СПАСЕНИЯ ВАСИЛЬЕВА.

     Только что  кончилось   совещание   в   кабинете   директора.   В
пепельницах  -  горы  окурков.  Голубой дым,  похожий на тонкую пряжу,
тянулся в окно.
     Агаев и парторг остались одни.
     - Понимаешь,  Джафар,  - как бы  продолжая  прерванный  разговор,
начал Рустамов,  - поднять васильевскую конструкцию очень трудно,  но,
как видишь,  можно!  А это получается  только  потому,  что  по  своей
натуре,  по  своему  воспитанию  каждый из наших людей в какой-то мере
изобретатель...  Для советского человека,  как иной раз  мне  кажется,
просто нет неразрешимых задач.
     - Сейчас я в этом убедился,  - согласился директор. - Однако танк
мы успеем поднять к вечеру,  но... найдем ли мы Васильева живым? Вот в
этом я не уверен.
     Рустамов поднял строгие глаза. В них таилось недовольство.
     - Что ты хочешь этим сказать? - спросил он. - Буквально несколько
минут назад профессор Гусейнов утверждал,  что для одного человека при
данной кубатуре воздуха хватит до завтрашнего утра...
     - Я не о том,  - нервно перебил его директор. - Воздуха хватит...
А мужества?  Ты об этом забыл?  Васильев,  так же как и  мы  с  тобой,
понимает,  чего  ему следует ожидать...  Так не лучше ли сразу открыть
все кингстоны.
     - Этого никогда не может быть!
     - Почему?
     - Он коммунист...
     Агаев молчаливо согласился и подошел к окну.
     - Люди у нас особенные, Джафар, - после недолгого молчания сказал
парторг.  - Вот и верим мы им,  как себе... А если попадаются негодяи,
то  приходится  к  ним присматриваться.  Уж не с той ли они стороны?..
Сегодня ко мне прибежал Нури и стал доказывать,  что "рыбаки", которых
задержали ночью пограничники,  люди не наши,  а чужие... И знаешь, чем
он это доказывал?  Говорит: не могут наши люди друг друга топить. А он
сам  видел,  как  "рыбак" на баркасе в отчаянии и злобе отрывал пальцы
своего товарища от руля.
     - Кстати, он что-то говорил о цилиндре с крюками?
     - Об этом спрашивали этих "героев".  Они отрицают,  причем будто,
бы  убедительно.  "Парню,  наверное,  со  страху осьминог почудился" -
именно так и сказал один из них...  - Рустамов  взглянул  на  часы.  -
Следователь не мог меня дальше задерживать.  Он,  конечно,  знал,  что
сейчас самое главное - успеть спасти Васильева... Но, понимаешь, какая
история... - Он подошел к двери и, приоткрыв ее, посмотрел в приемную.
-  Этого  "председателя  артели"  видели  на  площадке  лестницы,  где
находится квартира Васильева... Странное совпадение!
     Громкий стук в дверь заставил Рустамова обернуться.
     - Войдите! - сказал директор.
     Кто-то застучал еще сильнее.
     Рустамов быстро  подошел  к  двери,  распахнул  ее и столкнулся с
Мариам.  Она не могла перевести  дух  от  волнения  и  дрожащей  рукой
протягивала парторгу тетрадь.
     - Салам,  Керимова!  -  приподнявшись  в  кресле,   приветствовал
девушку директор, с удивлением смотря на ее запыленное и мятое платье.
- Что там случилось? Рассказывай!
     Поминутно оборачиваясь к двери,  откуда выглядывали головы ребят,
Мариам сбивчиво и взволнованно рассказала о том,  как они  нашли  шар,
нашли  дневник и - уже совершенно ненужное - как они вчетвером мчались
на ее машине, стараясь поскорее добраться до города.
     - Довольно, Мариам! Все ясно... Надо немедленно искать, - перебил
ее путаную речь Рустамов  и  протянул  Агаеву  тетрадь,  раскрытую  на
последней странице.
     Директор вытер голову платком и медленно прочитал вслух:
     - "Всем,  кто найдет этот шар.  Срочно сообщите:  Баку,  Институт
нефти,  Агаеву.  Следите за второй цистерной - она без света,  пытаюсь
спастись. Тетрадь перешлите по тому же адресу. А Васильев".
     - Несомненно,  вторая  цистерна  вылетела,  -  убежденно   сказал
Рустамов,  как  бы  отвечая на немой вопрос директора.  - Если она без
света, то ее очень трудно найти...
     - Непонятно...  Совсем  непонятно...  -  удивленно говорил Агаев,
перелистывая страницы дневника.
