и в хижине?
   - В manyatta, - поправил он меня. - Хижина -  часть  усадьбы,  в  которую
входят другие хижины и окружающий их забор.
   - Но как власти могли допустить, чтобы вы жили, извините, как дикарь.
   - Я же все  объяснил:  Земля  практически  обезлюдела,  те  представители
властных структур, что еще остались, не считали необходимым указывать семье,
живущей в Кении, вдали от всех остальных, как им вести хозяйство и что есть.
- Он помолчал. - До тринадцати лет я  видел  лишь  родителей  да  бабушек  с
дедушками.
   - Вы никогда не играли с другими детьми? - изумился я.
   - Никогда.
   - И вы жили, как ваши далекие предки?
   - По форме, но не по духу, - ответил он. -  Да,  мы  жили  в  глинобитной
хижине, но в ней стояли три компьютера. И хотя я не посещал школу, я получил
дипломы по экономике, бизнесу и африканской истории.
   - Насчет истории мне понятно. Но почему экономика и бизнес?
   - Я знал,  что  наступит  день,  когда  мне  придется  покинуть  Землю  и
убедиться, что я - последний масаи. А если моя догадка  окажется  верна,  на
меня ляжет поиск бивней. И первое, и второе будет стоить немалых денег.
   - И когда вы покинули Землю?
   - Двадцать шесть лет тому назад, после того как умерли мои родители.
   - И больше вы туда не возвращались? Он покачал головой.
   - Еще нет.
   - Но собираетесь вернуться?
   - Собираюсь, - вздохнул он.
   - Я вам завидую.
   - Правда? Почему?
   - Потому что я всегда хотел побывать на прародине человечества.
   - Вы - богатый человек. Почему вы не съездили туда? - спросил он.
   - Пару раз намечал такую поездку, - признал я. - Но всегда что-то мешало.
   - Вроде бивней?
   - Именно. Передо мной ставились такие интересные задачи, что я не мог  от
них отказаться. Но я надеюсь, что все-таки выкрою время.
   - Меня это не удивит, - усмехнулся Мандака. На какое-то  время  в  хижине
повисла тишина.
   - Пожалуй, мне пора, - нарушил я  молчание.  -  День  выдался  долгим,  я
устал.
   - Уделите мне еще пару минут, мистер Роджас, - остановил меня Мандака.  -
Я хочу вам кое-что показать. Вас это заинтересует.
   Следом за ним я прошел  в  еще  одну  топографическую  хижину.  Я  увидел
несколько примитивных картин  и  скульптур,  потом  Мандака  подвел  меня  к
рисунку, изображавшему огромного слона с непропорционально большими бивнями.
   - Что вы на это скажете, мистер Роджас? Я всмотрелся в рисунок.
   - Это он?
   - Я думаю, да. Даты совпадают, художник нарисовал еще нескольких  слонов,
но не с такими бивнями.
   - Каких же он был габаритов? - с трепетом спросил я.
   - Мы лишь знаем длину его бивней - более десяти футов,  так  что  обычный
человек доходил бы ему до сих пор. - Он указал на точку посередине ноги.
   - Просто великан! - вырвалось у меня.
   - Самое крупное животное из всех, живших на Земле, - согласился  со  мной
Мандака.
   На рисунке слон выглядел как живой, и я без труда представил себе, как он
идет по саванне Восточной Африки. Земля дрожит от его  шагов,  а  трубит  он
громче грома.
   - Есть другие рисунки или фотографии? - спросил я Мандаку.
   - Только этот.
   - Позвольте вас поблагодарить. Я так рад, что вы показали мне его.
   - Пустяки.
   - Но мне действительно пора. Надо поработать.
   - Я думал, вы собрались спать.
   - Я могу поспать и в моем кабинете. Но сначала я должен кое-что выяснить.
   - Знаю.
   Я изучающе посмотрел на него.
