вят,  и вылезет труба где-нибудь у этих...
как их?..
     - Американцев? - со смехом спросил Рустамов, заражаясь веселостью
мастера.
     - Да нет... антиподов... вот у кого!
     - Ну,  это то же самое,  - снова рассмеялся парторг.  - У них все
вверх ногами.  Ты,  Опанасенко,  конечно,  знаешь,  что наши  инженеры
разработали  способ наклонного бурения.  Мы им обычно пользуемся в тех
случаях,  когда нужно достать нефть в  местах,  где  нельзя  поставить
вышку.  Улица  хорошая  в городе,  дом замечательный стоит - зачем его
ломать?  Скажи,  пожалуйста?  Пусть издалека подойдет  к  этому  месту
наклонная  труба...  А  вот  эти  "антиподы",  то  есть  я  говорю  об
американских   дельцах,   используют   советское    изобретение    для
обыкновенной кражи средь белого дня,  или,  попросту,  для выкачивания
нефти под участком своего соседа.  Что  ж  с  ними  поделаешь?  У  нас
говорят в народе: "Ишаку нравится, как он ревет". Такова их совесть!
     - Ну и жулики! - не удержался Опанасенко. - Тащат почем зря!
     - Так вот,  дорогие,  вернемся к делу, - перешел на серьезный тон
Рустамов.  - Почему мы решили просить именно вас? Конечно, мы могли бы
найти  мастеров  и на других промыслах,  но у вас опыт инженеров.  Где
таких найдешь? Хоть и обещали подобрать, но... - Он улыбнулся в усы. -
У  нас  такая пословица есть:  "Кто надеется на соседа,  тот уснет без
ужина".
     - Обязательно! - весело крикнул Опанасенко.
     Мастера дружно рассмеялись.
     - Значит,  с  нашим  инженером  мы  уже  не будем работать?  - не
сдерживая своего недовольства, спросил Григорян.
     Все взоры обратились к Гасанову. Он стоял в дверях и молчал.
     Подошла Мариам и тронула Гасанова за рукав:
     - Ибрагим Аббасович, я все промерила. Верхние подкосы...
     - Хорошо...  Потом  посмотрю.  Подождите,  -  нервно   отмахнулся
инженер и полез в карман за папиросами.
     Мариам резким движением откинула косу назад и скрылась за дверью.
     - Рустамов   знает,  с  кем  нам  теперь  работать,  -  вздохнув,
проговорил Керимов,  обращаясь к Григоряну.  -  Здесь  другая  бригада
будет. - Затем он спросил у парторга: - А меня, старика, возьмешь? Да?
     - Почему нет?  - искренне обрадовался Рустамов.  - Ты больше всех
нужен:  ты  сорок  лет  работаешь.  Кто лучше тебя знает,  как бурить!
Спасибо,  дорогой!  Всем спасибо. Я знал, что вы не откажетесь... И ты
прав,  Григорян!  Здесь тоже опытная установка,  останешься при ней за
старшего.
     Мастер встал и обиженно замахал руками:
     - Почему я останусь? Я же бурильщик.
     - Нет, дорогой, не проси! Мы с директором уже решили. Не один год
ты работал на эксплуатации, все знаешь.
     Григорян, ворча, отвернулся к окну.
     - Придут сюда совсем молодые  мастера.  Мы  поручим  эту  опытную
вышку  нашим  комсомольцам,  - продолжал Рустамов,  искоса наблюдая за
Гасановым.  - Им надо все рассказать,  научить их сегодняшней  технике
добычи нефти,  чтобы чувствовали они в этом свое будущее и чтобы росли
из наших ребят такие специалисты,  как Гасанов,  Васильев, как вы, мои
друзья!   На  вас  сейчас  мы  особенно  надеемся...  Итак,  товарищи,
послезавтра придется начинать новую работу.  Там дело очень срочное. А
пока торопитесь домой - отдыхать, переодеться, чтобы вечером выглядеть
настоящими именинниками.  Сегодня вам встречать гостей на празднике  в
институте!..
     Рустамов остался с Гасановым.
     Мариам с  чертежами  ждала Гасанова на мостике.  Уже отплывали от
решетчатого причала катера, лодки, глиссеры. Все гости возвращались на
берег,  а ее комсомольцы так и не приехали. Но сейчас не это волновало
Мариам:  она не могла понять,  как можно было  взять  у  Гасанова  его
верных помощников, всех лучших мастеров. И отец от него уходит! А ведь
еще столько работы впереди...  Мариам собиралась  предложить  Гасанову
испытать   новый   электробур   на  опытной  стометровой  конструкции.
