Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
для него
родителями перед их отъездом в подмосковный пансионат, Федор
побросал грязную посуду в раковину, залил ее горячей водой,
чтобы отмокала, и отправился с кухни в гостиную смотреть
телевизор. Он включил свой цветной "Рубин" и принялся было
искать на журнальном столике "Комсомольскую правду" с
программой на неделю, но тут по ушам ему ударил громкий шум
помех. Он крутанул тумблер переключателя каналов - по всем
программам заливались трелью на белом поле электронные цикады.
"Должно быть, опять лампа перегорела, - вздохнул Федор,
выключая телевизор. - Ладно, лягу спать пораньше. И так
напахался за неделю, а завтра еще черная суббота".
Федор разделся, выключил свет и лег в постель. Ему не
спалось, что-то мешало спать. Он открыл глаза и увидел, что
комната залита серебристо-белым светом. Что бы это значило?
Федор встал и подошел к окну - в лицо ему ударил слепящий ветер
Белой звезды... То есть, это был, конечно, свет, но он подобно
ветру овевал лицо и путался в волосах. И в этом свете Федор
вспомнил все то, чего с ним не было в будущем: заманчивую
адскую рекламу по телевизору, путешествие в Хелл-Сити, встречу
с земляками, поход на Барабашкин, службу в спецназе, жизнь в
горах, возвращение на Землю, дни, проведенные с Маринкой,
розыски Вани Веревкина и, наконец, его похищение из больницы.
Вот только про Белую звезду он почти ничего не вспомнил...
Разве что приснилось однажды странное существо, передавшее
приказ с Белой звезды насчет устранения Царя, но мало ли что
приснится, тем более в будущем, которого на самом деле не было.
И тут он заметил протянувшуюся от Белой звезды к окну
серебряную нить. Оставляя в воздухе светящийся след, нить
описала окружность метрового диаметра... Неведомая сила
затянула Федора в образовавшийся черный тоннель, и он полетел
по нему навстречу белому свету.
2. Встреча на белом свете (от автора)
Давно я готовился к этой встрече - еще бы, первая в истории
мировой литературы встреча автора с героем своего произведения!
- но вот теперь не знаю даже, с чего начать разговор. Да и сама
встреча - только на бумаге... (а теперь вот и в компьютер,
ха-ха). А как же иначе, если я соткан из материи, а Федор - из
моего воображения? Эх, тяжело все это! Что же сказать ему?
Поздороваться, что ли, для начала?
- Здравствуй, Федор. Как долетел?
- Здравствуй, Саша. Хорошо.
- Ты знаешь мое имя? - спрашиваю я.
- Только что узнал благодаря своим экстрасенсорным
способностям, - усмехается Федор. - А теперь тебя, кажется,
зовут еще и Алексромой. Скажи, зачем тебе все это понадобилось?
- Что "это"?
- Отправлять меня в Хелл-Сити, водить за нос по
Барабашкину, подрывать на гранате, лишать памяти, превращать в
монстра, забрасывать в прошлое и разбивать там голову?
- Ну... Я ведь не только "водил за нос, подрывал и лишал",
одним словом, делал тебе не только пакости, но и что-то
приятное: потчевал деликатесами, поил дорогими винами,
подкармливал во время всеобщего голода... И потом, я здорово
помогал тебе в ущерб достоверности.
- Помогал? - удивляется Федор.
- Конечно, - невозмутимо отвечаю я. - Кто подсунул тебе в
маринкином доме фотографию ее подруги, которая навела тебя на
след? Кто подложил листок с ваниным адресом под сейф? Кто
открыл окно в палате Кузьмы Кузьмича? Кто тебя сотворил,
наконец, если у тебя даже папы с мамой нет, одно о них
упоминание?
- Тогда скажи, зачем ты меня "сотворил"? - ловит меня на
слове Федор.
- Этого я и сам не знаю, - признаюсь я. - Надо мной ведь
тоже есть своя звезда, но она мне ничего не объясняет, как я
тебе...