   - Вроде бы вы не одобряли моего интереса к истории бивней.
   - Я ошибался. Мне казалось, что охотник не должен слишком много  знать  о
добыче.
   Через другие хижины он провел меня к входной двери.
   - Завтра вы свяжетесь со мной? - спросил я. Он кивнул.
   - Позвольте поблагодарить вас за ваше гостеприимство.
   Дверь открылась.
   - Это я благодарю вас за то, что пришли. Вы - мой первый гость;
   - С тех пор как вы приехали сюда. - Я вышел в коридор. - Вы мне  это  уже
говорили.
   - С тех пор как я покинул Землю, - уточнил он, когда  коридорная  дорожка
понесла меня к воздушному лифту. Я оглянулся, чтобы посмотреть, машет ли  он
мне на прощание рукой, но дверь уже закрылась.

***

   В кабинете царил мрак. Я приказал  компьютеру  включить  неяркий  свет  и
налить мне чашечку кофе, сел в кресло, установил  нужный  мне  угол  наклона
спинки, закинул руки за голову.
   - Компьютер?
   - Да, Дункан Роджас?
   - Какой процент твоей мощности занят розысками бивней?
   - Семьдесят два и три десятых процента.
   - Направь пять процентов на выполнение моего  следующего  распоряжения  и
продолжай розыски.
   - Приступаю... Исполнено.
   - Я видел рисунок, судя по всему, прижизненный, Слона Килиманджаро.
   - В соответствии с имеющейся у меня информацией  таких  рисунков  нет.  Я
должен просмотреть банки памяти и сравнить хранящиеся там сведения  с  вашим
наблюдением.
   - Прекрасно. Но мне почему-то кажется, что таких  свидетельств  очевидцев
может быть несколько.
   - Логичное умозаключение.
   - Я хочу, чтобы ты связался с банком памяти библиотечного  компьютера  на
Делуросе VIII и выяснил, нет  ли  там  таких  свидетельств.  Ограничь  поиск
временным периодом от тысяча восемьсот семьдесят пятого до тысяча  восемьсот
девяносто восьмого года Нашей эры. Свидетельства могли написать и позже,  но
этот отрезок времени просмотри обязательно.
   - Приступаю...
   - И, пожалуйста, поставь мне концерт Крониза. Вновь мой кабинет наполнила
атональная музыка. Я держал чашку с кофе, а пальцы другой руки  выбивали  на
ней мелодию концерта.
   Покончив с кофе, я бросил чашку в дезинтегратор, принял молекулярный душ,
переоделся и лег на кушетку.
   - Я нашел свидетельство,  в  котором  речь  скорее  всего  идет  о  Слоне
Килиманджаро, - внезапно объявил компьютер.
   Я резко сел, от сонливости не осталось и следа.
   - Выключи музыку.
   - Исполнено.
   - Чем обусловлена неопределенность твоего заключения? - спросил я.
   - Свидетельств других очевидцев нет, так что сравнивать не с  чем.  Но  я
провел сравнение со всеми известными свидетельствами тех, кто  встречался  с
очевидцами, и вероятность того, что в найденном мною материале речь  идет  о
животном, которое вы называете  Слоном  Килиманджаро,  составляет  девяносто
четыре и тридцать две сотых процента.
   - Хорошо! - с жаром воскликнул я. - Расскажи, что ты раскопал.
   - Исполняю...

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ОХОТНИК (1885 г. Н.Э.)

   Два месяца провел я, шагая по выжженной  солнцем  Рифтовой  долине,  пока
наконец последнее из озер  не  осталось  позади  и  не  пришло  время  вновь
подниматься на плато.
   Я  понюхал  ветер,  не  один  раз,  многократно,  ибо  с  годами   пришла
осторожность. С запада пришел запах травы, зеленеющей на равнине Лоита, и  я
знал, что там река Мара  с  холодной  и  чистой  водой,  но  повернул  я  на
юго-восток, потому что именно  на  равнине  Лоита  я  впервые  столкнулся  с
существом, способным  вселить  в  меня  страх,  бледным  человеком,  умеющим
убивать издалека, и больше я там не появлялся.