Кое-какие усовершенствования в электробуре  сделаны  самой  Мариам.  А
когда-то  Гасанов  занимался  этим делом,  пока не придумал свои новые
подводные основания. Может быть, и не следовало ему строить их?
     Опустив голову,  она  бесцельно  смотрела  на  зеленую воду,  где
плавали ореховые скорлупки.
     Из окна   комнаты  отдыха  доносился  резкий,  напряженный  голос
Гасанова:
     - Нет,  Али, хоть ты мне и друг, но я этого не понимаю. Как можно
взять моих лучших людей  и  отдать  их  неизвестно  зачем,  неизвестно
кому?..  Ну да,  конечно, конечно... - заторопился он, видимо заметив,
что  Рустамов  хочет  возразить.  -  "Моя  душа  не  скатерть,   чтобы
расстилать  ее перед тобой",  - так говорится у нас в народе.  Но я не
могу иначе,  я прямо скажу, что у меня на душе! - горячился Гасанов. -
Васильев  приехал  по приказу министерства.  Неудобно не помогать ему.
Что там о тебе подумают?.. Все понимаю, Али.
     - Хорошо,  поговорим начистоту,  Ибрагим,  - со сдержанным гневом
сказал Рустамов.  - Только  не  обижайся...  Разговор  прямой.  -  Он,
видимо,  встал:  послышались его неторопливые шаги. - Мне очень больно
все это от тебя слышать!  Ты понимаешь,  очень хорошо  понимаешь,  как
важны опыты Васильева.  Можно ли думать только о своем!  Ты коммунист,
Ибрагим...  - Рустамов остановился,  шаги замолкли.  - В Васильеве  ты
видишь конкурента. Еще бы! Людей взяли для его работы... Но пойми, что
не в людях дело, найдем мастеров. Зачем строить стометровое основание,
если  после  опытов  Васильева оно окажется ненужным?..  Я знаю,  тебе
тяжело...  Нет-нет, не говори мне ничего! - остановил он Ибрагима. - Я
все  понимаю,  но  верю  в  коммуниста  Гасанова:  ему  тоже предстоит
выполнить опасное и трудное задание. Да, Ибрагим, это задание не менее
трудное, чем то, за которое взялись твои товарищи.
     - Ты знаешь,  я никогда не подводил тебя,  Али,  -  сухо  заметил
Гасанов.
     - Я это знаю,  поэтому и прошу тебя,  - сдерживая волнение,  тихо
сказал Рустамов.  - Мы долго обсуждали этот вопрос с директором, потом
решили...  Правда,  ради праздника сегодня об этом не стоило говорить,
но уж если зашла речь...
     - Говори, Али, я слушаю.
     - Тебе   придется   сейчас   приостановить   работу   по  монтажу
стометрового основания,  для того чтобы помогать Васильеву. Понимаешь?
Ему нужно переделать электробур, который ты хотел применить у себя.
     Наступило молчание.
     Волны с легким плеском разбивались о стальную решетку.
     Мариам только сейчас решилась подойти к окну, но Рустамов заметил
ее  еще раньше и,  предупредительно приложив палец к губам,  сделал ей
знак,  чтобы она несколько повременила с чертежами.  Он будто хотел ей
сказать:  "От Мариам у нас нет секретов,  но пойми,  дорогая: Гасанову
сейчас не до чертежей... Видишь, какие тут сложные обстоятельства".
     Стараясь не стучать каблуками по гулким доскам,  Мариам незаметно
скрылась.
     - Значит, решено, Ибрагим! - Парторг протянул руку инженеру.
     Гасанов слабо пожал  ее.  Он  еще  никак  не  мог  осознать  всей
сущности этого решения.
     - Кстати, я хотел тебя спросить... - Рустамов перевел разговор на
другую  тему.  -  Почему ты не бываешь на своей даче,  которую мы тебе
отстроили? Она тебе не нравится? Переезжай в Мардакяны.
     Гасанов его не слышал.
     В окно ворвался ветер и  зашевелил  на  столе  газетами.  Ибрагим
машинально  взял одну из них.  На первой странице был его портрет.  На
снимке инженер Гасанов улыбался.
     Стиснув зубы,  Ибрагим скомкал газету. Затем, как бы опомнившись,
осторожно расправил ее.
     - Когда начинать? - обратился он к Рустамову.
     - Через два дня.
     Инженер подошел к окну, смахнул в море засохшую кисть винограда и
сел на подоконник.
     Внизу под мостик бежали усталые волны. Вот одна из них, покрытая,
как бисером, блестящими пузырьками пены, докатилась до стальной трубы,
разделилась надвое и исчезла.
