ался,  опасаясь  бурной  реакции  на
подобное оскорбление.
     - Все верно. Мы теплокровные, млекопитающие,  -  спокойно  подтвердил
землянин. - Развившиеся путем естественной эволюции, если  вы  это  хотите
знать.
     - А скажите пожалуйста... - осторожно вмешался Хиошш, - есть на вашей
планете рептилии?
     - Есть, конечно.
     - И на каком уровне развития они находятся?
     - На самом низком. Это довольно примитивные животные. Но  почему  вас
это так интересует?
     - Нет, ничего... одна научная теория, популярная у нас на родине...
     Контактеры растерянно переглядывались.
     - Мы просим нас извинить, - выразил общее мнение Шиэр. -  Нам  прежде
не приходилось встречаться с культурами, подобными вашей. Разумеется,  это
никак не отразится на взаимоотношениях между нашими цивилизациями. Мы рады
будем приветствовать в вашем лице новых членов Лиги... Но нам хотелось  бы
получить дополнительные сведения по истории вашей планеты.


     Посланцы Лиги сидели в отсеке собраний  звездолета.  Вид  у  них  был
мрачный.
     - Но этого не может быть! - беспомощно воскликнул Хиошш.
     - Тем не менее это факт, - отрезал  командор.  -  А  с  фактами  надо
считаться.
     -  Но  ведь  законы  эволюции  универсальны!   Рептилии   -   вершина
естественной  эволюции,  а  теплокровные  -   тупиковая   ветвь.   История
семидесяти двух миров подтверждает это, не говоря уже  о  простой  логике.
Что хорошего  может  получиться  из  теплокровных?!  Всю  свою  жизнь  они
вынуждены тратить уйму энергии на поддержание постоянной температуры тела.
Отклонение от этой температуры на  десятые  доли  градуса  вызывает  общий
дискомфорт, а несколько градусов приводят к смерти - там, где у  нас  лишь
незначительно изменяется уровень активности. Конечно, благодаря шерсти они
могут  длительное  время  активно  функционировать  на  холоде  -   именно
благодаря этому многие цивилизации производят теплокровных биороботов.  Но
ведь  именно  борьба  с  холодом  является  одним  из  основных  стимулов,
побуждающих рептилий эволюционировать в сторону разума,  в  то  время  как
теплокровные всегда остаются животными! Далее, местные  жители  не  просто
теплокровные - они млекопитающие. Это означает, что их самки, вместо  того
чтобы  просто  отложить  яйца,  месяцами   вынашивают   детенышей   внутри
собственного тела. Это огромная нагрузка на организм; самка в этот  период
фактически  выключена  из  нормальной   жизнедеятельности!   Более   того,
поскольку самка в период вынашивания не способна вести полноценную  жизнь,
о ней должен заботиться самец - получается,  что  и  он  тоже  оказывается
оторван от нормальной жизни. Ну скажите, можно ли себе  представить  более
нелепый способ воспроизводства? Удивительно, что они вообще не вымерли!
     - Не только не вымерли, но и создали цивилизацию, - заметил Куаш К Ф,
один из биологов. - Выходит, Зиакс был прав.
     - Кто это? - равнодушно поинтересовался командор.
     - Доктор Зиакс Ш С в свое время выдвинул гипотезу, по  которой,  если
бы на какой-то  планете  не  было  рептилий,  их  место  могли  бы  занять
теплокровные.
     - Эту гипотезу мало кто принял всерьез, - раздраженно сказал  старший
биолог. - История семидесяти двух планет...
     - Да, история семидесяти двух планет сбила нас с  толку,  -  произнес
Ксиаз. - Когда-то  давно,  до  установления  контакта  с  другими  мирами,
большинство цивилизаций готово было к тому, что в космосе можно  встретить
формы жизни, совершенно отличные от нашей. Не только не  рептилоидные,  но
даже не органические. Но чем больше миров объединялось в Лигу, тем  крепче
становилась наша уверенность, что есть лишь одна форма обитаемых планет  -
водно-кислородные, и  лишь  одна  форма  разумной  жизни  -  рептилии.  Мы
привыкли,  что  все  различия  между  Разумными  -  это   различия   между
рептилоидными расами. Со временем это превратилось в аксиому...
     - И теперь нам придется принять их в Лигу! - воскликнул Саэкк.
