ял себе  поздороваться
именно так: с  бодрым,  а  не  с  добрым  утречком.  Как  бы  предупреждая
неброско, что будет ли добро от его визита - еще  надвое  сказано,  но  уж
бодрости он даже ленивому придаст. - Разрешите вас побеспокоить?
   - Ранняя ты пташка, Павел  Никодимович,  -  молвила  в  ответ  старуха,
сделав тем не менее еще один попятный шаг. Обращение  Тригорьева  пришлось
ей по нраву: назвал он ее по-людски Верой Ивановной, а не  Револьверой  (с
похмелья  тогда  были  отец  с  матерью,  что  ли,  прости.  Господи,  мое
прегрешение - так думала обычно о своем  имени  старшая  представительница
семейства Амелехиных), - а значит, разговор будет не  вполне  служебным  с
его стороны, да и то - до вчерашнего дня Андрюшки десять лет дома не было,
а там, где был, он ничего такого совершить не мог, так  что  опасаться  ей
было вроде нечего. - Мои все спят еще, -  продолжала  она,  приободрившись
такими размышлениями,  -  и  будить  не  стану,  не  неволь  -  дело,  сам
понимаешь, молодое...
   - А и не буди, Верванна, - согласился капитан, тоже  перейдя  на  ты  в
знак неофициальности своего визита. - Пускай спят. А мы с тобой хотя бы на
кухне потолкуем. И чайком, может, угостишь,  а  то  я  и  позавтракать  не
успел...
   - И у меня маковой росинки еще во рту не было. Попьем чайку, как же  не
попить,  -  сразу  захлопотала  Вера  Ивановна,   утвердившись   в   своих
соображениях:  приди  милиционер  с  казенным  делом  -  он,  как  человек
щепетильный, ни к чему не прикоснулся бы. - Чай  только  турецкий.  Другой
весь выпили.
   - Имею уже опыт, -  откликнулся  Тригорьев.  -  Ты  его  сыпь  горстью,
ничего, заварится.
   Они прошли на кухню - тесноватую, но вдвоем, да  и  втроем  даже  можно
было уместиться за раскладным столиком под клеенкой; тут же заголубел газ,
приглушенно, как бы только для своих, доверительно зашумел чайник. Вера же
Ивановна тем временем поставила на стол две разных чашки с блюдцами, хлеб,
масло и банку болгарского сливового джема. Сахар тоже поставила, но знала,
что к нему участковый не прикоснется,  как  к  продукту  нормируемому,  на
который сейчас оказалось уже три человека на два  талона;  в  этом  месяце
давали, правда, на талон по три кило, так что запас  образовался,  варенья
не варили - к ягодам на рынке в этом году и не подступиться было,  дешевле
оказалось брать в овощном повидло или джем. Положила хозяйка также ложечки
и нож, чтобы хлеб резать, и другой - чем мазать. Нет, не то, чтобы в  доме
ничего больше и не было,  запасли  кое-что,  но  для  того  только,  чтобы
по-людски отметить Андрюшкино возвращение, а не для угощения пусть даже  и
милиционера; знай Вера  Ивановна  за  собой  хоть  какую-то  вину,  тогда,
конечно, и достала бы что-нибудь из загашника, банку  сайры  хотя  бы.  Но
вины она никакой не чувствовала, жила по  закону,  и  даже  у  Андрея  все
теперь осталось в далеком прошлом.
   Чайник поспел, и она заварила чай,  сказав  радушно:  "Угощайся,  Павел
Никодимыч, чем богаты, тем и рады" - и уселась сама. Отпили  по  глоточку,
намазали и съели по куску батона с джемом (Григорьев,  намазывая,  сказал:
"Вот, глядишь, скоро и болгары давать перестанут, а венгры уж  точно,  что
на хлеб мазать будем?", на что хозяйка ответила со вздохом: "Уж и не знаю,
в Америке, что ли, джем покупать станем"),  еще  запили,  и  только  тогда
Тригорьев заговорил по делу,  хотя  внутренне  так  и  сотрясался,  словно
перегретый котел.
   - Вернулся, значит, Андрей Спартакович, -  задумчиво  произнес  он,  по
милицейской своей привычке глядя Револьвере Ивановне прямо в глаза. -  Вот
радость-то в дом.
   - Уж такая радость,  такая  радость,  -  подтвердила  хозяйка,  и  даже
вытерла глаза уголком посудного полотенца.
   -  И  понятно,  -  согласился  Тригорьев.  -  Долгонько  его  не  было.
Вербовался куда, что ли?