     На зеленой поверхности воды еще долго плясали веселые пузырьки...

                             Глава пятая
                      СНОВА ПОЯВЛЯЕТСЯ БЕЛЫЙ ШАР

     Закончился праздник на вышке.
     Последними в кабину глиссера сели Агаев и Рустамов. Там уже сидел
Гасанов. Он думал, что за все годы его работы в институте, пожалуй, не
было столь  тяжелого  дня,  как  сегодня,  когда  празднуется  "победа
инженера Гасанова". Так об этом напечатали в газете.
     Изобретатель равнодушно смотрел на решетчатый  переплет  стальных
труб,  темневший  в  зеленой  воде.  Несколько  часов  тому  назад его
радовало,  что эту конструкцию сделал он, Гасанов, хотя раньше ни один
человек не решался строить пятидесятиметровую башню на зыбучих морских
песках.  Но вот прилетела Саида... Как он ждал ее, как считал секунды,
как мучился все эти долгие месяцы без нее! "Кстати, - сказала она, - я
назначена в группу Васильева".  Отныне вся ее жизнь, все помыслы будут
рядом с ним,  Васильевым. О, как хорошо это знает Ибрагим!.. Саида всю
себя до конца отдает любимой работе.  Без нее нет жизни для Саиды... А
как мечтал Ибрагим о том,  что Саида поможет именно ему и станет рядом
с ним,  а не с чужим,  московским инженером,  который  своим  приездом
причинил Ибрагиму столько горя!..
     - Ну,  кажется,  все уехали,  - услышал Гасанов голос  директора.
Агаев  вытер вспотевший лоб и вытащил свою зеленую трубку.  - Студента
пригласили на сегодняшний вечер?  - спросил он Рустамова,  выколачивая
пепел о борт кабины.
     - Да-да,  конечно, - ответил парторг и подал знак, чтобы заводили
мотор.  -  Я  хотел  тебе сказать,  - продолжал он,  - что все мастера
согласились идти на  васильевские  работы.  Думаю,  здесь  мы  оставим
Григоряна - учить молодежь, если Ибрагим не будет возражать.
     - Весь  праздник  ему  испортил!  -  Агаев  улыбнулся,  попыхивая
трубкой. - Но ты знаешь, Ибрагим, у нас не было другого выхода.
     Гасанов устало  махнул  рукой  и  отвернулся  к  окну.   Директор
института   не   знал,  что  Рустамов  сообщил  инженеру  о  временном
прекращении монтажа  нового  основания,  и  приписывал  его  огорчения
только тому, что с вышки берут опытных мастеров.
     Зарокотал мотор.  Взметнулась водяная пыль.  Глиссер  помчался  к
берегу, оставляя за собой белую ленту пены.

x x x

     В кабине,  прилепившейся  у основания решетчатой башни,  Синицкий
рассматривал мраморные щиты с приборами автоматического управления.
     - Значит,  этот манометр контролирует... - продолжал студент свои
расспросы, обращаясь к дежурному мастеру, - контролирует...
     Он случайно поднял голову и увидел в окно удаляющийся глиссер.
     Синицкий выбежал  наружу.  Все  уже  уехали!   Неужели   он   так
задержался?..  На  островке,  кроме  дежурных,  никого не было.  Вдали
бледнела, рассеиваясь, поднятая глиссером водяная пыль.
     Синицкий возбужденно  зашагал  по дощатому настилу.  "Досадно!  -
подумал он. - Пока вызовешь лодку или глиссер, пройдет много времени".
     Гулко отдавались шаги: взад-вперед, взад-вперед...
     Из комнаты  отдыха  вышел  рабочий  и  удивленно   посмотрел   на
Синицкого.
     - Это, наверно, о вас спрашивали?
     - Наверно, - нехотя ответил Синицкий.
     Рабочий выжидательно замолчал.  Увидев, что Синицкий не старается
поддерживать  разговор,  он  отвернул  кран  водопроводного  шланга  и
осторожно,  чтобы не забрызгать гостя,  начал мыть настил, тщательно и
сосредоточенно, как палубу корабля.
     Синицкий взглянул на часы и с досадой нахлобучил шляпу,  чтобы уж
ничего не видеть.  "Как все неудачно получается!  В девять в институте
вечер. Разве можно опаздывать!"
     Он направился было к радиостанции,  чтобы вызвать берег. Вдруг до
его слуха донесся рокот мотора. Рокот постепенно приближался, заглушая
шипенье и плеск волн под настилом тонконогого островка.
