с?
   - Что же, вполне разумная постановка вопроса, - сказал Федор  Петрович,
уже совсем освоившись, а также окончательно убедившись, что воистину не те
времена нынче. - Но ведь я не один разговаривал, там был еще...
   - Мы знаем, кто был, - сказал старший. - Но мы разговариваем с вами.  И
только с вами. А для остальных дело будет  обстоять  так:  вы,  проявив  и
использовав  ваши  способности  и  связи,  нашли  такие  вот  кредитные  и
снабженческие возможности. Скажете,  что  условия  не  кабальные  и  часть
кредита можно будет погашать продукцией - по нашим заказам. Это и в  самом
деле будет так. Скажете, что вы пробили в Моссовете возможность расширения
площадей,  хотя  бы  аренды  того  дома,  в   чьем   подвале   вы   сейчас
располагаетесь. Вот такой будет легенда. У вас есть вопросы?
   - Сейчас нет. Но если возникнут?
   - Вот мой телефон, - сказал товарищ Халимов. -  Запомните,  пожалуйста.
Да-да, записать тоже можно. И чуть что - звоните, Кстати;  преступный  мир
вас не беспокоит пока?
   - Нет, - сказал Федор Петрович. - Кстати, у  нас  хорошие  отношения  с
милицией.
   - Продолжайте их, отчего же нет.  Ну,  мы  рады,  что  вы  ясно  поняли
обстановку. Вызовете свою машину? Или подвезти на нашей?



13

   Надо сказать, что Федор Петрович только что на наших глазах  впал,  сам
того не ведая, в тяжкий грех, а именно - исказил истину. Дело в  том,  что
еще раньше, когда он, прибыв домой после разговора  с  мистером  Фьючером,
укладывался  спать,  одновременно  давая  полный  отчет  о  событиях   дня
допрашивавшей его сквозь сон  супруге,  -  другой  участник  разговора,  а
именно А.М.Бык, у самого подъезда своего дома был остановлен неким молодым
человеком.
   - Не курю, - сказал А.М.Бык, не дожидаясь ритуального вопроса, -  денег
и ценностей с собой не ношу. Простая кинематика. Усек?
   - Ты, фраер  жидковатый,  -  поведал  в  ответ  юноша,  -  не  тарахти,
аккумулятор посадишь. Зовут тебя потолковать, понял? Только  не  намочи  в
штаны, пахнуть будет. Тачка за углом, шевелись, не спи.
   - Так, - произнес А.М.Бык со значением. - Слушай, что я тебе скажу...
   И вслед  за  этими  словами  он  принялся  негромко,  но  выразительно,
помахивая для вящей убедительности указательным  пальцем,  словно  отбивая
такт, излагать юноше некоторые факты своей биографии. Из  которых  со  все
очевидностью явствовало, что А.М. на протяжении своей  жизни  неоднократно
вступал в интимные отношения со стоявшим перед ним юношей; с его  матерью,
бабушкой и всеми другими членами семейства как женского, так и мужского  и
среднего рода; со всеми их родными и близкими; друзьями и знакомыми вплоть
до седьмого колена; а также с теми, кому сегодня вздумалось с ним,  Быком,
толковать; и с теми, кому  это  могло  вздуматься  вчера,  позавчера  и  в
прошлом столетии, равно как и с теми, кому такая идея могла  бы  прийти  в
голову завтра,  вообще  в  этом  веке  и  веке  будущем.  Перечень  фактов
биографии сопровождался подробным изложением методики упомянутых  интимных
связей, которое мы здесь не приводим только  лишь  из  опасения,  что  для
немалой части читателей оно и окажется главной ценностью,  содержащейся  в
нашем повествовании, хотя мы искренне надеемся, что это не так.
   Инструктируемый молодой человек сначала от  биографии  А.М.Быка  просто
отмахнулся, и пришлось удерживать его за пуговицу. Но чем  дальше,  тем  с
большим вниманием, а затем и с возрастающим крещендо  восхищением  слушал,
непроизвольно  кивая  в  соответствии  с  размеренными  движениями  быкова
пальца, и на лице его, обычно не очень  выразительном,  возникло  и  стало
шириться и крепнуть выражение истинного  и  бескорыстного  счастья,  какое
бывает у людей при встрече с подлинным искусством. После того, как А.М.Бык
весьма убедительно изложил историю своей интимной близости с той  машиной,
которая, по словам юноши, ждала их за углом, ему пришлось сделать  краткий
перерыв, чтобы запастись воздухом для продолжения  своей  саги.  Юноша  же
ухитрился проскользнуть в эту паузу с такой же  ненавязчивостью,  с  какой
проникал в чужие  карманы,  чтобы  щипнуть.  А  проскользнув,  выступил  с
кратким заявлением.
