поверхностью. Хотя каждое звено отблескивало холодной металлической изморозью. Волк не привык сомневаться в собственном слухе, как, впрочем, и в зрении. Тем интереснее ему показалась загадка.
     Курт подошел ближе и поднял цепь. На поверку та оказалась почти невесомой - во всяком случае соотносительно с металлом. На обоих концах располагались широкие кольца, аккурат для запястий. Но без всяких замков или чего-либо еще, что смогло бы зафиксировать руку. Озадаченный Волк поднял цепь к глазам и потянул в разные стороны.
     - Осторожнее! - воскликнул Нож. - Это дорогой материал!
     Но Курт уже понял, что звенья почти исчерпали предел прочности, хотя для него усилие было самым незначительным. Еще немного, и цепь разлетится на части. Более всего материал напоминал пластмассу или какой-то хрупкий пластик. Цена его, судя по всему, была высокой оттого, что ставить такой бесполезный продукт на поточное производство было нецелесообразно. Цепь изготовили на заказ, выкрасив для убедительности краской "металлик" и местами - желтыми разводами ржавчины.
     - А теперь надевай, - сказал Топор. - Шеф сказал, это придаст представлению оттенок театральности. Только смотри, не сломай до срока. Шеф подаст знак, когда он настанет...
     Курт повертел цепь в лапах. Та выглядела вполне натурально, а издали могла запросто сойти за настоящую. Вот только Курту совсем не нравилось, что на него, будто на породистого пуделя, стремились навешать цепочек и бантиков. Даже сам Павлов, и тот, наверное, не издевался так над своими подопытными... Таран же, судя по всему, возомнил себя Станиславским.
     Споры и возражения смысла по-прежнему не обрели. И потом, Курт и не пытался особо его отыскать. Ему и самому было интересно, что задумал хитрый безволосый...
     Однако дало о себе знать природное упрямство.
     - А что, если нет?
     Нож и Топор переглянулись. Двое других безволосых вовсю таращились на Волка, - они впервые оказались так близко к нему, да и вообще в подземной камере.
     - В смысле? - не понял Топор.
     - Не надену эту бижутерию, - пояснил Волк. - Что тогда? Сомневаюсь, что Таран дал добро травить меня током - перед самым-то боем. Что дальше? Желаете собственноручно надеть на меня эту штуковину? - Курт тряхнул цепь, как пленник замка Иф. - Прошу.
     Безволосые вновь обменялись озадаченными взглядами. Топор подкинул пульт управления на ладони, но не притронулся к клавишам. Ситуация была далека от предписаний "шефа", не позволявших прибегать сегодня к электрошоку. Но, с другой стороны, пленник отказывался подчиняться приказу, которому Таран придавал такое значение.
     Курт, усмехнувшись, избавил увальней от необходимости решать эту дилемму.
     - Ладно, - буркнул он. - Чего уж там...
     Он просунул лапы в кольца на цепи. И, стараясь, чтобы те не спали с него при каком-нибудь неосторожном движении, натянул на голову капюшон. В нем обнаружились два тонких разреза, аккурат против глаз. Если постараться, через эти захудалые оконца можно было относительно четко различать внешний мир (во всяком случае, его визуальные проявления, потому как звуки и запахи на протяжении всей жизни давали Волку куда более полную картину). Правда, на периферийное зрение надеяться не приходится, а о происходящем за спиной можно будет только догадываться.
     Как бы там ни было, внешне его облачение, по-видимому, представлялось довольно экстравагантным. Длинный балахон, волочащийся по полу, с высоким капюшоном и длинными рукавами... Плюс - мрачного вида цепь, болтающаяся на уровне гениталий. Наряд еще тот.
     - Сойдет, - кивнул Нож. - А теперь выходим. Но смотри, без глупостей. На этот раз церемониться не станем...
     Топор красноречиво крутанул пульт на цепочке.
     Волк стоял не двигаясь, покуда Нож возился с замком. И, традиционно не открывая двери, отступил в сторонку. Двое других безволосых поспешили к той двери, что предваряла лестницу. Зачем вообще они приходили, Курт так и не понял. Вероятно, для солидности, хотя обычно конвой состоял из двух человек, остальным просто негде было развернуться на узкой лестнице и в камере.
     - Вперед, - велел Топор.
     Скрипнув зубами, Вол к двинулся к решетчатой двери. Распахнул ее одним ударом - с такой силой, что та ударилась о каменную стену. Прежде, - отстранение отметил он, - такого не случалось. То ли петли разболтались, то ли сил и впрямь прибавилось...
     На этот раз Нож и Таран, традиционные провожатые, пропустили Волка вперед. Тот шагал по ступеням, прислушиваясь к звукам и запахам, что поступали снаружи. Вибрации - крики и топот - прекратились. За спиной напряженно дышали безволосые. Топор держал большой палец в миллиметре от кнопки. Двое других, вероятно, успели подняться на поверхность - подгоняемые сознанием того, что за ними шагает зубастая и мохнатая смерть... А впрочем, они зря боялись. Мало того, что Курт с трудом мог разглядеть в разрезах капюшона ступени под ногами, так еще полы балахона так и норовили обвиться вокруг лап или попасть под них.
