ни разу и не  воспользовалась,  а  теперь  нам  пригодится.
Кстати,  бабка  оказалась  настоящей Коробочкой, покрепче этой,
так  что  пришлось  ей  залог  оставить  за  эту  штуку,  целый
червонец!

    - А радиус действия какой? - поинтересовался Федор.
    - 500  метров  на  открытой местности и в хорошую погоду. В
бетонном небоскребе, в котором проживала бабуля, -  метров  50.
Думаю,  нам  хватит  - наверняка, наша шавочка где-нибудь возле
дома крутится. Теперь ваше слово... что скажете?

    - Вообще-то я тут  временно...  -  нерешительно  проговорил
Федор.
    - Чего? - улыбнулся Павло.
    - Кома  у  меня,  -  вздохнул  Федор.  -  Есть надежда, что
очухаюсь.
    - Временщик, значит, -  ухмыльнулся  Шуряк.  -  Ну-ну...  а
шмотки на тебе из ГУМа или из ЦУМа?
    - Причем здесь шмотки? - не понял Федор.
    - А притом, что пока ты за них не расплатишься, тебя отсюда
не выпустят, будь уверен!
    - Мне и за гостиницу еще платить, - признался Федор.
    - То-то! - победно сказал Шуряк.
    - Слушай, Сашок, - Павло поскреб ногтем с траурной полоской
седую  щетину  на  щеке,  -  а  ведь  зона  там  запретная,  на
Барабашкине на твоем. Что нам за вход на эту запретку светит?
    - Светит пятерка с отбывкой в армии, - прямо сказал Шуряк.
    - Пять лет? - переспросил Федор.
    - Не  дрейфь,  земляк!  Здесь  пять  лет  оттрубить  -  что
пятнадцать  суток в Союзе отсидеть, другой масштаб времени. Все
равно тебя за долги на столько же упекут, а так отслужишь  свое
и чистым выйдешь.
    - Так  ты говоришь, в армию отправят? - еще раз переспросил
Федор для верности.
    - Ну да, здесь всех вместо тюряги в солдаты забривают, если
ты, конечно, не особо опасный. Служить-то ни  за  какие  деньги
никто  не  хочет!  Да  ты  не  бзди,  войны  сейчас  нет  и  не
предвидится, так что через пару годиков  "стариком"  станешь  -
забьешь на службу большой и толстый...
    - Погоди, Шуряк, не балаболь! - перебил его Павло. - У меня
сомнения  имеются.  Я  ведь  давно  в "завязке", ты знаешь. Дом
купил, теперь вот Любашку дожидаюсь,  а  меня,  понимаешь,  под
ружье и "хазу" конфискуют.
    - Не  волнуйся,  Паша,  не  отдадут  твою хибару под дворец
пионеров - ты ж не воровать идешь, ущерба не  нанесешь  никому.
Так  что  внесешь  еще  в  эти  хоромы  свою  старуху  под белы
рученьки...
    - Ладно, давай половину, - прохрипел Павло.
    - Половину, Павлик, я себе беру, ласково проговорил  Шуряк,
- а вы с Федей остальное делите, как знаете.
    - Ты сколько хочешь? - спросил Павло Федора.
    - Сколько дашь, - пожал плечами Федор.
    - Парень ты хороший, зема, по всему видать, - положил Павло
руку  Федору  на  плечо,  -  но больше тысячи я тебе не дам. Ты
временный, сам говоришь, а мне еще за дом расплачиваться.
    - А тысяча - это много или мало? - спросил Федор. - Я  ведь
не знаю, какие тут цены.
    - Тысяча  -  это  много,  Федор,  - округлил глаза Павло. -
Рассчитаешься и за тряпки, и за гостиницу, и еще  на  курорт  с
девочкой съездишь.
    - Тогда согласен, - сказал не привыкший торговаться Федор.
    - Тройное  рукопожатие!  - продирижировал Шуряк, протягивая
над столом правую руку  ладонью  вверх.  -  Смотри,  бутыль  не
завали!