     Синицкий забежал с другой стороны вышки.
     К мостику  двигалось  странное  сооружение.  Оно  было  похоже на
теплоход,  уменьшенный во много раз.  Но это оказалось  только  первым
впечатлением.  Мачты  с растянутыми между ними антеннами разных видов,
мигающие сигнальные лампы,  какой-то прожектор на треножнике,  большой
фанерный  щит с приборами напоминали необычную плавучую лабораторию...
По борту сияла выведенная золотом надпись: "Кутум".
     На палубе,  доставая  головами до проводов антенн,  стояли четыре
"научных работника".  Самому старшему из них на  вид  было  не  больше
семнадцати лет.
     Разрезая волны,  "теплоход" проплывал под мостиком...  У  правого
борта   стоял  юноша  -  серьезный,  полный  важности  и  собственного
достоинства.  Весь его костюм состоял из голубой майки,  закатанных до
колен  штанов  и  ремня  с  пряжкой,  надраенной до солнечного блеска.
Другие сотрудники "плавучей лаборатории" были одеты примерно  так  же.
Самому   высокому   из   них,   тощему,   сумрачному  парню,  пришлось
наклониться, когда "теплоход" проплывал под мостиком вышки. У одной из
мачт  стоял маленький радист с самодельной радиостанцией,  подвешенной
возле окна каюты.
     Синицкий с любопытством наклонился над перилами мостика.
     Основанием всего этого занятного сооружения была старая  парусная
лодка,  модернизированная ребятами по требованиям современной техники.
Все надстройки на ней были сделаны из просмоленной и крашеной  фанеры.
"Модель  плавучей  лаборатории  в  одну  сотую  натуральной величины",
подумал Синицкий, представляя себе чертеж с такой пометкой. Он подошел
к причалу. Его заинтересовали эти ребята.
     - Опоздали!  - разочарованно вздохнул высокий паренек. На темном,
загорелом  лице  его блестели белки глаз.  - Попадет нам от Мариам.  Я
тебе говорил,  Степунов, - он обратился к товарищу в белом парусиновом
костюме,  -  мотор  надо  было проверить перед испытаниями...  Али!  -
крикнул он в иллюминатор. - Сколько раз мы останавливались? Посмотри у
Степунова в журнале.
     - Восемнадцать, - послышалось из окошка.
     - А шли сколько времени? - Сейчас он обращался уже к Степунову.
     Тот взглянул на будильник,  висевший на внешней стенке  каюты,  и
деловито ответил:
     - Один час сорок семь минут.
     - Удивительная точность. Если бы так же четко твой мотор работал!
Из-за тебя ведь опоздали.  Видишь,  никого нет...  Пошли назад!  -  со
злостью скомандовал он. - Зря мы решили похвастаться своей посудиной.
     - Постойте, ребята! - крикнул Синицкий. - Что вы здесь делаете?
     Ребята только сейчас заметили его.
     - Да так, ничего. Лодку свою пробуем, - нехотя ответил старший. -
Самый полный назад! - со смехом крикнул он. - Домой!
     - Подождите, ребята! Вы сюда ехали?
     - А  как  же,  -  отозвался  самый маленький из ребят.  Он снял с
головы наушники,  выключил радиостанцию и огорченно добавил:  - Хотели
на праздник в своей лодке приехать, да вот опоздали...
     - И я опоздал, - с улыбкой заметил Синицкий, рассматривая ребят.
     - Тоже ничего не видали? - сочувственно спросил кто-то из ребят.
     - Да нет, хуже: я в институт к Гасанову опаздываю...
     - Это, значит, к нам! - обрадовался старший. - Садитесь, довезем.
Как говорится, на восьмой скорости!
     - На восьмой?
     - Ну да!  Только  что  испытывали,  -  с  сознанием  собственного
превосходства   пояснил   Степунов.  -  Максимальная  отдача  энергии,
форсированный режим - все это вещи обыкновенные.  Мотоциклетный мотор,
а вроде самолетного получился.  В общем,  не беспокойтесь! В институте
вы будете раньше всех.
     - Вот и чудесно!  - Синицкий ловко спрыгнул с настила и уселся на
борту. - А я уже хотел лодку вызывать.
     Прежде всего   он   показал  ребятам  свой  магнитофон.  Надо  же
отплатить им за любезность!
     Все по очереди поговорили в аппарат, и каждый из них услышал свой
голос. Игрушка им очень понравилась. Маленький Али, радиолюбитель, уже
выпросил у Синицкого схему прибора. Он обязательно такой сделает!
     - Но довольно,  пора  уже  ехать,  -  сказал  Степунов.  -  Гость
торопится.
