ресовался.  Сухие  сводки
новостей, передаваемые мне дежурным по этажу,  и  случайно  подслушанные
разговоры живущих в соседних комнатах  аналитиков  давали  только  общее
представление   о   масштабах   захлестнувшего   весь    мир    скрытого
противостояния. Впрочем, скрытым  оно  было  не  везде.  Читая  газетные
хроники и урывками общаясь с телевизором, я  узнал  о  массовом  подъеме
преступности в некоторых странах, происходившем в  последние  дни,  а  в
частности - о многократно увеличившемся количестве заказных убийств. Две
части  некогда  монолитного  Братства  сводили  счеты  друг  с   другом.
Сообщалось  даже  об  ожесточенных  перестрелках  на  улицах   некоторых
городов.
   Даже то немногое, о чем я  знал,  внушало  мне  какое-то  болезненное
чувство неуверенности в завтрашнем дне. А если учесть  то,  что  знал  я
едва ли сотую часть...
   Не знаю, как шли дела в Европе и Америке - регионах, где столкновение
двух   враждующих   ответвлений   Старого   Братства   принимало   особо
ожесточенный характер, но и в России дела обстояли  несладко.  Стрельба,
убийства   крупных    предпринимателей    и    политических    деятелей,
террористические акты и откровенные стычки, переходящие в  беспорядочные
перестрелки прямо на московских улицах.
   Я не знал, кто одерживал верх. Слышал только о крупных  неприятностях
у Братства в Зауралье и Сибири, где  наша  позиция  была  не  слишком-то
прочна. Я слышал о том, что в результате успешно  провернутой  махинации
Отколовшихся регион Шимусенко лишился  почти  половины  своего  годового
бюджета из-за каких-то там неприятностей  в  недрах  российских  банков.
Наше шаткое финансовое положение спасло небольшое денежное  вливание  со
стороны азиатско-австралийского региона во главе с Сесил Гротт  -  одной
из немногих женщин, состоящих в рядах владык вероятности.
   Но мы тоже нанесли несколько весьма  чувствительных  ударов.  Так,  в
результате  одной  операции,  руководимой  лично   Михаилом   Шимусенко,
Отколовшиеся потеряли московский штаб - один из своих крупнейших центров
на европейской части России.
   Но  не  ожесточенная   стрельба,   не   боевые   маневры   частей   и
подразделений, не массовые облавы, проводимые ОМОНом и  ФСБ,  составляли
ядро этой войны. Самая жестокая схватка  разгоралась  среди  застеленных
коврами коридоров и вокруг лежащих  на  столах  папок  с  бухгалтерскими
документами. И главным оружием в этой  схватке  служил  не  пистолет,  а
рубль. Или доллар.
   Я даже не пытался представить  себе,  что  происходило  в  финансовом
мире. Интриги, закулисные махинации, разорванные контракты и неожиданные
сделки. Многомиллионные фирмы за считанные дни разорялись  и  оставались
ни с чем. Крупные корпорации чуть ли не объявили войну  друг  другу,  не
чураясь открыто преступать закон. Биржу лихорадило.
   Что творилось  в  правительственных  кабинетах,  я  не  пытался  даже
понимать. Но факт в том, что все наиболее  значимые  страны  мира  резко
активизировали деятельность своих спецслужб  и  направили  ее  вовне.  А
между тем крупные военные силы уже разворачивались близ границ. Как один
из запасных вариантов обе ветви  Братства  готовились  превратить  войну
тайную в войну всеобщую.
   Весь мир грозил соскользнуть за грань хаоса.
   Из североамериканского региона пришло известие  о  том,  что  Рональд
Астон благополучно достиг Квебека и сразу же развил бурную деятельность.
К  тому  времени,  умело  пользуясь  отсутствием  основного  противника,
Отколовшиеся в Канаде и Соединенных Штатах  серьезно  потеснили  позиции
Братства, действуя в основном методами грубой силы. Рональду  предстояло
проделать большую работу, чтобы вернуть утраченное.
   Прервалась связь с агентами Братства в Ростове. Ни один из нескольких
десятков людей не ответил на отправленный из Москвы  срочный  вызов.  По
мнению Михаила подобную операцию по полному очищению крупного города  от
внедренных агентов мог провернуть только лично Рогожкин, вовсю используя
кольцо вероятности.
