у трупа религии последние живительные соки...
Теперь вам понятно, Шорднэм, насколько важно человеку обрести бессмертие?
  - Понятно ли мне? Да, теперь мне это понятно! - вскричал Рэстис, уже
всерьез увлекшийся беседой с ученым. - Но ведь сохранить эти самые
богатства, про которые вы говорите, совсем не значит сохранить самого
человека! Какое же это бессмертие?!
  Нотгорн невольно улыбнулся горячности своего молодого слушателя, который
вначале отверг необходимость бессмертия, а теперь так категорически за
него вступился.
  - Погодите, Шорднэм, не волнуйтесь. Вы опять все упрощаете. Вам если
скажешь "бессмертие", то непременно подавай его в самом что ни на есть
конкретном виде, чтобы человек жил всегда со своей бородой и персональными
мозолями. Но не надо забывать, что сознание человека, будучи компактным
целым, состоит по сути дела из множества признаков, которые являются
продуктом общественного порядка и не могут рассматриваться как
индивидуальная собственность отдельной личности. Это своего рода
коллективное накопление ценностей, которые складываются в форме личности и
которые только вместе с данным организмом дают индивидуальное сознание.
Жизненные функции можно продлить до двухсот и даже трехсот лет, но, по
непреложным законам нашей биосферы, отдельный организм должен рано или
поздно состариться и умереть. Со смертью организма перестает существовать
и сознание. Но что останется смерти от этого сознания, если у нее вырвать
все его признаки? По сути дела ничего, кроме износившихся тканей. О чем же
жалеть?'
  - Но ведь эти ткани и были человеком!!!
  - Не совсем. Представьте себе старый, источенный червями бочонок,
содержащий превосходное вино. Бочонок и вино составляют одно целое, однако
ценность их несоизмерима. Рачительный хозяин переливает отличное вино в
новый крепкий бочонок, а старый сжигает. Стоит ли ему жалеть о том, что он
нарушил этим единство старого бочонка с вином? Не стоит, ибо ценность
этого единства относительна, а ценность самого вина безусловна. Вино в
новом бочонке создаст новое единство, еще более совершенное, чем прежнее.
Так обстоит дело и с сознанием человека...
  - Позвольте, ведеор профессор! А кого вы подразумеваете под словом
"хозяин"?
  - Хозяин - это человеческое общество, которое само по себе и так
бессмертно. Вас это устраивает?
  - Пожалуй, да...
  - В таком случае я буду продолжать. Долгое время человек представлялся
физиологам, так сказать, сплошным бочонком, а содержимое, это наше вино,
представлялось просто одной из функций. Пятьдесят лет назад я задался
целью найти в бочонке драгоценное вино и нашел его, Шорднэм! Я обнаружил в
мозгу микроскопические клетки необычной структуры. Я назвал их
ментогенами, так как они-то и оказались носителями всех решающих признаков
человеческого сознания. Но я не только обнаружил вино, я изобрел и способ,
как переливать его в новые сосуды. Я создал прибор ментранс, с помощью
которого можно производить обмен ментогенами между двумя организмами.
Опыты над животными дали блестящие результаты. Однако этого было мало.
Необходимо было проверить все на человеке. На днях мне удалось осуществить
такой эксперимент, но... В общем, пока что я не знаю причин этого явления.
Вместо передачи признаков сознания у меня получилась передача всего
сознания целиком. То ли ментранс недостаточно тонко работает и вместе с
ментогенами захватывает и другие клетки мозга, то ли самый процесс
усвоения организмом новых ментогенов сопровождается у человека временной
заменой личности - не знаю. Так или иначе, но пока что у меня получилось
то, что сторонники религии без стеснения назвали бы переселением душ!
  - И эти люди живы, ведеор профессор?!
  - К сожалению, не оба...
  - Как?! Одного из них вы убили вашим экспериментом?
  - Что вы, Шорднэм! Разве я похож на убийцу? Один из них был просто больным
стариком, которому оставалось жить считанные часы. Он умер вскоре после
эксперимента, но сознание его до сих пор живо в другом объекте опыта.
  - А где он, этот другой?
  - Он сбежал от меня... Впрочем, будет лучше, если я расскажу вам всю эту
историю подробно.