   Я остановился, чтобы раздавить кожных  паразитов,  потеревшись  боками  о
ствол акации, а оставшихся забросал пылью, набранной хоботом. Последний  раз
взглянул на великий разлом  в  теле  Земли  и  проследовал  древней  тропой,
проложенной по восточному обрыву. Птицы и обезьяны рассыпались в стороны при
моем приближении, а когда я встретил львицу, идущую навстречу, она  зарычала
и шмыгнула в кусты.
   Наконец  я  поднялся  на  равнину,  где  начался  последний  этап   моего
путешествия.

   Старик Ван дер Камп оглядел бар, занимающий половину лачуги,  которую  он
гордо называл торговый пост Мбого, и пересчитал  белые  лица:  три,  четыре,
если считать и его, - гораздо больше, чем обычно.
   Торговый пост он назвал в память о буйволе, который жестоко  поранил  ему
ногу,  прежде  чем  он  сумел  всадить  пулю  в  глаз  разъяренного   зверя.
Располагался пост на Песчаной реке, собирая как  клиентов,  так  и  термитов
примерно в равной пропорции. В задней комнате старый бур хранил тюки с кожей
и слоновой костью с указанием владельца и цены, дожидавшиеся того дня, когда
пойдут дожди, обмелевшее  русло  заполнится  водой  и  за  товаром  прибудет
грузовое судно. В подвале, закопанные  в  землю,  хранились  двадцать  бочек
пива. Ван дер Камп не кормил клиентов, но мог  приготовить  принесенную  ими
еду.
   На стене за стойкой бара белели черепа и рога (на таксидермистов денег  у
Ван дер Кампа не было) антилоп,  лошадей,  канн,  газелей  и  буйвола,  того
самого, что дал название торговому посту.
   Старик налил себе пива, присмотрелся к  клиентам.  У  края  стойки  сидел
англичанин Райc, в аккуратном, только что выглаженном костюме,  с  сильными,
мозолистыми руками, очень бледный, словно тропическое солнце обесцветило его
лицо. Как это странно, отметил Ван дер Камп. Обычно у человека,  проводящего
много времени под солнцем, кожа темнеет, а у англичанина она светлела.
   Другой  край  стойки  оккупировал  Гюнтерманн,  немец,   лысый,   усатый,
синеглазый, в костюме, который когда-то был белым, а теперь напоминал цветом
темно-серую африканскую почву. Даже  под  крышей  он  не  снимал  пробкового
шлема, скрывающего его лысину. Пусть выглядел он нелепо, но дело свое  знал:
на складе лежали сорок два заготовленных им бивня.
   За столиком у дальней стены  сидел  Слоун,  первый  встреченный  Ван  дер
Кампом американец.  Американцы  редко  появлялись  в  Африке,  поскольку  их
государство не стремилось колонизировать Черный континент. Наряд  американца
не мог не вызвать улыбки: ковбойский стетсон и форма армии конфедератов,  но
он уже сделал себе имя среди охотников за слоновой костью,  из  чего  старый
бур пришел к логичному выводу: слоновая кость, и только она, объединяла этих
трех совершенно непохожих друг на друга мужчин.
   На улице, у колодца, толпились двадцать черных, проводники  и  носильщики
трех белых. В бар их не пускали, но Ван дер Камп проследил, чтобы им  налили
пива и вонючей браги, какую варили кизи.  Оплачивали  все  это,  разумеется,
белые. Ван дер Камп пересчитал  черных:  лум-бва,  кикуйю,  девять  вакамба,
полдюжины нанди, ван-деборо, двое баганда. Слава Богу, ни  одного  масаи,  -
возможно, удастся обойтись без  кровопролития.  Каждые  несколько  минут  он
высовывался из окна, поглядывая на высокого, мускулистого  лумбва,  так,  на
всякий случай, но лумбва, сидевший чуть в стороне, словно и не подозревал  о
присутствии других африканцев.
