так же как он, бесшабашно и свойски глотнул из горлышка. - Литератор! Ты
знаешь, чем интеллигент отличается от нормального человека?
- Чем?
- Тем, что нормальный человек запивает совершенную подлость стаканом водки, а
интеллигент - бутылкой.
- Два литра водки - смертельная доза, - сказал Заров.
- Что?
- Когда-нибудь, очень-очень нескоро, - терпеливо сказал Ярослав, - расплатой
за подлость будет такая доза отравы, которую человек не выдержит.
- И что?
- Не знаю, Визирь. Но если подлость станет равна смерти - то мир, наверное,
изменится.

                                     9.
Мужчина с телефоном ушел. Кажется, слегка удивленный собственной добротой.
Мария смотрела ему вслед.
- Визирь паникует? - спросил Илья.
Женщина пожала плечами.
- Не знаю. Паникует, блефует, заманивает в ловушку. Может быть - все вместе.
Карамазов прищурился, вспоминая лицо пацана. Одновременно испуганное и
ненавидящее. Удар по лицу...
Никто из ударивших его не уходил от расплаты.
- С мальчишками надо кончать, - сказал он.
- В тебе говорит злоба, - сухо сказала Мария.
- Ну и что?
- Илья, дети должны умереть. Но не потому, что они так долго водили тебя за
нос. Просто в них сейчас собралось все самое худшее нашего мира. Даже Визирь,
даже писатель считают так. А тобой движет месть.
- Свобода не нуждается в оправданиях, Мария. Вот и вся разница, - Илья
посмотрел ей в глаза. - Ты убиваешь во имя Добра, я - повинуясь своим
желаниям. Но есть ли эта разница... вне наших душ?

Наверное Визирь понимал, что настоящей Власти над ним не получит. Никогда.
Зарову нравились две вещи в его редкой специальности - то, что он мог говорить
правду и то, что у него не существовало начальников.
- Чего ты собственно хочешь? - спросил Посланник Власти. - Денег, что ли?
- Веры в себя. Я обещал.
- Что ты обещал? Романчик написать? О злобных марсианах и отважных землянах?
Да очнись, Ярослав! Наступило время больших дел!
- Рашид, я выполняю обещания. Тебе это не нравится?
- Нравится, писатель.
Заров хотел было сказать - "зови меня литератор", но промолчал. Это он говорил
только друзьям.
А Хайретдинов был союзником, партнером, даже - хозяином. Но не другом.
- Ладно. Езжай, - Визирь уступил мгновенно. Словно сложил что-то в уме,
экстраполировал на будущее - и признал свою ошибку. - Ярослав, единственное,
что хочу сказать...
- Ну?
- У тебя все-таки возникнет искушение... это неизбежно. Пойти на ту встречу.
Дать ребятишкам денежку, задержать Илью с Марией... если они придут.
- Ты считаешь меня большим идиотом, чем я есть.
- Извини. Но я знаю эту сладость... сладость добрых дел. Отсроченного греха,
оттянутой подлости, - Визирь подступил к нему, маленький, плотный, суетливый,
- такой безобидный человек... который не был человеком. - Писатель, ты не
ошибись, а? Всегда хочется остаться чистым. Хорошим-хорошим... Не марать руки
кровью невинных младенцев. Не делать зла своими руками. Тебя ведь это страшит?
Именно - своими руками! Пойми, когда мы умываем руки - мы открываем путь куда
большей крови!
- Я знаю.
- Знать - это не главное. Ярослав, ты умный мужик. Ты любишь красивую жизнь и
добрые дела. Работа такая, да? Так пойми - эту красоту и доброту принесет не
Посланница Добра. Не мальчик, который ни во что больше не верит! Я, гнусный
человечек узбекской национальности...
- Рашид, вот этим не кичись. Знаешь, националистов и шовинистов я одинаково...
люблю.