    Федор  положил  свою  ладонь на ладонь Шуряка, Павло накрыл
сверху, и все трое дружно сжали и потрясли.
    - Заседание продолжается, - разлил Павло.
    - За успех нашего предприятия! - поднялся Шуряк.
    Встали. Стукнулись кружками. Выпили.
    - А ты как в кому-то угодил, Федя? -  спросил  повеселевший
Павло.
    - Да...  хрен  его  знает,  сам  не понял, - ответил Федор,
пережевывая яблоко. - Пришел с работы,  врубил  "ящик",  а  там
какой-то  мужик  с  бородой  сидит,  хитовые  песни  заводит. Я
заказал свою любимую ради смеха - он завел...  а  потом  ролики
рекламные  пустил,  подкалывать  начал:  давай  к  нам  в ад, -
говорит...
    - А ты бы по рогам! - возмутился Павло.
    - Меня там не было, - встрял Шуряк,  -  я  б  его  голым  в
Африку пустил!

    - Да  помолчи  ты, - цыкнул на него Павло, - дай рассказать
человеку! Рассказывай, Федя...
    - Ну, спрашивает, короче, летать хочешь? - продолжил Федор.
- Мне интересно, в натуре, стало, давай, говорю...
    - Полный улет! - захохотал Шуряк.
    - Ну и?.. - с интересом спросил Павло.
    - Ну и вылетел я из окна... В общем, ничего интересного.
    - Вот летят они, летя-ят и нигде не встречают прегра-ад,  -
пропел Шуряк сквозь зубы, прикуривая. - Летите, голуби! А я вот
слышал   позавчера  в  кабаке  от  одного  бича,  будто  начали
нелегальные эксперименты проводить по  выходу  на  Землю  через
телесеть.  До  сих пор как было? Там кто-нибудь пернет, а у нас
потолок обвалится.  А  теперь  хотят,  чтобы  и  наоборот  тоже
получалось. "Обратная связь" называется.
    - Вот,  во-о-от!  -  покачнулся  Федор,  у  которого слегка
закружилась голова. - Он так и сказал: "Экспримент", - говорит.
    - По рогам за такие "спирименты"!  -  возмутился  Павло.  -
Шуряк, а ты чего такой трезвый? Мы уже лыка не вяжем... Наливай
давай! Будем!
    Выпили.
    - Слухай,  Федя! - опять пристал Павло. - А что там в Союзе
теперь?
    - Ускоряемся, Паша, - без обиняков ответил Федор.
    - В какую сторону?
    - А каждый в свою и все в разные. В очередной раз  пьянству
бой объявили, а так все по-старому пока, все так же скучно...
    - Да ты не горюй, Федя, - сказал Шуряк, - притормози здесь,
отдохни.  Сходим  вот  на  Барабашку, развеемся, развлечемся...
Хотя,  барабашки  -  они  мирные,  только  шумят  и  никого  не
трогают...  физич-ски... Главное - внимания на них не обращать:
шумят, ну и пусть себе!
    - А если уши заткнуть?
    - Не, не помогает: они просто громче кричать начинают.
    - Откуда  они  взялись-то,  бумбарашки  эти?  -  возмутился
Павло.
    - Откуда  взялись?  -  переспросил  Шуряк. - Мне один умный
мужик так сказал: должно быть, говорит, на Земле в какой-нибудь
стране официальную цензуру  отменили.  У  них  свободой  печати
аукнулось, а у нас барабашками откликнулось.

    - Сашко,  а  ты  чиво такой тверезый! - возмутился Павло. -
Давай за собачек наливай!
    - Ох, мы счас насобачимся в сиську пьяными! - разлил Шуряк.
    Вылили.
    - Так вот, вернемся к нашим баран-барабашкам... - продолжил
Шуряк.
    - Да я их пошлю на три  веселых  буквы  -  и  все  дела!  -
возмутился Павло.

    - Нет,  Павлуша!  -  закричал Шуряк. - Разговаривать с ними
категорически запрещается! Ка! те! го! ри! че! ски!!!
