взрослым,  не  убив
льва своим копьем. - Он нахмурился. -  Но  англичане  отняли  наши  копья  и
запретили нам даже носить щиты. Мы не имели права убить льва,  напавшего  на
наши стада. Из воинов они превратили нас в беззащитных пастухов.  -  Тут  он
внезапно хохотнул. - Мы никогда не ладили с англичанами. Вы знаете, масаи  -
единственное племя, не  участвовавшее  в  первой  мировой  войне.  Англичане
потребовали, чтобы все африканцы,  годные  к  строевой  службе,  явились  на
призывные пункты, а мы им сказали! "Нет, нет, мы не воины, у нас нет оружия,
которым мы могли бы сражаться.  Мы  теперь  пастухи  и  останемся  с  нашими
коровами и козами".
   - Извините за любопытство, но какое отношение имеет все это к бивням?
   - Самое непосредственное. - Голос его переполняла горечь.  -  И  вот  что
меня особенно злит: бивни не одно столетие находились  в  Кении,  но  мы  не
отняли их у кикуйю. Насколько мне известно, даже не пытались  отнять.  -  Он
задумался. - Именно тогда, до того, как бивни перешли в  частные  руки,  нам
следовало завладеть ими.
   - Я удивлен, что государство с ними  рассталось,  -  заметил  я  -  После
накала страстей, сопровождавших  борьбу  Кимати  и  Тику,  они  должны  были
превратиться в национальную святыню.
   - Они и превратились.
   - Тогда почему государство отдало их?
   - Какой-нибудь чиновник из кикуйю  или  луо  получил  хорошую  взятку,  -
пренебрежительно бросил Мандака.
   - Разве подробности вам не известны? - удивился я.
   - Нет. Я знаю лишь, что в  первом  тысячелетии  Галактической  эры  бивни
попали в частные руки. Их история всегда волновала меня куда меньше, чем  их
нынешнее местонахождение.
   - Значит, вам все равно, как это произошло? - разочарованно спросил я.
   - Зато вам, я вижу, небезынтересно. Сколько нужно времени,  чтобы  узнать
об этом?
   - Я уверен, что  передача  бивней  проходила  официально,  с  подписанием
соответствующих документов. Если так,  то  моему  компьютеру  в  "Брэкстоне"
потребуется три или четыре минуты, чтобы найти интересующую нас  информацию.
Если хотите, я могу спросить его об этом прямо сейчас.
   Он согласно кивнул, и через несколько минут компьютер начал знакомить нас
с тем, что ему удалось выяснить.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

КУРАТОР(16 г. Г.Э.)

   Мои годы тяжелым грузом лежали на  теле,  когда  я  взбирался  по  склону
Рифтовой долины, по-прежнему держа курс на юг. Однажды, пока я спал, муравьи
забрались мне в хобот, и боль едва не свела меня с ума, прежде чем  я  сумел
добраться до воды и утопить их. Я видел других слонов,  которые  умирали  от
физических мучений, или от голода, или от клыков хищников, которые  нападали
на тех, кто слишком ослабел и не мог защищаться, но я знал,  что  мне  такая
смерть не грозит.
   Время давило на меня, жгло  мои  внутренности,  как  солнце  жгло  спину,
заставляло убыстрить шаг. Львица,  поедающая  водяного  козла,  зарычала  на
меня, не желая уступать дорогу. Я поднял хобот, воинственно протрубил, и она
попятилась, даже не решаясь оскалить зубы. Крокодил напал на мою ногу, когда
я переходил узкую, мелкую протоку. Я поднял его хоботом и переломил пополам.
Стадо импал попалось мне на пути. Я бросился на них,  утверждая  свое  право
идти там, где мне того хочется, и они унеслись в ужасе.
   Характер мой портился на глазах, болела душа, но я  гнал  и  гнал  вперед
свое древнее тело. Яне желал страдать молча, я оглашал африканские  просторы
пронзительными, истошными воплями, предупреждая людей и животных уйти с моей
тропы, по которой я шел навстречу судьбе.

   Музей африканских древностей гордился своей прекрасной экспозицией, пусть
и  не  соответствующей  названию.   Во-первых,   она   охватывала   короткий
трехсотлетний период, с 1780 до 2080 года Нашей  эры.  Во-вторых,  экспонаты
представляли не всю Африку, даже не Восточную Африку, а одну лишь  Кению.  И
прежде  чем  перебраться  в  прекрасное  здание  из  стекла  и  мрамора   на
колонизированной Новой Кении, музей располагался в Найроби.