   - Ты только не подумай, Никодимыч, - сказала старуха. - За ним все  эти
годы ничего плохого не было. А что когда-то случалось - так это все дружки
его сбивали, а он - душа простая, доверчивая... Тогда  у  нас  еще  старый
участковый был, Сидоряка...
   - Майор Сидоряка, так точно, - подтвердил Тригорьев. - Сейчас на пенсии
уже Николай Гаврилович, на заслуженном отдыхе. А насчет плохого - так  или
не так, да ведь срок давности вышел. Куда же вербовался он - далеко ли?
   - Да как сказать... - несколько замялась Вера Ивановна.
   Замялась она потому, что врать не любила, да и не очень-то умела; и все
же правду сказать ей что-то  мешало.  Вроде  бы  и  не  было  в  Андреевом
возвращении никакого нарушения закона, ничего ни стыдного, ни подлого,  но
вдруг старуха поняла, что правда ее - такая, что скорее  самому  окаянному
вранью поверят, чем тому, что на самом деле  произошло.  -  Далеко,  Павел
Никодимыч, - лишь подтвердила она. - Дальше некуда.
   - На Дальнем Востоке был? Или, может, в Заполярье? Вид  у  него,  прямо
сказать, не больно здоровый.
   - Хворает, оттого и вернулся. Уж я просила, просила. А то и еще бы  там
остался. - На всякий случай она перекрестила себе  живот  -  чтобы  пониже
стола, незаметно. Хотя это сейчас в вину  уже  не  вменялось,  но  все  же
непривычно было.
   - Денег, наверное, привез. Будет вам теперь облегчение.
   - Деньги-то у него были, - не очень уверенно согласилась  Амелехина,  -
но не так, чтобы много.  Болеть  -  дело  дорогое.  Конечно,  вроде  бы  и
бесплатно, только... Да и жизнь там дорога. И у нас тут не  дешево,  а  уж
там...
   - Оттого и супругу к себе не выписывал?
   - Оттого, а как же, от того самого. Да и потом, - вдруг осенило  ее,  -
сейчас вернулся он, и его к жене сразу пропишут, а уедь она туда к нему  -
кто бы их сейчас заново в Москве прописал?
   - Не прописали бы, - сурово подтвердил участковый. -  А  без  прописки,
сами понимаете, проживать не только в столице, а и где  угодно  запрещено.
Такой существует порядок. Разве что в лимит попали бы, но сейчас вон новый
Моссовет грозится и вовсе лимиту упразднить. Хотя, конечно, грозить  проще
всего, а вот сделать... - Он  пошевелил  пальцами,  и  Амелехина  согласно
кивнула.
   - Ну что же, - сказал после небольшой паузы Тригорьев, как бы собираясь
закончить разговор, хотя на самом деле до конца еще очень далеко  было.  -
Приехал, значит. На каком вокзале встречала-то?
   - А... на Казанском, - нашлась старуха, внутренне страдая.
   - Так, так. Багаж, наверное, большой был?
   - Н-ну... Багаж, знаешь, он малой скоростью отправил.
   - Понятно. Значит, с вокзала без помех - домой?
   - Куда же еще; домой, конечно.
   - И верно, куда же еще? В кооператив, может, по дороге?
   - Да разве что по дороге, - сказала старуха и смолкла.
   - Ну ясно, по дороге. Наверное, срочность  большая  была.  Что  вы  там
заказывали-то?
   - Да так... Вроде и ничего такого, Павел Никодимыч...
   - Так заказывали - или нет?
   - Нет, - сказала Револьвера Ивановна, изнемогая.
   - Зачем же такая срочность была?
   -  Да  надо  было  Андрею  кого-то  там  повидать...  Привет,   словом,
передать... издалека.
   - Так и запишем, - сказал Тригорьев казенным голосом. -  Ну,  раз  так,
пойду я. Я ведь зачем зашел: только предупредить,  чтобы  с  пропиской  не
мешкали. Прямо сразу пусть сходит, сегодня же. Вот встанет, позавтракает -
и сразу туда.
   - А как же. Пал Никодимыч, - глядя в сторону,  подтвердила  старуха.  -
Непременно, как же иначе.
   - Дай-ка мне паспорт  его  на  минутку,  взглянуть  только,  -  как  бы
невзначай попросил участковый, уже совсем было собравшись распрощаться.  -
Человек он для меня все же новый, и должен  я  знать,  что  с  ним  все  в
порядке.
   Хозяйка дома стала болтать ложечкой в пустой чашке так усердно,  словно
звонила к ранней обедне.
   - А я и не знаю, - сказала она нерешительно, - где у  него  этот  самый
паспорт лежит.