     Из тетради   выпал   розовато-коричневый  листок.  Мариам  быстро
подняла его и передала директору.
     - Еще  одна  загадка,  - уже недовольно заметил он.  - Это что-то
вроде записи на строчечном магнитофоне.  Проверим на всякий  случай...
Али, скорее звони командиру авиачасти! Поиски начнем немедленно.
     Он подошел к  стоящему  в  углу  столику  с  магнитофоном,  долго
возился  с  ним  и  наконец закрепил под головкой звукоснимателя очень
маленький целлофановый листок, найденный в тетради.
     Послышалось шипенье, и вдруг все узнали голос Синицкого:
     "Прошу сообщить  в  Геологоразведочный  институт,   что   студент
Синицкий   несколько   задерживается...   по   не  зависящим  от  него
обстоятельствам..."
     - Надо торопиться!  А я тебе что говорил, Али? Не мог этот парень
утонуть!  - Агаев суетился.  Нажимая кнопку  звонка,  он  одновременно
смотрел на часы. - Значит, они оба живы. Ты понимаешь, Али, и Синицкий
тоже!..  Но как же он остался в подводном доме?..  Нури утверждал, что
сам отправил цистерну с Синицким.  Нет уж,  мы не можем его второй раз
потерять...
     Агаев говорил  все это радостно и возбужденно.  Мариам никогда не
видела его таким словоохотливым.
     - Погоди,  Джафар,  -  остановил его парторг,  записывая что-то в
блокнот.  - Давай по порядку.  Подготовка к подъему уже идет... Сейчас
найдут  командира  авиачасти.  Я  уже звонил.  Но для поисков цистерны
этого мало.  Нужны десятки самолетов,  катеров,  глиссеров...  Помогут
аэроклуб, яхтклуб, мореходное училище...
     - Разрешите и нам?  - неожиданно для всех проговорил Рагим.  - Мы
проверим прибрежную зону до самого Сумгаита.
     Никто не замечал ребят,  которые все время стояли у двери, видимо
ожидая, что у них будут спрашивать, где и как они нашли шар.
     - У нас есть своя лодка,  - добавил  Степунов,  вытягивая  голову
из-за спины Рагима.
     - Побыстрее  любого  катера!  -   не   удержавшись,   прихвастнул
маленький Мамедов. - Электроглиссер!
     Парторг снисходительно улыбнулся:
     - Как же, слыхали! Испытания форсированных режимов.
     - Откуда? - обеспокоено спросил Рагим. - Мы же никому ничего...
     - Так  уж  и  никому?..  Как у нас часто говорят:  "Узнала тетя -
узнал весь свет"...  Ну ладно,  молодцы,  потом...  Спасибо,  что  шар
притащили.
     - А второй мы будем  каждый  день  искать,  -  решительно  заявил
Степунов. - Конечно, после работы, - поправился он, искоса взглянув на
директора, который нервно стучал по рычагу телефона. - Рыбаки нашли, и
мы попробуем. Только вот аккумуляторов не хватает... Нам бы...
     Он не  договорил:  Рагим  предостерег  товарища   от   неуместной
просьбы, больно ущипнув его за локоть.
     - Ай,  балам!1 - воскликнул  парторг.  -  Удивительные  ребята...
Аккумуляторы,   наверное,   директор   вам   даст.   Как  не  помогать
изобретателям! Ну, а вот шар постараемся разыскать сами...
     1 Балам - по-азербайджански "дитя".
     Мариам сурово взглянула на юных техников и вместе с ними вышла из
кабинета.
     Рустамов проводил их до двери.  Директора только  что  вызвали  к
телефону.  Он  говорил  необычно  взволнованно  и  вместе с тем не мог
скрыть от парторга радостного блеска глаз.
     - Да-да,  очень трудно,  - говорил директор. - Но у нас есть одно
коллективное предложение.  Будем пробовать...  Уверен ли в  успехе?  Я
должен  быть уверен!  Времени осталось мало...  Да,  уже приступили...
Ваша помощь?  Очень благодарю.  Вечером подробно доложу...  - Директор
заторопился,  испугавшись,  что разговор может окончиться, а он еще не
сказал самого главного.  - Одну минуту!..  Только сейчас  мы  получили
известие о Васильеве.  Он... Нет-нет, это неизвестно. Возможно, жив...
Записка в цистерне...  Мы решили...  - Он прислушался и переспросил: -
Приехать немедленно? Прямо в ЦК?.. Есть!
     Агаев быстро надел фуражку:
     - Ты знаешь, кто мне звонил?
