ндшау"? "Монд"?  Хотя  бы  "Жэнь  мин
жибао"? Нет? Я их тоже не читаю, мало того - я даже радио не  слушаю,  мне
некогда бегать по магазинам и искать батарейки. Может быть, там и пишут  -
если там тоже делают такие вещи. Но вы знаете - я уверен, что они этого не
делают. Потому что у них еще не нашли своего Землянина.  Циолковский  тоже
жил в Калуге, а не в Вашингтоне, дистрикт Коламбиа. Я уверен, что на  этот
раз мы оказались первыми, как с "Бип-бипом". Мы первые, вам ясно? А что мы
от этого имеем? Сидим в подвале, и когда у нашей  страны  есть  наконец-то
новый  шанс  заявить  свой  бесспорный  приоритет,  к  нам   приходит   не
председатель госкомитета - не помню, как он там сегодня называется, - и не
президент Академии наук, а участковый инспектор. Лично вы. Как вы думаете,
можно так работать, а? И вообще, скажите, почему все наши открытия  уходят
за рубеж, а все закрытия остаются нам, все до единого?
   -  Вот  если  бы  вы  открылись  при  Академии  наук,  -  наставительно
проговорил Тригорьев, никак  не  отреагировав  на  политически  окрашенные
пассажи А.М.Быка, - оповестили о ваших открытиях  ученый  мир  и  получили
научное признание...
   - Ха! - сказал Бык. - И  еще  раз  -  громкое  "Ха"!  Куда  же  побежал
Землянин в первую очередь со своими идеями, как вы думаете? Скажу  вам  по
секрету: именно в Академию наук! И что ему там сказали?  Что  вообще  это,
конечно, бред собачий, не имеющий с наукой ничего общего, но если Землянин
хочет  сделать  сообщение  об  этом  для  журнала,  то  его  подключат   к
соавторскому  кооперативу:  две  дюжины   профессиональных   соавторов   с
титулами, степенями и званиями. А ему не нужны были соавторы. Вот я - а я,
к вашему сведению, не мальчик с улицы, я А.М.Бык! - не лезу в соавторы, но
помогаю ему всеми силами, какие у меня есть.
   -  И  сколько  вы  здесь  получаете?  -  поинтересовался  между  прочим
Тригорьев.
   - Меньше, чем вы думаете. Но, безусловно, надеюсь на лучшее - когда  мы
всерьез развернемся. Думаете,  Бык  пошел  сюда  ради  денег?  Меня  звали
директором одного театра-студии, меня приглашали коммерческим директором в
одно Всесоюзное объединение... Я мог бы ездить на гастроли в Штаты и иметь
валюту - да, и поверьте, я не страдаю манией величия. Но я  пошел  сюда  -
почему? А знаете, почему? Потому, что мне нравится,  когда  оживают  люди!
Это вам не шашлыки по пяти рублей порция  и  не  Рекс  Стаут  с  лотка  по
тридцатке! Это - люди! И пусть я никогда не знал такого Амелехина - сейчас
он мне дорог, как родной брат! И когда я вижу маму нашего Землянина...
   На этом А.М.Бык прервал свой темпераментный монолог,  захлопнув  рот  с
таким звоном и шипением одновременно, какие  происходят,  когда  закрывают
сейф в солидном учреждении.
   - Мама, значит, - проговорил Тригорьев нейтрально.
   - Ну, мама, ну? - откликнулся А.М.Бык. - Что из этого?  Почему  у  него
нет права иметь маму?
   - Ну, почему же, - сказал Тригорьев. - И что же она - тоже без паспорта
живет?
   - Я у нее не спрашивал, - сказал А.М. - Не в курсе.
   - Нехорошо, - сказал Тригорьев. - Как же вы их так - без паспортов?
   - У нас что - паспортный стол? - спросил А.М.Бык.
   - Что у вас - это вы лучше знаете, - сказал Тригорьев. -  А  сейчас  вы
мне вот на что ответьте: а чувство ответственности у вас есть?