    - А я и не буду разговаривать - пошлю, и все дела!  У  меня
разговор короткий!

    - Нельзя, Паша, - замотал головой Шуряк. - Низ-зя!
    - Ладно,  -  стукнул  ладонью по столу Павло. - А ты скажи:
Макарку брать будем? А?!
    - Кто такой?!  Павло  вытянул  из  кобуры  под  "трениками"
пистолет системы Макарова.
    - Ух ты, где взял? - почти что протрезвел Шуряк.
    - Где взял, там больше нету, - важно ответил Павло.
    - Дай подержать!
    - Мал  еще!  Пусть  у  меня  только  побарабашат,  я им так
замакароню по самый "не хочу", что мало  не  покажется!  Девять
граммов - и не переварят! - раздухарился Павло.
    - А  я им залимоню! - достал Шуряк из-под куртки, отстегнув
от  ремня,  гранату-"лимонку".   -   Да   здравствует   мировая
революция!  -  поднял  он  над  головой руку с зажатой в кулаке
гранатой.
    - Я тебе счас так заапельсиню! - показал большой и  круглый
кулак Павло.

    Федор  хотел  было  что-то  сказать,  но  тут же забыл, что
именно. Он посмотрел вверх,  вспоминая,  и  увидел,  как  перед
глазами   кружатся  желтые  яблоки  в  зеленых  листьях.  Федор
зачем-то открыл рот,  будто  хотел  поймать  яблоко  зубами,  и
почувствовал,   что   летит   вперед  спиной.  Приземлился.  Он
сфокусировал  зрение  и  увидел  перед  собой  ноги  в  высоких
ботинках  со  шнурками  в  двадцать  рядов.  "Это ж я с лавочки
спланировал",  -  подумал  он,  одновременно   слушая   обрывок
какого-то дурацкого пьяного разговора:
    - Федор  вон  уже  отключился,  а  мы все базарим. Надоели,
небось.
    - Кому надоели?
    - А хрен его знает!
    - Ты чего ругаес-ся?!
    - Так я ж на литературном, да и не слышит никто!
    - Не слышит, но видит!
    - Кто видит?
    - А хрен его знает!
    "Белиберда", - подумал  Федор  и  окончательно  отключился.
Впрочем,   очень   скоро  он  очнулся,  ощутив  во  рту  что-то
маленькое, круглое и холодное. Куснул - оказалось, вишня. Федор
проглотил мякоть и с шумом, как  из  духового  ружья,  выплюнул
косточку,  не  открывая  глаз.  Раздался  звонкий девичий смех.
Федор приоткрыл один глаз и увидел перед собой, как  в  тумане,
хорошенькую  девушку  в пестром летнем платье, вынимающую из-за
пазухи вишневую косточку. "Откуда она?" - подумал Федор и снова
отключился, теперь уже надолго.
    Федору снилось, что он младенец, качающийся  в  космической
колыбели  посреди  необъятного пространства, по угольно-черному
бархату которого рассыпана эвездно-алмазная пыль. В колыбели  -
тепло   и  пахнет  молоком,  а  вокруг  -  холодная  пустота  и
неизвестность. В космосе слышится тихая нежная песня;  слов  ее
не  разобрать,  потому  что  она доносится слишком издалека, но
смысл и так ясен: спи спокойно, тебе приснятся красивые  сны  и
ты проснешься с улыбкой... И Федор спал в уютной колыбели, спал
и  видел  безымянные  звезды  над  собой, спал и слышал сладкие
песни без  слов...  И  так  он  крепко  спал,  что  насилу  его
разбудили, окунув в бочку с холодной дождевой водой.
    - А?  Чего?  -  Федор  вытер ладонью воду с лица и увидел в
дыму две опухшие рожи, одну большую, заросшую измазанной в золе
щетиной, и другую поменьше, с синяками под глазами.
    - Прошу к столу! - Павло аккуратно взял Федора за шиворот и
посадил на скамейку.
    - А что... уже это... утро, что ли? - спросил Федор,  дрожа
от холода после "купания".