     - Да, разумеется,  -  жестко  произнес  Шиэр.  ("Ксенофобия  -  самый
страшный  грех...")  -  Членом  Лиги  может   быть   всякая   цивилизация,
самостоятельно развившая  гиперсвязь  и  приведшая  законодательства  всех
своих легитимных сообществ в соответствие с Пактом о  Правах  Разумных,  -
процитировал он Устав Лиги. - Земляне отвечают этим  требованиям,  не  так
ли?
     - И они будут заседать в Высоком Совете... Разум Вселенной, сидеть за
одним столом с крысами!
     - Они не крысы! - крикнул командор ("Ксенофобия - самый страшный...")
- С тем же успехом они могут назвать нас  ящерицами.  Да,  мы  привыкли  к
тому,   что   теплокровные   могут   быть   только   низшими    животными,
отвратительными низшими животными. На нормальных планетах их  развитие  не
идет дальше крыс. Но здесь они создали цивилизацию. Такую же  цивилизацию,
как наши.
     - Все-таки не понимаю,  как  это  у  них  получилось,  -  пробормотал
старший биолог. - Законы эволюции едины для всей Вселенной...
     В этот момент центральный компьютер подал сигнал, показывая,  что  он
закончил обрабатывать информацию о прошлом планеты, переданную  землянами.
Куаш поспешно защелкал клавишами.
     - Да, законы едины, - сказал он. - На этой планете все тоже шло,  как
положено. Здесь появились гигантские ящеры, а затем  и  ящеры  нормального
размера, предки разумных существ. Но тут произошла  катастрофа,  повлекшая
массовую гибель крупных рептилий. А крысы выжили...
     - Что это было? - спросил командор без особого интереса.
     - Они считают, столкновение с астероидом...
     - Да, конечно, нам нелегко пересматривать свои взгляды, - подал голос
старший  этнолог,  -  но  вообразите,  каково  приходится  им!  Ведь   они
воображали, что Вселенная заселена такими, как они, а крупные  рептилии  -
тупиковая ветвь эволюции...
     - Но где же логика? - удивился Круас. - Они же знали, что история  их
мира изменилась в их  пользу  из-за  космической  катастрофы,  вероятность
которой исчезающе мала!
     - Логика!  -  долго  сдерживаемое  раздражение  прорвалось,  наконец,
наружу, и Шиэр брезгливо прикрыл пленкой глаза. - Какая, к  черту,  логика
может быть у теплокровных?!





                           БОЛЕЗНЬ КАРЕЛА НОВАКА




     Первый раз это случилось с Новаком вечером, когда  он  возвращался  с
работы. Он прошел через сквер, спустился в метро  и  встал  на  эскалатор.
Эскалатор плавно понес его вниз.  Навстречу  проплывали  матовые  плафоны.
Вдруг Новаком овладело странное  ощущение.  Как  будто  все  вокруг  стало
нереально, словно на грани между сном  и  пробуждением.  У  Новака  слегка
закружилась голова. Он схватился за перила и зажмурился, пытаясь  отогнать
неприятное состояние. Когда же он открыл глаза, все вокруг изменилось.
     Бесконечная узкая стальная  лента  эскалатора  с  лязгом  и  грохотом
низвергалась в наклонный бетонный туннель. На ступенях  не  было  никакого
покрытия - это были проклепанные стальные площадки, плохо скрепленные друг
с другом и постоянно дергающиеся. Скорость движения значительно  превышала
скорость эскалатора метро, и  в  лицо  дул  сырой  и  холодный  ветер.  Из
забранных железными решетками грязных плафонов на потолке лился тусклый  и
неровный свет. Но что более всего поразило  Новака  -  через  определенные
промежутки по бокам  туннеля  висели  вмурованные  в  его  стены  стальные
клетки, в которых неподвижно стояли  солдаты  с  автоматами.  В  следующий
момент зловещий туннель поплыл у  Новака  перед  глазами,  и  он  сошел  с
совершенно нормального эскалатора на платформу станции. Некоторое время он
растерянно оглядывался, но видение растаяло без  следа.  Карел  испугался.
Насколько он знал, в роду его не было сумасшедших, да и сам он никогда  не
сомневался в собственном рассудке. И тем не менее он явно видел  то,  чего
не было. "Нет ничего хуже, чем потерять разум, - думал он, сидя  в  вагоне
метро. - Но ведь сейчас я совершенно здоров. Я  трезво  рассуждаю,  и  мне
ничего не мерещится. Впрочем, может быть, все так и начинается? Что я знаю
о шизофрении?  Кажется,  галлюцинации  бывают  именно  при  шизофрении..."