   - Интересно, - сказал А.М.Бык. - А что, кто-нибудь жалуется на качество
работы? Уверяю вас...
   - Я не об этом. Вот вы, как вы это называете, реставрируете. А  кого  -
вы об этом думали?
   - Естественно. Людей.
   - Люди-то бывают разные.
   - Не перед лицом смерти.
   - Вот оживили вы Амелехина. А он ведь уголовник.
   - Нет, мы не уголовника оживляли. А сына и мужа. По просьбе и по заказу
ближайших родственников.
   - И от этого будут лишние хлопоты и вам, и  нам.  Потому  что  он  ведь
старыми делами заниматься станет, ручаюсь. Он же вас  еще  и  ограбит  при
случае. А вот если бы вы вместо него вернули  к  жизни,  скажем,  хорошего
милицейского работника...
   - А разве мы отказывались? - спросил А.М.Бык. - Наверное,  до  сих  пор
просто никто не заказывал. Вот закажите - и вернем.
   - Ага, - сказал Тригорьев, соображая. -  И  во  сколько  же  это  может
обойтись?
   - Ну, заранее сказать трудно - зависит от технических  условий.  Но  об
этом уже не со мной надо говорить. Вообще-то мы пока берем  недорого.  Но,
учтите, инфляция растет быстро. Так  что  если  у  вас  есть  намерение  -
медлить не советую.
   - А по перечислению оплачивать можно? Или только наличными?
   - Мы  -  солидная  фирма,  -  едва  не  обиделся  А.М.Бык.  -  Можно  и
перечислением. Готов продиктовать вам наши  банковские  реквизиты.  Будете
записывать?
   - Буду, - сказал Тригорьев и полез в карман за записной книжкой.
   Такая вот была интересная беседа.



13

   Что, неужели еще разговоры не кончились?
   Вот - нет еще. Да и  что  удивительного?  Эпоха  разговоров  на  дворе.
Минули времена, когда разговаривали разве что на кухне, да и то далеко  не
на каждой. Нынче словно бы  вся  страна  превратилась  в  огромную  кухню,
потому что говорят везде: на съездах, в Верховных Советах, на  заседаниях,
совещаниях, митингах, на работе и дома, в очередях, где покупают, и в тех,
где сдают, где получают, где меняют,  где...  Много  говорят,  громко,  со
вкусом. И ведь хорошо говорят! И одни - хорошо, и другие, те, что против -
тоже ладненько. Их бы словами - да кого-нибудь в ухо. Стоит ли после этого
удивляться тому, что и в нашей повести - говорят,  говорят,  говорят,  так
что ни ушей не хватает - слышать, ни рук - записывать.
   И вот еще один разговор. Может, хоть этот будет последним -  на  время,
по крайней мере.
   Этот разговор вот так случился. Амелехин  Андрей  Спартакович,  умерший
тогда-то и воскрешенный  тогда-то  (а  что,  ведь  чего  доброго  появится
когда-нибудь в анкете и такой вопрос - если  сохранятся  до  того  времени
анкеты), вышел из дома, как мы помним, чтобы разыскать профессора и с  ним
поговорить,  предупредить  его  о  милицейском  внимании  -  наверное,   в
благодарность за оказанную ему, Амелехину, услугу. Тут надо пояснить,  что
профессором Доля Трепетный называл не кого иного, как Землянина  -  просто
потому,  что  более  уважительного  обозначения  не  знал.  Помимо   чисто
этических, были у Амелехина на этот счет еще и другие соображения, как  мы
чуть позже если не увидим, то уж услышим обязательно. Вот почему  Амелехин
тоже явился в кооператив.  Пришел  он  туда  несколько  позже  участкового
инспектора, потому что предварительно еще кое-куда зашел, где его помнили,
и по старым своим каналам - не по  Беломорско-Балтийскому,  нет  -  достал
кое-что, дабы не являться к профессору с пустыми руками, что с  его  точки
зрения было бы совершенно неприличным.