   - Ну, где лежит! - не согласился Тригорьев. - Не  под  пол  же  он  его
спрятал. В пиджаке лежит, в кармане - где же еще? Ну, в крайнем  случае  в
тумбочку сунул, или в шкаф, под белье. Сходи, возьми тихонечко и  принеси,
чтобы мне лишний раз не ходить к вам, а то мало ли что...
   Это "мало ли что", кажется, напугало старуху больше всего остального, и
она, как бы совершив над собой некоторое насилие, проговорила:
   - Понимаешь, Павел Никодимович, какая беда вышла,  -  говоря  это,  она
глядела в чашку с таким видом, словно надеялась найти на  дне  по  меньшей
мере три рубля, - тут это... - Не найдя трешки, она с  последней  надеждой
перевела взгляд в окно. - Ах, батюшки, мальчишкам в школу идти, а  они  на
качели залезли! Ты бы приструнил их, Павел Никодимович, а то видишь, какая
растет смена...
   - Имею в виду, -  откликнулся  Тригорьев  казенным  голосом  и  так  же
продолжал: - Но не будем, Револьвера Ивановна, отвлекаться от дела.  Какая
же это беда у вас вышла? Объяснитесь.
   - Да потерял он паспорт, когда возвращался. Или украли, кто его  знает.
И паспорт, и деньги последние, и вообще все  дочиста.  Ехать  ведь  далеко
пришлось, ну, выпил с попутчиками, а ему, хворому, много ли надо...
   - Так-так, - молвил Тригорьев почти уже совсем строго. -  Заявление  об
утрате паспорта подали уже?
   - Да когда же, батюшка мой? Вчера только приехал...
   - Когда же собираетесь? Сегодня?
   - Сегодня подадим, Павел Никодимович, непременно.
   - У него что же - справка с собой есть?
   - Какая справка?
   - Обыкновенная, по форме: такой-то прописан и проживает там-то...
   - Так еще не прописан он тут.
   - Значит - оттуда нужна справка, где он все это время жил.
   - Напишем туда, напишем, - из последних  уже  сил  боролась  Револьвера
Ивановна. - Но пока туда напишем, пока ответят -  ты  уж  дай  ему  пожить
спокойно, не чужой ведь человек, мне он сын, Бинке - муж законный...
   - Гм, - издал Павел Никодимович, выражая как бы сомнение.
   - Да ты что - мне не веришь, что ли?
   - Ладно, помогу вам, Вера Ивановна, - сказал Тригорьев, как бы входя  в
положение.  -  Милиция  поможет.  Вы  мне  назовите  то  место,   где   он
жительствовал - адрес, название и прочее, -  и  мы  по  своим  каналам  их
милицию запросим. Хоть по телефону. Подтвердят - и не буду вас  беспокоить
до самой справки.
   - Да вот - не помню я, там название какое-то секретное.
   - Ну, - сказал Тригорьев, - от  милиции  секреты  бывают  разве  что  у
правонарушителей. Не  можете  вспомнить  -  придется  Андрея  Спартаковича
будить, чтобы достичь полной ясности.
   Сказав это, участковый решительно встал с  табуретки,  вышел  в  тесную
прихожую и твердо стукнул в ближайшую дверь.
   - Гражданин Амелехин! Выйдите-ка на минутку!
   Дверь распахнулась  сразу,  будто  в  комнате  только  и  ждали  такого
приглашения. И в самом деле, Амелехин был уже, в общем, готов к  разговору
- уже в брюках, хотя и в нижней рубашке.
   - Гражданин нача-альник! - провозгласил он едва ли не радостно.  -  Кто
бы мог подумать! Я Амелехин, я, не сомневайтесь!
   Тригорьев отступил, и Андрей Спартакович вышел в  прихожую,  аккуратно,
без стука затворив за собою дверь.
   - Жена спит еще, - пояснил он. - Утомил я ее.
   - Дело молодое, - поддакнула старуха из-за милицейского плеча.
   - Пройдемте на кухню, побеседуем, - предложил участковый.
   - Это мы с радостью. Мать, сообрази поесть чего-нибудь. И пошарь там...
   - Шарить не надо, - остановил Тригорьев. - Разговор  будет  короткий  -
если темнить не станете.
   - Я тут весь, как на ладошке, - сказал  Амелехин.  -  Чист,  как  малое
дитя. А кто старое помянет, окривеет. Верно, гражданин начальник?
   - О старом не будем, -  согласился  Тригорьев.  -  Хватит  и  новостей.
Попрошу предъявить документы.
   - Еще не обзавелся, - сказал Амелехин и развел  руками.  -  Да  вам  же
мамаша объяснила, как и что было.