   На заре Галактической эры, в тридцатом столетии после Рождества Христова,
Республика передала  изобильную  Новую  Кению  с  богатой  животной  жизнью,
сотнями речушек, плодородной почвой  перенаселенной  Кении.  Сентиментальные
кенийцы хотели назвать столицу Нью-Найроби, но она получила другое  название
- Кениата-Сити, в честь Mzee, Мудрого Старика, который  освободил  Кению  от
англичан и провел страну через  первые,  самые  трудные  годы  независимости
Теперь в Кениата-Сити проживало полмиллиона человек. Еще миллион  составляло
население  Нью-Момбасы,  Литтл-Наиваша,  Ньерере-Сити  и   Керичо-Тауна,   а
оставшиеся двести тысяч жили и работали  на  фермах  в  экваториальной  зоне
планеты.
   К  поверхностной  трансформации  прибегать   практически   не   пришлось,
население Новой Кении прирастало достаточно равномерно, политические метания
отсутствовали, так что планета достаточно легко вписалась в  Республику.  На
новые бактериологические заболевания нашлись новые  медикаменты,  для  новых
почв  создавались  новые  злаки,   выполнение   новых   обязанностей   члена
галактического   сообщества   взяли   на   себя   новые    правительственные
департаменты, для покрытия новых долгов взимались новые налоги.
   А когда налоги достигли предела,  переступить  который  правительство  не
решалось, приходила пора затягивания поясов и сокращения расходов. Под такое
сокращение и попал текущий бюджет Музея африканских древностей.
   - Подведем итог, -  возвестил  Джошуа  Киджано,  главный  куратор  музея,
собрав руководителей отделов. - Для посетителей музей  будет  открыт  четыре
дня в неделю, по три часа. Отделы обслуживания  и  обеспечения  безопасности
сокращаются  вдвое.  Жалованье  всех  сотрудников   музея   уменьшается   на
пятнадцать процентов. Новая зарплата замораживается и в обозримом будущем не
будет автоматически увеличиваться в соответствии с инфляцией. Если кто-то из
вас не желает работать на таких условиях, я никого  не  буду  осуждать.  Все
желающие получат рекомендательные письма с самой лестной характеристикой.  -
Он оглядел шестерых начальников отделов, тяжело вздохнул. - Мы  давно  ждали
этого. Однако я уверен, что сложившуюся ситуацию вам надо обдумать. Жду  вас
у себя сегодня и завтра, в первой половине дня. - Он  посмотрел  на  полную,
седовласую  женщину.  -  Эстер,  буду  тебе  очень  признателен,   если   ты
задержишься на несколько минут.
   Остальные потянулись за  дверь,  полушепотом  разговаривая  между  собой.
Эстер осталась  в  кабинете  куратора,  на  удивление  просторном,  лишенном
предметов старины, занимающих все свободное место.
   - Пожалуйста, присядь, Эстер. - Он обошел свой стол, сел сам.
   - Неужели все так плохо, Джошуа? - Эстер опустилась на стул.
   - Ужасно, - подтвердил он. - Сколько лет мы с тобой отдали  этому  музею?
Семьдесят пять? Восемьдесят?
   - Восемьдесят три, - ответила она. - И теперь они хотят  погубить  музей,
не так ли?
   - Не весь.
   - Основные коллекции!
   - Они все основные, - возразил куратор.
   - Значит, те коллекции, над которыми  ты  и  я  работали  всю  жизнь.  Он
кивнул.
   - Ты, разумеется, знаешь, что  к  нам  поступило  предложение  о  покупке
коллекции бабочек.
   - На Земле эта коллекция собиралась пятьсот лет. Для них  это  что-то  да
значит?
   - Похоже, что нет. Музей национальной истории далекого Лондона  предложил
за нее очень приличную сумму.
   -  Оценить  коллекцию  бабочек  невозможно.  Это  самая  полная  из  всех
коллекций.
   - О цене нас не спрашивали, - с горечью заметил  он.  -  Они  оценили  ее
сами. И, к сожалению, вышли со своим предложением прямо на правительство.
   - Они не дураки, - покивала она. - Они знали, что мы им откажем.
   - Они также  знали,  что  какой-нибудь  бюрократ  увидит  в  музее  новый
источник доходов. - Киджано пристально посмотрел на Эстер.  -  С  этим  я  и
боролся последние две недели.
   - Я думала, ты боролся за наш бюджет.
   Он покачал головой.
   - Это я говорил остальным. Ту битву я проиграл в первые двадцать минут. Я
боролся за спасение музея.