- С этого и надо было начинать, - заявляет Федор. - Теперь
я вижу, что с тобой говорить бесполезно, придется дойти до
твоей звезды и там во всем разобраться.
- Как это ты дойдешь?! - удивляюсь я.
- Очень просто. Книга окончена, теперь я тебе не подчиняюсь
и волен идти куда захочу, не так ли?
- Ты куда? - кричу я ему вслед.
- На свободу, - уходит Федор.
3. Падение Белой звезды
- Да-а-а, - чешу я в затылке, оставшись наедине с самим
собой, - выдал я экспромтик! Похоже, теперь мы поменяемся
ролями, и этот некогда послушный персонаж будет писать сценарий
моей дальнейшей жизни, а потом еще и переписывать его задним
числом после моей смерти. Остается одно: отправиться за ним,
пока книга еще не совсем закончена, и попробовать договориться.
Можно, конечно, вернуться назад и исправить уже написанное,
но... рука не поднимается. Нет, только вперед!
Как же мне за ним отправиться? Похоже, нет другого выхода,
кроме как устроить падение Белой звезды, чтобы опуститься на
ней в придуманный мною мир (хотя, по правде говоря,
придуманного в нем мало).
Итак, падение Белой звезды... Я быстро опускаюсь, наблюдая
стоящих внизу людей с поднятыми лицами, озаренными ярким светом
падающей звезды. Они не видят меня в ее слепящем свете, но зато
я хорошо, как на четкой и контрастной фотографии, вижу их всех:
Горячина, Сыткину, Зарудного, Малишина, Сонечку-Мармеладку,
Шуряка, Павло, Томку-Котомку, Таню, Царя, Горячина-майора.
Маринку, Бонифация, Ваню Веревкина и, конечно же, Федора. Белая
звезда достигает поверхности, на которой они стоят, и
разливается по ней ярко-белым туманом. Я стою в этом
непроницаемом световом тумане и ничего вокруг себя не вижу.
Нет, так не годится, сейчас мы это исправим... Туман
концентрируется в искрящиеся облака, которые легко отрываются
от земли и плавно поднимаются вверх. Прямо-таки северное
сияние, только бесцветное...
- Простите, вы случайно не Александр Р.? - слышу я за своей
спиной приглушенный голос.
- Откуда вы меня знаете?! - оборачиваюсь я.
- Дело в том, что я читатель, поэтому я все знаю... из
вашей же книги.
- Как это все, если книга еще не закончилась? - улыбаюсь я.
- Да, но это последняя страница, я же вижу... А вообще-то я
не понимаю, зачем вам понадобилось писать третью часть? Она мне
кажется совершенно лишней...
- Смотрите на небо, - говорю я.
В крахмальной простыне искрящихся облаков постепенно
появляются угольно-черные разрывы, и эти сквозящие космическим
холодом разрывы складываются на фоне звездного неба Земли в два
слова: ОЖИВИ ПОКОЙНИКА.
1985-1990
Москва - Нью-Йорк
Copyright (c) 1991-1997 Александр Ромаданов
* Рецензия на повесть "Оживи покойника" *
Иван Мартынов. Реанимация рая
(публикуется со значительными сокращениями)
Яркая, издалека привлекающая внимание обложка.
Многообещающее название книги в таком популярном у наших
современников, уставших от коммунистического и
капиталистического рационализма, "хилерском" стиле: то ли и
вправду пособие по воскрешению мертвых, то ли, наоборот,
какой-то особо мерзкий, глумливый и богохульный пасквиль на
Великого Хилера из Назарета.