Однако вскоре мысли его приняли более спокойный ход. Он убедил себя в том,
что просто заснул, стоя на эскалаторе - в последнее время  он  очень  мало
спал, так как с головой ушел в работу - и тут же проснулся. Он  знал,  что
такие случаи бывают от усталости.  Придя  домой,  он,  чтобы  окончательно
успокоится, достал из кейса бумаги  и  занялся  возникшей  несколько  дней
назад проблемой. Решение пришло  быстро,  красивое  и  эффективное.  Новак
повеселел. Сомневаться в собственном уме не было никаких оснований.  "Надо
больше отдыхать", - сказал он себе и последующие несколько  дней  следовал
этому правилу. Ничего необычного не случалось.  Но  вот  однажды,  стоя  в
институтском буфете со своим приятелем Бронски, Новак  вдруг  почувствовал
приближение знакомого ощущения. В следующий момент  светлое  и  просторное
помещение институтского буфета превратилось  в  мрачную  бетонную  пещеру,
освещенную горящими вполнакала ртутными лампами.  Вместо  ароматов  еды  в
воздухе  стоял  запах  дезинфекции.  Бронски,  только  что  рассказывавший
какую-то историю, замер  с  полуоткрытым  ртом,  должно  быть,  пораженный
переменой в лице Карела. Тот, в свою очередь, был поражен переменой в лице
своего приятеля. Это лицо постарело  сразу  лет  на  двадцать.  Оно  стало
землисто-серым, с мешками под  глазами.  На  голове  у  Бронски  почти  не
осталось волос. Его элегантный костюм  превратился  в  бесформенный  серый
комбинезон с нашитым на груди номером ЕА3916.
     - Да что с тобой, Карел? - воскликнул Бронски, и Новак  очнулся.  Все
вернулось на свои места.
     - Н-ничего, - ответил Новак. - Мне  показалось,  что  я  не  выключил
генератор, а потом я вспомнил, что обесточил весь стенд.
     - У тебя был такой вид, словно ты  увидел  привидение,  -  усмехнулся
Бронски. Они взяли обед и сели за столик. Новак огляделся. В  буфете  было
мало народу, и никто не мог их услышать.
     - Слушай, Филипп, - спросил он приглушенным голосом, -  тебе  никогда
не приходилось видеть то, чего нет?
     - Приходилось, - ответил Бронски, - и приходится каждую ночь.
     - Нет, я не имею в виду сны. С тобой  не  случалось,  что  ты  видишь
нечто не существующее в реальности, оставаясь при этом  в  здравом  уме  и
твердой памяти?
     - Ты хочешь сказать, что сейчас с тобой произошло что-то подобное?
     - Ну видишь ли... в некотором роде...
     - Обратись к врачу, - сухо сказал Бронски, непроизвольно отодвигаясь.
     "Ну конечно, - подумал Новак, - сумасшедшие вызывают  брезгливость  и
опасение."
     - Да нет же, ты меня не  так  понял,  -  заторопился  он,  -  это  не
галлюцинация. Я не увидел ничего совершенно отвлеченного, вроде черта  или
белых мышей. Просто реальность как бы изменилась. Кстати, тебе  ничего  не
говорит шифр ЕА3916?
     - Ничего. Какое-то шестнадцатиричное число?
     - Возможно.
     -  Слушай,  ты  мне  положительно  не  нравишься.  Я  тебе   серьезно
рекомендую обратиться к врачу.
     - Да нет же, это все  ерунда.  Разве  я  похож  на  психа?  Просто  я
несколько часов работал в лаборатории с эфирами, вот и нанюхался.
     - Да ты, оказывается, токсикоман!
     Разговор удалось замять, но ощущение  сосущей  тоски  осталось.  Весь
остаток дня Новак был невнимателен  и  чуть  было  не  сжег  дорогостоящий
усилитель. "Пора проситься в отпуск", - подумал он.  Однако  начальник  не
отпустил его, сославшись на большое количество работы. Настаивать Новак не
стал, так как не мог открыть истинную причину.
     Следующий приступ случился с ним через два дня. Начался он  в  лифте.
Взглянув в щель между дверями, Новак понял, что едет  не  вверх,  а  вниз.