  И Нотгорн рассказал Рэстису Шорднэму обо всем, что произошло в его доме за
последнюю неделю. Он умолчал лишь о единоборстве с абом Бернадом, в
результате которого настоятель ланкского храма бога единого оказался
заточенным в тело орангутанга. Профессору не хотелось в самом начале
производить на Шорднэма впечатление чудовищного колдуна, а сознание аба в
теле обезьяны - такой табак даже для этого могучего бородача мог оказаться
слишком крепок.


  26


  После того как профессор Нотгорн обрисовал свое положение, в столовой
надолго воцарилась тишина. Рэстис Шорднэм курил частыми затяжками и глядел
в сторону, стараясь осмыслить все услышанное и сделать правильные выводы.
Эксперимент, в результате которого произошло переселение сознания из
одного человека в другого, никак не укладывался у него в голове. Это
казалось слишком уж жестоким и бесчеловечным.
  В конце концов решить все эти сомнения могло только продолжение разговора
с Нотгорном. И Шорднэм обратился к профессору с самым простым вопросом,
какой только мог возникнуть при таких обстоятельствах:
  - Что же вы думаете делать, ведеор профессор?
  Нотгорн ответил не сразу. Он привычным жестом поглаживал свой голый
коричневый череп и испытующе смотрел на бородатого гиганта.
  Наконец Нотгорн, взвесив все за и против, решил высказаться напрямик.
  - Я рассчитываю на вашу помощь, Шорднэм! - сказал он твердо.
  - Чем же я могу помочь вам? - искренне удивился Рэстис.
  - Сможете, если, конечно, захотите.
  - Но каким образом, ведеор профессор?!
  - Мне необходимо, Шорднэм, отыграть у врагов время. Месяц, две недели, а
возможно, и того меньше. После этого я стану для них неуязвим. Я уверен,
Шорднэм, что в Ферноле Бондонайке восстановится его собственное сознание.
Но пока оно не восстановилось, он представляет собой опасный аргумент
против меня. Если я не сдамся на милость Гроссерии - а я не намерен ей
сдаваться ни под каким видом! - церковники возбудят против меня
скандальный судебный процесс и выдвинут на нем Маска-Бондонайка в качестве
неопровержимого доказательства моей вины. Мне нужно скрыться, но скрыться
так, чтобы я имел возможность свободно передвигаться, наблюдать за
Бондонайком и продолжать свою работу. Для этого мне нужен верный человек,
который согласился бы обменяться со мной ментогенами, иными словами,
предоставить мне для временного пользования свое тело... Человек, в
которого попадут мои ментогены, не будет обижен. Он унаследует от меня не
только дом с садом, автомобиль и два миллиона суремов в наличности, но и
все признаки моего сознания, то есть неизбежно превратится в продолжателя
моего дела. Как видите, Шорднэм, я полностью с вами откровенен. А теперь
подумайте и скажите, как вы лично отнеслись бы к такому предложению.
  Густые брови Рэстиса сомкнулись над переносицей, в голубых глазах зажглись
огоньки.
  - Ведеор профессор, ни один человек не предлагал еще другому такую сделку!
  - Вы считаете ее неприемлемой?
  - Нет, вы неправильно меня поняли. Я считаю ваше предложение невероятным,
небывалым, но вполне приемлемым. Вы сказали, что дадите два миллиона
суремов и гарантируете...
  - Я ничего не гарантирую, Шорднэм! И напрасно вы ухватились прежде всего
за эти два миллиона. Вы удивляете меня! Согласившись на операцию, вы идете
на серьезный риск! Вы можете потерять свою молодость или даже умереть
вместо меня позорной смертью по приговору суда! Как же тут можно хвататься
за деньги?! Подумайте, Шорднэм!
  - Вы, кажется, отговариваете меня, ведеор профессор?
  - Нет, я просто хочу, чтобы вы знали, на что идете!..
  Профессор разволновался и снова принялся ходить взад-вперед по столовой.
Рэстис следил за ним, пряча в усах улыбку.
  - Напрасно вы так расстраиваетесь, ведеор профессор, - оказал он, спокойно
попыхивая сигаретой. - Меня в вашем предложении интересуют именно эти два
миллиона суремов. И я нисколько не стыжусь этого. С двумя миллионами
суремов можно устроить Куркису Браску и компании великолепную припарку в
виде массовой забастовки! Вот почему я ухватился за ваши миллионы. Я люблю
жизнь, ведеор профессор. Но там, где, рискнув одной жизнью, можно спасти
тысячи жизней, нечего раздумывать. Как видите, я в самом деле очень
расчетливый человек...