   - Я выпью еще. - Англичанин Райc осушил стакан,  обвел  взглядом  бар.  -
Если кто-то желает присоединиться ко мне, угощаю.
   Слоун, американец, поднял голову, кивнул, начал сворачивать сигарету.
   - Я с удовольствием. - Немец достал носовой платок, вытер с лица  пот.  -
Позвольте представиться: Эрхард Гюнтерманн из Мюнхена.
   - Гюнтерманн, Гюнтерманн,  -  повторил  англичанин,  резко  повернулся  к
немцу. - Не ваша ли фамилия упоминалась несколько лет тому назад в  связи  с
торговлей рабами?
   - Надеюсь, что нет. - Немец добродушно рассмеялся. - Я давно уже не  имею
к этому никакого отношения, - Он пожал плечами. - Да и денег эти рабы  почти
не приносили. - Он улыбнулся. - Опять же,  сильная  конкуренция  со  стороны
англичан. - Он помолчал. - Слоновая кость приносит куда больший доход.
   - Господа, за королеву. - Райc поднял стакан. Никто его не  поддержал,  а
он словно этого и не заметил. - Так вы теперь охотник за слоновой костью?
   Гюнтерманн покачал головой:
   - Я торговец слоновой костью.
   - Неужели? Немец кивнул.
   - Я иду в Конго, в тропические леса, нахожу там племена,  которые  жаждут
мяса, и продаю им антилопу, получая взамен слоновую кость. - Он опять  вытер
потное лицо платком и удовлетворенно добавил:
   - Очень выгодно.
   - Если они убивают слонов, почему они не могут  охотиться  на  антилоп  и
добывать мясо? - спросил англичанин, убивая муху цеце, усевшуюся к  нему  на
шею.
   - Сами они слонов не убивают, - объяснил немец, - но знают, где найти  их
скелеты. А когда находят, забирают бивни. - Он помолчал, дожидаясь,  пока  в
соседнем болоте не прекратит реветь гиппопотам. - В одной пигмейской деревне
столько бивней, что они используют их  вместо  жердей  в  заборах,  которыми
окружают свои дворы. - Немец покачал головой.  -  Бедняги.  Они  понятия  не
имеют, сколько стоит слоновая кость.
   - И где же находится деревня с  заборами  из  бивней?  -  с  любопытством
спросил англичанин. Гюнтерманн улыбнулся:
   - Друг мой, вы же понимаете, что я вам этого не скажу.
   Райc улыбнулся в ответ:
   -  Да,  конечно.  -  Теперь  ему  пришлось  дожидаться,   пока   замолчит
гиппопотам. - Так вы Гюнтерманн.
   - Именно так. А вы?
   - Блейни Райc, в недавнем прошлом житель Йоханнесбурга.
   - Йоханнесбург, - повторил Гюнтерманн. - Вы родились в Африке?
   - Родился я в Англии, в Манчестере. Эмигрировал  в  Южную  Африку,  купил
ферму,  дела  не  заладились,  стал  торговцем,  двинулся  на  север.  Через
двенадцать лет добрался до этих мест. Лет десять тому назад.
   - Вы торгуете слоновой костью? -  с  профессиональным  интересом  спросил
Гюнтерманн.
   - Уже нет. - Англичанин взял орешек и бросил зеленой мартышке, прыгнувшей
на подоконник. Мартышка с визгом подобрала с земли орешек и мгновение спустя
вновь возникла на подоконнике, ожидая следующего.
   - А чем вы торгуете? Райc улыбнулся:
   - Фотографиями.
