олее это не важно перед тем фактом,  что  меня  чуть  было  не
раскидало по всей крыше.
   Граната разорвалась в  воздухе,  устроив  невероятный  фейерверк  для
местных жителей и едва-едва не вышибив у меня своим  грохотом  последние
остатки соображения.
   Ну, если уж  это  не  привлечет  сюда  местных  стражей  закона,  то,
наверное, их не сдвинет с места даже ядерный взрыв.
   Я с трудом смог подняться на колени и, привалившись спиной к какой-то
трубе, глубоко вздохнул, втянув в себя прохладный  воздух  и  машинально
отметив, что скоро наверняка будет дождь. Пистолет я пристроил  себе  на
колени.
   Мысли с  трудом  ворочались  в  голове,  подобно  исполинским  глыбам
безразличного ко всему гранита.
   Что я знаю об окольцованных?
   Не столь уж и много. А если точнее, то практически ничего. Во  всяком
случае, гораздо меньше, чем Рогожкин.
   Я знаю, что их сила идет от кольца,  изменяя  вероятность  того,  что
произойдут те или иные  события.  Я  знаю,  что  кольцо  питается  силой
владельца,  и  чем  меньше  вероятность  случайного  выпадения  желаемых
результатов, тем больше энергии потребуется для того, чтобы повлиять  на
них. То есть если я брошу монетку и пожелаю, чтобы выпал  орел,  то  это
потребует немногого, потому что вероятность случайного  выпадения  этого
самого орла - пятьдесят процентов. Если же  я  кину  игральную  кость  и
пожелаю  увидеть  шестерку,  то  энергии  потребуется  уже  больше,  ибо
вероятность составит  уже  что-то  там  около  семнадцати  процентов.  А
вытащить с первой попытки бубнового туза  из  колоды  в  тридцать  шесть
карт... Три процента, даже чуть меньше.
   Но все это еще слишком большие числа. Шимусенко как-то  говорил  мне,
что кольца способны работать и с десятитысячными долями процента, но при
этом за считанные секунды практически опустошают своего носителя.
   Хм... Одна десятитысячная процента... Есть ли у меня  хотя  бы  такой
шанс вывернуться из этой передряги живым? Может быть. Может быть...
   Но все не так просто. Сила воздействия зависит и от множества  других
факторов.  От  массы,   от   расстояния,   от   воздействия   враждебной
вероятности. Хотя кольцо Рогожкина в расчет  пока  принимать  не  будем.
Нужно продумать, в какой области сильнее всего влияние этого вросшего  в
мое тело браслетика.
   Подумать только! Я сижу на крыше какого-то дома  в  неизвестно  каком
городе, название которого я так и не удосужился у кого-нибудь  спросить.
Я весь изранен и избит. Я вымотан до предела. Где-то там неподалеку меня
поджидает Рогожкин, пылающий желанием  перерезать  мне  глотку.  Милиция
жаждет найти человека,  взорвавшего  машину  посреди  городских  улиц  и
виновного в смерти одного из своих сотрудников, - то есть они ищут меня.
   Короче, весь мир ополчился против Антона  Зуева.  А  я  в  это  время
просто сижу и размышляю о  теории  измененной  вероятности  и  принципах
воздействия колец на внешний мир.
   Ха! Зуев - мыслитель. Очень смешно! Ха-ха!
   Вот только смеяться не хочется.
   Ладно, продолжаем ломать голову. Хотя  что  ее  ломать,  она  и  сама
сейчас треснет. Каждая мысль - как молотком по лбу.
   Что там мне говорил Михаил?.. Или то был сам Рогожкин? Не важно  кто.
А важно то, что  на  некий  летящий  по  воздуху  предмет  малой  массы,
скорость которого практически  не  важна,  можно  очень  и  очень  легко
воздействовать с помощью изменяемой вероятности. То есть  это  означает,
что отклонить пулю от себя, драгоценного, не так уж и  трудно  ввиду  ее
небольшой массы.