   А.М.Бык к тому времени успел уже проститься с капитаном Тригорьевым,  и
когда  Амелехин  появился  в  дверях,  консультант  по  встречам  как  раз
здоровался с другим посетителем, появившимся  за  несколько  секунд  перед
Андреем Спартаковичем.
   - А, Лев Израилевич, здравствуйте,  шолом.  Снова  к  нам?  Но  я  ведь
говорил вам: только людей в сборе. Отдельные части тела не  Производим.  Я
вас понимаю. Лев Израилевич, и сочувствую, но что поделаешь - до запчастей
наука еще не дошла, ни для автомобилей, ни даже для людей...
   - Нет, я к вам совсем по другому  делу.  Знаете,  у  меня  идея.  Можно
сделать  прекрасный  гешефт,   или,   как   теперь   выражаются,   бизнес.
Колоссальный, уверяю вас. И работы немного.
   - И что же вы надумали? - с непроницаемым лицом спросил А.М.Бык.
   - Вот слушайте. Давайте сделаем Гитлера. А? А? Чувствуете?
   - Бог с вами. Бог с вами, Лев Израилевич...
   - Нет, вы послушайте. Мы воскрешаем Гитлера -  это  раз.  И  два  -  за
валюту, за хорошие доллары продаем его - вы уже поняли, куда?
   - Не в Германию, надеюсь - сейчас, после объединения...
   - Ох, ну что вы, как у вас язык повернулся... В Израиль,  конечно!  Для
всенародного суда! Вы помните процесс Эйхмана? Помните, помните,  я  знаю.
Так вот - это мелочь по сравнению с процессом Гитлера, вы понимаете?  И  я
вас уверяю - такой процесс окажет хорошее влияние и на  тех,  кто  сегодня
снова - даже и у нас здесь, вы понимаете... Тут ведь двумя  годами  лагеря
не отделаться... И на журнал "Юный штурмовик" тоже...  Поверьте  мне,  это
прекрасная мысль!
   - Мысль изумительная, - согласился А.М.Бык.  -  Но  надо  ее,  конечно,
всесторонне проработать. Знаете  что?  Вот  я  освобожусь  сегодня,  зайду
вечерком к вам, если вы не против; у меня, знаете, есть такая бутылочка  -
прихвачу с собой... Посидим, посмотрим телевизор, потолкуем и о вашей идее
без помех, а то тут, сами видите... Вы ко мне, гражданин?
   Эти слова были обращены  уже  к  Амелехину,  вот  уже  несколько  минут
стоявшему близ стола и прислушивавшемуся к разговору.
   - Привет, начальник,  -  выразил  он  почтение  А.М.Быку.  -  Профессор
действует?
   А.М.Бык, прощаясь со Львом  Израилевичем,  лишь  механически  кивнул  в
сторону внутренней двери, к которой Амелехин незамедлительно и направился.
Он беспрепятственно отворил дверь - ту  самую,  из  которой  только  вчера
вышел, - и оказался  в  помещении,  громко  называвшемся  лабораторией,  в
котором священнодействовал или попросту работал сам Землянин.  Мы  с  вами
здесь уже бывали одновременно  с  капитаном  Тригорьевым,  так  что  вновь
описывать обстановку не станем. Скажем лишь,  что  тут  куда  громче,  чем
ночью, что-то дышало, что-то пожужживало вокруг, помигивало, пощелкивало и
позвякивало, а пахло на этот раз не кислотой,  а  лавандой  -  потому  что
Вадим  Робертович  после  бритья  пользовался  именно  "Лавандой",  а   не
"Консулом" или чем-нибудь еще. Сам источник этого запаха сидел за  угловым
столиком, спиной почти упираясь  в  теплый  цилиндр  (Вадим  Робертович  с
детства любил тепло) и, подперев скулы пальцами,  о  чем-то  думал  -  так
сосредоточенно, что на возникновение  перед  ним  Амелехина  отозвался  не
сразу.
