ых
глаз.
  - Я не люблю излишних длиннот, ведеор Шорднэм, - заявил для начала сын
божий.
  - Я тоже не любитель многословия, - тотчас же отозвался бородач.
  - В таком случае я прямо приступлю к делу! - оживился Брискаль
Неповторимый - Мне стало известно, ведеор Шорднэм, что профессору Нотгорну
удалось открыть в человеческом организме некие клетки, которые являются
прямыми носителями души, или же, по-вашему, сознания. Кроме того, я был
невольным свидетелем удачного эксперимента по переселению этих клеток из
одного тела в другое. Я имею в виду эксперимент "Маск - Бондонайк". Если я
не ошибаюсь, ведеор Шорднэм, душа композитора несколько дней продержалась
в молодом теле?
  - Совершенно верно, ведеор гросс. После пересадки ментогенов в организме
Фернола Бондонайка ровно четыре дня превалировало сознание Гионеля Маска.
Потом это явление прекратилось, и в мозгу Бондонайка восстановилось его
собственное сознание, уже обогащенное всеми признаками интеллекта великого
композитора. Это был процесс абсолютно естественный и закономерный.
  - Вот именно, естественный и закономерный!.. Но скажите, ведеор Шорднэм,
существует ли возможность добиться того, чтобы переведенная душа
превалировала, как вы говорите, постоянно в новом организме, не
подвергаясь опасности быть в ней, так сказать, рассосанной?
  - В принципе это возможно. Но кому это нужно, ведеор гросс? Ведь это было
бы равносильно антропофагии!
  - Почему антропофагии?! Если найдется человек, который добровольно
согласится...
  - Быть съеденным?
  - Ну что вы! Просто согласится уступить свое тело за определенное
вознаграждение в пользу семьи, детей... Ведь у нас, в Гирляндии, ежегодно
две тысячи человек кончают самоубийством. Это проверенные статистические
данные. Из этих двух тысяч - да, да, я специально интересовался! - более
половины совсем молодых людей! Зачем же им погибать так вот без толку,
если они могут принести пользу семье, обществу, отчизне!
  - К сожалению, я не могу с вами согласиться, ведеор гросс. То, что вы
предлагаете, в тысячу раз хуже любого людоедства.
  - Ну хорошо, хорошо! Я вижу, что переубеждать вас не имеет смысла! Но
скажите, ведеор Шорднэм, вы не согласились бы проделать такое абсолютное
переселение душ один-единственный раз, причем с полной гарантией, что
уступающий свое тело пойдет на это не по социальным мотивам, а по причинам
глубокой идейности? Я имею в виду совершенно конкретный случай. Помимо
научного интереса, это принесет вам не менее пятидесяти миллионов чистого
дохода!
  - Я вас понимаю, ведеор гросс. Ваш конкретный случай - это вы сами и
какой-нибудь юный служитель Гроссерии, доведенный вами до исступленного
фанатизма. За пятьдесят миллионов суремов вы хотите купить себе еще одну
жизнь? Не выйдет, ведеор гросс!
  - Почему?! Я готов дать в десять раз больше. Подумайте! Не отказывайте мне
так сразу! Я знаю, вы бескорыстны, но ведь полмиллиарда суремов! Сколько
нищих и обездоленных вы сможете облагодетельствовать! Сколько новых
могучих забастовок сможете организовать! Видите, я знаю про ваш подарок
рабочим Куркиса Браска! Я все знаю, но я не угрожаю вам, я прошу, более
того - умоляю вас принять от меня полмиллиарда суремов и дать мне новую
жизнь!
  - Извините, ведеор гросс. Я всегда считал вас умным человеком, и меня
удивляет, как легко вы способны менять взгляды. Еще недавно вы угрожали
профессору Нотгорну ультиматумом, готовились оклеветать его, опозорить и
уничтожить!..
  - Я все понимаю! Но я хочу жить! Я готов принять любые ваши условия. Вы не
хотите моих богатств? Хорошо! А что вы скажете, если я публично отрекусь
от бога единого и сложу с себя сан сына божьего? Ведь этим я подарю вам
огромный политический козырь! Неужели и этого вам мало?!
  - В настоящее время, ведеор гросс, это не может для нас иметь никакого
значения. Религия все равно обречена на исчезновение, отречетесь вы от
своего сана или не отречетесь. Поймите, нам вообще ничего от вас не нужно,
и мы не хотим с вами иметь никаких дел!
  - Это ужасно... ужасно... Ну, а в нормальном порядке, вот как вы с
профессором, как Маск с Бондонайком, вы позволите мне поделиться моими
признаками?.. Ведь это уже не будет антропофагией, ведеор Шорднэм! Я
умоляю вас!
  - Признаки вашего сознания, ведеор гросс, не представляют ни малейшей
общественной ценности. Мне жаль, что я вынужден вас огорчить, но
бессмертие не для вас, ваша святость!
  - Это ваше последнее слово?
  - Да, больше я ничего не имею вам сказать.
  Несколько минут Брискаль Неповторимый молчал, совершенно подавленный.
  С трудом поднявшись, он медленно двинулся к выходу. Шорднэм тоже встал и,
распахнув перед гостем дверь, крикнул в темноту коридора:
  - Рульф, дружище! Проводи ведеора гросса к машине!
  Выросший как из-под земли Рульф Эмбегер с преувеличенной услужливостью
повел престарелого гросса из дому. Вскоре через открытое окно донесся
стрекот автомобильного мотора, постепенно затихший в отдалении...




