авших рюмочки для
яиц, сидели трое - в отличных костюмах, белых воротничках, при  галстуках.
На низком обширном столе располагалась целая батарея бутылочек с "фантой".
Справа, ближе к противоположной стене, находился кабинетный "Стейнвей", за
которым сидел четвертый гость и задумчиво  играл  -  не  "Мурку",  увы,  а
Шопена. Если бы Доля в  этом  сек,  он  признал  бы,  что  играл  музыкант
неплохо, очень даже прилично, профессионально.
   Все это для Доли было настолько неожиданно, что он сперва  решил  было,
что везли его на дело, брать квартиру, но не рассчитали и попали как  раз,
когда хозяева были дома, так что сейчас его начнут вязать.  Он  заробел  и
дернулся было к выходу. Но привезший его молодой водитель был на стреме  и
слегка завернул Доле руку.
   - Замри, падло, - проговорил он негромко, но явственно.
   -  Ну,  Толик,  зачем  же  так,  -  укоризненно  проговорил  от   стола
самый-пожилой из присутствовавших. - Я же  просил:  привыкайте  обходиться
без жаргонизмов, оставьте их постановщикам фильмов.  Друзья,  приветствуем
нашего, так сказать, блудного сына. Садитесь... э-э... Доля?  Да,  конечно
же, Доля. Садитесь, расслабьтесь, обретите уверенность. Толя, налейте ему,
пожалуйста, водички. Алкоголя в моем доме,  Доля,  не  употребляют.  Самое
дорогое, что имеем мы в жизни - не это вовсе,  -  хозяин  сделал  округлый
жест,  -  но  здоровье.  Садитесь,  садитесь,  не  заставляйте  меня  быть
назойливым и повторять приглашение.
   Доля послушно сел, куда было указано: в такое же кресло. "Ну, глядь,  -
подумал он, - предупредили бы, так я тоже классные шмотки надел бы,  а  то
сижу здесь, как придурок у зама по режиму..."
   Он  выпил  кисловатой  водички  и,  чтобы  придать  себе   уверенности,
независимо огляделся и принялся даже что-то негромко насвистывать.
   - Этого не  надо,  Доля,  -  сказал  хозяин.  -  Для  музыки  тут  есть
инструмент.  Кроме  того,  мы  и  так  знаем,  что  вы  человек  смелый  и
решительный. И, откровенно говоря, удивлены тем, что вы, вернувшись  домой
и не опасаясь гулять по улице,  всего  лишь  однажды  заглянули  к  старым
друзьям.
   - Что я вернулся, кому надо - знают, - сказал Доля независимо. - А я не
фраер, чтобы навязываться. Кому надо - сам пускай приходит.
   - Вы совершенно правы, - сказал хозяин. -  Вот  мы  и  пришли  -  Толик
пришел, чтобы от нашего имени пригласить вас провести вечер в  приятной  и
полезной беседе. Но должен сказать - мы немного помедлили,  потому  что  о
вас. Доля, ходят странные слухи.
   - Если кто считает, что я ссучился, - ответил Доля, - то, глядь буду, я
ему, банные ворота, глотку перегрызу или чтобы мне век свободы не видать.
   - Ну, что вы, нет, нет, - возразил хозяин, приятно улыбаясь и показывая
полный набор отличных фарфоровых зубов. - В этом вас никто не подозревает.
Но толкуют, что вы были вовсе не там, где один смеется, а  все  плачут,  а
убывали, так сказать, на Луну, и вас оттуда каким-то приемом вернули.
   - Быть мне падлой, если не так, - подтвердил Доля. - Мусора  с  оружием
неосторожно обращались, и была мне хана.
   - А приятную возможность  вновь  увидеться  с  вами  предоставил  некий
кооператив. Ну, вы знаете, что я имею в виду.
   - Ну, - согласился Доля. - Но это дело чистое, в этом кооперативе гадов
нет.