   Сам Михаил Шимусенко практически не бывал в штабе, рыская по Москве с
настойчивостью  опытного  охотника.  И  всякий  раз,  когда  его  группа
возвращалась, пошатывающийся Михаил  молча  уходил  в  свою  комнату,  а
ведающий арсеналом капитан вскрывал все новые и новые цинки с патронами.
   Стараниями Шимусенко Москва постепенно  превращалась  в  сравнительно
безопасный район, полностью контролируемый Братством.
   Несколько раз в нашу больницу поступали раненые. Один такой случай  я
видел. Молодого парня лет двадцати принесли на носилках. Его правая нога
была перемотана окровавленными тряпками. На лице застыла глупая усмешка.
Позднее  я  узнал,  что  на  самом  деле  большая   часть   пострадавших
переправляется в  городские  больницы,  а  сюда  везут  только  в  самых
исключительных случаях. Например, таких, как этот.
   Чем этот случай был особым и непохожим на другие, я  так  и  не  смог
разузнать - не хватило уровня допуска.
   Я получил письмо от  Ольги!  Простой  конверт,  на  котором  большими
буквами было выведено "Антону Зуеву". Внутри - простой тетрадный  листок
в клеточку, исписанный чуть дрожащим почерком жены.
   Конечно, в душе я не исключал вероятности подлога - а Братство вполне
могло пойти на такую штуку, если бы посчитало это выгодным для  себя,  -
но я верил. Я верил, что этот немного  помятый  тетрадный  листок  всего
несколько дней назад держала в руках моя Оля.
   Она и вправду была в Новосибирске. Живая и здоровая, только несколько
испуганная. Ее жизни ничего  не  угрожало,  по  крайней  мере,  она  так
писала. Ольга спрашивала, как дела у меня. И просила дать знать  о  себе
при первой же возможности. Видимо, кое-что она все же знала, потому  что
просила меня быть осторожнее и не подставляться под пули. Умоляла о  ней
не беспокоиться, потому что ее  и  вправду  охраняли.  Даже  от  уличных
хулиганов.
   Заканчивалось  письмо  так  же,  как  обычно  заканчивались   письма,
отправляемые женами ушедшим на войну любимым мужьям.
   "Жду. Люблю. Надеюсь".
   Конечно же, этот конверт пришел не с обычной почтой. Его передал один
из прибывших в Москву из Сибири курьеров Братства. Этот факт, также  как
и то, что Ольга знала, где меня искать, говорил о том, что она на  самом
деле  разговаривала  с  одним  из  агентов  Братства.  Это  наводило  на
размышления.
   С одной  стороны,  я  был  рад,  что  за  ней  присматривают  опытные
телохранители, а с другой... Сибирь  сегодня,  если  судить  по  картам,
развешанным  в  рабочем  кабинете  Шимусенко,  совсем  не  дружественный
регион, почти полностью подконтрольный  Отколовшимся.  А  в  этом  свете
пребывание там агентов Братства могло окончиться очередной перестрелкой,
в  которой  победителем  вышла  бы  не  наша  сторона.  Чем  это   могло
закончиться для Ольги, я старался даже не думать.
   Очевидно, стоит  поговорить  с  Шимусенко,  чтобы  Ольгу  привезли  в
Москву. И я собирался поговорить сразу же, как только Михаил вернется из
своей очередной вылазки. А пока стоит написать что-нибудь в ответ.
   Пока Братство вело свою войну, я тоже не сидел без дела. Я учился.
   Мои уроки  состояли  из  постоянных  тренировок,  призванных  научить
Антона Зуева обращаться со своим могучим оружием - кольцом вероятности и
многословных экскурсов в историю Старого Братства,  а  также  в  текущую
политическую ситуацию.
   Я научился мастерски стрелять почти  из  любого  вида  оружия.  Тощий
подполковник не отставал от меня до тех пор, пока я не продемонстрировал
свои навыки в обращении со всеми основными видами огнестрельного оружия,
которые имелись  в  арсенале  Братства.  Я  научился,  используя  кольцо
вероятности, с закрытыми глазами выбивать пять из пяти при  стрельбе  из
пистолета. Умел держать в  руках  автомат.  Более  того,  узнал,  что  с
помощью кольца можно убивать, вообще не имея никакого оружия в руках,  -
кольцо вероятности само являлось мощнейшим оружием. Теоретически  я  мог
убить человека одной только мыслью. В конце  концов  сердечная  мышца  -
тоже материальный объект, к которому  можно  применить  силы  измененной
вероятности.