   Амелехин же никаких особых приветствий или приглашений и не ожидал. Он,
не теряя ни  мгновения,  ногой  пододвинул  стоявшую  неподалеку  кухонную
табуретку, сел на нее, извлек из бывшей при нем черной  пластиковой  сумки
увесистый сверток, развернул, обнажив старинные часы с нимфой, и  поставил
их на стол. Часы удивленно пробили десять раз, и лишь  на  эти  мелодичные
старинные звуки Землянин поднял, наконец, глаза.
   - Что вы хотели? - спросил он, все еще отвлекаясь мыслями.  -  Принесли
данные? Давайте.
   И он протянул руку.
   - Вот, профессор, принес, - сказал Амелехин и осторожно  подвинул  часы
по столику. - В благодарность. Порядок знаю.
   - Простите? - сказал Землянин. - Это почему?
   - Затуркался совсем, профессор? - вздохнул Амелехин. - Не срисовал, что
ли? Вчера только меня отсюда на волю выпускал. Из этого вот изолятора, - и
он указал пальцем на ванну. - Что, уже новый варится?  -  полюбопытствовал
он. - И долго это? Сколько, например, я у вас в ней пролежал?
   Вот когда Землянин наконец узнал своего пациента.
   - А, это вы, - сказал он. - А я смотрю - как будто знакомое лицо, а кто
- сразу не вспомнил. Здравствуйте, Андрей... Андрей...
   - Можно без отчества, -  сказал  Амелехин,  помнивший,  как  в  детстве
дразнили его Андреем Динамовичем. Это,  между  прочим,  свидетельствует  о
высоком качестве землянинской работы - то, что даже  детские  воспоминания
сохранились у реставрированного.
   - Ну что вы, - сказал Землянин,  -  неудобно  как-то.  Хорошо,  что  вы
зашли. Как себя чувствуете? Какие ощущения? Не возникает  ли  каких-нибудь
неудобств - телесных, психических?
   - Да нет вроде, - ответил  Амелехин,  подумав.  -  Вот  только  наколка
исчезла. Как и не было. Попадешь опять на нары  -  за  фраера  примут.  Ну
ничего, это дело поправимое.
   - Вы думаете? - сказал  Землянин.  -  Да,  разумеется,  это  уже  чисто
внешний,  так  сказать,  не  органический  признак...  Но   можно   и   не
восстанавливать, не так ли? Однако что это вы принесли? Прелестные часы...
Только зачем?
   - В благодарность, я же сказал. Не то себя уважать перестал бы.
   - Ну, я просто не знаю, - стал стесняться Землянин. -  Неудобно.  Да  и
потом, я бы сказал, даже противозаконно...
   - Стоп! - сказал Амелехин и поднял руку. - Насчет закона - все в ажуре,
глядь буду. Ах, извините, вырвалось. Ну... - он чуть подумал, -  зуб  даю,
что никаких неприятностей. Их в розыске нет и не было. Часики чистые.
   - Но я не могу взять... - сказал Землянин несколько растерянно.
   - Обижаете, - не согласился Амелехин. -  Я  простой  человек.  Не  надо
простым человеком брезговать. Мало ли.
   - Ну что вы, что вы! - морально засуетился Землянин, которому с детства
казалось самым постыдным -  если  тебя  обвинят  в  пренебрежении  простым
человеком. Интеллигенция вообще позволяет всем и каждому пренебрегать  ею,
но сама - ни-ни! Не так она воспитана. - Я нимало не  хотел  обидеть...  Я
вас очень уважаю, и я понимаю... Но знаете, как-то неудобно просто...
   В ответ на это Андрей Спартакович разъяснил, что если что  и  неудобно,
то это снимать штаны через голову, а также пользоваться бутылкой  в  одной
естественной ситуации.