   Ничего себе легко! Совсем даже и наоборот.
   Но гораздо, гораздо труднее отвести угрожающий  мне  более  массивный
предмет. И если на меня упадет, скажем, кирпич, то  сделать  я  вряд  ли
что-нибудь смогу. С другой стороны, кольцо просто не позволит  Рогожкину
пойти туда, где ему упадет на макушку кирпичик.
   Предвидение будущего? Нет. Просто просчет кольцом древа  вероятностей
с целью ликвидации излишне опасных реалий для своего носителя. Во  какие
умные слова я знаю!
   Значит, сбросить на Рогожкина кирпич я не могу. Бесполезное это будет
предприятие. А если тот же самый кирпич будет находиться в моей руке...
   Вывод: рукопашная схватка.
   То есть простая банальная  драка?  Врезать  Федору  по  зубам,  чтобы
скопытился?
   Надо же, до чего я додумался! Как будто все это так просто. Да  разве
он даст мне приблизиться на расстояние удара? Разве в таком состоянии  я
просто не превращусь в отбивную, если дойдет до кулаков?
   Эх! Если бы кто набил Рогожкину морду, я бы тому спасибо сказал. Хотя
никто этого сделать не сможет, потому что у Федора кольцо на руке. Здесь
возможен только один вариант - кольцо против кольца. Значит, только я  и
Федор. Помощи ждать не следует.
   Ладно, попробуем!
   Сперва только надо узнать,  где  затаился  этот  придурок.  Наверняка
караулит где-нибудь  за  углом,  ожидая,  что  я  беспечно  выпрусь  ему
навстречу. Фигушки. Этого я не сделаю.
   Ну вот. А клялся: не сделаю, не сделаю...
   Сделал, еще как сделал. Как самый распоследний осел поперся  к  люку,
спустился, прокрался по ступеням мимо наглухо запертых дверей в квартиры
жильцов... Нокаутированной мною девки уже не было - наверняка  очухалась
и слиняла...
   Ну кто ж знал, что этот гад поджидал меня на улице?
   Я едва  успел  нырнуть  обратно  в  подъезд,  как  снаружи  застучали
выстрелы. Рогожкин, как оказалось, времени зря  не  терял.  Он  подобрал
автомат мужика, которого я подстрелил с крыши.
   Тяжело дыша, я лез по  ступеням,  слыша  за  собой  тяжелый  топот  и
громкое пыхтение Рогожкина.  Бедняге  тоже  здорово  досталось,  хотя  и
гораздо меньше, чем мне. Оказывается, я  его  тоже  зацепил,  когда,  не
глядя, палил куда попало. Правда, мелочи все это. Кольцо умеет мастерски
охранять своего владельца от тяжелых ранений. Вот у меня, например, было
почти десяток ран, и среди них ни одной мало-мальски опасной для  жизни,
хотя болели они просто ужасно...
   Я сбежал от Федора Рогожкина. Постыдно сбежал. И при этом еще и успел
где-то посеять пистолет.
   Жадно хватая ртом воздух, я вновь выбрался на крышу. Упал.  Попытался
встать, но не сумел - ноги уже не держали. И вот тогда-то я понял:  все.
Это конец.
   Я слышал,  как  вполголоса  чертыхался  преследующий  меня  по  пятам
Рогожкин. Этот гад, несомненно, знал, в каком я состоянии, и  не  ожидал
серьезного сопротивления. И он был прав.  Я  чувствовал,  что  не  смогу
больше поднять руку даже ради спасения своей бренной шкуры. Да и  что  я
мог сделать?
   Все. Я проиграл. Глупо, конечно...
   Откинувшись назад, я растянулся на крыше, глядя на  затянутые  тучами
небеса.
   "Кажется, все-таки будет дождь", - мелькнула у меня в голове какая-то
ленивая мыслишка.