   - Вот видите, - сказал хозяин, обращаясь к  одному  из  гостей.  -  Все
подтверждается.
   - Меня в этом мире уже ничто не удивляет, - пожал плечами тот,  к  кому
обращались. - А скажите, Доля: как там у них с первоначальным накоплением?
   - Чего? - не понял Доля.
   - Зарабатывают хорошо?
   - Сейчас - вполне, - сказал Амелехин. - На молоко хватает.
   - И только?
   - Ну, - сказал Доля, уразумевший, о чем речь, - взять  там  пока  особо
нечего. Но скоро будут грести мешками. Сейчас ремонтируются, новое чего-то
там ставят.
   - Расширяют производство,  -  сказал  тот,  что  сидел  за  роялем;  он
перестал играть и на табуретке повернулся к разговаривавшим. - Думаю, надо
позволить им встать на крыло. И уж тогда предложить услуги.
   - Дать курочке научиться нести золотые  яйца,  -  задумчиво  Проговорил
хозяин.
   Доля неожиданно заржал, громко и коротко.
   - Боже, какие звуки! - поморщился сидевший у рояля.
   - Что сие должно обозначать, Доля? - спросил хозяин.
   - Да так просто... - застеснялся Трепетный. - Вы про яйца сказали,  ну,
я и вспомнил... Рассказывал как-то один на пересылке. Смешно.
   - Очень интересно, - сказал хозяин. - Обожаю смешное. Расскажите,  если
не секрет.
   - Да нет, чего  же,  -  сказал  Доля;  он  чувствовал  себя  все  более
свободно, ему здесь начало даже нравиться. - Это был такой путешественник.
Колун. Вот. И этот Колун поехал как-то на пароходе в Америку.
   - Колумб, - поправил музыкант. - У вас какое образование?
   - Десять камер, тут все ясно, - сказал тот, что ничему не удивлялся.
   - Ну, я как слыхал, так и рассказываю, а вы если лучше знаете, то  я  и
помолчать  могу,  -  обиделся  Амелехин.  -  Я,  это...  не  люблю,  когда
поправляют. Не в КВЧ пришел.
   - Продолжайте, Доля, - попросил хозяин. - Мы не будем вас прерывать.
   - Ну, вот. Плывут, а морячманы стали бодягу тянуть - мол,  не  поплывем
дальше, чего мы там, у капиталистов, не видали, хотим по домам. Вот. Тогда
Колун говорит: хотите,  падлы,  я  вас  удивлю,  чтобы  веселее  было?  Те
говорят: давай. А неделю еще поплывете? Те подумали, любопытство их взяло,
говорят: поплывем. Тогда Колун говорит: кто  знает,  как  яйцо  поставить,
чтобы стояло? Ему говорят: темнишь, дед, стоит не яйцо, а что  повыше.  Он
говорит:  значит,  не  знаете?  Нет,  не  знаем.  Удивитесь  -  поплывете?
Поплывем. И тут он вытаскивает перо, и себе одно яйцо - чик! И поставил на
стол. А оно стоит: мягкое ведь. Те удивились и притихли. И поплыли.  А  до
Америки всего неделя и оставалась. Вот.
   - Потрясающе, - сказал ничему не удивляющийся. - Современный  фольклор.
Это надо бы записать.
   - Время, коллеги, - сказал четвертый, до этого сидевший молча. -  Доля,
слушай сюда. Пойдешь в кооператив, потолкуешь с ними. Там главный кто?
   - Профессор, - ответил Доля.
   - Он что же - и бабки считает?
   - Нет, это другой. Шухерной мужик.
   - Не мусор?
   - Не, зуб даю. Сдается, лежал на нарах когда-то.