    - Какое  утро,  если здесь ночи не бывает?! - хмуро ответил
Шуряк.
    - Как не быв-ает? - икнул Федор.
    - Земля тут  плоская  и  не  вращается,  вот  солнце  и  не
садится, - нехотя объяснил Шуряк.
    - А как же этот... Галилео Галилей? - удивился Федор.
    - Ну  вы,  астрономы!  -  бухнул Павло на стол трехлитровую
банку  с  желто-бурой  жидкостью.  Враз   холодненьким   пивком
реанимируемся  и на охоту пойдем. Сам варил! - гордо сказал он,
разливая все по тем же железным кружкам.
    - Слушай, Пашуля,  а  шашлычку  не  осталось?  -  осторожно
спросил  Шуряк, покосившись поверх края кружки на слабо тлеющий
костер.
    - Я тебя сейчас самого на шампур  насажу!  -  накинулся  на
него  Павло.  -  Где таких шалав откопал?! Водку выпили, шашлык
весь сожрали, картину дорогую унесли! - закричал он,  срывая  с
яблоневой ветки черный капроновый чулок.
    - Какую картину? - искренне удивился Шуряк.
    - Мужик голый на дудке играет, из башки ветки растут...
    - Фавн, что ли? - усмехнулся Шуряк.
    - Да  нет,  на  рожу  русский,  вроде,  -  задумался Павло,
остывая.
    - Пока ты дрых, к нам девочки в гости приходили, -  пояснил
Шуряк  Федору.  - Паша по этому случаю "неожиданно" поросенка в
холодильнике обнаружил, ну мы его и...
    - Да где ты этих девок-то взял?! - снова взвился Павло.
    - Не помню, - спокойно сказал Шуряк, облизывая губы.
    - Ладно,  хорош,  -  Павло   закрыл   ополовиненную   банку
пластмассовой крышкой и убрал под стол. - Давай к делу!
    Шуряк  смахнул джинсовым рукавом пивную пену со столешницы,
вынул из-за пояса карту и расстелил ее во весь стол.
    - Это - остров, - обвел он пальцем, - сверху него по  карте
- озеро,  снизу  -  река.  Вот  здесь,  -  ткнул он незажженной
сигаретой влево, - мост через реку, но он охраняется армейскими
нарядами...
    - Зачем? - задал Федор глупый вопрос.
    - Надо же чем-то солдат  занять,  -  пожал  плечами  Шуряк,
прикуривая.  -  Но  официально  - чтобы мародеров не пускать. В
общем, речку форсировать придется...
    - Здесь? -  показал  Павло  на  самое  узкое  место  речной
полосы.
    - Нет, здесь от моста близко, заметить могут. Дадут очередь
из пулемета  от  скуки  -  и  привет,  будешь  рыбок кормить до
второго пришествия. Карандаш есть?
    - Сейчас будет, - пошел Павло в дом.
    - Так мы что, вплавь? - спросил Федор.
    - На подводной лодке, - серьезно ответил Шуряк. - Павло,  у
тебя  нет, случайно, атомной подводной лодки? - так же серьезно
спросил он подошедшего Павло.
    - Атомной нет, но  надувная  имеется...  держи  карандаш...
двухместная, правда.
    - Ничего,  надуем  посильнее,  чтоб  больше  стала. Правда,
Федор? Ну ладно, отставить смех в строю,  переправляться  будем
тут,   -   он  поставил  на  обеих  берегах  реки  по  красному
карандашному кресту. - Отсюда и до собачкиного  дома  недалеко,
почти  по  прямой  идти.  Думаю,  не больше полутора километров
будет. Короче, полчаса на сборы - и выступаем. Сорок  минут  до
озера  ехать, двадцать - на переправу, полчаса - идти. В общем,
самое большее через два часа  должны  быть  в  заданном  районе
поиска.
    - Тоже  мне,  спринтер!  -  ухмыльнулся  Павло. - Да ты еще
лодку полчаса надувать будешь!