Больше вокруг ничего не изменилось, и, за неимением  других  объектов,  он
принялся осматривать  себя.  Новак  обнаружил,  что  облачен  в  такой  же
комбинезон, какой ему привиделся на Бронски, только номер его ЕС2141.  Тут
лифт остановился, и Новак вышел в коридор. Над головой  у  него  оказались
две толстые трубы, вероятно, для подвода газа,  а  прямо  перед  собой  он
увидел  тяжелую  металлическую  дверь  с   мощным   вентилем,   словно   в
каком-нибудь банке. У двери стоял солдат с автоматом и внимательно смотрел
на Новака. Карел испугался и хотел сделать  шаг  назад,  но  тут  странная
картина растворилась, и он спокойно вошел в лабораторию.
     В тот же день Новак пошел к врачу.
     Врач, полный лысеющий добродушный человек,  выслушал  его  с  большим
вниманием, а потом заговорил ободряюще:
     - Вам не стоит волноваться. Конечно, это весьма неприятный симптом, и
вам следует обратить внимание на свое здоровье. Но, уверяю вас, здесь  нет
ничего неизлечимого. Такие случаи бывают...
     Он еще чего-то говорил, но Карел не слушал, потому что мир перед  его
глазами вновь преобразился. Уютный кабинет  доктора  с  цветами  на  окнах
превратился в бетонную камеру без окон, освещенную,  как  и  в  предыдущих
случаях,  тусклым  мигающим  светом.  На  потолке  темнело  сырое   пятно.
Единственным источником света служила лампочка без плафона или  абажура  -
просто электрическая лампа, свисающая с потомка на двух проводах. На стене
висел репродуктор, из которого доносились хрипы и шипение. Доктор  утратил
свое добродушное выражение, зато приобрел темную униформу. Но больше всего
удивило Новака то, что рядом с доктором появился еще один человек. Высокий
и худой, в грязном белом халате, из-под которого виднелись заправленные  в
сапоги брюки, он стоял под лампой, набирая какую-то жидкость  в  шприц.  В
этот момент треск в  репродукторе  обрел  некоторую  членораздельность,  и
доктор умолк, прислушиваясь.
     - Последнее информационное сообщение... Противником нанесен  ракетный
удар по секторам 12С, 14А и 10Е. По данным сейсмодатчиков, нанесен еще ряд
ударов северо-восточнее...  Полностью  утрачена  связь...  Заводы  третьей
линии, вероятно, полностью разрушены... В то же время... данные  уцелевших
космических  систем...  нами  нанесен  массированный  ракетный   удар   по
стратегическим пунктам противника. Есть вероятность...  утрачена  связь  с
Генеральным штабом... Предположительные потери противника...  миллионов...
системы   жизнеобеспечения...   разработка   новых   видов...   недостаток
воздуха... нашими инженерами... победного конца...
     Все потонуло в треске помех.
     - Что скажете? - спросил врач длинного.
     - Вы знаете, - пожал плечами тот. - Я предпочитаю ликвидировать.
     - Легко сказать, - скривился врач. - Новак ценный специалист.  Мы  не
можем бросаться индексами ЕС.
     - Но это же почти необратимо. Может кончится полной ремиссией.
     - Вот тогда и ликвидируем, - врач взглянул на Новака и переменился  в
лице. - Колите! Колите сейчас же!
     Длинный бросился на Новака, ухватил его за подбородок и  вонзил  иглу
ему в шею. В то же мгновение длинный исчез, бетонный бокс стал  кабинетом,
а доктор расплылся в улыбке.
     - Вы просто заработались. Нельзя так перегружать организм.  Отдохните
дома недельку, попейте таблетки, я выпишу вам  рецепт.  И  вот  вам  сразу
пилюли: если вдруг у вас  это  повторится,  сразу  глотайте  одну.  Только
обязательно сразу, вы меня поняли?
     С ощущением тоски и ужаса Новак вышел на улицу. Стоял чудесный летный
день, в листве пели птицы, но Карел не мог забыть сцены  в  кабинете.  Это
было  слишком  естественно,  слишком  реально,  чтобы   быть   результатом
переутомления. Новак задумался. Он вспомнил,  что  проходил  в  школе,  на
уроках истории. По мере развития общества изощрялись и методы  пропаганды.