   - Ну, батя! - высказался он с легким  придыханием.  -  Ты  даешь!  А  я
думал, ты фраер. Но все равно хиляем: Седой же зовет,  не  кто-нибудь.  Ты
что, Седого не знаешь?
   Знал ли А.М.Бык Седого или нет, так и осталось неустановленным - но это
и неважно, потому что через несколько минут им так  или  иначе  предстояло
познакомиться.  Выслушав  своего  оппонента,  Бык  мгновение   подумал   и
неожиданно согласился:
   - Ну поехали. Только бекицер.
   Вот таким образом А.М.Бык оказался в  той  самой  квартире,  в  которой
незадолго до этого мы уже застали Долю  Трепетного.  Здесь  полезно  будет
вспомнить, что сношения с Быком в  тот  раз  были  поручены  именно  Доле;
однако обстоятельства, о которых речь еще впереди, помешали ему  выполнить
почетное задание. Вот по какой  причине  А.М.  и  был  вызван  для  личной
встречи.
   Вступив в комнату, Бык  склонил  голову  к  левому  плечу,  невозмутимо
оглядел присутствовавших, задержал взгляд на старшем из них (он-то, как мы
предполагаем, и был Седым) и произнес следующее:
   - А-а!
   На что Седой отвечал в той же интонации:
   - А-а!
   Этот обмен репликами заставляет нас заподозрить, что люди эти  когда-то
уже встречались; но когда, где и при каких обстоятельствах - остается  для
нас тайной: у нас нет отдела кадров, своих героев мы  не  выбираем  -  они
приходят по собственному желанию, анкет не заполняют, а мы на  этом  и  не
настаиваем.
   Не станем и  подробно  излагать  содержание  разговора  между  высокими
сторонами.  Он  не  затянулся,  ибо  участники  его  были  людьми  глубоко
компетентными.  Важно  лишь,  что  в   результате   оказалось   достигнуто
соглашение, по которому кооператив на неопределенное время освобождался от
налогов и сборов (вы поняли, конечно,  что  речь  идет  не  о  платежах  в
госбюджет, от которого освобождает лишь смерть), и тем  не  менее  получал
право пользоваться защитой Седого и его неформальной организации, а  также
прибегать к  их  услугам,  если  потребуется,  с  расчетом  на  договорных
основах. А возмещением за охрану и услуги послужит выполнение кооперативом
некоторых специальных заказов по его профилю.
   В заключение Седой спросил:
   - Лужайка к вам еще не шьется?
   - Нет покуда, - ответил А.М.Бык.
   Он не соврал. Потому что до  звонка  Федору  Петровичу  оставалось  еще
никак не менее четырех с половиной часов.



14

   Что же касается  Доли  Трепетного,  то  с  ним  приключилось  вот  что.
Выполняя поручение, он бодрым шагом добрался до кооператива,  спустился  в
подвал и уже хотел было проникнуть в приемную, как вдруг  -  в  том  самом
тесном предбанничке,  в  котором  мы  уже  бывали,  -  ощутил  неожиданное
прикосновение к спине, прямо между лопатками, чего-то  очень  твердого,  и
одновременно до его слуха донеслось негромкое:
   - Стоять! Руки вверх!
   Слова эти, не единожды слышанные им в  предыдущей  жизни,  на  сей  раз
оказались  настолько  неожиданными  и  даже  незаслуженными,  что   Андрей
Спартакович послушно остановился,  поднял  руки  и  позволил  неизвестному
прогладить  себя  твердыми  ладонями  на   предмет   обнаружения   оружия.
Следующим, чего можно было ожидать после подобного начала, было  наложение
наручников; его, однако, не последовало, потому, что Витя Синичкин получил
в  приданое  комплект  обмундирования,  однако  ни  оружия,   ни   прочего
служебного снаряжения Тригорьев ему, естественно, не оставил. А  ведь  это
именно лейтенант  Синичкин  застопорил  Долю  на  подступах  к  резиденции
А.М.Быка - сейчас, кстати, все равно отсутствовавшего.
   - Ну, все, Доля, -  продолжал  тем  временем  лейтенант.  -  Побегал  -
хватит. Как веревочка ни вьется... Сейчас я  тебя  доставлю  в  отделение.
Будешь вести себя хорошо - зачтется. Нет - применю оружие.