   - Фотографиями? - недоверчиво переспросил немец. Райc кивнул:
   - Я использую светокопировальную бумагу. Фотографии меняю на соль, соль -
на медь, медь - на коз, коз - снова на соль, соль - на скот. У  меня  уходит
полгода, чтобы пройти весь маршрут. Заканчивается он в Судане, где я  продаю
скот армии. Начальных вложений - шесть шиллингов, на финише  -  чуть  больше
трех тысяч фунтов.
   - А чем вы занимались до того, как стали продавать фотографии? -  спросил
немец, сняв с носового платка какое-то насекомое и бросив на пол.
   - Начал я охотником за слоновой костью, но, должен  признать,  успеха  не
добился. А когда завязал, выяснилось, что  денег  у  меня  ни  пенни,  а  из
ценного - только патроны. Вот я и поменял патроны на соль, потом на эту соль
купил больше патронов, поменял их на коз и так далее. В итоге я добрался  до
Эфиопии и продал имеющийся  у  меня  товар  почти  за  две  тысячи  долларов
Марии-Терезы. Оттуда я уехал, больно уж жарко,  вернулся  сюда,  где  климат
куда приятнее и больше  племен,  с  которыми  можно  торговать,  купил  пару
фотокамер, и дело пошло.
   - И вы называете это приятным климатом? - усмехнулся Слоун.
   Райc повернулся к нему:
   - А вы бывали в Эфиопии?
   - Пару раз.
   - Тогда вы знаете, как там жарко.
   - Не намного жарче, чем здесь, - возразил Слоун.
   - Вы совершенно не правы, - отчеканил  англичанин.  -  Тамошней  жары  не
выдержит ни один человек. Слоун пожал плечами и уткнулся в стакан с пивом.
   - Если вы не возражаете, мой  добрый  сэр,  я  позволю  себе  задать  вам
вопрос, - продолжил Райc.
   Слоун поднял голову, пристально посмотрел на англичанина.
   - Валяйте.
   - Туземец, с которым вы прибыли. Не могу понять по родовым  насечкам,  из
какого он племени.
   - Он - кикуйю.
   - Никогда с ними не встречался. Я слышал, что земли  кикуйю  закрыты  для
белых.
   - Это так.
   - Так где вы его взяли?
   - Он нарушил закон, но сбежал до того, как его убили.
   - А что он сделал? Слоун пожал плечами.
   - Я не спрашивал.
   - Кикуйю - хорошие следопыты?
   - Этим я доволен.
   - Но похуже, чем вандеборо, - самодовольно усмехнулся немец.
   Ветер чуть изменился, на них пахнуло болотом.
   - Я заметил, что у вас есть один. - Райc обмахивался шляпой, скорее чтобы
отогнать неприятный запах, а не  охладить  кожу.  -  Они  действительно  так
хороши?
   - Мой вандеборо возьмет след биллиардного шара, прокатившегося  по  улице
Берлина.
   Райc хохотнул, допил пиво, поднял пустой стакан.
   - Чья очередь?
   - Моя. - Гюнтерманн бросил  на  стойку  несколько  монет.  -  Раз  уж  мы
вспомнили о вандеборо. По приезде я заметил за домом женщину-вандеборо.
   - Она кизи, - поправил его Ван дер Камп. После паузы добавил:
   - Она принадлежит мне.
   - Вы - бур, не так ли? - спросил Гюнтерманн.
   - Да.
   - Я думал, буры ненавидят черных. Ван дер Камп покачал головой.
   - Ненависти ко всем черным у нас нет. Мы  ненавидим  только  зулусов.  Не
потому что они черные, а потому, что они наши кровные враги.
   - А в сезон дождей в этих краях становится очень одиноко, не  так  ли?  -
понимающе подмигнул буру Гюнтерманн.
   - Это так.
   - Когда британцы установят здесь протекторат, - продолжал  Гюнтерманн,  -
они заставят вас избавиться от нее.