   Я лежал, тяжело дыша и терпеливо ожидая, когда  появившийся  из  люка
Рогожкин всадит в меня автоматную очередь. Я сдался. Я готов умереть.
   Но кольцо было не согласно с таким исходом событий..
   От яростной вспышки боли у меня вмиг вышибло  последнее  соображение.
Казалось бы, и так все мое бедное тело болело просто невыносимо, и  хуже
уже быть не могло. Но вот в этом я оказался не прав. Могло. И  стало.  Я
закричал в голос и  забился,  пытаясь  избавиться  от  невыносимых  мук,
раздирающих мое тело.
   А потом пальцы моей правой руки коснулись чего-то гладкого и намертво
стиснули это нечто. И никакая сила не смогла бы разжать в тот момент мою
хватку. Рука поднялась будто сама собой, и перед  моим  лицом  появилась
бутылка. Простая поллитровка, в  каких  продают  пиво  или  газированную
воду. Очевидно, эта емкость валялась здесь уже довольно давно - этикетка
была окончательно попорчена дождями и стала практически нечитаемой.
   Пустая бутылка. Какое эффективное средство против автомата!
   Я приподнялся и несколько раз ударил  этой  посудиной  о  край  люка.
Зачем я делал это? Не знаю. Просто в тот момент мне  казалось,  что  так
надо. Я  ударял  снова  и  снова  до  тех  пор,  пока  не  услышал  звон
разбившегося стекла. Кажется, я  здорово  порезал  пальцы,  но  даже  не
заметил этого. Только горлышко стало скользким от крови, и из-за этого я
перепугался, что могу выронить свое последнее оружие. А если  бы  я  его
уронил, то, скорее всего, уже не смог бы подобрать снова  -  сил  бы  не
хватило.
   Бутылка в руках измотанного до последней  крайности  человека  против
необоримой мощи кольца вероятности.
   Последняя моя надежда. Призрачная, как утренний туман.
   Пожалуйста... Небеса, помогите мне. Пожалуйста...
   И я сделал это. Я смог. Я сумел!
   Когда передо мной вдруг появилось ухмыляющееся  лицо  Рогожкина,  уже
предвкушавшего свою победу и, очевидно, решившего напоследок вякнуть мне
что-нибудь издевательское,  я  резко  размахнулся,  вогнал  получившуюся
"розочку" прямо ему в рожу и с усилием провернул.

Глава 13

   Он корчился у моих  ног,  воя  и  хватаясь  за  исполосованное  лицо.
Позабытый автомат лежал рядом - сейчас Рогожкину было не до него.
   Кажется, он лишился глаза. Щека его превратилась в нечто  ужасное.  А
нос...  Он  зажимал  лицо   ладонями,   а   сквозь   пальцы   непрерывно
просачивались тоненькие струйки крови.
   На мгновение мне стало его жаль. Но не больше, чем на мгновение.
   С трудом разжав занемевшие пальцы, я выронил свое  ужасающее  орудие.
Со слабым звоном  окровавленная  бутылка  упала  мне  под  ноги.  Сделав
несколько шагов на одеревеневших ногах, я нагнулся  и  неловко  подобрал
автомат. Передернул затвор.
   Я стрелял в дергающегося и истошно вопящего Федора раз за разом. Пули
буровили все вокруг, пронзая, раздирая, круша слабое человеческое  тело.
Автомат  буквально  плясал  в  моих  руках.  Я  разворотил  ему   бедро,
прострелил колено, перебил локоть, всадил пулю в плечо, но  ни  разу  не
смог попасть в какой-нибудь жизненно  важный  орган.  Не  смог  попасть,
стреляя с двух шагов... Кольцо Рогожкина все  еще  было  сильно.  Сильно
настолько,  что  вполне  могло  не  допустить  критических  ранений  при
стрельбе в упор.