  ЧУДО

  В МАРАБРАНЕ


  Я думал - ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик...

  Владимир Маяковский


  1


  Пришло лето.
  На сардунских бульварах зацвели акации. Берега полноводной Лигары
украсились десятками купален, в которых несметные толпы бронзово-смуглых
людей искали спасения от убийственной жары.
  Арса, любившая в прежние годы загорать и купаться, в этот раз вообще не
выходила за пределы отцовской усадьбы. Дни она коротала у себя в комнате с
книгой, при спущенных шторах, а по вечерам спускалась в сад подышать
свежим воздухом.
  Ее мучила безысходная тоска. Прошло больше месяца с тех пор, как она
наскоро простилась с Рэстисом Шорднэмом в гостинице "Кристалл" и вернулась
к отцу, и за все это время ее странный друг не порадовал ее ни единой
весточкой. Первые дни Арса терпеливо ждала, понимая, что события в
Марабране и в Ланке целиком поглощают Рэстиса. Потом она узнала из газет о
том, что Профессор Нотгорн тяжело болен и что его перевезли из Ланка в
лучшую клинику столицы. В душу ее снова вкрались сомнения, и она не могла
решить, кого ей следует считать больным - настоящего профессора Нотгорна
или Рэстиса Шорднэма, оказавшегося в дряхлом теле старика. У нее не было
никаких веских доказательств, что бородатый гигант, уверявший ее, что он и
есть настоящий Рэ Шкипер, не лгал ей. Арса загадала: если он не лгал, то,
поместив старика профессора в больницу, обязательно навестит ее в
Гроссерии. А если не придет, то, значит, он подло обманул ее, значит, он
не бывший токарь Рэ Шкипер, а сам профессор Нотгорн, похитивший тело у ее
доверчивого друга.
  Бородач не пришел - ни в первые дни, ни в последующие недели. Уже
уверенная, что ее жестоко обманули, Арса все же со дня на день откладывала
посещение больницы. Мысль, что в ней умирает именно бедный Рэстис,
страшила ее. А потом все кончилось: как взрыв бомбы, грянуло известие о
смерти великого Нотгорна.
  Хоронили ученого с большой помпой, хотя и без участия чинов Гроссерии. На
этот счет в завещании Нотгорна было ясное и категорическое распоряжение:
похороны должны быть гражданские, без религиозных обрядов. Брискаль
Неповторимый выступил по этому поводу в Сарде с пространной проповедью, в
которой простил гениального безбожника и заочно благословил его погребение
в сардунском Пантеоне Гениев. На верующих это произвело очень глубокое
впечатление, а вспыхнувшие было неприятные слухи о крайне отрицательном
отношении усопшего ученого к гирляндской религиозной общине постепенно
заглохли.
  Церемонию гражданской панихиды Арса наблюдала по телевизору. С бьющимся
сердцем выслушала она выступление Рэстиса Шорднэма и снова после этого
несколько дней ждала, что он придет к ней. Но, как писали потом газеты,
ассистент и наследник профессора Нотгорна сразу после похорон вернулся к
себе в Ланк. Это было последним жестоким ударом.
  Что же касается профессора Вар-Доспига, то он просто не замечал состояния
дочери. Впрочем, он и не мог его заметить, так как редко бывал дома. Он на