   Тут надо заметить, что,  подобно  тому,  как  лейтенант  сразу  опознал
Амелехина, так и Доля мгновенно узнал голос. И удивился. Потому что  он-то
знал, что немало времени уже минуло с тех пор, как пребывал он в розыске и
должен был бояться каждого мента.  Синичкин  же  этого  узнать  просто  не
успел, и для  него  все  события  более  чем  десятилетней  давности  были
сегодняшними.
   - Ладно, лейтенант, - мирно сказал Доля. - Сдаюсь. Веди. Только позволь
руки опустить. Не побегу. Мое дело чистое.
   - Ну да, - подтвердил Витя не  без  сарказма.  -  Ангелок.  Ладно,  там
разберемся. Давай спокойно на выход.
   И оба затопали вверх по лестнице.
   Странная это была встреча,  если  вдуматься.  Потому  что  десяток  лет
назад, когда Доля действительно был в розыске, это ведь  именно  лейтенант
Синичкин остановил его пулей. А самого лейтенанта  убил  один  из  Долиных
подельников, тоже скрывавшийся. Но сейчас  ни  тот,  ни  другой  этого  не
знали: для каждого из восстановленных Земляниным жизнь продолжалась с того
часа, к которому относилась запись, и  ничего  из  более  поздних  событий
своей первой жизни они не помнили.  Иначе  трудно  сказать,  такой  ли  бы
мирной оказалась их нечаянная встреча.
   Они вышли в переулок; по счастью, мимо проезжала патрульная машина, без
помех подбросившая их к отделению, где Синичкин  доставил  задержанного  к
дежурному для проведения  формальностей.  Долю  посадили  до  выяснения  в
камеру; он не сопротивлялся, попросил только, чтобы  как  только  появится
капитан Тригорьев, ему доложили о том, что произошло. Синичкин же  остался
в дежурке, с удовольствием оглядывая привычные ее стены.
   - А ты откуда, лейтенант? - спросил дежурный. - Из какого отделения?
   Синичкин глянул на дежурного так, словно тот был голым.
   - Как это - откуда? Отсюда, ясно. Из этого отделения.  Ты  что,  первый
день служишь? - И нахмурился. - Или шутишь?
   Теперь в свою очередь нахмурился дежурный.
   - Может, это вы шутите? Попрошу предъявить удостоверение личности.
   Лейтенант  Синичкин  пошарил  по  карманам  и  убедился,  что   никаких
документов с собой не имеет.
   - Дома забыл, что ли? - поднял он брови. - Погоди, сейчас позвоню...
   И набрал номер.
   - Нина? Слушай,  посмотри  в  гражданском  костюме,  я,  наверное,  там
удостоверение забыл... В моем, в каком же еще? Как это - кто я? Да вроде с
утра был твоим мужем... Что? Ты что, выпила? Что? Что??
   После этого  он  несколько  минут  слушал;  сначала  недоуменно  крутил
головой, пытался вставить словечко, потом лишь бледнел  с  каждой  минутой
все больше. Наконец опустил трубку на аппарат  и  посмотрел  на  дежурного
пустыми глазами. Потом стремительно бросился к столу. Глянул на календарь.
Закрыл глаза. Открыл и снова уставился на дежурного.
   - Что же это такое, старший лейтенант?
   Дежурному все уже стало ясно: кооператив находился на территории  этого
отделения, так что...
   - Присядь, лейтенант, - сказал он, - приди в себя.  Твоя  как  фамилия?
А-а, слышал... Да слушай, твой портрет ведь у нас висит, наверху...  То-то
мне показалось, что знакомый... Погоди, поговорим, я только  этого  мужика
отпущу. Не имеешь ты права задерживать. Извини, конечно, но надо, чтобы по
закону.
   Синичкин махнул рукой. Ему сейчас все равно было.
   Скрежетнул  ключ,  и  через  минуту  Доля  остановился   перед   бывшим
лейтенантом.
   - Ладно, - примирительно сказал Амелехин, - я не в обиде. Мало  ли  что
бывает. Ты куда сейчас: домой?
   Синичкин посмотрел на него и опустил глаза.
   - Нет у меня дома, - пробормотал он хмуро. - Ничего нет...
   - Тогда давай ко мне. Посидим, подумаем, у меня и  переночевать  можно,
пока не устроишься, раскладушку на кухне поставим.
   - Устроюсь? Куда я - без документов?
   - Ну, это дело наживное, был бы человек... Пошли, пошли.  Не  бойся,  я
теперь человек с правами. И тебе помогу.  И  работу  найдем.  А  сперва  -
посидим, потолкуем, может, выпьем по маленькой, отметим твое возвращение с
того света...