    - Лодкой ты займешься, Паша, потому что у тебя рожа шире, -
спокойно  ответил  Шуряк.  -  Переходим  к  составлению  списка
необходимых  вещей,  -  он сложил карту белой изнанкой наружу и
стал записывать. - Лодка, насос, харчи  на  три  дня,  аптечка,
фонарь, топорик, мешок...
    - Веревка, - подсказал Федор.
    - Веревка,  -  кивнул  Шуряк,  - нож, кружки, ложки, миски,
все, вроде? Бери, Паша, список и действуй!
    - Да что у меня склад, что ли?! - взмолился Павло.
    - Не плачь, скоро миллионером станешь, - утешил его Шуряк.
    - Про фляжки забыли, - недовольно  буркнул  Павло,  забирая
список.
    Через  сорок  минут  все  вещи  были  собраны и загружены в
шуряковский лимузин. Сам Шуряк сел за руль, Павло  разлегся  на
третьем сидении и, положив под голову рюкзак, сразу захрапел, а
Федор  устроился  на  среднем  сидении.  Ехали молча: Шуряк все
внимание сосредоточил на дороге, потому что гнал  под  сотню  в
час  при пасмурной погоде, а Федору просто не хотелось говорить
- он смотрел на плывущие вдоль широкой автострады невозделанные
поля  с  пестрыми  луговыми   цветами,   отчаянно   пытавшимися
развеселить  хмурый день, и размышлял над неожиданным поворотом
в своей судьбе.
    И действительно, еще вчера он  спокойно  ехал  в  привычном
вагоне  родного  московского метро, ругая про себя напоминающий
застойное  болото  мир,  в   котором   не   происходит   ничего
значительного,  из-за  чего стоило бы жить, а сегодня - летит в
насквозь   продуваемом   шестидверно-бездверном   лимузине   на
какой-то  странный остров в компании едва знакомых людей, чтобы
ловить там неизвестную собаку,  по  которой  скучает  неведомая
старуха.  И нет в его теперешней жизни ничего общего с прежней,
кроме собственного имении и фамилии... разве только "барабашки"
созвучны с "шарошками". "Барабашки... чушь какая-то! Просто  мы
едем  в  Подмосковье  за  грибами", - попытался вообразить себе
Федор для самоуспокоения.
    - Вот он! - прорезался сквозь гул ветра крик Шуряка.
    - Кто? - не понял Федор.
    - Чудо-остров, - усмехнулся Шуряк.
    Федор  выглянул  в  левый  дверной  проем  и  увидел,   что
автострада  проходит  теперь  по  склону  холма: внизу мелькало
шпалами железнодорожное полотно, а еще ниже степенно несла свои
непроницаемо-темные  воды  широкая  река,  на   противоположной
стороне  которой  можно было различить размытые туманной дымкой
зеленые очертания покрытых лесом высоких берегов.
    - Погодка  -  что  надо!  -  показал  Шуряк   через   плечо
оттопыренный  большой палец правой руки. - В туман закутаемся -
и порядок!
    - А это тот самый мост?
    - Как видишь! Они промчались мимо ажурного моста,  железные
опоры  которого  были  выкрашены  в голубой цвет. Въезд на мост
преграждался  несколькими  рядами  высоких   спиралей   колючей
проволоки,   перед  которыми  неспешно  прохаживался  солдат  с
автоматом за спиной.
    - Приехали, - остановил Шуряк машину минуты  через  три,  -
буди нашего суслика!
    Федор перегнулся через спинку сидения и растолкал Павло.
    - В  чем  дело? - хмуро спросил Павло, не узнавая спросонья
Федора.
    - Дело в шляпе, шляпа на папе, а папа в  Гестапо,  -  выдал
Шуряк.
    - А, это ты... - очухался Павло.
    - Детсадовский  фольклор,  -  пояснил Шуряк. - Вы двое пока
спускайтесь к воде и лодку готовьте, а я машину отгоню подальше
на всякий случай, чтоб не маячила.