   Я остановился; чтобы перевести дух и трясущейся рукой  вытер  пот  со
лба. Несмотря  на  то  что  холодный  ветер  буквально  пронизывал  меня
насквозь, несмотря на первые капли дождя, мне было жарко.
   Пора заканчивать все это...
   Опустившись на колени, а если честно, то просто рухнув,  я  приставил
дуло к груди все еще всхлипывающего Рогожкина.
   В этот момент я был исключительно противен сам себе.
   Ну уж от этого-то ему отвертеться не удастся!
   Я нажал на спуск. Тщетно. Услышав только сухой  щелчок,  я  вздохнул.
Даже так мне не удалось обмануть чужое кольцо вероятности.
   Я отбросил автомат и искоса посмотрел на  заляпанные  кровью  останки
бутылки. Можно было  бы  поступить  и  так,  но  этот  способ  почему-то
показался мне излишне кровавым и мучительным. Я же не  фашист  какой-то,
чтобы просто забить насмерть человека и изрезать его  осколками  стекла.
Вдобавок я просто сомневался, что на это у  меня  хватит  сил,  особенно
если кольцо Рогожкина станет этому противиться. А оно станет...
   Но нашелся и другой выход.
   Я с трудом поднялся  и,  ухватив  слабо  стонущего  Федора  за  ногу,
потащил к краю крыши. Почему бы не предоставить возможность сделать свое
дело слепой и нерассуждающей  силе  тяжести,  против  которой  бессильна
любая вероятность?
   Как я сумел дотащить неподъемное тело Рогожкина  до  края?  Черт  его
знает. Я и сам не совсем понимаю. Но я все же сделал это.
   Пять  этажей.  Должно   хватить...   Если,   конечно,   не   появится
какой-нибудь грузовик с навозом.  Я  осмотрелся.  Такого  поблизости  не
видать. И вообще  ничего  более  или  менее  мягкого.  Ну  ладно,  будем
надеяться на благоприятный исход... Благоприятный для меня, конечно же.
   А ведь на меня смотрят. Вон какая-то любопытная бабка  вовсю  глазами
хлопает.
   Я перевалил тело Федора через край и проводил его глазами.
   Шмяк!... И кровавые брызги во все  стороны.  Я  поспешно  отвернулся,
чтобы не видеть этого.
   Господи, прости  меня,  грешного.  Что  же  я  сотворил?!  В  кого  я
превратился?
   - Эй там, на крыше! Стоять! Не двигаться!
   Ага, вот и стражи закона  и  порядка.  Как  раз  вовремя,  молодчики!
Успели-таки к тому времени, когда все  кончилось.  Вот  как,  сразу  три
машины, из которых как горошины  из  стручка  выскакивают  размахивающие
руками ребятки в форме. Уже  и  пистолеты  кое-где  мелькают.  Надеетесь
пострелять, мужики?
   Один из местных милиционеров уже привстал на колено и навел  на  меня
свой пугач. Фигушки! Ничего у тебя не выйдет. Если уж я в  Рогожкина  не
смог попасть с трех шагов, то уж ты-то неизбежно промахнешься, даже будь
ты хоть трижды чемпион мира по стрельбе.
   Поскольку я стоял и не шевелился,  они,  кажется,  возомнили,  что  я
собираюсь сдаться.
   - Руки подними!
   Ага! Ща-аз! Как только, так сразу!
   Несколько человек уже ворвались в подъезд, и если я срочно что-то  не
предприму, то они уже через минуту окажутся на крыше. А  потом  на  моих
руках защелкнутся наручники. И будет очень и очень непросто  отвертеться
от обвинений в  убийстве,  когда  есть  почти  три  десятка  свидетелей,
видевших, как я сбросил  Рогожкина  с  крыши.  Да  и  вообще...  Короче,
приятного мало.
   - Эй!...
   Кажется, кто-то в меня выстрелил. Промахнулся.