     Парторг утвердительно кивнул головой.
     - Значит...
     - Значит,  - перебил  его  Рустамов,  -  все  будет  сделано  для
спасения Васильева.

x x x

     На плавучем острове Гасанова уже давно начались работы по подъему
подводного  дома.  Катера,  баржи,  краны,  мощные  силовые  установки
сгрудились вокруг острова.  Он стоял,  не шелохнувшись, на волнах, так
как его многометровая площадь намного превосходила длину самой большой
каспийской волны. Он словно опирался на них.
     В центре  острова,  на  решетчатой  ферме,  находилась  командная
будка.  Она  со  всех  сторон  была  закрыта  стеклом,  сквозь которое
виднелись аппараты, и рядом - человек в темном комбинезоне.
     В будке,   широко  расставив  ноги,  уверенно  и  спокойно  стоял
конструктор плавучего острова Гасанов. Он подавал команды в микрофон.
     В репродукторах  все  время  гремел  его  голос.  Гудели  моторы,
всхлипывали насосы, шипела дуга электросварки, звенели трубы, падая на
железный пол.
     - Начали!  Опустить  балласт!  -  приказал  Гасанов  и  торопливо
спустился по лестнице из командной будки.
     Он подошел к Саиде и,  обняв ее за плечи,  наклонился над экраном
ультразвукового локатора.
     В мерцающем светлом поле ползла сверху вниз тень  прямоугольника.
От нее к верхнему краю экрана шла черная линия трубы.
     Саида была молчалива  и  сосредоточенна.  Она  осторожно  вращала
микрометрический винт наклона объектива.
     Все ниже  и  ниже  скользил  взгляд  локатора.  Уже  можно   было
различить силуэт подводного танка. Балласт и труба опускались мимо.
     - Левее, левее! - закричал Гасанов.
     Голос его  потонул  в  реве  пронесшейся  над  головой эскадрильи
гидросамолетов.
     - Туман... Не найдут, - сказала Саида, провожая их глазами. Затем
снова наклонилась к экрану: - Боюсь, что и мы не успеем...
     - Должны!  Чего  бы это ни стоило...  - стиснув зубы,  проговорил
Гасанов. - Понимаешь, Саида, должны!
     Он побежал к командной будке.
     ...Наступил вечер.
     По белой,  блестящей  поверхности  острова скользили тени людей и
машин.
     В разных местах:  у лебедки, у моторов, у насосов - везде и всюду
появлялась фигура Гасанова. Он был весь в движении.
     Словно подчеркивая  напряженность  обстановки,  метались  по воде
яркие, будто раскаленные лучи прожекторов.
     Наконец удалось опустить балласт на крышу подводного дома.
     Включили электробур.  Он вращался  с  бешеной  скоростью.  Мариам
рассчитала,   что   в  данном  случае  можно  допустить  десятикратную
перегрузку.
     Прижав руки к щекам, затаив дыхание, она смотрела на экран.
     Алмазная коронка вгрызалась в сталь.  Надо было просверлить почти
мгновенно,  иначе  вся  установка  может соскользнуть с куполообразной
крыши.
     Труба надежно  вошла в толстую броню.  Мариам облегчением вытерла
глаза: от напряжения или, скорее, от радости у нее показались слезы.
     Зачавкали насосы: они выкачивали воду из буровой подводного дома.
Толстая струя,  похожая в свете  прожектора  на  расплавленную  сталь,
хлестала за борт плавучего острова.
     Дом освобождался от воды.
     Сквозь трубу опустили вниз трос с прибором,  определяющим уровень
воды в буровой. Уже можно было готовить толовую шашку.
     Заряд осторожно спустили в трубу.  За ним тянулся провод.  Вот он
уже спустился до самого устья скважины в буровой.
     Нури дрожащими руками взял подрывную машинку.
     Гасанов взмахнул рукой.  Ток побежал по проводу,  и  электрозапал
взорвал шашку.
     Из воды  показалась   длинная   труба   с   гигантским   шлангом,
подвешенным  к  подъемному  крану.  Она медленно выползала из глубины,
словно чудовищная, исполинская змея.
     Саида застыла  у  экрана  локатора:  она следила за поднимающимся
подводным домом. Вдруг он остановился и пошел вниз.
     - Пустить снова насосы! - закричал Гасанов.
     - Сколько осталось до поверхности?  - спросил  через  репродуктор
парторг.  Сейчас  он  находился  вместе с Гасановым в стеклянной будке
командного мостика.