целые недели уезжал в Марабрану, где у него последнее время оказалась
вдруг масса неотложных дел. В его отсутствие из Марабраны почти ежедневно
поступали ящики с какими-то сложными деталями. Ассистент профессора доктор
Канир руководил их доставкой в подземную лабораторию. В те редкие дни,
когда профессор Вар-Доспиг приезжал из Марабраны домой, Канир вместе со
своим шефом безвылазно пропадал в лаборатории, помогая при сборке
поступивших деталей.
  В промежутках между приездами шефа доктор Канир был мало занят. Отгрузив
очередной ящик с деталями, он садился писать скучный доклад его святости
гроссу сардунскому о ходе работ над созданием "материонного генератора"
(так назывался в докладах гроссу специальный мезонный ускоритель,
постепенно возникавший в лаборатории Вар-Доспига). Сочинив доклад, Канир
отправлял его с монахом-курьером в канцелярию его святости, после чего
либо просматривал от скуки старые научные журналы, либо уходил бродить по
площадям и паркам Гроссерии. По вечерам же он бывал неизменным
собеседником Арсы, которая терпела его, так как он не был назойлив и умел
выслушивать ее жалобы...
  - Удивляюсь я вам, доктор, - сказала как-то Арса. - Вы столько лет
работали с профессором Нотгорном, а не можете ответить на самый простой
вопрос!
  - Какой вопрос, ведрис Арцисса?
  - Тот, который я задавала вам уже сотни раз! Можно быть уверенной, что
сознание Шорднэма одолело ментогены Нотгорна и восстановилось в своем
подлинном теле? Иначе говоря, можно быть уверенной в том, что умер именно
профессор Нотгорн и что в Ланке живет теперь не кто иной, как Рэстис
Шорднэм?
  - Вы несправедливы ко мне, ведрис. Я уже отвечал вам на этот вопрос... Да,
в Ланке живет сейчас именно Рэстис Шорднэм. Я сам осматривал и подвергал
различным тестам аба Бернада. Перед этим я долго изучал и всячески
испытывал известного вам Фернола Бондонайка. Если в случае с Фернолом мы
могли подозревать подвох со стороны испугавшегося ответственности Маска,
то случай с абом рассеял все наши сомнения. Орангутанг Кнаппи, ментогены
которого прижились в мозгу аба, при всем желании не мог нас обманывать.
Пока в теле аба превалировало сознание обезьяны, аб и вел себя, как
обезьяна, и его держали в клетке, как опасного параноика. А когда сознание
аба восстановилось, его признали здоровым и выпустили. Правда, в его
сознании сохранились многие обезьяньи признаки, из-за этого он по воле
гросса сардунского лишился богатого прихода в Ланке и служит теперь в
деревушке Аркотте, что возле Марабраны, но и этот факт является горестным
лишь для самого аба, для вас же, ведрис Арцисса, он может быть
неопровержимым доказательством того, что Рэстис Шорднэм не лгал вам. Он в
самом деле унаследовал от профессора Нотгорна колоссальный объем знаний и
таким образом из простого токаря превратился в выдающегося ученого!
  - Но почему же тогда он забыл обо мне, доктор? Настоящий Рэстис Шорднэм
никогда бы так ко мне не отнесся!
  Не зная, что ответить, доктор Канир лишь сочувственно вздохнул...