    "Вы двое"  нагрузились  рюкзаками,  спрыгнули  с  бетонного
бордюра  на железнодорожное полотно, перешагнули через рельсы и
спустились по крутому каменистому откосу к реке.  Павло  достал
из  рюкзака  ножной  насос и принялся накачивать лодку, а Федор
стал от нечего делать швырять в воду под острым  углом  плоские
камешки,  чтобы подпрыгивали... раз-два-плюх... раз-два-плюх...
раз-два-три-четыре-плюх... Сверху раздался  резкий  вой.  Федор
поднял  голову:  по  насыпи  мчался,  поднимая  в воздух пыль с
мусором, длинный пассажирский поезд с  серебрящимися  боками...
Федору  вдруг  жгуче  захотелось оказаться в этом поезде, чтобы
сидеть  в  уютном  купе  у  окна  и  с  безучастным   интересом
наблюдать, как внизу у реки копошатся возле резиновой лодки два
чудака.

    - Слышь,  Федор,  -  вернул  его  к реальности Павло, - иди
покачай, а я облегчусь пока, чтобы наша шхуна  ниже  ватерлинии
не опустилась.
    Павло  удалился в кусты, с треском продираясь сквозь ветки,
а Федор стал качать,  вздыхая:  вся  эта  затея  с  походом  на
Барабашкин   все   больше  казалась  ему  дурацкой.  По  откосу
зашуршали камешки: спускался Шуряк.
    - А где боцман? - спросил он.
    - Волной смыло, - невесело пошутил Федор.
    - Соскучились? - появился  застегивающий  на  ходу  брючный
ремень  Павло. - Хорош, - помял он ладонью округлый борт лодки,
- а то лопнет.
    - Паша, а тряпок ты не взял, случайно? - спросил Шуряк.
    - Только то, что на мне, Сашок. А зачем тебе?
    - Весла обмотать надо, чтоб не плескались, а то  я  слышал,
будто здесь берега акустическими локаторами нашпигованы. Может,
и  брехня  это,  но  все  же... Ладно, последнюю рубашку с себя
снимаю, - Шуряк стянул с себя рубашку и одел  джинсовую  куртку
на голый торс. - Рвите, барбосы! - бросил он рубашку в лодку.
    Наконец,  все  было готово: лодка накачана, весла обвязаны,
вещи погружены. Федор сел на нос, Павло - на весла, а  Шуряк  -
на корму, чтобы задавать направление. Отчалили.
    - Слышите?  -  спросил  Шуряк,  когда  они  проплыли метров
пятьдесят.
    - Вроде, гудит что-то, - Павло по-собачьи  наклонил  голову
вбок, выставляя вверх ухо.
    Федор тоже прислушался: со стороны острова доносился низкий
гул, какой обычно можно услышать, проходя мимо крупного завода.
    - Они? - коротко спросил Павло.
    - Ты бинокль взял? - спросил Шуряк вместо ответа.
    - А ты заказывал?
    - Самому думать надо! - огорченно сказал Шуряк.
    - Возьми в вещмешке, - сказал Павло, выдержав паузу.
    - Умничка!   -   потрепал  Шуряк  Павло  за  толстую  щеку,
пользуясь тем, что у того заняты руки.
    - Сейчас как глушану веслом! - обиделся Павло.
    - Спокойно,  Пашуля,  вижу  землю!  -  закричал  Шуряк,  не
отрывая  глаз  от  бинокля.  -  Право руля! Так держать! Полный
вперед! - вошел он в азарт.

    - Слышишь, кэп, вроде  девушки  смеются,  -  навострил  уши
Федор.
    - Конечно,  девушки, мы же к пляжу приближаемся, - спокойно
ответил Шуряк. - Прямо по курсу - купающиеся барабарышни!
    - Иди ты! - вывернул голову Павло.
    - Капитан шутит, - успокоил его Шуряк.
    Федор повернулся лицом к острову: они и правда приближались
к пустынному  песчаному  пляжу,  и  чем  ближе   они   к   нему
подплывали,   тем   отчетливее  слышался  смех,  здоровый  смех
резвящихся на берегу молодых длинноногих дев... однако,  дев-то
и  не  было  в