     - Сто метров, - сообщил Нури, взбегая по лестниц к Рустамову.
     Али Гусейнович удовлетворенно вздохнул:
     - Ну как, Нури, поднимем? А?
     Нури широко улыбнулся:
     - Обязательно!..  Сами понимаете,  ради хорошего человека чего не
сделаешь. А он просто... замечательный!
     - Так что ж, по-твоему, Синицкий годится в друзья?
     - О!  - Нури  поднял  палец  над  головой,  выражая  этим  высшее
восхищение. - Настоящий москвич!
     - А помнишь, как ты его встретил на первых испытаниях?
     Хитро прищурившись, Нури сокрушенно ответил:
     - Позвольте и мне вспомнить нашу азербайджанскую поговорку: "Ишак
может  ли  понять,  что  такое  шафран?"  Вот  тогда  я таким ишаком и
оказался...
     Парторг рассмеялся и ласково потрепал юношу по плечу:
     - Ты  это  скажи  своему  другу  Синицкому.  Скоро   ты   с   ним
встретишься... будем, конечно, надеяться.
     К локатору подошла Мариам и стала  рядом  с  Саидой,  внимательно
смотря из-за ее плеча на экран.
     - Саида-джан!  - вдруг  сказала  Мариам.  -  Твой  аппарат  и  на
поверхности воды может видеть металлические предметы?
     Подняв глаза. Саида пристально посмотрела на подругу:
     - Я  понимаю  тебя,  Мариам,  но  ты  же знаешь,  что цистерна не
железная.  Никакими  локаторами  пластмассу  сверху  не   увидишь,   -
вздохнув, сказала она.
     Вероятно, скоро  настанет  утро.  Гасанов  боялся  взглянуть   на
стрелки  часов,  которые  отмечали,  сколько  осталось  человеку жить,
сколько осталось в подводном доме глотков воздуха. Если до утра его не
поднимут, то...
     Прожектор осветил  трубу  с  изогнувшимся  шлангом,  похожим   на
вопросительный знак. Вдруг шланг оборвался, и труба исчезла под водой.
     - Опять!  - в отчаянии крикнул Гасанов и побежал вниз.  Он прыгал
через несколько ступенек по лестнице, ведущей из командной будки.
     У борта плавучего острова стояли два мастера.
     - Как  и  тогда,  вниз пошел,  - сокрушенно сказал Пахомов.  - Не
выдерживает труба, ломается...
     - А может,  ей поплавок дать?  Легче будет,  - заметил Керимов. -
Надо поговорить с Ибрагимом Аббасовичем.
     - Конечно, попробовать можно.
     И оба мастера заспешили к Гасанову.
     Светало... Туман стал розовым - цвета вишневого киселя с молоком.

x x x

     Летели самолеты над Каспием. Плыли сквозь густой туман теплоходы,
катера,  танкеры.  В их радиорубках безумолку стучали ключи. На берегу
работали радиомаяки и радиолокаторы.  Радисты вслушивались в сигналы с
кораблей. Другие ловили передачи с самолетов.
     Агаев подошел  к  видеотелефону.  На экране появилось изображение
человека в очках, с седыми усами:
     - Сколько квадратов уже обследовано? Докладывать мне каждый час!
     Туман повис над морем,  густой, плотный. В нем потонули и корабли
и самолеты. Рев торпедных катеров стал глухим.
     Самолеты один за другим возвращались на аэродромы.  Подплывали  к
берегу торпедные катера.
     - Ничего не обнаружено.  Туман,  - слышал Агаев неизменный  ответ
начальника аэроклуба.
     - Туман.  Ничего не заметили,  - докладывал ему человек в морской
форме.
     Туман, как дымовая завеса, окутал весь Каспий.

                       Глава двадцать четвертая
                              В ЦИСТЕРНЕ

     Васильев очнулся от оглушительного грохота,  будто бы тысячи тонн
скрежещущей стали  рушились  на  него.  Ему  казалось,  что  он  вновь
испытывает свой тяжелый танк,  законченный в последний год войны.  Так
же гремят гусеницы, танк мечется по оврагам, ломает деревья... Грохот,
лязг железа... Душно...
     Но что с ним было сегодня?..  Он  помнил,  что  Синицкий  потерял
сознание...  Помнил,  не хватало воздуха - так же,  как сейчас. Но что
было потом, он вспомнить не мог.
     Нельзя собраться с мыслями...  Трудно дышать... Ему казалось, что
он то опускается  на  дно,  то  снова  взлетает  куда-то  вверх...  Он
почему-то  был  уверен,  что стоит ему только вспомнить свои поступки,
движения,  мысли - все  то,  что  происходило  до  того,  как  потерял
сознание, и он будет спасен...