- Знаю. Но именно я, чужеродец, двинутый кланом на партийную работу,
полюбивший демократию, обрусевший и ставший святее папы римского - я принесу
стране покой! Покой и веру в себя! Достоинство и силу! Понимаешь? Не омовение
сапогов в чужих океанах, не карточки на масло, не распродажу всего и всем! Я
подниму эту страну с колен! Она ждет меня! Меня, Власть! Силу! Да, тысячи
сгинут бесследно! Да, миллионы заткнут себе рты! Господин писатель, что тебя
больше ранит - тысяча правдолюбцев, или миллионы голодных и униженных?
Заров не ответил.
- Ты до сих пор думаешь - как меня обмануть, - уже спокойнее сказал
Хайретдинов. - И рыбку съесть, и в кресло сесть. Очнись!
- Я давно уже очнулся, Рашид.
- Ой ли?
- Я просто выполняю свои обещания. Понимаешь?
- Тебе дать машину? - помолчав, сказал Визирь.
- Дай.
Хайретдинов подошел, положил руки ему на плечи:
- Ярослав... я тебе верю!
- Я хочу дойти до конца, - просто сказал Заров. - Понимаешь? Я творю чтиво.
Развлекаю публику. Так позволь мне... отыграть эту роль.
- Не заиграйся.

                                     10.
Машину вел Семен. Когда они пересекли кольцевую дорогу, Заров не удержался,
спросил:
- Слушай... кто для тебя - Хайретдинов?
Семен покосился на него, но ответил спокойно:
- Сильный человек.
- Я с тобой наполовину согласен.
Кажется, он не понял. К лучшему, наверное.
- Улица Хмелева, - сказал Заров. Он был готов к объяснениям, но Семен, похоже,
хорошо знал свой город. Он вел машину по каким-то тихим, полупустынным улицам.
Изредка - играющие дети, бредущие домой взрослые. Дома старые, дома новые,
деревцо, тянущееся вверх из крыши кирпичного монстра, трава, пробившаяся между
балконами многоэтажки. Хей! Может быть в этом доме живут Кей и Герда конца
двадцатого века? Вот он, их садик между балконами. Цепкие плети сорняков.
Живые и веселые, пронзающие камень, пьющие дождь, зацветающие бледными
лепестками никому не нужных цветов.
- Где остановить-то? - спросил Семен.
- Я скажу, - Ярослав подался вперед, высматривая знакомое здание. - Семен...
ты счастлив?
Он даже притормозил, этот несчастный, сломленный Властью и прикоснувшейся к
смерти человек...
- А ты счастлив, Заров?
- Я не имею на это права.
- Ну... - Семен, похоже, чуть смутился. - Счастлив.
- Счастье - как отсутствие несчастья?
- Стругацких я читал, - сообщил Семен. - А ты тоже ведь книжки пишешь?
- Пытаюсь, - он и впрямь растерялся. Слишком привычным было знание - его
работа нужна какому-то абстрактному, полуреальному кругу людей. Оказывается -
и этот наемник, телохранитель, умеет читать.
- Глупости вы всегда придумываете, - беспощадно сказал Семен. - Проблемы
строите, где их нет. Жизнь - штука простая. Если какой-то мудак стреляет в
людей - значит его надо кончать. Рашид Гулямович хочет порядка - так плевать
мне, что он жене изменяет и ворованным приторговывает. В книжках всегда
проблемы придуманы. Пусть пацаны их читают. Когда вырастут - сами поймут, что
к чему.
- А тебе попадалась книга, где все просто и правильно?
- Да. Телефонный справочник, - Семен засмеялся. - Где остановить?
- Здесь, - он узнал дом, пухлую кирпичную пятиэтажку. - Спасибо, Семен.
- Да не за что. Одно дело делаем, верно?
- Нет.
Семен удивленно посмотрел на него.
- Понимаешь, чтобы для тебя все было просто и ясно, десять идиотов должны
подыхать от тоски. И думать, что в этом мире правда, а что - ложь.