   Я подскочил к люку и разом захлопнул его, громыхнув тяжелой  железной
крышкой. Снизу донесся громкий вопль. Наверное, я только что кому-то  из
ментов навернул крышкой по башке или прищемил пальчики.
   Пытаются открыть? Ну конечно! Пока я стою на люке, не получится... Но
не могу же я стоять  здесь  вечно.  Эх,  если  бы  чем-нибудь  придавить
крышку. Но нечем. Под рукой ничего подходящего.
   Сколько у меня времени, прежде чем кто-нибудь влезет на  крышу  через
люк в соседнем подъезде? Минуты две, если не меньше. И возможность новой
драки меня совершенно не привлекает. Только не  сейчас,  когда  я  и  на
ногах-то стоять толком не могу.
   Кто-то орет снизу, перемежая свою речь отборным матом. Надо же. Таких
оборотов я еще не слыхивал. Интересно, интересно. Но не думают  же  они,
что я последую их совету?
   Что же сделать? Готов поклясться, что все здание уже оцеплено. Ну  да
ладно... Была не была!
   Я шагнул в сторону и побежал к краю крыши, тяжело хромая сразу на обе
ноги. Посмотрел вниз. Пять этажей. В лепешку расшибусь!
   Заткнись! Не ори, козел... Достали вы уже меня.  Не  дамся  я  вам  в
руки, герои российских улиц. Не дамся!
   Я отступил на несколько шагов, разбежался и,  стараясь  не  думать  о
последствиях, изо всех сил прыгнул вперед.
   Нет, я не сошел с ума и не надеялся на  появление  чего-нибудь  вроде
машины с сеном. Ведь прыгнул-то я не вниз. Я  сиганул  вперед,  стараясь
добраться до крыши соседнего здания.
   До нее было метров семь. Мне столько было бы  не  перепрыгнуть,  даже
будь я в лучшей форме. Но выбор был невелик. Либо  в  ментовку,  где  до
меня в два счета доберется Долышев, разъяренный тем,  что  я  прихлопнул
одного из его дружков, либо прыгать. Ну, я и сиганул.
   Надеялся я только на то, что в этом здании  было  пять  этажей,  а  в
соседнем - четыре, и крыша его находилась на несколько  метров  ниже.  А
еще я  буквально  молился,  обращаясь  к  кольцу  вероятности  и  своему
собственному измотанному донельзя телу.
   "Прошу тебя... Это в последний раз... Пожалуйста... Последний раз,  а
потом все... Только помоги в этом... Господи, спаси..."
   И, кажется, меня услышали... Но вот кто?
   Да какая разница, хоть кольцо вероятности, хоть Господь Бог, хоть сам
дьявол - мне было все равно. Давно уже  подгибающиеся  ноги  с  неведомо
откуда взявшейся силой оттолкнулись от края  и  подбросили  мое  тело  в
воздух.
   Кажется, за моей спиной кто-то ахнул. Конечно же, это были  те  самые
милиционеры, которые только что вовсю тарабанили по люку,  костеря  меня
на разные лады. Ха! Герои. Попробуйте-ка повторить такое...
   Боль скрутила меня еще в воздухе, заставив передернуться всем телом и
завопить  в  голос.  А  в  следующее  мгновение  бетонный  бордюрчик   с
невероятной  силой  ударил  меня  под  дых.  Мне  тотчас  же  захотелось
выплюнуть все свои внутренности. Кажется, я только что  размочалил  себе
парочку ребер.
   Боль была умопомрачительная.
   Держись, Зуев! Держись, хотя и сил больше нет! Ты можешь. Ты способен
на большее. Ради всего святого, Зуев, держись...
   Я и держался, с  трудом  цепляясь  за  какой-то  металлический  прут,
торчавший из крыши в нескольких сантиметрах от моего носа. В тот  момент
я даже не понимал, что, прыгни я чуть левее и этот пруток прошил бы меня
насквозь, как жука.