   - Вот и оденьтесь, пройдемте со мной, там напишете все ваши  объяснения
и заявления, а милиция их рассмотрит и решит.
   - Да что ж тут решать?
   - А то: поверить ли вашему объяснению, или задержать, как  проживающего
без документов, и поступить соответственно...
   - Гражданин начальник! - сказал  Амелехин  убедительно.  -  Да  что  я,
паспорта не достану? Век свободы не видать...
   - Не только в паспорте дело, - сказал Тригорьев. - Вы и о том напишете,
зачем вчера, едва успев приехать, направились в известный вам  кооператив.
Уж  не  документы  ли  заказывать   туда   ходили?   Фальшивые,   понятно?
Признавайтесь откровенно и сразу, вам же легче станет, как только  ясность
наступит. С кем вели переговоры? Кто вас на этот кооператив навел? Ну? Ну?
   - Нет, - возразил Амелехин, - чего не было, того не было, что ж попусту
на людей катить...
   - Зачем же туда ходили?
   - Ну, значит надо было. Пришел и ушел.
   - Пришли и ушли,  да.  -  Тригорьев  наклонился  к  самому  уху  Андрея
Спартаковича. - А тело осталось.
   - Да вы что? Какое еще тело?
   - А то. Которое в ванне. Почем вас наняли человека убить?
   - Да Христос с вами! -  на  этот  раз  Амелехин  возмутился  совершенно
искренне. - В жизнь мокрухой не занимался, а сейчас тем  более  мне  не  в
цвет...
   - Вы мне не лепите горбатого к стенке!
   - Да я хоть по-ростовски побожусь...
   - Кто же его завалил?
   - А я почем знаю?
   - Тогда зачем же  туда  ходили?  Давай-ка,  Доля,  рассказывай  все  по
порядку, как было...



10

   Так начали этот день три - отнюдь не главных, впрочем  -  героя  нашего
повествования. Но и остальные не дремали.
   Землянин, например, в то самое время, когда разговор  между  участковым
уполномоченным и двумя поколениями Амелехиных  вошел  в  самую  интересную
свою фазу (где и был  нами  прерван),  находился  на  приеме  у  народного
депутата. Их собеседование тоже  не  лишено  интереса,  и  мы  постараемся
воспроизвести его как можно точнее.
   Депутат  был  очень  занят,  потому  что  входил  в  одну  из  комиссий
Верховного Совета, имевшую  своей  задачей  -  разработать  такую  систему
налогообложения, какая как можно скорее привела бы к  полному  прекращению
любого производства и таким Образом сделала  бы  жизнь  в  стране  намного
проще, а следовательно - совершеннее, ибо  давно  уже  известно,  что  все
совершенное - просто. Тем не  менее,  несмотря  на  свою  погруженность  в
налоговые проблемы,  депутат  старался  выслушать  каждого  посетителя  по
возможности внимательно - в том  числе  и  Землянина,  который  постарался
изложить свое дело как можно короче и понятнее.
   - Так, - сказал депутат, когда кооператор закончил.  -  Это  все  очень
интересно. Но я считаю, у вас  нет  никаких  оснований  ходатайствовать  о
снижении налоговой ставки.
   - Но я же вовсе не об этом ходатайствую!
   - Гм. Тогда я не понимаю...
   - Я хочу, - сказал Землянин,  -  чтобы  вы  помогли.  Не  мне.  Старому
человеку, прожившему нелегкую и честную  жизнь  и  сейчас  оказавшемуся  в
сложном, я бы сказал, даже драматическом положении. В конце концов, она  -
советская гражданка, этого у нее никто не отнимал, не лишал, и она требует
лишь своих законных прав, гарантированных Конституцией СССР.
   - Ага, - сказал депутат. - Она проживала за границей, будучи гражданкой
СССР? Да-да, вы говорили, что она отсутствовала десять лет...  Скажите,  а
она получала там какой-то доход? А налог с него она уплачивала? Я  имею  в
виду не их, а нашим финансовым органам. В рублях или  в  валюте?  В  какой
именно? С нее взяли слишком много? В чем конкретно проблема?
   - Ну что вы! - сказал Землянин. - Там она, естественно, никаких доходов
не получала. Она...
   - Что же в этом естественного? -  удивился  депутат.  -  Это,  простите
меня, ретроградная позиция.  Мы  же  считаем,  что  естественно  как  раз,
проживая  за  границей,  получать  как  можно  больший  доход  и  исправно
уплачивать налоги.  Если  вас  интересуют  конкретные  ставки...  Или  там
напутали с курсом? Можно пересчитать.