   - Мне уже приходилось иметь дело с англичанами, - мрачно ответил Ван  дер
Камп. - Они меня не пугают.
   - Я бы предложил оставить политику,  господа,  -  вмешался  Райc.  -  Нет
причин разжигать в буше национальную рознь.
   - Согласен. - Гюнтерманн с улыбкой повернулся к Слоуну. - И не  попросить
ли нам нашего американского коллегу в интересах интернационального  единства
снять военную форму.
   - Попросить вы можете, - откликнулся Слоун. Райc присмотрелся к форме.
   - Вижу, вы были капитаном, сэр.
   - Нет.
   - Но ваши знаки отличия...
   - Я купил форму после войны.
   - Так вы не участвовали в боевых действиях? Слоун  ответил  после  долгой
паузы:
   - Участвовал.
   - На чьей стороне? - спросил Райc.
   - Вроде бы мы договорились избегать политики, - напомнил Слоун.
   Райc расстегнул пару пуговиц на рубашке, вновь начал обмахиваться шляпой.
   - Это не политика, сэр, чистое любопытство. Почему вы решили купить форму
конфедератов? В конце концов они же потерпели поражение.
   - Лучше отражает солнечные лучи и собирает меньше пыли, - ответил Слоун.
   - А такие шляпы носят ваши американские ковбои? -  Гюнтерманн  указал  на
стетсон Слоуна.
   - Вам лучше спросить у американского ковбоя. Гюнтерманн  откинул  голову,
расхохотался.  -  -  Отлично  сказано,  сэр!  Между  прочим,   мы   еще   не
представлены. Я - Эрхард Гюнтерманн, а этот джентльмен - Блейни Райc.
   - Ганнибал Слоун.
   - Тот самый Ганнибал  Слоун?  -  Раису  пришлось  повысить  голос,  чтобы
перекричать рев гиппопотама.
   - Если только в Африке нет моего тезки.
   - Ваша слава идет впереди вас, сэр. Вас называют одним из самых удачливых
охотников за слоновой костью Восточной Африки.
   - Пожалуй.
   - Вы стоите в одном ряду с Седоусом и  Карамаджо  Беллом,  -  восторженно
вещал англичанин.
   - Никогда с ними не встречался.
   - Сколько слонов вы убили? - спросил Райc.  Слоун  скатал-таки  сигарету,
закурил.
   - Несколько.
   - Что-то вы скромничаете.
   - Наверное, он из тех, кто мало говорит, но  много  делает,  -  улыбаясь,
ввернул Гюнтерманн.
   - Наверное, - не стал спорить с ним Слоун.
   - Между  прочим,  -  продолжил  немец,  -  не  ставя  под  сомнения  ваши
достижения, должен сказать, что самый лучший  охотник  на  слонов  находится
сейчас в нескольких десятках футов от этого бара.
   - Большой лумбва с топором? - спросил Слоун.
   - Именно он, его зовут Тумо. Лучший из лучших, - гордо заявил немец.
   -  Вы  хотите  сказать,  что  он  может  убить  слона  одним  топором?  -
скептически спросил Райc.
   - Без труда.
   Мне не хотелось бы ставить под сомнение ваши слова, но  в  свое  время  я
охотился на слонов и просто не могу вам поверить.
   - Я видел, как он уложил своим топором одиннадцать  слонов,  -  стоял  на
своем Гюнтерманн.
   Райc задумчиво разглядывал содержимое стакана.
   - Может, в тропическом лесу, где они не могут развернуться. Но только  не
в саванне.
   - Где угодно, - не отступал Гюнтерманн.
   - Вы же говорите не о самках или детенышах? - Райc повернулся к немцу.  -
Речь идет о взрослых самцах?
   - Совершенно верно. Райc покачал головой:
   - Это невозможно.
   - Я неоднократно это видел.
   - Завалить слона весом в шесть тонн жалким топориком?
   Немец