   - И?
   - Мы достигли компромисса.
   - Бабочки?
   - Бабочки - только начало. - Его голос переполняла горечь.
   - Что еще? - спросила она, предчувствуя беду.
   - Они согласились,  что  все  отделы,  напрямую  связанные  с  культурным
наследием Новой Кении, останутся нетронутыми. Но я должен сразу предупредить
тебя, прежде чем ты решишь, оставаться ли тебе на  посту  начальника  отдела
животного мира, что мне не удалось защитить твои экспозиции.
   - Это я уже поняла.
   - В знак протеста я подал прошение об отставке, вступающее в  силу  через
две недели. Почему бы тебе не последовать моему примеру, Эстер? В Республике
много музеев, которые с радостью  примут  на  работу  специалистов  с  таким
опытом.
   - И позволить какому-нибудь бюрократу, не  отличающему  млекопитающее  от
рептилии, разрушить то, что мы с тобой строили всю жизнь? - спросила она.  -
Животный мир - такая же часть нашего наследия,  как  произведения  искусства
или племенные костюмы, Джошуа. Наши отношения с природой позволили нам стать
такими, какие мы есть!
   Киджано глубоко вздохнул.
   - Ты это знаешь, и я знаю, но я не смог  убедить  правительство  в  нашей
правоте. - Он положил руки на стол, нервно переплел  пальцы.  -  Их  позиция
такова: другие отделы показывают историческое и культурное  наследие  людей,
живущих на Новой Кении, в то время  как  экспозиции  отдела  животного  мира
более уместны в Музее естественной истории Земли.
   - Это же нелепо!
   - Я знаю. Но они настроились что-то продать, и тут я бессилен.
   - Разве они не понимают, что заменить эти  экспонаты  нечем?  -  с  жаром
воскликнула Эстер Камау. - Если мы  продадим  бабочек  и  морские  раковины,
такой коллекции нам больше не собрать!
   - Разумеется, понимают, - кивнул Киджано. - Но одно дело  -  понимать,  и
совсем другое - осознавать, что это твое. Они политики. Сейчас их  беспокоит
лишь  двадцатидевятипроцентная  инфляция  и  падение  шиллинга  относительно
республиканской кредитки.
   - Экономика придет в норму и без  продажи  бесценных  коллекций,  которые
собирались более чем тысячу лет.
   - Их не  волнует  состояние  экономики  через  пять  или  десять  лет,  -
терпеливо объяснил он. - Их заботят выборы в следующем году или годом позже.
   - Наша коллекция бабочек не решит их проблем, - стояла она на своем.
   - Они замахнулись не только на коллекцию бабочек.
   - После их аукционов хоть что-то останется, Джошуа?
   - Надеюсь. Они согласились оставить нам главные экспонаты бонго и  окапи,
Ахмеда  из  Марзабита,  окуня  рекордных  размеров,  выловленного  в   Ниле,
последнюю импалу, последнего гепарда.
   - В  нашей  экспозиции  шесть  тысяч  экземпляров.  Сохранение  шести  ты
называешь компромиссом?
   - Нет. Компромисс  состоит  в  том,  что  пять  других  отделов  остаются
нетронутыми.
   - По-моему, от твоего компромисса дурно пахнет.
   - Согласен с тобой, но альтернатива и того хуже. Она задумалась:
   - Не можем мы привлечь на нашу сторону прессу?
   - Я уже пытался. Всепланетным информационным структурам наши проблемы  до
лампочки, а те, кто хотел бы что-то сделать, составляют  лишь  два  процента
населения. Которые и так на нашей стороне.
   - Ты сделал не все, что мог, - упрекнула она куратора.
   - Ты несправедлива, Эстер. Тебя заботит судьба твоего отдела, я же борюсь
за выживание всего музея.
   - Извини. - Голос ее смягчился. - Я знаю, ты старался. Но этого оказалось
недостаточно.  Надо  что-то  придумать.  Мы   не   вправе   позволить   этим
эгоистичным, невежественным,  аморальным  политикам  разбазарить  коллекцию,
которая собиралась полторы тысячи лет!
   - Тут мы бессильны. - Он беспомощно развел руками.
   - Всегда можно найти выход.
   - Я не могу одобрить действия, которые нанесут урон музею.
   Она долго смотрела на него.
   - Ты хороший человек,  Джошуа,  но  уж  больно  наивный.  Неужели  ты  не
понимаешь, что одним отделом дело не кончится? Покончив с ним, они  примутся
за остальные. Одни только драгоценные камни стоят многие миллионы шиллингов.