   - Боюсь, - сказал Землянин, начиная несколько раздражаться, - что вы не
очень внимательно  меня  выслушали.  Моя  мать  скончалась  несколько  лет
назад...
   - Ну да,  извините,  -  спохватился  депутат.  -  Вы  и  в  самом  деле
говорили... Речь, следовательно, идет о налоге  на  наследство?  Согласен,
это проблема достаточно сложная, и наша  комиссия  сейчас  как  раз  ею  и
занимается. Что оставила  вам  ваша  покойная  матушка?  У  нее  была  там
недвижимость?
   - Где - там?!
   - Ну, она же проживала за границей - я так понял?
   - Совершенно не так. Кроме того, она совершенно не покойная.  То  есть,
она была покойной, но сейчас снова живет...
   - Ах, она ожила. Я понимаю, бывает. Но тогда мне совершенно неясно... С
нее что, требуют налог на оживание? Простите, но мне кажется,  что  такого
налога... Минутку, я освежу в памяти...
   И депутат принялся быстро-быстро перебирать бумаги на своем столе:
   - Ну да, так и есть! - заявил он едва ли не торжествующе. - Нет  такого
налога! Это, безусловно, крупное наше упущение, и я от души благодарю  вас
за  то,  что  вы  подсказали  нам...  указали  на  этот  недостаток.  Если
приравнять оживление к... гм... производству новой продукции, то налоговая
ставка может быть... гм... Минуточку, я прикину в общих чертах... Да, тут,
очевидно, речь идет о двух разных ставках: за оживление  -  это  налог  на
тех, кто занимается оживлением, и за оживление - на тех, кто  подвергается
оживлению.  Очень  интересно...  Скажите,  а  как   по-вашему,   оживление
относится к  области  здравоохранения?  Или  культуры?  Или  промышленного
производства? Крайне, крайне занятно... Скажите, вот вы, сами лично,  тоже
занимаетесь оживлением? Да? В таком случае, к какой  области  деятельности
вы  сами  относите   свою   работу?   Согласитесь,   что   это   ведь   не
здравоохранение: если уж  человек  умер,  то  никакого  здоровья  у  него,
естественно, не осталось и охранять тут нечего. К области  культуры?  Тоже
вряд ли.  Хотя,  конечно,  среди  оживляемых  могут  оказаться  и  деятели
культуры, даже крупные... И тем не менее... Вообще-то это, конечно,  сфера
обслуживания... Ремонт, восстановление, реставрация... М-да, задали вы нам
задачку... Но я очень, очень вам благодарен, поверьте...  Ваш  приход  еще
раз убедил меня в том, что наш законопроект еще  сыроват,  видите  -  даже
налога на оживление не предусмотрели - а ведь,  кажется,  следовало  бы...
Понимаете,  вся  беда  в  том,  что  законопроекты  составляются   разными
аппаратными  чиновниками,  при  чисто  формальном  подходе,  присущей   им
безответственности... Еще раз - большое спасибо! - Депутат наконец перевел
взгляд с бумаг на Землянина. - Ну, не стану далее отвлекать вас  от  вашей
гуманной деятельности... Скажите, а вы не задумывались  о  создании  Фонда
Оживления? С  точки  зрения  налогов,  это  было  бы  вам  очень  полезно.
Всесоюзный фонд... Вы подумайте об этом на досуге. Всего вам наилучшего!
   - Простите, а как же с моей просьбой?
   На этот раз в голосе Землянина одновременно прозвучали и раздражение, и
удивление, и даже некоторое  сомнение.  Причем  сомнение  его  касалось  в
первую очередь его собственной персоны: неужели же даже на  столь  простое
дело он оказался неспособным? И в самом деле: потратить столько времени на
разговор с депутатом,  и  не  только  не  получить  какого-то  конкретного
ответа, но, похоже, даже не суметь растолковать общественному деятелю  всю
сущность проблемы? Налоги? Да при чем  тут  налоги,  если  понадобится  Их
платить - он будет платить, но дело ведь совершенно  не  в  этом...  Может
быть, не следовало ударяться в амбиции и идти сюда,  но  предоставить  это
маме, как она и предлагала? Хотел помочь, но что же получилось?..
   - С вашей просьбой? Э-э... гм...  Ах,  ну  да,  конечно.  Извините,  я,
конечно, несколько отвлекся. Итак, в чем же она заключается?
   - Я ведь объяснял, - сказал Землянин с  усталой  терпеливостью.  -  Моя
мама, оживленная, как вы говорите, не  имеет  необходимых  и,  безусловно,
полагающихся ей документов. Ее права...