  2


  Сумерки сгустились. Арса уже собралась уйти из сада, чтобы приказать
монаху-служке подать ужин, когда за оградой сада раздался стрекот
автомобильного мотора. Кто-то подъехал к воротам особняка.
  - Это, наверное, ведеор профессор! - говорит Канир и торопливо поднимается
со скамьи.
  Он не ошибся. На каменной дорожке, ведущей от ворот к дому, действительно
появляется профессор Вар-Доспиг. Усталый, запыленный, обгоревший на
солнце, но вместе с тем необычайно бодрый и довольный собой. Он машет
рукой дочери и ассистенту:
  - Арса, доктор, здравствуйте! Все скучаете? Ничего, потерпите! Скоро будет
так весело, что не будем знать, куда от веселья деваться!..
  С этими словами он, не останавливаясь, проходит в дом. Канир чуть ли не
рысцой спешит вслед за ним. Арса же, передумав уходить, остается в
качалке, в которой она имела обыкновение сидеть. Самодовольный вид отца
раздражает ее, и поэтому она предпочитает с ним сейчас не встречаться.
Войдя в прохладную гостиную, Вар-Доспиг бросается в кресло и с
удовольствием вытягивает ноги. Канир останавливается перед ним в
почтительной позе.
  - Садитесь, садитесь, коллега! - кивает ему Вар-Доспиг и обеими руками
прогребает свою густую серебристую шевелюру. - Я ужасно измотался сегодня
и уже не в состоянии ничем больше заниматься. Мечтаю только о ванне, ужине
и постели!..
  Канир садится в кресло напротив шефа и, скромно кашлянув в кулак,
осторожно спрашивает:
  - А как ваши дела, ведеор профессор?
  - Отлично, доктор! Лучше и быть не может!
  - Я так и думал. У вас очень хорошее настроение, ведеор профессор!
  - Еще бы! Мне есть чем гордиться. В такой безумно короткий срок мне
удалось разработать и полностью подготовить небывало сложный эксперимент!
  Канир делает удивленное лицо:
  - Вы говорите, полностью?.. Но ведь материонный генератор еще не закончен.
В сегодняшнем докладе его святости я написал, что нам нужна еще неделя...
  - Ничего, что доложили, доктор. Завтра придут последние детали, а
послезавтра мы уже сможем испытать наш мезонный ускоритель!
  - Это хорошо... Но позвольте, ведеор профессор, вас спросить. Я, конечно,
не смею вмешиваться, но все же, если можно, скажите, что же мы будем
изготовлять при помощи этого странного ускорителя?
  - Скоро увидите сами!.. Помните, доктор, вы показывали мне электронные
снимки импульсов ментогенного поля?
  - Помню, ведеор профессор.
  - А помните, что один из этих снимков изображал мысли Фернола Бондонайка о
боге едином?
  - О боге едином?.. Ах, да, верно, был такой снимок!
  - Так вот, дорогой коллега, этот снимок и стал основой нашего теперешнего
эксперимента. С завтрашнего дня мы приступаем к практическому
осуществлению операции "Материон" на основе нами созданной науки
материоники. Должен вас в связи с этим кое о чем предупредить. Что бы ни
случилось в ближайшие дни, какие бы грандиозные события ни развернулись,
вы должны оставаться молчаливым свидетелем всего происходящего, делать
вид, что вас это абсолютно не касается и при этом, конечно, беспрекословно
выполнять все мои распоряжения!
  - Но почему же так, ведеор профессор?! Что может случиться?!
  - Видите ли, дорогой мой помощник, его святость Брискаль Неповторимый
любой ценой требует от нас Материона. Но на такой эксперимент, какой я
решил проделать, даже его святость не дал бы нам своего согласия.
  - Это что-нибудь противное принципам религии?!
  - Наоборот, доктор, совсем наоборот! Скорее, это слишком даже отвечает
принципам религии.
  - И этот эксперимент начнется завтра, ведеор профессор?
  - Завтра, доктор, завтра!..
  И вот это "завтра" наступило.