И как долго ты удержишь их после того, как они распродадут ракушки и  чучела
львов?
   - Они заверили меня...
   Эстер пренебрежительно фыркнула.
   - После того как они разбазарят отдел животного  мира,  их  заверения  не
будут стоить и выеденного яйца.
   - Возможно, ты права. Поэтому я и подал прошение об отставке.  Я  слишком
много вложил в этот музей, чтобы смотреть, как его растаскивают по частям. -
Он посмотрел на Эстер. - А ты не хочешь подать в отставку?
   Она покачала головой.
   - Мы не можем удрать в кусты. Кто-то должен  с  ними  бороться.  Их  надо
остановить, Джошуа.
   - Они - правительство. Их не остановишь, - вздохнул куратор.
   - Я попытаюсь. - Она гордо вскинула голову.

***

   Совет директоров музея, многие из которых занимали важные государственные
посты, отказался принять отставку Джошуа Киджано, настояв,  что  тот  должен
отработать оговоренный контрактом срок и проследить за распродажей коллекций
отдела животного мира. Он оспорил их решение  в  суде,  проиграл  дело  и  с
неохотой согласился доработать оставшиеся четырнадцать месяцев.
   Коллекция бабочек стала  первой  ласточкой.  Тут  Эстер  Камау  оказалась
бессильна на соглашении уже стояли подписи высоких договаривающихся сторон.
   Но за остальные экспонаты она сражалась отчаянно, в надежде на  улучшение
экономической ситуации.
   Музей на Биндере Х захотел приобрести  коллекцию  животных  саванны.  Она
связалась со своим коллегой на Биндере, объяснила ситуацию и спасла  буйвола
и хищников, пожертвовав антилопами и газелями.
   Университет на Сириусе V заинтересовался  окаменелостями,  найденными  на
озере Туркана. Она подделала инвентаризационную опись, сохранив девятнадцать
наилучших образцов, и отправила оставшиеся 236 лишь тогда, когда ее  прижали
к стенке.
   Коллекция  ракушек  в  восемнадцать  тысяч   экземпляров.   Ее   пожелали
приобрести  музеи  с  Гринвельдта  и  Роллукса  IV.  В   совете   директоров
Гринвельдтовского музея нашелся ее хороший знакомый. В итоге ракушки  отбыли
на Гринвельдт, но  двести  самых  редких,  по  договоренности  со  знакомым,
остались на Новой Кении.
   А потом Грегори  Руссо,  губернатор  Дедала  II,  наживший  состояние  на
продаже флоту боевых кораблей, большой поклонник охоты на Внутренних  мирах,
заявил, что хочет приобрести для своей частной коллекции  бивни  знаменитого
Слона Килиманджаро.
   Она выждала две недели, затем сообщила губернатору, что бивни не числятся
в списке экспонатов, выставленных музеем на продажу.
   Он ей не ответил, и Эстер решила, что вопрос закрыт, но месяц  спустя  ее
вызвали в кабинет Джошуа Киджано.
   Он подождал, пока она сядет, потом протянул ей личное письмо  губернатора
Руссо. Она прочитала письмо, вздохнула, положила на стол.
   -  Ты  сказала  губернатору  Руссо,  что  бивни  Слона  Килиманджаро   не
продаются?
   - Да, - кивнула Эстер.
   - У тебя есть список экспонатов, которые сняты с распродажи, Эстер. Бивни
в нем не значатся.
   - Это особый случай. Бивни  Слона  Килиманджаро  -  не  просто  охотничий
трофей, они представляют собой огромную историческую ценность.
   - Какую же?
   - В две тысячи пятьдесят седьмом году Нашей эры они едва не решили судьбу
избирательной кампании в Кении.
   - Правда? - удивился Джошуа Киджано. - Я об этом ничего не знаю.
   - Тогда позволь рекомендовать тебе некоторые исторические книги и  диски.
Бивни - самый важный экспонат нашего музея.
   - Я бы хотел прочитать эти книги.  Если  все  так,  как  ты  говоришь,  я
обращусь в правительство и постараюсь убедить их, что бивни надо  сохранить.
- Внезапно глаза его, только горевшие энтузиазмом, потухли.
   - В чем дело, Джошуа?
   - Они не согласятся. Губернатор Руссо предлагает за  бивни  триста  тысяч
кредиток. Больше двух миллионов новокенийских шиллингов!