   - И учтите, - сказал он затем. - Мало ли у кого бывают какие трудности.
В случае  чего  -  только  кивните.  Телефончик  мне  свой  дайте  -  буду
позванивать. Хозяйство ваше растущее, я вижу,  так  что  всякие  жизненные
вопросы могут возникнуть.
   Слово "трудности" задело в Землянине слабую струну.
   - Да, трудностей хватает, и у  вас  тоже,  -  согласился  он,  невесело
усмехнувшись. - Вот хотя бы с документами. Моя мама - она еще  раньше  вас
вернулась, самой первой - очень страдает без  документов.  Да  что  я  вам
объясняю...
   Амелехин в ответ пожал плечами.
   - Тоже мне, - сказал он, - вот уж трудность нашли. У меня,  к  примеру,
завтра все корки будут. Мамаше вашей нужно? Сделаем  в  два  счета,  какие
угодно. По первому классу.
   - То есть, вы хотите  сказать,  -  насторожился  Землянин,  -  что  эти
документы будут, если можно так выразиться... поддельными?
   - Да что вы! - обиделся  Амелехин.  -  Что  мы,  настоящие  достать  не
сможем?
   - Но, так сказать, в обход закона? - доискивался Вадим Робертович.
   -  Профессор!  -  сказал  Амелехин  проникновенно.   -   Закон   обойти
невозможно, потому что если ты прямо идешь, тебе ни одного закона на  пути
не попадется, гля... зуб даю! Вот если все законы  соблюдать,  то  и  надо
петлять из стороны в сторону, потому что они все растут в разные  стороны,
и чтобы один соблюсти, надо два  других  нарушить.  Тебе,  профессор,  что
требуется: закон или ксивы? Я же за них ни  с  тебя,  ни  с  мамаши  твоей
ничего не возьму!
   - Нет, нет, - сказал Землянин, собрав всю решительность. - На  это  моя
мама никогда не пойдет. Совершенно исключается. Вот  если  бы  существовал
законный способ... Но, понимаете, везде отказы, отказы...
   - Отказы - это для лопухов, -  сказал  Амелехин.  -  Но  и  по  закону,
конечно, тоже можно. Запросто. Только неудобно. Сказать?
   - Если вам не трудно, - проговорил Землянин с надеждой.
   - Чего тут трудного. Она ведь сейчас по закону - чистый бомж.  Бродяга.
Бумаг нет, прописки нет, ничего нет. Ну, так чего же еще?
   - То есть как?
   - Ей теперь надо только пойти и сдаться.
   - И все-таки не понимаю.
   - В милицию сдаться, что ж мудреного?
   - Ну, Андрей, что вы...
   - Да погоди. Смотри: вот сдалась она милиции. Теперь: для  милиции  она
кто? Отвечаю: злостный нарушитель  паспортного  режима.  Законным  образом
передают ее в суд, и она получает свой срок.
   - Да вы что - неужели хотите ее в тюрьму?..
   - А в тюрьме - не люди сидят? Срок она получит  легкий,  отбудет  шутя.
Ну, год, скажем. Статья пустяковая. Люди вон  по  десятке  ломают...  Зато
выйдет она на волю с казенной справкой. По закону, как  вам  охота.  А  по
справке оформят ей и  чистые  корки,  и  все  прочее,  что  полагается.  И
прописка, и разное такое все идет само по себе, она ведь не  урка.  Теперь
усек?
   - Господи! - только  и  сказал  Вадим  Робертович.  -  Странная  у  вас
какая-то логика, но все же -  логика,  нельзя  отрицать.  Однако  же,  год
тюрьмы для немолодого человека... страшно!
   - Да почему же в тюрьме? - спросил Андрей Спартакович. - В колонии,  на
свежем воздухе. На лесоповал ее не пошлют, и на химию тоже.
   - Но вокруг - преступники...