   По вполне понятным причинам было бы весьма затруднительно испробовать
это умение на практике, да и не хотел я этого  делать,  но  зато  теперь
знал, что при желании могу устроить внезапный  инфаркт  у  какого-нибудь
недоброжелателя. Правда, для этого нужно  было,  чтобы  он  находился  в
прямой видимости и не далее десяти метров от меня. И  даже  тогда  после
такого фокуса я три дня не смог бы таскать ноги.
   В общем, пистолет в кобуре представлялся мне более удобным средством.
Особенно если учесть, что с помощью кольца я  мог  подстрелить  муху  на
лету. Но сама возможность убивать мыслью впечатляла.
   Другой аспект обучения - многословное  прославление  вековой  истории
Братства и его традиций - мне не нравился.  Почему-то  я  никак  не  мог
принять древний кодекс владык вероятности. Не по мне он был, не по  мне.
Единственное, что меня заинтересовало в богатом  прошлом  Братства,  так
это  фотографии  повелителей  вероятности.  К  сожалению,  найденный   в
библиотеке альбом имел почти десятилетнюю давность. Более новые сведения
можно было найти в компьютере, но у меня опять же  не  хватило  допуска.
Пришлось довольствоваться тем, что имелось.
   С простых черно-белых снимков на меня смотрел выглядевший значительно
моложе, чем сейчас, Рональд Астон. Немного  хмурилась  юная  девушка  по
имени Сесил Гротт. Поджав губы и угрюмо смотря в  бесконечность,  застыл
на снимке Роман Долышев. Фотографии  Шимусенко  и  Рогожкина  в  альбоме
отсутствовали. Я подумал, что они, должно быть, вступили в ряды  носящих
кольца уже после того, как увидел свет этот альбом. Новички то есть...
   Но что-то тут не вязалось. Рогожкин как-то говорил мне,  что  кольцам
стараются подбирать только  молодых  и  сильных  хозяев.  Тогда  как  же
получилось так, что он сам... и Михаил...  и  еще  бог  знает  кто...  А
Долышев! По словам Федора в момент изготовления снимка ему  должно  быть
около тридцати лет, но выглядел он на все пятьдесят... А вот эти  цифры,
наверное, являются датами принятия колец?.. А вот  это  даты  рождения?!
Господи!!!
   Окончательно запутавшись в своих размышлениях и пребывая  в  каком-то
полуиспуганном  состоянии,  я  обратился  с  вопросом  к   тому   самому
подполковнику, который учил  меня  обращаться  с  оружием.  Тот  коротко
обругал меня и посоветовал не совать  нос  в  дела,  не  соответствующие
уровню доступа "У-2". Наверное, мне следовало  так  и  поступить,  но  я
только пожал плечами и продолжал искать пути к решению этой немаловажной
для меня проблемы. Я должен был узнать правду.
   Наверное, я мог бы обратиться к Михаилу,  но  того,  как  всегда,  не
было. И я решил спросить у  единственного,  кроме  Шимусенко,  человека,
которому более-менее доверял. Я подловил  врача  в  коридоре,  когда  он
возвращался в свою  комнату,  и  категорически  потребовал  разъяснений,
ткнув пальцем в испугавшие меня  цифры.  Зря  я  так  поступил.  Все  же
неведение было бы гораздо полезнее для моего рассудка.
   Он долго смотрел на меня, а потом вдруг как-то обмяк.
   - Наверное, ты должен знать, хотя это явно  превышает  твой  нынешний
статус... В общем-то все дело в том, что  кольцо  ускоряет  естественные
процессы старения. Оно буквально выпивает жизненные силы, пожирает душу,
хотя мне, как врачу, пожалуй, не следует так говорить, но... других слов
я подобрать не могу. Этот кусочек металла опровергает все то, чему  меня
учили в медицинской академии... Знаешь, с некоторых пор я стал верить  в
Бога, потому что убедился в существовании души.
   Я молчал, не понимая, куда он клонит, но уже  предчувствуя,  что  для
меня его слова будут означать катастрофу.
   - С точки зрения церкви, кольца - величайшее зло,  сама  суть  греха,
порождение Сатаны. Знаешь, как их раньше именовали?  Глаза  Дьявола.  И,
возможно, по справедливости.  Кольцо  губит  душу  того,  кому  помогает
обрести невероятную власть. Посмотри на эту фотографию. - Он  перевернул
несколько страниц и ткнул пальцем в немного нахмурившееся лицо Сесил.  -
Десятилетие назад ей можно было дать лет двадцать пять, не больше, а кто
она сейчас? Старая, тощая как былинка женщина с вечно угрюмым выражением
лица и тяжелейшей стадией рака легких. А Михаил?!  Знаешь,  сколько  ему
лет? Двадцать девять! А здоровье у  него  уже  ни  к  черту.  Сейчас  он
держится только за счет того, что  накачивает  себя  лекарствами.  Но  я
осматривал его и знаю, что долго так продолжаться не может. Организм  не
выдержит...