Пропаганда  захватывала  все  больше  каналов   информации,   все   теснее
переплеталась с реальностью. В то же время солдат  перед  боем  накачивали
алкоголем, а потом и все более сложными наркотиками. Если  проследить  обе
эти линии до логического  конца...  В  школе  их  учили,  что  эпоха  войн
закончилась тогда, когда оружия стало слишком много, так что размер потерь
не могла оправдать никакая прибыль от победы. С тех пор на Земле царит мир
и благоденствие.  Но  ведь  это  чушь.  Во-первых,  вместе  со  средствами
уничтожения  развивались  и  средства  защиты.  Во-вторых,  когда   оружия
становится слишком много, чересчур возрастает вероятность, что оно попадет
в руки маньяка или произойдет сбой автоматики. А война подобного рода, раз
начавшись,  остановиться  может   только   с   исчезновением   одного   из
противников. Или обоих. Но у уцелевших, загнанных в бетонные норы  убежищ,
терпящих постоянные лишения людей теряется воля не только к победе, но и к
самой жизни. Есть  только  один  способ  продолжать  войну:  убедить  этих
несчастных, что никакой войны нет,  ад  -  это  рай,  и  жизнь  прекрасна.
Средства современной науки позволяют это сделать.
     Новак,  занятый  своими  мыслями,  и  не  заметил,  что   все   опять
изменилось. Исчезло синее небо, деревья и птицы. Новак  шел  по  бетонному
туннелю. По потолку змеились провода, удерживаемые железными  скобами.  По
стенам кое-где стекала вода, от нее исходил тухлый запах. Мерцали лампы  в
грязных плафонах. Где-то ровно гудели какие-то машины.
     Новак  остановился  и  огляделся.  Теперь  он  знал,   что   это   не
галлюцинация.   Надо   бороться,   подумал   он.    Раз    мое    сознание
восстанавливается, можно восстановить и сознание других. Тогда,  возможно,
удастся положить конец войне. Он достал из кармана пузырек  с  пилюлями  и
швырнул в сторону.
     И тут же понял, что делать этого не следовало.
     К нему быстро подходил солдат с автоматом, очевидно, следивший за ним
все это время. Разговор о ликвидации молнией пронесся в мозгу  Новака.  Он
понял, что выдал себя, и  что  теперешнее  его  состояние  и  есть  полная
ремиссия. Новак бросился бежать.
     Воздух раскололи выстрелы.


     "Вчера в городском парке был найден мертвым наш коллега Карел  Новак.
Смерть наступила  от  сердечного  приступа.  Дирекция  Института  выражает
соболезнование родным и близким покойного."





                             КАМЕРА СМЕРТНИКОВ




     Это была одна из тех сумбурных вечеринок, когда малознакомые и  вовсе
незнакомые люди собираются вместе, чтобы выпить, потанцевать  и  поболтать
ни о чем. Все эти вечеринки похожи друг на  друга,  и  вряд  ли  вы  потом
сможете отличить одну от другой - разве что на следующее утро обнаружите у
себя в постели незнакомую женщину или  не  обнаружите  у  себя  в  кармане
бумажник. Ближе к концу пестрая компания гостей разбивается на  парочки  и
группы, разбредающиеся по всему дому. Закон образования этих групп вряд ли
поддается логическому анализу. В той, где оказался в тот вечер я, были еще
Кристофер Чек, Энн Купер, долговязый  парень  по  имени  Боб  и  еще  один
человек, совершенно мне не известный.  Ему  было  лет  тридцать  пять  или
сорок, он носил темный пиджак и очки в старомодной оправе. Весь облик  его
и  манера  держаться  делали  невозможной  обычную  в  подобных  компаниях
фамильярность; окружающие называли его "мистер Гэлбрайт". Не знаю, кто его
привел; с того вечера я больше его не видел и не слышал о нем от знакомых.
     Мы сидели и болтали  о  том,  о  сем;  Боб  некоторое  время  пытался
флиртовать с Энн, но был недостаточно трезв для этого  занятия  и  вскоре,
откинувшись на диван, мирно задремал. Наша беседа, перескакивая  с  одного
на другое, коснулась  летающих  тарелок;  завязалась  дискуссия  по  этому
вопросу  между  романтически  настроенной   Энн,   вообще   интересующейся
паранормальными явлениями, и прагматиком Кристофером,  твердо  убежденным,
что  все  это  шарлатанство.  Я  старался  служить  неподкупной  Истине  и
периодически  отмечал  несостоятельность  доводов  то  одной,  то   другой
стороны. Мистер Гэлбрайт прислушивался к дискуссии, но не вступал  в  нее.
Вообще он был здесь че