     Напрягая всю свою волю,  инженер постепенно,  с трудом припоминал
отдельные картины.
     Вот он сидит в кресле, Синицкий склонился рядом.
     В тусклом  свете фонарика виноград на тарелке кажется золотистым,
будто в нем застыли частицы  солнечных  лучей.  Васильев  помнит,  как
невольная  ярость овладела им.  Там,  наверху,  солнце,  голубое небо,
ветер,  прилетевший с гор,  радостные улицы...  Там жизнь, люди... Там
ждет Мариам. Вот ее лицо: оно тускнеет и пропадает...
     А это кто?  Опять выплывает из темноты лицо плачущего  мальчугана
на  улице  немецкого городка...  Гудят американские самолеты,  с ревом
бросаются вниз на истерзанную, молчаливую землю...
     Васильев вскрикивает,  как  от  страшного  удара.  Он опять видит
фотографию  сына  в  костюме  американского  солдата.  Нет,   это   не
сумасшествие!  Он  видит каждую строчку письма...  Он должен бороться,
кричать на весь  мир  о  невиданной  человеческой  низости,  о  людях,
которые не смоют с себя проклятья в веках!..
     Мало этого,  мало!..  Пусть фонтаны нефти зальют им глотки! Пусть
задохнутся они,  когда узнают о нашем богатстве, что открыли мы на дне
морском!  Они боятся его:  оно движет наши машины на полях,  дорогах и
стройках и,  если нужно,  будет помогать защищать наше право на мирное
небо над мирной землей!
     И только  он,  инженер Васильев,  никогда не сможет увидеть этого
неба и воевать за него...
     Ярость душила Васильева. Он разорвал воротничок, чтобы легче было
дышать,  и думал только об одном:  надо вспомнить, вспомнить, что было
дальше...
     Он тогда  искал  способ,  как  спастись  в  цистерне.  Так...  не
торопись... мысль ускользает. Надо замкнуть ток в рубильнике... Но как
это  сделать?  Провести  провода  внутрь  шара?   Невозможно!   Сквозь
крохотную  дырочку,  оставленную для проводов,  под огромным давлением
ворвется вода и пронзит его тело, как острый клинок.
     "Что же   было   дальше?"  вспоминает  Васильев.  Опять  мелькают
картины:  вот он перелистывает  тетрадь,  на  глаза  попадается  эскиз
сигнальной лампы с колпаком из толстого стекла снаружи шара...  Как же
к ней идут провода от аккумулятора?  Ну  конечно,  через  герметически
изолированные  втулки...  Вот  оно,  спасительное решение!..  Тогда он
побежал в торпедное отделение - там еще тяжелее дышать... Выпустил шар
с  тетрадью.  Значит  - в два раза больше вероятности,  что найдут его
самого!  Нельзя рисковать временем... можно потерять сознание, а то бы
он отправил все оставшиеся шары с записками...  Нет, не так... Воздуха
уже не было в баллонах.
     Потом он вспомнил,  что тащил Синицкого... Нельзя его отправить в
шаре:  он без сознания...  задохнется.  Наверху,  наверное, уже никого
нет. Некому открыть люк...
     Как тонкая  нить,  обрывается  память.  Но  вот  снова   проблеск
сознания:   остатки  сжатого  воздуха  медленно  выталкивают  воду  из
шлюзовой камеры... Он открывает тяжелую, герметическую дверь, вползает
в камеру,  с большим трудом устанавливает шар. Разбирает колпак фонаря
и через проходные втулки соединяет  провода  с  рубильником.  Берет  с
собой аппарат Саиды,  фляжку с водой, кусок провода, чтобы замкнуть им
два контакта уже внутри шара. После этого опускается в его люк...
     Дальше Васильев  опять ничего не помнит...  Наверное,  он впустил
воду в торпедное отделение, замкнул контакты и...
     Где же  он  сейчас?  Инженер привстал на колени и начал ощупывать
стену...  Она  была   холодная   и   скользкая.   Он   провел   широко
расставленными  руками вдоль ее поверхности и почувствовал,  что стена
закруглялась... Значит, это цистерна?.. Внизу лежал аппарат Саиды... а
рядом - что-то мягкое...
     Мутилось сознание...  Ведь это Синицкий! Васильев вдруг вспомнил,
как опускал юношу в люк шара...
     Инженер чувствовал,  как его подбрасывало то  вверх,  то  вниз...
Значит,