  - Вы... вы благородный человек, ведеор Шорднэм! Простите меня за резкость!
  - Ничего! Давайте лучше приступим к делу.
  - Правильно. Давайте приступим.
  Нотгорн подсел к столу в отличном расположении духа.
  - Скажите, Шорднэм, родные у вас есть?
  - Есть, ведеор профессор, всякие двоюродные или троюродные, да я и сам их
толком не знаю.
  - Ну а жена, невеста, любовница есть?
  - Была невеста, теперь нет. Как потерял я работу, так она от меня и
отказалась.
  - Бывает... Ну а в Ланк вы, конечно, одни пришли?
  - Как один?! Черт меня побери, ведеор профессор, я совсем забыл про Арсу!
- вскричал Шорднэм. - Сегодня вечером она будет ждать меня на площади у
храма!
  - Кто такая эта Арса? Кем она вам приходится?
  - Да собственно, никем, ведеор профессор... Встретился я с ней на днях в
Паэрте, в придорожном трактире, и шел вместе с ней до самого Ланка. Она
девушка молодая, смышленая и собой ничего, только странная какая-то. Иной
раз мне даже кажется, что она помешанная.
  - Почему?
  - Да заговаривается она, ведеор профессор, и вообще ведет себя не так, как
полагалось бы цыганке и гадалке. Эта девушка ко мне сильно привязалась, и
я не могу ее оставить.
  - Ладно, Шорднэм, пусть будет Арса. Даю вам слово, что сам приведу ее
сюда!.. А теперь, если не возражаете, перейдемте ко мне в кабинет и
составим договор по всей форме.
  Рэстис поднялся и пошел вслед за профессором из столовой. Когда они
подходили к двери, от нее с другой стороны бесшумной тенью метнулся
орангутанг. Он в несколько прыжков промчался через весь коридор и скрылся
в темном холле.


  27


  Конец разговора в столовой абу Бернаду удалось подслушать. Но когда
Нотгорн увел Шорднэма к себе в кабинет, дальнейшая слежка стала
невозможной. Двери кабинета были плотные, обитые кожей.
  Покрутившись перед кабинетом, аб выскочил на веранду, оттуда во двор и
обежал вокруг дома. Ему без труда удалось найти нужное окно. С этой
стороны особняка оно одно светилось в наступающих сумерках.
  Однако вскоре свет в кабинете погас, а через некоторое время осветились
два соседних окна. Аб бросился к дому и забрался на карниз. На окнах были
простые шторы с довольно широкими прорезями, и аб увидел внутренность
знакомой лаборатории и профессора с Шорднэмом. Благодаря открытой форточке
он мог не только видеть, но и слышать все происходящее.
  Нотгорн приказал Шорднэму сдвинуть вместе два операционных стола. Шорднэм
быстро выполнил его приказание. Когда столы были сдвинуты, профессор
поставил в изголовье ментранс и подключил его к розетке в стене. Внешне
прибор напоминал пирамиду из нескольких поставленных один на другой дисков
разных размеров. Самый верхний был не больше блюдца, и в него была
ввинчена красная контрольная лампочка. Тонкие серебристого цвета трубки
соединяли прибор с двумя странными касками из пластмассы.
  Закончив все приготовления, профессор Нотгорн приказал Шорднэму лечь на
стол лицом вниз.
  - Раздеваться не нужно? - взволнованно спросил Рэстис.
  Профессор лишь отрицательно покачал головой.
  Бородач взгромоздился на стол и лег, как было приказано. Профессор
закрепил на его голове каску. Потом он обнажил его левую руку и сделал
укол одним из заранее приготовленных шприцев. Шорднэм даже не вздрогнул.
После этого профессор нажал на приборе кнопку и поспешно улегся на другой
стол, закрепив у себя на голове вторую каску. Укол самому себе он сделал
уже лежа. Через минуту его рука, сжимавшая шприц, безжизненно повисла.
Шприц из нее выпал и воткнулся иглой в пол...
  Тем временем где-то внутри прибора зародилось и начало постепенно
нарастать спокойное равномерное гудение. Прошло минут пять. Внезапно в
ментрансе что-то хрустнуло, и в тот же миг вспыхнула красная контрольная
лампочка.