   Я наконец-то обрел дар речи. Правда, только частично.
   - Подожди, это значит, что... Старики... Астон... А я? И я тоже?..
   - И Астон, и ты, и Михаил. Кольцо гложет вас изнутри. Прости,  но  на
тебя я бы не поставил. Мало  кто  из  тех,  кто  принимает  силу  кольца
вероятности, живет после этого больше пятнадцати лет. Астон  -  это  уже
исключение. И Долышев. Тот вообще - уникальный случай,  за  всю  историю
Братства никогда не было ничего подобного. Иногда я думаю, что это  знак
свыше...
   Да что он заладил со своим  Долышевым?!  Меня  сейчас  волнует  нечто
совсем иное. Я сам!
   - Значит, я умру? Так? Значит, кольцо убьет меня? Так? Когда? Сколько
у меня времени? Что мне делать? Как снять эту  железяку?  -  Я  медленно
впадал в панику, не видя  выхода  из  сложившегося  положения.  Мысли  с
бешеной скоростью мчались по кругу.
   - Не знаю. Я не знаю... В любом случае, ты можешь рассчитывать на то,
что я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти твою жизнь.
   - Сколько? Сколько еще? Только скажи мне правду!
   Он печально посмотрел на меня. Так, как смотрят на тяжелобольного или
умирающего.
   - Мне жаль, что ты столкнулся с этим. Все те, кто проходит посвящение
для того, чтобы в будущем  принять  кольцо,  знают,  на  что  идут.  Они
готовятся к этому всю свою жизнь с самых малых лет. Но ты... Ты попал  в
этот порочный круг случайно. И мне жаль...
   Я схватил его за грудки.
   - Скажи! Скажи мне правду. - Видимо, в этот момент  я  был  готов  на
все, хотя сам не осознавал этого. Перед глазами плыл какой-то туман.  Из
головы внезапно исчезли все до единой мысли. И только  кольцо  на  левом
запястье напоминало о себе пульсирующей болью и свинцовой тяжестью.
   Пожилой доктор вздрогнул и попытался отступить, но я удержал его:
   - Скажи, сколько мне еще осталось?
   - Лет десять... Возможно, пятнадцать. Больше не живет никто.
   Десять или пятнадцать лет... Я оттолкнул откровенно испуганного врача
с дороги и широченными шагами  взлетел  вверх  по  лестнице,  переступая
сразу через три ступеньки. Десять лет...
   Трясущимися руками я долго никак не  мог  вставить  ключ  в  замок  и
открыть дверь в мою комнатушку. В конце концов мое терпение  истощилось.
Я возненавидел эту дверь. Я возненавидел  ее  так,  как  будто  это  она
виновата во всех моих злоключениях.
   - Да пропади все пропадом! - Я выронил ключ и с силой ударил в  дверь
носком ботинка. - Как вы все меня достали...
   Проходящий мимо по коридору  мужчина  удивленно  посмотрел  на  меня.
Кажется, он хотел что-то спросить или даже, возможно, предложить помощь,
но, наткнувшись на мой взгляд, мгновенно изменил свое решение и поспешил
продолжить свой путь. И правильно сделал. Я даже  не  представлял  себе,
что способен натворить в таком состоянии.
   - Открывайся... - прошипел я, легонько толкая дверь. - Открывайся.
   И дверь открылась. В тот момент я даже не чувствовал боли в запястье.
Заглушенная моей яростью, она  казалась  чем-то  совершенно  незаметным,
вроде комариного укуса.
   Я влетел в комнату и плюхнулся на диван.
   Десять  лет.  Он  пообещал  мне  еще  только  десять  лет  жизни.  А,
собственно, почему это меня так задело? Десять лет - это все же  не  три
месяца и не полгода. Срок  достаточно  долгий  для  того,  чтобы  успеть
сделать  еще  очень  и  очень  многое.  А  кольцо  -  это   превосходный
инструмент, чтобы изменить свою жизнь. Что же меня так разозлило?