- Писатель... - снисходительно сказал Семен. - Тебя подождать?
- Да нет, не надо, - он открыл дверцу. - Спасибо тебе.
- За что?
- За то, что аптечку притащил вчера. Может Коля и выкарабкается.

Улица была молчалива и тиха. Две девчонки во дворике играли мячом - смешно, по
мальчишечьи. Женщина с сумкой, полной молочных бутылок, обогнула его, спеша
домой.
Хорошая штука - дом.
Заров вошел в подъезд. Позвонил у бронированной двери. На этот раз охранник
его узнал, открыл легко и с улыбкой.
- Заходите...
Людям по-прежнему нужны сказки, нужен обман. Заров вошел, вновь скосился на
книги со знакомыми фамилиями на обложках. Как смешно - знать изнанку слов.
В кабинете редактора гудел кондиционер. Лидия Васильевна оторвалась от папок с
никому пока не известной ложью, улыбнулась:
- Ярослав Сергеевич... Я думала, чуть позже подойдете. Садитесь.
Он присел у шкафа с гордыми, красочными рядками книг. Продукция "Лодура". Вот
они, слова. Порожденные болью, любовью, безденежьем, просто избытком
свободного времени. Да кто сумеет найти между ними разницу, отличить сухой
расчет от надрывного крика? Кому она нужна, душа? Кому важна суть - когда
смотрят на обложку? Визирь даст людям покой и кусок хлеба - имеет ли значение
то, что он не-человек?
Слава, ты умел видеть вперед, умел слагать из фальшивых слов будущую правду. А
знаешь, это ведь не сложно. Просто - горько. Я научился этой игре. Знаю, что
будет впереди. Придет директор издательства, мы подпишем договор. Стопка купюр
ляжет в карман, честные деньги - не замаранные руками Визиря. Мы разопьем по
бокалу шампанского, я выйду из гостеприимного офиса, и поплетусь к метро.
Доберусь до Домодедовской, где столько раз садился в автобус, идущий к
аэропорту. Дойду до стройки, где меня будут ждать два пацана. Суну им пачку
денег, счастливый и гордый от мелкого обмана, от часа в запасе, вырванного для
них у Посланников. Скажу - "бегите!" И вернусь к Визирю, который догонит
мальчишек... рано или поздно.
- Можно закурить? - спросил Заров.

                                     11.
В голове шумело. Нервы, конечно. Никогда он не пьянел от двух бокалов
шампанского. На Домодедовской выходило много народу, Заров влился в поток,
поднялся по экскалатору, двинулся по темнеющей улице. Без четверти восемь.
Слава, я все-таки сделаю глупость. Дам мальчишкам шанс. Не победить - убежать.
Пусть Илья с Марией начинают охоту, пусть Визирь натравливает своих новых
псов. Я просто оставлю руки чистыми. Не так уж это и много - чистые руки.
- Ярослав!
Он остановился. Медленно повернулся к машине, припаркованной у обочины. С
одной стороны - глухой забор, с другой - тихая улица и многоэтажки за ней.
Даже выстрелов никто не услышит.
- Ярослав, подойди.
Заров подошел, остановился у машины. Мотор был заглушен, свет выключен. Семен
посмотрел на него - и отвернулся.
Хайретдинов на заднем сиденье отодвинулся, кивнул. Ярослав открыл дверь,
нырнул в тепло.
- Я же не дурак, - сказал Визирь.
Заров кивнул. Конечно. Не ему побеждать в подобных играх.
- Ты посчитал, что час - вполне достаточное время, - сказал Визирь. - Ты
ошибся. Илья и Мария уже там. Я знаю.
- А дети?
- Вероятно, на подходе. Они верят в точное время. Как и ты.
Писатель не спорил.
- Что ты придумал? Выполнить обещание? Пусть убегают, длят игру? Ярослав, нет
ничего хуже полумер. Надо выбирать раз и навсегда.