  Тонкие серебристые трубки дрогнули и выпрямились. Мерное гудение внутри
прибора перешло в резкий свист, который продолжался долго, минут
пятнадцать. Потом красный свет погас, в приборе снова хрустнуло, и свист
перешел в прежнее мягкое гудение.
  Две неподвижные фигуры - громоздкая в синем халате и худая, длинная в
белом - лежали в одинаковых касках лицом вниз и не подавали ни малейших
признаков жизни. Сумерки за окном медленно сгущались. Прошло полчаса, а
может быть, и больше. Во всяком случае у аба совсем затекли ноги от
неудобного сидения на карнизе. Но он не хотел покидать своего
наблюдательного поста и, как зачарованный, смотрел на жуткую сцену,
разыгравшуюся в светлой лаборатории.
  Наконец один из лежавших пошевелился. Кто же это? Ну конечно, Рэстис
Шорднэм! Он моложе, его организм крепче. Вот он вздохнул полной грудью и
открыл глаза. Яркий свет на мгновение ослепил его, но он быстро оправился
и осторожно приподнялся. Усевшись на столе, он нашарил застежки шлема и
снял его с головы. Лицо его искривилось от боли, с губ сорвался хриплый
стон. Но все же он нашел в себе силы слезть со стола и нажать кнопку
ментранса. Гудение в приборе прекратилось, наступила полная тишина.
  Болезненно морщась, Рэстис Шорднэм направился к одному из белых шкафов.
Выдвинув ящик, он уверенной рукой извлек из него коробочку и вытряс себе
на ладонь две таблетки. Подойдя к рабочему столу профессора, он налил из
графина воды в стакан и принял лекарство. Потом он сел за стол и уронил на
руки свою черную лохматую голову.
  - Спокойно, друг мой, спокойно... - пробормотал он и замер...
  Длинное тело профессора Нотгорна, вытянутое, безжизненное, все еще лежало
на столе с каской на голове. А Рэстис, казалось, совсем уснул за столом.
Прошло еще несколько томительных минут. Наконец Шорднэм поднялся.
Васильковые глаза его, до этого мутные и усталые, теперь прояснились и
заблестели, черты лица разгладились, затвердели. Это был снова прежний Рэ
Шкипер - самоуверенный, спокойный здоровяк.
  Твердой и легкой походкой подошел он к профессору Нотгорну и ловко снял с
него каску. Смотав шнуры и трубки, он убрал прибор в один из шкафов. После
этого он занялся самим профессором. Бесцеремонно перевернув его на спину,
он с минуту всматривался в его мертвенно бледное, мумиеобразное лицо,
приподнимая веки глаз. Затем он схватил руку профессора, очевидно с
намерением пощупать пульс. Лохматые брови его при этом насупились, по лицу
скользнула тень тревоги.
  - Не время еще, не время! Держись, Рэстис Шорднэм! - сказал он, да так
громко, что сам вздрогнул от неожиданно сильных звуков своего голоса.
  После этого, подхватив старика на руки, словно маленького ребенка,
бородатый гигант понес его прочь из лаборатории...
  Только теперь аб понял, что операция удалась, что в тело Рэстиса Шорднэма
переселилась душа профессора Нотгорна. Ждать было больше нечего. Горько
вздохнув, аб Бернад спустился с карниза и в совершенно подавленном
состоянии поплелся в свой чулан...


  28


  Теплый майский вечер заключил профессора Нотгорна в свои душистые
объятия. Все вокруг казалось полным колдовского значения и непреодолимого
очарования. Он ощущал в себе такую полноту крепкой, несокрушимой жизни,
что ему хотелось петь и кричать от восторга.
  Жадно набрав полную грудь воздуха, он заставил себя идти по переулку к
центру города. И тотчас же нашел огромное удовольствие в быстрых и легких
движениях своего нового, непривычно большого и мускулистого, но при этом
такого гибкого и послушного тела. И это удовольствие казалось никогда
прежде не испытанным, новым и радостным. Ноги сами несли его вперед, даже
не ощущая тяжести окованных ботинок, и профессору казалось, что он не
идет, а мчится по воздуху.
  В переулке было темно. Лишь кое-где светились окна. Почуяв чужого, лениво
забрехали собаки. И все было приятно профессору Нотгорну: и лай собак, и
темный переулок, и усыпанное звездами небо. Вскоре быстрые ноги вынесли
его на улицу с душистой аллеей черешен, а потом и на площадь, скудно
освещенную фонарями.