   - Да какие там преступники, -  сказал  Амелехин  и  поглядел,  куда  бы
сплюнуть. - Сявки, салага. Настоящие разве там?
   - А где же?
   - Газеты читаешь? Ящик смотришь? Чего же спрашивать? А за нее не бойся:
ее там обижать не будут. Это уж я устрою.
   - По закону обойти  закон!  -  сказал  Землянин,  покачивая  головой  и
изумляясь. - Немыслимо!
   - У нас немыслимого нет, - уверил Амелехин. -  Страна  такая.  Великая.
Ну, ладно. Я зайду еще, подскажу, чего ей с собой надо взять, а  остальное
потом подошлешь, передачки поносишь...
   Он кивнул и вывинтился из лаборатории.
   Землянин несколько оторопело смотрел ему вслед,  забыв  даже  о  часах,
исправно тикавших на столе. Посочувствуем ему. Когда  дают  -  надо  уметь
взять, но и не взять - тоже надо  уметь,  и  тут,  и  там  нужна  если  не
практика, то хотя бы некий заблаговременный  настрой.  А  если  неожиданно
дают неподготовленному человеку, то он от растерянности не то что  часы  -
он мину с часовым механизмом возьмет, пятисекундного действия...
   Наконец Землянин отвернулся от двери.  Совсем  выбил  его  Амелехин  из
рабочего настроения. Он  смотрел  на  презентованные  ему  часы,  пока  не
сообразил, что смотрит он именно на часы,  чьи  стрелки  показывают  самое
начало обеденного перерыва.
   Тогда он встал и вышел в приемную. А.М.Бык все еще трудился, а в уголке
сидела какая-то девушка. Землянин никогда раньше ее не встречал,  но  если
бы тут все еще находился Тригорьев, он девушку сразу опознал бы: это  ведь
она заговорила с ним вчера вечером в двух шагах отсюда.
   Землянин посмотрел на нее, а она посмотрела на него. И ощутила, видимо,
к этому человеку вдруг большое доверие.  Встала  и  решительно  подошла  к
нему.
   - Скажите, - проговорила она. - Это вы все это делаете?
   Странно, но он понял ее сразу.
   - Да, - сказал он. - Это все я делаю.
   - Мне надо поговорить с вами. Можно?
   - Я обедать иду, - сказал Землянин нерешительно. - Может быть, пойдемте
вместе? И поговорим заодно.
   - Да, - сказала девушка.
   И они вышли вдвоем.



14

   На этом бы нам и закончить первую - предварительную, так сказать, часть
нашего повествования. Потому что после  нее,  весьма  вероятно,  последует
некоторый перерыв во времени.  Но  именно  это  не  позволяет  нам  обойти
вниманием еще несколько встреч, не зная  о  которых,  мы  вряд  ли  сможем
быстро и правильно разобраться в дальнейшем.
   Постараемся, впрочем, рассказать о них так кратко, как только возможно.
Дело в том, что жизнь-то продолжается.  И  пока  мы  описывали  предыдущую
встречу и пытались воспроизвести столь  богатый  содержанием  разговор  ее
участников, Борис Петрович - тот самый, кого мы встретили не так  давно  в
обществе  матушки  Землянина,  -  успел  уже  обратиться  (предварительно,
разумеется, созвонившись) в  Большой  дом  на  Лужайке  и  договориться  о
встрече.
   Его приняли там очень любезно, даже больше - по-дружески, и не выказали
никакого удивления по поводу его вторичного возникновения в сей юдоли слез
-  потому,  может  быть,  что  внезапные  смерти  мало  кого  удивляют,  а
следовательно, и внезапные воскрешения не должны удивлять. По  логике  так
выходит. Во всяком случае, Борису  Петровичу  никакого  вопроса  по  этому
поводу задано не было; однако ему вопросов не нужно было, он ведь и пришел
для  того,  чтобы  все  доложить,  проинформировать,   как   положено,   и
предупредить, что вот возникло