   - Вот с ним потолкуй. Скажи: такое дело, как у них, нельзя ставить  без
охраны. Скажи: к нему придут,  чтобы  об  охране  договориться.  Условься,
когда и как - ну ладно, это я  тебе  потом  объясню.  -  Он  повернулся  к
остальным. - Я не думаю, что им надо давать время. Начинать  надо  сейчас,
не то другие забегут, придется спорить. А дальше  -  будем  брать  больше,
только и всего. Приучать к порядку надо с детства, аксиома педагогики.  Ты
им скажешь: если нет - то мы не ручаемся, что их никто не обидит.  Как  бы
тогда не погорело все их хозяйство. Все понял?
   - Чего ж не понять? - пожал плечами Доля. - Дело простое.
   Он уже собрался было встать,  полагая,  что  потолковали  довольно,  но
хозяин заговорил, и Доля остался сидеть.
   - Мне бы хотелось, друзья,  -  начал  хозяин  неторопливо,  налив  себе
"фанты", - чтобы вы рассматривали это дело  не  как  обычную  операцию  по
наведению порядка  и  извлечению  дохода.  Давайте  мыслить  перспективно.
Заглянем в будущее, посмотрим, что там светит, и  заблаговременно  сделаем
необходимые выводы.
   Его слушали внимательно.
   - Вам кажется, что  дела  идут  хорошо,  -  продолжал  хозяин.  -  Даже
прекрасно.  Мы  организовались.  Наши   люди   повсюду.   Мусо...   э-э...
правоохранительные органы с нами  справиться  не  могут:  нет  людей,  нет
машин, электроники - они нищие. Мы можем работать спокойно и плодотворно.
   - Разве не так? - спросил не удивляющийся.
   - Сегодня - так. А завтра? Друзья мои, страна гибнет! Власть  шатается.
И это трагично. Это прямая угроза нам. Говорю вам  серьезно,  коллеги:  мы
приближаемся к краю пропасти!
   Легкий гул несогласия возник в комнате.
   - Вы не согласны?  Что  же,  возьму  на  себя  труд  растолковать  вам.
Задумайтесь: вам кажется, что слабая власть - это хорошо, а никакой власти
- еще лучше для нас? Чепуха,  друзья  мои,  поверхностный,  легкомысленный
взгляд, психология щипача. Мы, большие фирмы,  можем  существовать  только
при сильной власти и развитой законности. И вот  почему:  сильная  власть,
подобная той, которая существовала тут еще на нашей памяти - это  надежный
зонтик, под которым мы можем укрыться и от проливного дождя, и от чересчур
яркого солнца. Вы ежитесь при воспоминании о сроках в четвертак? Но кто из
вас хоть раз отломал - не скажу двадцать пять, но даже десятку  от  звонка
до звонка? Никто. А ведь мы с  вами  не  мальчики,  за  каждым  из  нас  -
богатая, насыщенная биография, начиная еще с артелей  и  потребкооперации.
Но что значит - твердая власть? Это чиновники, которых можно купить - и мы
покупали. Это прокуроры и судьи, которым можно позвонить,  приказать  -  и
они выполнят. Это лагеря, где порядок был настолько же нашим, насколько  -
их. Это амнистии по разным поводам, радостным и печальным. В случае,  если
вам не повезет, что вы предпочтете, коллеги: народный суд  -  или  самосуд
остервеневшего населения? Не сомневаюсь, что никто не выберет  последнего.
Потому что там, где существует закон, всегда  имеется  возможность  обойти
его или даже  прикрыться  им.  А  где  законов  нет  -  там  суд  Линча  с
немедленным исполнением приговора! Это  один  аспект.  И  вот  другой.  Мы
сейчас не нуждаемся, верно. Мы зарабатываем достаточно. Но ведь эти деньги
обесцениваются точно так же, как зарплата какого-нибудь работяги! Разве мы
с вами не переплачиваем все больше? А ведь это все цветочки! Мы катимся  к
положению, когда ничего больше нельзя будет взять - потому что ни  у  кого
ничего больше не  будет!  Всяким  ремеслом  можно  заниматься  только  при
наличии сырья. А его становится все меньше. И как бы  не  получилось  так,
что всем нам придется эмигрировать: туда, где есть, что взять, и есть, что
за деньги купить. Но увы - нас там не ждут и вряд ли встретят  с  цветами.