     Вот наверху показался широкий освещенный проем. Каждый раз, выходя на поверхность, Волк был вынужден несколько секунд стоять на пороге, прищурив глаза, привыкая к смене обстановки. Теперь узкие щели капюшона играли роль светофильтров или, на худой конец, диафрагмы. Лучи пронзали эти бойницы, но на подходе к чувствительным глазам Курта почти теряли свою пагубную силу.
     Волк перешагнул порог. Первое, что он увидел на знакомом до боли дворе, - это безволосые.
     Много безволосых.
     Прежде всего, узника встречали шестеро "безрукавочников". Каждый при себе имел пистолет, боевой меч и резиновую палку. Трое держали обнаженные мечи, а трое, соответственно, дубинки. Пару мгновений спустя к ним присоединились Нож и Таран, которым вполне хватало пульта управления, - невзрачная пластиковая штуковина служила куда более надежной защитой от узника, нежели мечи и дубинки.
     Как бы там ни было, чуть позже стало очевидно, что дубинки предназначались отнюдь не для Волка.
     А вокруг Ямы концентрировались все остальные. Насколько Курт мог видеть, это были типичные обитатели Клоповника - как правило, потрепанные жизнью снаружи и внутри, в практичной одежде, с суровыми лицами и еще более жесткими взглядами. Все они, так или иначе, были преступниками - обязывало само местожительство. Те, кто не совершал преступлений собственными руками или мозгами (процент кибер-преступлений здесь был гораздо ниже, чем во всем Мегаполисе, но тоже присутствовал), прямо или косвенно имели отношение к преступникам, - наводчики, посредники, сбытчики, а также прочая почетная публика. Они даже одевались очень похоже, неприметно и практично, в серое, черное или коричневое. Однако стоило лишь собраться в одном месте двум-трем десяткам таких людей, как эта "неприметная" группа начинала привлекать внимание окружающих не меньше, нежели вдруг высыпавшее на улицу стадо овец.
     Все они варились в Клоповнике с самого возведения Ульев. Общество негодяев, многократно описанное в литературе, но впервые воплощенное в реальности. Порт-Роял казался в сравнении с этой клоакой ясельной группой детского сада. Клоповник присосался к Гетто и пил из него кровь, сколько мог. Черная опухоль, зловещий паразит, рассадник заразы. И это, следует отметить, еще самые безобидные эпитеты.
     Все эти люди составляли один-единственный класс - преступников, мерзавцев и злодеев. Он, в свою очередь, делился на подгруппы. Разделение по материальному признаку было бы слишком банально, и, помимо этого, такое понятие в Клоповнике не имело четких рамок. Материальные блага переходили здесь из рук в руки со сверхсветовой скоростью, нарушая все законы физики, а посему определить настоящих богачей Клоповника было далеко не просто.
     Как бы там ни было, все они любили развлечения.
     Наиболее утонченным зрелищем из этого длинного перечня забав, разумеется, были гладиаторские бои. Это явление, специфическое даже в эпоху Древнего Рима, не говоря уж о "кремниевом веке", возникло в Клоповнике отнюдь не случайно. Именно здесь, а не где-либо еще во всем Мегаполисе, за исключением, разумеется, верхних ярусов Ульев, обитатели которых имели возможности для воплощения ЛЮБЫХ своих фантазий, оно обрело нынешний статус - популярного и более-менее доступного аттракциона, посетителю которого грозило всего две опасности: потерять деньги вследствие неудачного пари и быть обрызганным кровью... Впрочем, второе встречалось многими с энтузиазмом.
     Именно здесь, в Клоповнике, в избытке имелась та питательная среда, которая требовалась, чтобы домохозяйки спешили поглядеть, как мужчины станут резать друг друга на части. Присутствовали все необходимые ингредиенты: территориальный замкнутость Клоповника на самом себе, наподобие локальной сети; политический - отсутствие неусыпного надзора со стороны властей; человеческий - присутствие предприимчивых и беспринципных субъектов, а также, безусловно, финансовый - наличие на руках у населения некоторого количества бумажных старомодных денег, подлежащих отъему и дальнейшему распределению... Точь-в-точь по Марксу.
     Человеческие грехи и пороки всплывали на поверхности этого бурлящего варева, будто глушенная динамитом рыба. Потому-то гладиаторские бои появились здесь закономерно и вполне своевременно.
     Аборигены торопились на представления, позабыв о делах и даже редкой возможности посмотреть головизор. В них просыпалась жестокость и природная жадность. Деньги, смешанные с отстраненным от зрителя насилием, рождали чудовищ. Катализатором, безусловно, выступала кровь, что лилась из перерезанных глоток и отсеченных конечностей. Местные жители стремились на ее запах, как акулы в морской бездне.
     Все эти соображения пронеслись в голове Курта за какие-то мгновения. В это же время тонкое обоняние Волка улавливало малейши