  На площади было еще довольно людно. Под сумрачными лоджиями гуляла
парочками молодежь. В двух-трех ресторанах еще горел свет. Из распахнутых
настежь дверей и окон доносилось звяканье стеклянных кружек, звуки музыки
и возбужденные голоса подвыпивших ланкских обывателей.
  На профессора никто не обратил внимания. В своем новом обличье он был
совершенно чужим в этом городе. Громко цокая подковами ботинок по
брусчатке, он наискось пересек площадь и приблизился к темной громаде
храма бога единого. Вокруг не было ни души.
  - Ушла! Не дождалась! - вполголоса проговорил Нотгорн, и в сердце его
шевельнулось горькое разочарование. Уже ни на что не надеясь, он стал
медленно двигаться от колонны к колонне в полумраке высокого портала.
  Перед входом в храм он остановился. Никого. Вдруг ему послышалось, будто
сверху донесся всхлипывающий вздох. Он легко взбежал по ступеням к самым
железным дверям храма и там, в углу, скорее почувствовал, чем увидел,
силуэт сидящей женщины. Она прикорнула прямо на каменных плитах и тихонько
плакала.
  - Арса! - ласково окликнул ее профессор, но девушка не отозвалась.
  Шагнув ближе, профессор наклонился над ней и коснулся рукой ее мягких
волос.
  - Арса, это ты?
  - Да, да, это я! - она тряхнула головой, стараясь сбросить ласкающую руку.
Голос ее прерывался от рыданий. - Где ты был, Рэстис?! Я жду тебя тут уже
целых два часа!.. Никогда не думала, что ты такой бессердечный!.. Ты еще
хуже Материона!..
  - Что ты говоришь, Арса? Кто такой Материон?.. - озадаченно спросил
профессор.
  Арса вскочила, как разжавшаяся стальная пружина.
  - Разве я не говорила тебе о Материоне, Рэстис?!
  - Возможно... Я не помню... Но не в этом сейчас дело. Давай воздержимся
пока от излишних эмоций, Арса... - бормотал Нотгорн, совершенно
растерявшись.
  - Как ты сказал? Воздержимся от эмоций?! Ты никогда не употреблял таких
слов, Рэстис! Ты что-то скрываешь от меня! Я начинаю снова подозревать,
что ты и есть Материон!..
  Тут Нотгорн вспомнил о том, что, по словам Шорднэма, Арса очень странная
девушка, что она часто заговаривается. Он взял себя в руки и решил на
выпад ответить выпадом.
  - Ты сама, Арса, что-то скрываешь. Ты выдаешь себя за цыганку, а говоришь,
как образованная девушка. Кто такой Материон, говори правду! Все твои
прежние объяснения сплошная выдумка!..
  - Не надо, Рэстис, не требуй этого сейчас! Потом, когда-нибудь, я все
расскажу тебе... Скажи лучше, что случилось с тобой? Почему от тебя пахнет
лекарствами? - взволнованно зашептала Арса прямо в лицо Нотгорну и
ухватилась обеими руками за воротник его блузы.
  - Не бойся, моя хорошая, ничего страшного не случилось. Пойдем со мной и
все узнаешь... - шепнул он в ответ, весь вдруг затрепетав от ее близости.
  - Раньше ты называл меня цыпленком...
  - Ты и есть мой милый цыпленок...
  Через всю площадь и по черешневой аллее они прошли молча. И лишь когда
пришлось свернуть в темный переулок, Арса вдруг остановилась.
  - Рэ, ты в самом деле стал какой-то другой, будто тебя подменили! -
сказала она тихо.
  - А что, хуже стал или лучше? - засмеялся Нотгорн.
  - Не знаю... Только я боюсь за тебя. Ты стал каким-то чужим, непонятным! У
тебя появилась какая-то тайна!
  - Не бойся, Арса. Тайны все когда-нибудь раскроются, и мои и твои!
  Крепко прижав к себе ее локоть, он повел ее дальше по переулку.
  Вот они подошли к калитке с выломанным замком. Нотгорн толкнул ее и ввел
Арсу во двор. Цветы на обочинах каменной дорожки испускали тонкий нежный
аромат.
  Нотгорн открыл входную дверь. Ощупью, не включая свет, пробрался он со
своей спутницей через темный холл, мимо дверей кабинета, в котором спал на
диване старик Рэстис Шорднэм, прямо к себе в спальню. Здесь он все также в
темноте