Нет,  нам  не  просто  нужно  -  нам,  как  воздух,   необходимо   твердое
правительство, не какое-нибудь там демократическое с независимым  судом  -
конечно, и такой суд можно приручить,  но  сколько  времени  и  денег  это
потребует! - но такая власть нам нужна, при какой мы  уже  когда-то  жили.
Вот о чем надо думать, дорогие мои соратники!
   Все помолчали, усваивая слышанное.
   - Спели вы хорошо, - сказал затем музыкант. - Но я что-то не вижу,  чем
мы тут можем помочь. Назначить свое правительство? Пока это еще не в наших
силах.
   - Ну, я не стал бы ручаться, -  ответил  хозяин.  -  Конечно,  мы  так,
прямо, его  не  назначим.  Однако  если,  предположим,  появится  человек,
который сможет такую власть реализовать...
   - Надо, чтобы его еще допустили к власти, - сказал не удивляющийся.
   - Его внесут туда на руках! Это вас  устроит?  Сегодня  еще  достаточно
тех, кто делает это с криком "Ура!". Вы все еще не поняли? А ведь все  это
прямо вытекает из специфики того самого кооператива,  в  котором  вы  если
что-то и видите, то всего лишь несколько несчастных тысяч, которые можно с
них взять - в то время, как они могут дать нам нужного  человека  -  того,
кто сможет навести порядок, чтобы мы смогли воспрянуть духом!
   - Воскресить, что ли? - спросил четвертый, практик. - Кого же, если  не
секрет?
   - Неужели вы еще не поняли? Ну, я был более  высокого  мнения  о  ваших
логических способностях.
   - Постойте, постойте... Неужели?..
   И практик сделал движение, будто разглаживал усы.
   - Именно! - торжествующе подтвердил хозяин.
   - Всех времен и народов? - спросил и музыкант.
   - Да!
   Тогда музыкант повернулся к роялю и ударил по клавишам.
   Он играл мелодию, на которую некогда пели такие слова:

   От края до края, по горным вершинам,
   Где горный орел совершает полет...

   Все слушали молча. А потом хозяин сказал:
   - Значит так, Доля. Договоритесь там  о  свидании.  О  бабках  пока  ни
слова. Дело, друзья, какое навертывается дело!  Это  вам  не  какое-нибудь
ограбление века на полтора  миллиона  фунтов  стерлингов!  Это  ограбление
истории, и причем в белых перчатках и безо всяких следов!
   - Ограбление истории уже было, - возразил не удивляющийся, - и не  раз.
Он же и грабил.
   - Конечно, - сказал хозяин. - Он же по сути  наш.  Это  вам  не  всякие
нынешние фраера! Это  -  Пахан!  Ей-богу,  такое  надо  отметить!  Едем  в
"Националь"!
   - Тут поездишь, - недовольно сказал практик. - Когда ты  не  позволяешь
живые деньги взять.
   - Кто тебе мешает? -  спросил  хозяин,  встав  с  кресла  и  застегивая
пиджак. - Вот, например, я слышал, в Москве Дворянское собрание открылось.
Вот с них бери. За амбиции надо платить, и по высшей ставке. А  этих  пока
оставь в покое. Ну - поехали, пока настроение у нас праздничное!



8

   Вот  так  после  газетной  публикации  нависла  было  беда  над   нашим
кооперативом - но, как  видим,  обошлось  пока.  Нет,  указание,  конечно,
осталось в силе. Но и мнения  тоже  остались.  А  мнение  всегда  сильнее.