Стоит ли напоминать нашим читателям, что жанр литературной
фантасмагории, страшного и смешного, ангельски-наивного и
дьявольски-коварного повествования об исковерканной дурными
правителями, извращенной в самих своих первоосновах уродливой
жизни больного общества ведет свое начало в русской словесности
с великих и славных имен Н.В. Гоголя и М.Е. Салтыкова-Щедрина,
Федора Сологуба и Михаила Булгакова, вплоть до наших
современников - Юза Алешковского, Владимира Войновича и братьев
Стругацких, писателей не равнозначных, но, безусловно, умных,
совестливых и интеллигентных, остро обеспокоенных нарастающим
растлением душ русских людей, беззащитных под натиском черных
сил Мирового Зла. Александр Р. дерзко рискнул подать заявку в
этот элитарный "клуб для пророков", и нам остается только
подумать всем вместе о том, насколько он пришелся им ко двору.
Герой Александра Р. - издавна любимый всеми его великими
предтечами "маленький русский человек", Раскольников конца ХХ
столетия - "молодой специалист" (с нищенской зарплатой и
нулевым весом в обществе) из московской секретной "шарашки"
(самый большой секрет которой в ее
"абсолютно-никому-ненужности"!) Федор Бурщилов появляется перед
нами в один из обычных, сереньких московских дней - первых дней
"достославной" горбачевской перестройки (13 декабря 1985 года),
истомленный скучной и скудной советской действительностью.
Федору Бурщилову, беспартийному, холостому парню, выпивохе и
е---ю (пользуясь простецкой терминологией автора!) настолько
тошно и тоскливо в серой горбачевской Москве, что он страстно
мечтает о любых переменах, даже независимо от того, как они
повлияют на его личную судьбу ("хоть гирше, да инше", -
говаривала моя бабушка, уроженка пограничного с Украиной юга
России).
И перемены (да еще какие!) приходят к нему... с экрана
стандартного советского цветного телевизора в образе
электронного посланца Ада, Того Света, Великого Царства Тьмы,
эдакого модернизированного, бородатого Воланда
постиндустриальной эпохи, который, как и положено диктору
советского телевидения, "по заявкам трудящихся", точнее, в виде
первого опыта, по заявке первопроходца Бурщилова, устраивает
ему в состоянии комы полет на Тот Свет, очень напоминающий
эмигрантский Нью-Йорк (или, если хотите, Сан-Франциско или
Лос-Анджелес).
...............................................................
Герой Александра Р. - отнюдь не пуританин, а даже, скорее,
тот самый тип современного искателя приключений (очень часто -
на свою голову!), Остапа Бендера конца ХХ века, с его
органическим отвращением к ханжеской советской морали, с
заветной мечтой о заветном миллионе и с полнокровной,
раблезианской тягой к красивой (т.е. богатой) жизни, который
так характерен для жизненно активной части современной
советской эмиграции.
......(пересказ второй части опускается)........
Путешествие сквозь Время... забрасывает Федора назад, в
исходный момент его трансцедентальной одиссеи, возвращая вместе
с ним стабильность окружающему этого безвестного Спасителя
Человечества Реальному Миру. Жаль только, что этот Мир, в
котором ручеек невинной крови вполне реального бывшего царевича
Алексея Романова теряется в океане крови и слез миллионов
детей, уничтоженных изуверами всех мастей и расцветок ХХ века,
не стал от этого, на самом деле, ничуть стабильнее и чище.
Автору трудно (как и его великим предшественникам) смириться с
торжеством Мирового Зла, и он, не найдя достойной концовки для
своего сумбурного, многопланового, тотально антиутопического
романа (неверие ни в какие идеалы - тоже Вера!), упорно
продолжает повторять ставшую его лейтмотивом мистическую фразу:
"Оживи покойника!" (непонятно, правда, кого - распятого Христа,
царевича Алексея или миллионы жертв Холокоста и колымских
лагерей; в христианском, федоровском или каком-то еще
теологическом аспекте?).
Думается, что прежде, чем "оживлять покойников", даже самых
великих и благородных, мучеников и страдальцев за Счастье
Человечества (не дай Бог, ненароком оживить вместе с ними
Сталина, Гитлера и Мао Цзедуна!) нашего, пока еще Вполне
Реального Всепланетного Ада, во всех его социальных
модификациях, нужно (и давно пора) начать Духовно Оживлять
Самих Себя.
Иван Мартынов (Нью-Йорк)