   Я ерзал  на  диване,  пытаясь  отыскать  причину  в  охватившем  меня
приступе гнева и медленно остывая. Обычно я особой раздражительностью не
отличался. Бывало, конечно, но чтобы так,  до  тумана  перед  глазами...
Отродясь такого не припомню.
   - Не бывало такого, - пробормотал я себе под нос. - Вот не бывало...
   Но десять лет... Они поставили мне сроки. Гады! Все они гады.  И  те,
кто заправляет всем этим. И те, кто просто исполняет приказы,  не  ведая
об истинном положении дел. Все они гады, готовые манипулировать  людьми,
как пешками. Кто я для них - мусор,  не  более  того.  Да  чтоб  вы  все
провалились. Никто не может мной распоряжаться. Никто!
   - Угасшее было раздражение вновь поднялось  во  мне.  И,  не  обращая
внимания на все возрастающую боль в руке и  тяжелую  пульсацию  крови  в
ушах, я прошипел сквозь зубы:
   - Чтоб ты сдох, Шимусенко. И ты, Астон. И тот дурак Долышев, что  все
это затеял. Чтоб вы все сдохли. А что до того,  кто  оставил  колечко  в
моем почтовом ящике... Паразит. Надеюсь, в аду для тебя уже готова самая
большая сковородка.
   И тут пришла боль. Боль ослепляющая и невыносимая. Больно  было  так,
что я даже вздохнуть не  смог.  Перед  глазами  все  поплыло.  Очертания
предметов дрогнули и смазались. Я со стоном сполз с дивана и  растянулся
на полу,  чувствуя,  как  медленно-медленно  отступает  мое  потрясенное
сознание.

Глава 8

   Сквозь заполонивший  мою  бедную  голову  туман  забвения  просочился
какой-то грохот, похожий на отдаленный раскат грома. Потом еще один. Что
за черт? Гроза?
   Почему я лежу на полу?..
   Я с трудом поднял голову. Перед глазами все плыло и раскачивалось. По
жилам вместо крови, казалось, струился жидкий огонь,  источник  которого
находился где-то в моей  левой  руке.  Только  чудовищным  усилием  воли
удалось заставить себя встать  на  ноги.  И  при  этом  невозможно  было
исключить того, что я вновь грохнусь при первой же попытке сделать шаг.
   Господи... Голова трещит. Ох... Как же больно. Кто там  опять  шумит?
Что за трескотня?
   Даже не пытаясь ни  о  чем  думать,  потому  что  от  мыслей  голова,
казалось, была готова в любой момент разлететься на  части,  я  медленно
побрел в ванную. Там... Там было темно. Почему?
   Я поворочал головой и, зафиксировав взгляд на  темном  провале  окна,
наконец, понял,  что  на  улице  уже  стояла  ночь.  Что  бы  это  могло
означать?.. Я подобрался к  окну,  ухватился  за  подоконник,  чтобы  не
упасть, и тупо смотрел на многочисленные ночные огни Москвы.
   Снова прогрохотало. Пол под ногами слабо  дрогнул.  На  улице  что-то
сверкнуло. В коридоре послышался тяжелый топот бегущего человека.
   Стоявший на столе телефон, связывающий меня  с  электронными  мозгами
дежурного по этажу, вдруг  зазвонил.  Я  повернул  голову  и,  борясь  с
приступом головокружения, уставился на него. Раньше  такого  никогда  не
было.
   Я стоял и пялился на него. Телефон замолчал.
   Елки зеленые! Я чувствовал себя так, будто только что поработал сутки
боксерской грушей. Но, видимо, учили меня не зря. Всего через пять минут
после тяжелого пробуждения  я  смог  вспомнить,  что  рекомендовали  мне
делать в подобных случаях.
   Небольшая коробочка  индивидуальной  аптечки.  Наполненный  буроватой
жидкостью шприц. Я трижды ронял его, прежде чем, отчаявшись сделать укол
по всем правилам, просто всадил его себе в бедро прямо сквозь брюки.
   Теперь нужно немного подождать, пока препарат АКК-3, который на самом
деле имел трехкилометровое непроизносимое название, вычистит мою  голову
и отгонит мерзкую слабость.
   Облегчение наступило почти сразу же. Ой-ой... как же все ноет. С чего
бы это? Руки почти не чувствую... Что это с ней? Больно.
   Блин горелый! Кто там палит на улице?
   Палит на улице?!
   Что происходит?!
   Снова зазвонил телефон. Я по возм