Потому что указание можно отменить, а мнение нельзя. Оно,  как  говорится,
реальной фигуры не имеет. Ну и, скажем прямо, дело с одним кооперативом  -
все-таки не такого масштаба дело, чтобы ставить его  на  особый  контроль.
Наша же жизнь вообще на том построена, что если вынесено решение,  принято
постановление или дано указание, то как бы подразумевается, что оно уже  и
выполнено, вопрос решен, проблемы больше нет. Очень заразная  привычка,  и
не просто от нее избавиться.
   Однако все сказанное вовсе не означает, что там, за облаками, о деле  с
кооперативом так никто и не вспомнил. Нет, вспомнили, и не далее как в тот
самый день, когда произошли все уже описанные нами встречи и разговоры.  А
случилось это так. Работы в этот день было  немного,  и  самое  малое  два
облеченных высокой (но, увы, не самой уже высокой, заметьте это, это очень
важно) властью мужа решили вечером  на  дачу  к  семействам  не  ехать,  а
переночевать  в  городе,  и  соответственно  проинструктировали   шоферов.
Вечером, уже поздно, одному из них  стало  что-то  скучно,  по  ящику  шла
какая-то мура, и он позвонил другому, двумя этажами ниже.  Оказалось,  что
тому тоже скучно и можно скоротать вечерок вдвоем. Так они и собрались.  И
каждый из них обратил внимание на то, что коллега его и товарищ  был  явно
не в лучшем настроении и печать забот и грусти лежала на обеих лицах.
   - Что невесел? - поинтересовался тот, что пришел.
   - Да ну... Бардак такой, что прямо хоть плачь.
   - Это верно, - согласился гость. - Не знаю прямо, что за люди. Никак не
научатся. Правду говорят: пока гром не грянет, мужик не  перекрестится.  А
когда грянет, то уже и поздно...
   - А что им сделаешь! - сказал первый. - С работы снимешь? Так он завтра
организует что-нибудь этакое, СП какое-никакое...
   - Конечно, - сказал гость, - за такие дела можно бы и под  суд  отдать,
но только - люди-то все неплохие и могут ведь работать, если захотят.
   - Под суд... - повторил хозяин задумчиво.  -  А  помнишь,  -  он  вдруг
оживился, - как раньше в таких случаях делалось? Одно слово - и  не  стало
их, разогнали, ликвидировали как класс. И никто и не пикнул!  Сколько  лет
прошло, а и до сих пор вспоминают...
   - Ты о чем? - спросил гость. - О ленинградском  деле,  что  ли?  Или  о
генетиках?
   - При чем тут генетики! - несколько даже обиделся хозяин. -  Я  о  том,
как он команду ЦДКА разогнал, когда они продули за рубежом. Одно слово - и
нет команды! А эти засранцы снова две игры в Италии профукали - и  ничего,
и дальше играть будут!
   - А, вот что, - усвоил второй. - Я думал, ты о взрыве на шахте...
   - Тоже плохо, конечно. И опять же. Был бы Хозяин -  сразу  полдюжины  к
стенке, "остальных в лагеря -  и  справедливость  торжествует,  и  никаких
забастовок тебе, никаких запросов...
   - Хозяин дело знал, - кивнул гость.
   - Вот как хочешь, а не хватает его сегодня, - сказал  первый.  -  Ведь,
кажется, работаем, стараемся - а все  равно,  сползаем  к  капитализму,  к
анархии, социализм своими руками разрушаем,  предаем  мировую  систему.  А
будь он... Выпьешь рюмку?
   - А отчего нет? - не отказался гость.
   - Ну, пойдем в гостиную.
   В гостиной, сплошь затянутой ковром, стояла финская стенка (хозяин дома
отличался спартанской  непритязательностью),  несколько  глубоких  кресел,
видом напоминавших рюмки для вареных яиц, низкий обширный стол, на котором
возвышалась высокая яркая коробка, заключавшая в себе бутылку; еще были  в
комнате  видеосистема  "Шарп",  аудиосистема  японской  фирмы  "Сейко"   и
кабинетный рояль "Стейнвей", на котором  супруга  хозяина  иногда  играла.