Визирь был очень серьезен. Маленький человек в просторном салоне дорогой
машины.
Тот, кто должен победить.
- Я не знаю, почему, но Посланница Добра решилась прийти. Ярослав, время
настало. Время последней истины. Дети больше ни во что не верят. Мария и Илья
верят лишь в себя. Они сойдутся... ты знаешь исход.
Заров снова кивнул.
- Тебя треплет глупая штука под названием совесть, - сказал Визирь. Достал
портсигар, закурил. - Ярослав, смотри вперед.
- Я это и делаю.
- Ярослав, сейчас в пяти километрах отсюда садятся в машины люди с автоматами.
Умеющие убивать. На их лицах маски, в их душах - вера. Такая же, как у Семена.
Сема!
Охранник повернулся.
- Если враг не сдается?..
- Его уничтожают, - сказал Семен.
- Это - правда, Ярослав. Это - жизнь. Парочка убийц на месте преступления. Два
свеженьких детских трупа. Они не сдадутся.
- Почему они пришли, Визирь?
- Не знаю. Контрольный ход - подставить слабейших. Обычный ход. Я не знаю,
почему они поверили. Ты хотел бы узнать?
- Да.
- Для этого надо лишь перелезть через забор, писатель.
- Есть еще и двери.
Визирь пожал плечами.
- Тебе ведь тоже интересно, Посланник Власти, - сказал Заров. - Победа в
кармане. Сделанная чужими руками. Но так интересно понять - почему ее отдают.
- Нет.
- Интересно, Визирь. Не лги.
Заров открыл дверь. Воздух - влажный и холодный, но дождя не было.
- Осень кончается, Визирь...
- Ты уверен, что правильно поступаешь?
Ярослав посмотрел на Посланника Власти.
- Нет, конечно.
Семен смотрел на них, безмолвный и неподвижный. Манекен в кресле водителя.
- Дай мне пистолет, - сказал Заров.
Визирь молчал. Кажется, ему было интересно.
- Мне нужно оружие, - Заров не отводил взгляда.
Охранник медленно запустил руку под мышку, вытащил пистолет. Помедлил, потом
щелкнул предохранителем и протянул его - рукоятью вперед. Визирь усмехнулся,
но ничего не сказал.
Писатель выбрался из машины и пошел вдоль забора. Ворота, широкие,
рассчитанные на грузовые машины, были закрыты. А вот узенькая дверца,
прорезанная в них, шаталась, распахнутая настежь.
Ярослав перешагнул порог.
В вагончике у входа светились окна. Он стал подниматься по решетчатой лесенке
- из-под вагончика вынырнула собака, маленькая, дворовая шавка, из тех что
могут лишь гавкать вслед.
Но эта, кажется, возомнила себя овчаркой.
Заров пнул ее по оскаленной пасти, на мгновение удивившись тому, что попал.
Песик взвизгнул, откатываясь назад.
- Очнись, - сказал писатель. Собака крутилась под вагончиком, не решаясь
приблизиться. Он открыл дверь, заглянул.
Мужчина лет сорока, в заношенном костюме и грязных ботинках, валялся на койке.
Лицо его было мирное и спокойное. На столе надрывно сипел электрический
чайник. Заров выдернул шнур из розетки, встряхнул чайник - тот был полным.
Недавно закипел.
Он вышел в вечерний сумрак. Глянул на часы - восемь.
ребятишки, я взаправду хотел оттянуть развязку...
Стройка была сонной, пустынной. Заров обошел самый ближний дом, достал
сигареты. Вдохнул горький дым.
- Ярослав...
Такой он ее и представлял. Самой обычной. Симпатичной, хорошо сложенной, с
добрыми глазами. Из таких девушек получаются хорошие жены.
- Визирь - рядом?
- Да, Мария.
- Что он задумал?
- Ловушку.