     Оглушительный треск,  словно пулеметная очередь,  рассыпался  над
водой.  "Кутум"  резким броском вырвался вперед,  круто развернулся и,
как взмыленный конь, поскакал по волнам.
     Синицкий зажал уши и надвинул шляпу на самый лоб.
     Мотор, который переделали ребята,  выбросив глушитель и все,  что
можно  было  убрать,  для  того  чтобы получить максимальную мощность,
угрожающе ревел.  Разговаривать было  невозможно,  а  Синицкому  очень
хотелось   поподробнее   узнать   о   разных   делах  бригады  молодых
рационализаторов.  Об этом  ему  скромно  намекнули  ребята.  Все  они
работали  в  экспериментальном  цехе,  где  строились модели и опытные
конструкции.
     Молодые специалисты   из  ремесленников  ежедневно  наблюдали  за
бурной   творческой    жизнью    института.    Все    изобретения    и
усовершенствования  проходили через экспериментальный цех,  поэтому не
случайно,  что именно в нем  и  возникла  группа  рационализаторов  из
молодых рабочих.  Все,  кто работал в институте,  искренне любили свое
дело.  Буквально все - от  юного  слесаря  до  директора.  И  все  они
по-своему  были  изобретателями.  Каждый вносил в свой труд что-нибудь
новое.
     В экспериментальном  цехе  ребята занимались разными делами:  кто
был слесарем,  кто токарем,  монтажником,  намотчиком...  За последнее
время все они вместе работали над приборами автоматики.  Как-то совсем
незаметно эти ребята сдружились в тесный и,  по мнению  Мариам,  очень
способный коллектив.  Они решили на практике проверить интересующие их
вопросы форсированного режима моторов. В цехе об этом много говорили и
спорили.   Ребята   не   могли   оставаться   безучастными   к   столь
"животрепещущей проблеме".  Так родилась плавучая лаборатория "Кутум",
где пока испытывался реконструированный мотоциклетный мотор.
     У Рагима Мехтиева,  главного зачинщика и вдохновителя  всей  этой
затеи,  была  тайная  мысль  использовать  этот  мотор  для маленького
глиссера.  А глиссер,  в свою очередь,  ему был нужен для того,  чтобы
быстрее    добираться    до   самой   далекой   морской   буровой.   В
исследовательской работе института,  как  казалось  Рагиму,  это  было
очень важно.
     Ничего этого не знал московский изобретатель Синицкий,  а то бы у
него нашлись общие темы для разговора со своими "коллегами".
     Действительно "на восьмой  скорости"  мчался  "Кутум"  к  берегу!
Кожух мотора для охлаждения поливали водой. Рагим уже торжествовал. Но
в каких испытаниях не бывает неудач? Так произошло и на этот раз...
     Солнце незаметно скатилось за горизонт.  Над морем стемнело. Тень
лодки бесшумно скользила по воде.  Куда  исчез  торжествующий  рев  ее
мотора?
     Синицкий и старший из ребят,  Рагим, торопливо гребли к берегу. У
каждого из них было по одному веслу.
     Опустив весло, Синицкий вытер вспотевший лоб.
     - Еще далеко? - спросил он, переводя дыхание.
     Рагим смущенно молчал,  всей  тяжестью  своего  тела  налегая  на
весло.
     Степунов сосредоточенно копался в моторе.  Незадачливый  моторист
весь  измазался  маслом.  Черные  масляные полосы тянулись по лбу,  до
самого уха.  Он  часто  посматривал  на  стрелки  будильника  и  шумно
вздыхал.
     Али обнял мачту и, наклонившись над своим приемопередатчиком, уже
охрипшим голосом, монотонно бубнил в микрофон:
     - "Окунь",  "Окунь"...  Я "Рак", я "Рак"... Как меня слышишь? Даю
счет... Раз, два, три, четыре...
     А где же "Окунь"? Кого вызывает "Рак"?
     На том  месте,  откуда  еще днем отплывал "Кутум",  свернувшись в
комочек, лежал на песке мальчуган лет двенадцати. Он прижимал микрофон
ко рту и жалобно пищал:
     - Довольно,  Али!..  Хорошо слышно.  Ты  же  просил  меня  только
полчасика поговорить. Мне домой пора! Мама заругается...
     На берегу   дрожала   тонкая    тростинка    антенны    маленькой
радиостанции,  точно  так  же  как  и ее "оператор" дрожал от холода и
страха...
     - Рагим,  -  сдвинув на щеки наушники,  обратился радист к своему
товарищу,  - он опять  пр