Самого его Бог не сподобил, а дети по отдельности жили.
   Собеседники удобно уселись у стола. Хозяин налил.
   - Ну, - произнес он, - вечная память!
   Немножко закусили тем, что было под рукой.
   - И с каждым днем все хуже, - продолжил гость. - Куда уж  дальше,  если
кооперативы начинают покойников воскрешать.
   - Ты о чем? А, ну да, слышал.
   - Навоскрешали, кого попало...
   - Повторим? - посоветовался хозяин: все  же  привычка  к  коллективному
руководству - великая вещь.
   - Отчего же, - поддержал гость.
   Повторили.
   - Ну конечно, - сказал хозяин, прожевывая. - Вот именно: кого попало...
Слушай-ка: а если не кого попало?
   - В каком смысле?
   - Погоди, сейчас додумаю... Ну  да.  Выходит,  они  могут  кого  хочешь
воскресить?
   - Ну и что?
   - А если - его?
   - Его... - медленно повторил гость, ощущая,  как  идея  эта,  вместе  с
выпитым, растекается по всему телу и приятно согревает.
   - Вот именно. Память - памятью,  но  если  он  вдруг  появится  -  ведь
признают? Признают!
   - Армия, - сказал гость.  -  И  органы.  Признают.  Наверняка.  Они  от
беспорядка больше всех страдают."
   - А если они признают - кто воспротивится?
   - Не я, - сказал гость.
   - И не я. Значит так.  У  военных  надо  позондировать  и  в  Комитете.
Военных возьмешь на себя? Они тебя уважают.
   - Договорились. А ты - остальное.
   - Принято. Ну - за успех?
   - Грех отказаться.
   Рюмки нежно прозвенели, соприкоснувшись. Это еще не благовест, конечно,
не колокольный перезвон на том, что осталось в  столице  от  былых  сорока
сороков. А удастся -  ох,  в  какие  колокола  ударим!  Заставим-таки  мир
задрожать! Нам не привыкать! Будь здоров!  И  ты  будь  здоров!  И  -  его
здоровье! Его!
   А все-таки смирновскую хорошо очищают. Легко идет. Мелкими пташечками.



9

   Недаром говорят, что идеи, которым пора приспела,  носятся  в  воздухе.
Иначе как могли бы в один и тот  же  день  три  совершенно  разных  группы
людей, не сговариваясь между собой, прийти к  одному  и  тому  же  выводу?
Никак не могли бы. Но пришли же!
   Ну, ладно. А чем заняты те, кто ни к каким идеям не приходит? Землянин,
например?
   Ну, я уж и не знаю, удобно ли... Только если вы настаиваете.
   А Землянин проводил тогда капитана  Тригорьева  и  вместо  того,  чтобы
вернуться в лабораторию, где  еще  завершал  свой  туалет  восстановленный
лейтенант Синичкин, поднялся по лестнице и вышел во двор  -  подышать.  Во
дворе было тихо и спокойно.  И  Сеня  одиноко  стояла  в  углу,  спиной  к
Землянину. Даже по спине этой чувствовалось, какой одинокой и неприкаянной
ощущала себя девушка сейчас. Поэтому Землянин тут  же  направился  к  ней.
Подошел и положил руку на плечо, как бы приобнял. И Сеня сразу прижалась к
нему.
   - Ну, что ты? - спросил он не сердито, а наоборот, как бы  виновато.  -
Что?
   Она всхлипнула.
   - Нет, это просто так... Грустно стало. Прости.  -  Она  повернулась  к
Землянину, стараясь улыбнуться.
   - Ну, не надо... - снова затянул он. И вдруг его осенило. - Знаешь что?
Не надо плакать. Займемся лучше делом. И знаешь каким? Снимем запись твоей
матери. И т