   Синичкин вздохнул. Очень не хотелось принимать помощь от преступника  -
хотя бы и бывшего. Но дежурный не возразил, понимая, что лейтенанту сейчас
деваться вовсе некуда. И восстановленный в жизни оперуполномоченный встал.
Тряхнул головой.
   - Ладно, пошли, - сказал он.
   - Вот сейчас скомандую тебе "Руки за спину!" - пошутил Доля у выхода. -
Ну-ну, не обижайся. Та жизнь прошла, надо к новой приноравливаться.
   И дверь отделения милиции затворилась, выпустив их на волю.



15

   Ну, наконец-то кончился этот день - напряженный, утомительный. А вместе
с ним завершился и наш возврат к событиям недавнего прошлого. Окунемся  же
снова   в   настоящее   с   его   очередями,   толпами,    демонстрациями,
раскурочиванием чужих машин и со многим  другим,  что  временами  омрачает
нашу и без того уже не текущую млеком и медом жизнь.
   Кстати,  о  раскурочивании:  любитель  ревизий  и  других   решительных
действий товарищ Безмыльцев, исполнив траурный танец  перед  трупом  своей
незадешево купленной шведки, не стал ни  искать  свидетелей,  чтобы  потом
допросить их в своей машине, записывая  разговор  на  скрытый  магнитофон,
чтобы потом использовать запись как компромат - потому не стал,  наверное,
что допрашивать  оказалось  негде,  -  ни  пристраиваться  к  какой-нибудь
команде, создающейся, чтобы доставить  кому-нибудь  неприятности,  учинить
пакость, что вообще-то любил. Нет, он пошел по  самому  прямому  пути,  то
есть набрал номер, чтобы пожаловаться и попросить защиты.
   По странному совпадению, номер этот оказался тем  самым,  что  был  дан
Федору Петровичу на случай нужды,  так  что  оказался  у  телефона  именно
товарищ Халимов. Безмыльцев немедля  принес  устную  жалобу  и  потребовал
наказания виновных. В ответ он после краткой паузы услышал:
   - Знаешь, Зоркий (такое у него обозначение было в той  системе  учета),
работаешь ты  не  бог  весть  как,  а  горшки  за  тобою  выносить  мы  не
собираемся. Совет: от кооператива этого держись подальше,  не  твоего  это
ума дело, а иди-ка ты сейчас лучше в политику, влево куда-нибудь примкни -
может, тогда и оправдаешь наше к тебе доброе отношение.
   - Так ведь, -  возразил  было  Безмыльцев,  -  когда  с  левыми  начнут
разбираться, мне тогда...
   - А ты вовремя успей отыграть вправо, может, и имя себе заработаешь,  -
посоветовал товарищ Халимов.
   После чего Безмыльцев  как  человек,  реально  мыслящий,  действительно
ударился в политику. И на этом мы его  оставим.  Вернемся  лучше  к  нашим
событиям.
   А они развиваются. К рынку - значит, к рынку, наоборот - так  наоборот,
поедем с ярмарки, на юг, на запад - пусть на юг, пусть на запад... Главное
- ехать, не стоять на месте. Или хотя бы греметь пустыми  котелками,  если
колеса не крутятся.  Помчимся,  как  необгонимая  тройка!  Не  слишком  ли
быстро? Кондуктор, нажми на тормоза. Вот  только  всю  тормозную  жидкость
выпили после указа о воздержании...
   Итак, мы покинули Землянина и  девушку  по  имени  Сеня  в  самой,  так
сказать, высшей точке развития их отношений. Авторы, знающие и выполняющие
законы литературного творчества,  именно  тут  и  спешат  распрощаться  со
своими героями, ибо ничего более прекрасного нам уже не увидать, отношения
же между героями, достигнув высшей точки, неизбежно пойдут по нисходящей -
зачем же разочаровывать  читателя?  Верно;  но  неодолимая  приверженность
истине заставляет нас продолжать, как бы в дальнейшем ни повернулось дело.
   Так вот, Вадим Робертович, верный  данному  обещанию,  при  всей  своей
неимоверной теперь занятости нашел время поговорить с  мамой  на  семейную
тему.  Анна  Ефимовна,  несколько  утомившаяся  от  бесплодной  борьбы  за
гражданские права восстановленных в жизни, выслушала его внимательно.
   - Ты прекрасно знаешь, Вадик, - сказала она, когда он умолк, - что  для
меня главное - чтобы ты был счастлив.  Ты  хочешь  так  -  пожалуйста,  ты
взрослый человек и  вправе  сам  решать  такие  вопросы.  Я  не  собираюсь
становиться вам поперек дороги.