Он не собирался врать. Абсолютно никчемное занятие. Женщина кивнула,
улыбнулась. Хорошая улыбка.
- Чужими руками?
- Конечно. Когда Власть поступала иначе?
- Ярослав... - она шагнула к нему, и писатель отшатнулся, к стене, к дому, к
спасительной темноте подъезда. - Ты знаешь, что еще можно все изменить?
- Да.
- Я вижу тебя, Ярослав. Грань - она совсем рядом, - женщина развела руками,
отмеряя какое-то расстояние. - Знаешь, как все кончится?
- Нет.
- А должен был бы знать... Визирь не выдержит, прийдет сюда. Будет стрельба и
кровь. Будет боль. Но когда Добро побеждало без боли?
- Ты так уверена, что уцелеешь?
Мария улыбнулась.
- Смерть не страшна, писатель. Главное - победа. Мы меняем друг друга,
писатель. Ты думаешь - побеждает последний из нас?
Заров молчал.
- Кем стал бы твой Визитер? Не покончи он с собой?
- Уже не знаю.
- Ярослав, - она шла к нему, спокойная и уверенная, Посланница Добра -
которого не было. - Визирь до сих пор живет в каменном веке. Большая дубина и
послушная толпа с острыми копьями. Да, он хочет измениться, но это время еще
не пришло. Илья... он тоже молодец. Тоже силен. Но и он промахнулся.
Заров оглянулся. Нырнул в подъезд. Мария шла следом.
Он побежал по лестнице, темной и бесконечной, лишь отсветы прожектора сквозь
амбразуры окон - матовым лаком ложились на ступени. А шаги следом - такие
неторопливые, но настигающие, как в кошмарном сне, и бег бессмыслен.
Не убежать.
Писатель не заметил, как кончились этажи. Бетонная клетка, холодный металл
лестницы, распахнутый люк над головой. Он вскарабкался-вполз вверх. Крошечная
конура над люком - дальше... Звезд нет. Облака, серая пелена, поношенный саван
над городом.
По краю крыши тянулся заборчик, смешной, по колено, словно подмывающий
перегнуться через него. Заров отошел от люка на пару шагов, когда увидел
Марию.
Она ведь не бежала... почему она настигает его...
- Ярослав, нет выбора - на самом деле. Уже нет.
Он кивнул, потому что это было правдой.
- Мы все переплавились, Заров. Проросли друг в друга. Власть, Добро, Тьма,
Развитие... Смешные линии, четкие, как в учебнике...
Ее лицо было светлым, почти мерцающим в сумраке. Ярослав остановился. Край
крыши манил. Оградка упиралась в колени - низенькая, как на кладбище, такая же
бессмысленная и символичная.
Не сторожите мертвецов и самоубийц.
- Я знала, что Визирь устроит засаду. Кто у него под рукой? Десяток бандитов?
Рота омоновцев? Какая разница, Ярослав. Он уже говорит моими словами. Его
победа станет моей победой. Илья или Визитер, Визирь или я - все теперь едино.
Чуть больше Тьмы, чуть больше власти...
Она остановилась в шаге от писателя.
- И все же, я предпочла бы победить сама.
- У меня пистолет, - сказал Заров.
- У тебя боль в душе, литератор. Она убивает быстрее, поверь. Гораздо быстрее.
Я могу разбудить ее... двумя-тремя словами. И ты просто шагнешь вниз.
Возненавидев себя.
- Какая беспощадная вещь - доброта.
- Конечно, литератор. Посмотри вниз.
Ярослав посмотрел. Стройплощадка все еще дремала. Где-то там - Карамазов,
мальчишки, возможно - Визирь. Где-то вокруг - смыкается кольцо законных убийц.
- Высоко, - сказал он.
- Это только кажется, литератор. Ты коснешься земли очень быстро. Она тоже
умеет любить - земля.
Заров кивнул. Протянул руку, касаясь плеча Марии. Хрупкого и нежного.