   Но мне  повезло.  Я  сумел  не  превратиться  в  проколотое  булавкой
насекомое и теперь болтал ногами в воздухе, чудом удерживаясь  от  того,
чтобы сорваться и ухнуть вниз. Руки скользили,  пальцы  разжимались.  Но
ценой невероятных усилий я все же смог закинуть наверх одну ногу.  Потом
другую. И вдруг  как-то  неожиданно  легко  перекатился  через  бетонный
бордюрчик и, пыхтя и отдуваясь, свалился на крышу.
   Встал. Поковылял в сторону пожарной лестницы.
   Так. У меня остались считанные минуты до того, как они доберутся сюда
и перекроют мне последний путь к спасению.
   Я должен успеть. Я должен!
   Не спустившись, а, собственно, свалившись  по  пожарной  лестнице,  я
вновь ощутил под ногами успокоительную твердость асфальта. Поблизости не
было ни одного мента. Только какой-то мужик с большущей  сумкой  и  пара
детишек на великах. Они мне не помеха.
   Я успел. Я удрал. Я получил передышку.
   Но ведь это еще не конец. Если я задержусь здесь хотя бы  на  минуту,
то неизбежно буду пойман и водворен в камеру. Необходимо бежать.  Бежать
дальше...
   Игра продолжалась.
   Два дня. Я получил всего  два  дня  на  то,  чтобы  более  или  менее
оклематься от этой свистопляски. А потом снова пришлось выйти на дело. И
откладывать это было нельзя.
   Бедный, бедный Антон Зуев. В кого же ты превратился?
   Я смотрел в зеркало и не узнавал себя. Тощий, изможденный, трясущийся
мужик с пылающими каким-то безумным блеском глазами. Лицо превратилось в
обтянутый кожей череп. Плечи перекосило, и одно теперь было гораздо выше
другого. Левая рука подергивалась, как будто ее били судороги, и сколько
я ни пытался сдержать эту проклятущую дрожь, пользы от  этого  не  было.
Будто бы мало того, что я и так превратился в  урода,  так  еще  и  стал
хромать и приволакивать ноги.
   Но все это просто пустяк по сравнению с тем, что я чувствовал.
   Господи боже... Как же у меня все болело. И руки, и ноги, и туловище,
и голова. Все. Если бы я сейчас снял рубашку, то наверняка перепугал  бы
всех врачей в округе. Синяки, ссадины, кровоподтеки. Огнестрельные раны.
Я только что извел на себя целую  кучу  бинтов  и  теперь  щеголял  весь
перевязанный практически с ног до головы. Прямо-таки мумия какая-то.
   Но не бессчетные царапины и синяки интересовали меня - они  рано  или
поздно заживут. Меня гораздо больше волновала  глубокая  рваная  рана  в
боку,  оставленная  чьей-то  пулей.  Выглядела  она,  прямо  скажем,  не
блестяще,  страшно  ныла  и  отзывалась  болью  на  каждое  неосторожное
движение, начиная сочиться сукровицей. Возможно,  в  другом  месте  и  в
другое время я бы  показал  ее  врачу,  но  сейчас  по  вполне  понятным
причинам я такой возможности не имел.
   Среди остальных моих болячек стоило  бы  упомянуть  сломанные  ребра,
перетянутые сейчас эластичным бинтом, и левую руку.
   О да... Левая рука. О ней следовало бы говорить особо. А лучше вообще
не упоминать.
   Выглядела она просто отвратительно. Белесый ободок  омертвевшей  кожи
расширился уже  до  восьмидесяти  сантиметров  и  расползся  безобразной
опухолью во все  стороны,  поглощая  запястье,  выбираясь  на  ладонь  и
протянув свои жадные щупальца ближе к локтю. Отмершая  кожа  практически
ничего не чувствовала и в нескольких местах уже