   - Я хотел бы, - сказал Землянин, - чтобы ты все-таки поговорила с Сеней
всерьез. Зная мое отношение...
   - Можно подумать, что я отказываюсь, - сказала мама.
   - Я попрошу ее зайти сегодня вечером. Хорошо?
   - Пусть сегодня.  Только  сделай  так,  чтобы  тебя  не  было  дома.  Я
почувствую себя свободнее. Да и  она  тоже.  Поговорим  с  ней  тет-а-тет.
Согласен?
   - У меня сейчас столько работы, - сказал в ответ  Вадим  Робертович,  -
что я могу не приходить домой неделями. К тому же, как раз  нынче  вечером
мне предстоит, видимо, серьезный разговор.
   - Да? Почему же ты сразу не сказал? С кем?
   - Мне позвонили утром. Сказали, что от имени товарища Б.Ф.Строганова.
   - Строганова? - проговорила мама, невольно понизив голос. -  Неужели  о
тебе знают уже так высоко? Вадик, но это же  прекрасно!  Вот  великолепная
возможность поговорить о нашем статусе возвращенцев на самых  верхах!  Дай
честное слово, что ты поговоришь с ним об этом!
   - Мама, но я же не  знаю,  зачем  вызван!  И  потом,  они  ведь  сейчас
стараются не вмешиваться в проблемы власти...
   - Ах, это все разговоры для бедных. Вмешивались и будут. Хотя почему  -
вмешиваться? Руководить!  Правящая  партия  есть  правящая  партия.  Одним
словом, ты просто обязан!
   - Конечно, поговорю. Обещаю.
   - И как же - ты просто вот так возьмешь и пойдешь к нему?
   - Ну, что ты. За мной пришлют машину. Так  что  сейчас  мне  уже  пора.
Значит, Сеня зайдет вечером. Будь дома.
   - Как будто я когда-нибудь бываю не дома!
   - Ну да, ну да. И пожалуйста...
   - Не беспокойся, Вадим. Я буду предельно благожелательна.
   - Я уверен - она тебе понравится еще больше, чем в тот раз.
   - Надеюсь. Ну, желаю тебе удачи! Буду держать кулак.
   Тут, видимо, нужно небольшое пояснение. Товарищ Б.Ф.Строганов - это как
раз тот товарищ, в гости к кому однажды вечером зашел  другой  непременный
член, товарищ Домкратьев.  Ну,  вы  помните.  Так  что  вам  ясна  причина
волнения и мамы, да и самого  Землянина  тоже,  хотя  он  и  пытается  это
скрыть.
   Вообще-то нашим героям везет. Откровенно говоря, мы в этом  им  немного
подыгрываем. Поэтому когда наши  персонажи  собираются  куда-то  зайти,  с
кем-то встретиться или кому-то позвонить, то им это, как правило,  удается
с первого же раза. В жизни, как мы знаем, так не бывает.  Однако  в  нашем
повествовании это - единственное  отступление  от  истины.  Все  остальное
описано в точном соответствии с действительностью.
   Правда, когда Сеня вечером пришла в гости к Анне Ефимовне и застала  ее
дома, тут авторский произвол ни при чем:  мама  ее  ждала,  и  чайник  уже
кипел. Из сластей были медовые пряники и халва цвета ноябрьской грязи, тем
не менее вполне съедобная. Дамы поговорили о погоде - о том,  что  человек
так жестоко ведет себя по отношению к природе, что все меняется к  худшему
и нет больше ни зимы, ни лета,  а  что-то  такое  же  неопределенное,  как
безударный  гласный  в  английском  языке.  Поговорили   о   снабжении   и
перспективе голода в Москве. О съездах и сессиях. Горбачеве и  Ельцине.  О
Литве  и  Прибалтике  в  целом.  Но  уже  с   самого   начала   было   так
запрограммировано, что разговор не мог не перейти на права человека, и  не
вообще человека, а восстановленного. Не мог, потому что тема  была  близка
обеим, хотя и с разных позиций.
   - Ах, это ужасно! - сказала мама Землянина. - Жить - и  не  чувствовать
себя человеком. Вот если бы кто-нибудь из них побыл в нашей шкуре - они не
только посочувствовали, но сразу приняли бы постановление.
   - О, как вы правы! - сказала Сеня, которой светский разговор был  вовсе
не чужд. - Но никто из них не был на  вашем  месте.  А  знаете,  я  как-то
подумала,  что  решить  проблему  сможет  лишь  руководитель  из  вас.  Из
восстановленных. Способный жить вашими нуждами и бедами.
   - Это  было  бы