   - Но я думала, речь идет о продаже наших коллекций другим  музеям,  чтобы
люди всегда могли на них посмотреть. Этот человек даже не кениец, Джошуа,  и
бивни нужны для его частной коллекции.
   - Правительство смотрит на все это иначе. Главное для них - триста  тысяч
кредиток, так что они ухватятся за его предложение.
   - За такие деньги мы можем продать ему одного из двух наших носорогов.
   - Не нужен ему носорог. Он хочет купить бивни. О чем и пишет.
   - Если ему нужны бивни, пусть утроит сумму, и мы продадим ему Ахмеда.  Но
бивни Слона Килиманджаро должны остаться здесь.
   - Ахмед из Марзабита - самый знаменитый слон в нашей истории, -  напомнил
Джошуа, - единственное животное, охраняемое специальным  указом  президента.
Не просто президента, а самого Mzee. Правительство уже согласилось  оставить
Ахмеда в музее.
   - Бивни Слона Килиманджаро гораздо важнее, - настаивала Эстер.
   - Но их нет в списке.
   - Плевать я хотела на этот список! - взорвалась  Эстер.  -  Я  -  куратор
отдела животного мира, и я  говорю,  что  эти  бивни  -  самый  значительный
экспонат музея.
   Он долго смотрел на нее, тяжело вздохнул.
   - Эстер, если я откажу ему, он прямиком направится в правительство. И там
его предложение примут. А мой отказ лишь отсрочит неизбежное.
   - Отсрочка нам не повредит. Что они могут тебе сделать, уволить?  Ты  уже
хотел уйти, но они не приняли твоей отставки.
   Он улыбнулся:
   - Ты права.  -  Улыбка  увяла.  -  Получив  мой  отказ,  он  обратится  в
правительство.  Все-таки  он  губернатор  целой   планеты.   У   него   есть
высокопоставленные друзья.
   - Я  знаю,  что  обратится.  Мы  с  тобой  не  армия,  Джошуа.  Силы  наш
ограниченны. Но мы должны хвататься за каждую соломинку.
   Три недели спустя представитель Руссо  обратился  к  правительству  Новой
Кении. Правительство получило деньги, представитель -  разрешение  на  вывоз
бивней, а Эстер Камау начала готовиться к последней битве.

***

   Через семнадцать дней  зажужжал  компьютер.  Эстер  Камау  оторвалась  от
бумаг.
   - Да?
   - Это Джошуа. Он здесь.
   - Кто?
   - Губернатор Руссо. - Киджано запнулся.  -  Если  для  тебя  это  слишком
болезненно, я сам отдам ему бивни.
   - Нет. - Она поднялась. - Встретимся у стенда с бивнями.
   Она прошла несколько длинных залов, мимо  пустых  выставочных  стендов  и
пьедесталов, свернула в маленькую комнату, где в  большом  стеклянном  шкафу
хранились два бивня.
   Несколько  минут  спустя  появился  Киджано  в  сопровождении   высокого,
загорелого, мускулистого мужчины средних лет с копной седых волос.
   За ними на почтительном расстоянии следовала четверка молодых людей.
   - Эстер, это Грегори Руссо, губернатор Дедала II.
   - Я знаю. - Протянутая  рука  губернатора  повисла  в  воздухе,  а  Эстер
пронзила его взглядом.
   - Что-то не так? - спросил Руссо.
   - Просто хочу  получше  рассмотреть  человека,  который  покупает  трофеи
другого охотника.
   - Я не просто охотник, - поправил ее Руссо. -  Я  и  коллекционер.  -  Он
помолчал. - Как я  понимаю,  вам  очень  не  хочется  продавать  эти  бивни.
Позвольте заверить вас, что теперь они будут находиться  под  охраной  самой
совершенной системы сигнализации.
   - В этом я не сомневаюсь. Как и в том, что никто не увидит их, кроме  вас
и ваших друзей.
   - Время от  времени  я  открываю  мое  загородное  поместье  для  широкой
публики.
   - Наш музей открыт каждый день.
   -  Но  ваших  посетителей  больше  заботит  национальный   долг,   а   не
национальные  сокровища,  -   улыбнулся   Руссо.   -   Поверьте   мне,   это
взаимовыгодное соглашение.
   - Я вам не верю, губернатор Руссо. Он хотел ей ответить, передумал, пожал
плечами, вопросительно посмотрел на Киджано.
   - Губернатор привел людей, которые переправят бивни  на  его  корабль,  -
сообщил ей Киджано.
   - Я все обдумала и решила, что не разрешу вам  этого  сделат