- У тебя нет власти надо мной, девочка, - сказал он.
Глаза Марии сузились.
- Пуля, приклад, нож в спину - это куда слабее твоей силы, - сказал Ярослав. -
Конечно. Но их я боюсь. А тебя - нет.
- Ты не можешь не бояться!
Заров покачал головой. Почувствовал, как гнется тело под рукой.
- Высота, девочка, - он ждал, что в голосе прорежется ненависть, но для нее
уже не осталась места. Только усталость. - Двенадцать этажей. Каждый заглянет
в твои глаза. И ты узнаешь эти взгляды.
- Ты недостоин жить! - она завизжала, выдираясь из его рук, но он удержал
Посланницу Добра, медленно-медленно наклоняя ее над краем. - Вы все -
недостойны жить!
- Конечно. Несправедливо, что уж поделать, - он даже смог улыбнуться ей. -
Добро - такое славное оружие. Такое сильное.
Заров запрокинул голову. Что-то мокрое коснулось лица. Капля дождя, или
снежинка. Еще одна.
Все-таки - снег.
- Надо пройти очень долгий путь, Мария. Чтобы не бояться - ни добра, и ни зла.
Но ты этого не поймешь. Твой путь будет быстрым.
Он заглянул в ее глаза.
- Лети, девочка.

                                     12.
Снег, снег, снег...
Еще слабый, еще тающий в липкой грязи луж, еще не способный победить.
Заров обогнул бетонные блоки, разбросанные вдоль здания. Ржавые петли арматуры
уже затянул иней. Он прижался лбом к шершавому, ледяному бетону, постоял,
ожидая, пока уймется боль.
Но болело слишком глубоко внутри.
- Слава, - прошептал он. - Слава, ты об этом говорил? Да?
Что он увидел в свой последний вечер, что представил? Как угадал победу - если
это и впрямь победа?
- Все-таки - не она, - сказал Ярослав. - Уже немало, ведь верно?
Снег все падал, и тишина сгущалась, близилась к той грани, за которой он мог
бы - услышать. Но еще многое было не доведено до конца, и не было времени
вслушиваться в шепот из-за грани. Заров обогнул бетонные надолбы, скользя по
подмороженной грязи, приблизился к телу.
Мария смотрела в небо. Глаза были открыты, снежинки таяли на лице - и
казалось, что Посланница Добра плачет. Пика арматурины, прошедшей сквозь
живот, глянцевито поблескивала в свете заходящего солнца.
- Нам не нужна такая любовь, - сказал Заров. - Уноси ее с собой... в ад.
- Так уверен, что она пришла оттуда?
Ярослав обернулся.
Илья Карамазов держал пистолет опущенным, не целясь, но в этой хватке было
слишком много легкости и спокойствия.
- Уверен, - Ярослав посмотрел ему в глаза. - Ты в этом еще убедишься.
Карамазов заулыбался.
- Наверное. Но ты - раньше, можешь не сомневаться. Где Визирь и мальчишки?
Ярослав пожал плечами.
- Ищи.
Карамазов поднял пистолет, покачал дулом, словно решая, куда стрелять. Тихо
засмеялся:
- Боишься, писатель...
- Да.
- Какое это ощущение - стоять под дулом?
- Неужели самому не приходилось?
- Так - нет. Расскажи, ты ведь умеешь.
- Холодно, - просто сказал Заров.
- И все? - Карамазов казался разочарованным.
- Мышцы напрягаются. Словно надеешься отразить пулю.
На лице Ильи отразился легкий интерес.
- Забавно. Не щурься, я не стреляю в голову.
- Может быть - еще и улыбнуться?
Карамазов засмеялся-закашлялся, отступая.
- Остряк... Иди вперед. И не оглядывайся.
Заров не шелохнулся.
- Иди-иди, - добродушно сказал Карамазов. - Я не собираюсь стрелять в спину.
Мне нужен щит, и ты им п