  3


  Бешеное июльское солнце хлещет нестерпимым зноем по древней Сардуне,
столице великой Гирляндии...
  Воздух насыщен запахом бани, парфюмерной лавки, пыли. Дышать решительно
нечем. Возгласы восторга сливаются с неумолчным щелканьем фотокамер и
шарканьем многочисленных ног по раскаленным плитам дворцовой площади... Из
стороны в сторону снуют туристы. Мелькают вперемешку белые панамы, темные
очки, красные потные шеи...
  В этой многолюдной сутолоке, в этой возбужденной толпе, охваченной общей
страстью глазеть и ахать, заметно выделяется одинокая низкорослая фигурка
пожилого, сухощавого туриста в соломенной шляпе, с кожаным чемоданом в
руке. Словно вьюн стаю неуклюжих карасей, рассекает он гущу очкастых,
ошалелых от жары туристов, следуя каким-то своим, строго определенным
маршрутом. Наступая дамам на ноги, он не извиняется и даже не
оборачивается на возгласы справедливого возмущения.
  Лишь набежав по пути на служителя Гроссерии, какого-нибудь дородного
монаха в желтой сутане с широким зеленым поясом, человек с чемоданом
задерживается перед ним на несколько секунд и конфиденциально, вполголоса,
задает ему короткий вопрос. Монах вздрагивает, быстро обшаривает
незнакомца пронзительными глазами, словно стараясь запечатлеть его в
памяти, но затем дает ему все же удовлетворительный ответ. Небрежно
козырнув сутане одним пальцем, соломенная шляпа устремляется дальше через
бесконечные многоязычные толпы.
  Перед входом во дворец самого гросса сардунского человек останавливается,
ставит свой чемодан на горячие каменные плиты и испытующе смотрит на двух
исполинов часовых, облаченных в маскарадные воинские доспехи. Часовые не
замечают любопытного пигмея. Да им и не полагается замечать - они просто
живая бутафория. Их тупые остекленевшие глаза устремлены в пустоту и не
выражают ничего, кроме полной покорности. По темным лицам стекают из-под
меховых шапок струйки горячего пота.
  Заложив руки за спину, делец в соломенной шляпе обходит со всех сторон
одного часового, оглядывает его, сильно запрокинув голову, и затем
направляется к другому, которого тоже внимательно оглядывает. Потом
возвращается обратно к первому, по-видимому найдя его более подходящим, и,
решительно отставив ножку в узконосом башмаке, кричит, словно на
колокольню:
  - Эгей! Привет тебе, доблестный воин! Великий гросс у себя?!
  У часового чуть-чуть дрогнуло веко, но он продолжает оставаться
неподвижен, глух и нем.
  - Я спрашиваю, ведеор Брискаль, именуемый Неповторимым, он же сын божий,
он же первосвященник гирляндский, он же гросс великий и прочая и прочая,
принимает сегодня?! - сразу раздражаясь, повторяет свой вопрос пришелец и
пронизывает часового холодным злым взглядом.
  Однако и на сей раз он не получает никакого ответа. Проворчав что-то вроде
"болваны безмозглые!", человек в шляпе подхватывает свой чемодан и смело
входит во дворец гросса. Часовые не пытаются его задерживать. Очевидно,
они поставлены здесь не для этого.
  В огромном прохладном вестибюле, с высоким лепным потолком, пришельца
тотчас же окружает целая дюжина разноцветных сутан. Они с подозрением
косятся на чемодан, но в общем ведут себя сдержанно и вполне тактично.
Один из них, видимо главный привратник, солидный мужчина в синем
облачении, изображает на лице леденящую усмешку и обращается к соломенной
шляпе с вопросом:
  - Вы случайно сюда зашли, ведеор, или вы знаете, где находитесь, и имеете
особую надобность? Если вы пришли с намерением, то извольте сказать, что
вам угодно!
  - Я Куркис Браск, глава фирмы "Куркис Браск и компания",
приборостроительные заводы в Марабране. Мне нужно срочно видеть сына
божьего ведеора Брискаля Неповторимого, великого гросса сардунского... По
делу! - сухо, отрывисто заявляет посетитель и, сняв шляпу, принимается ею
обмахиваться, словно веером.
  Улыбка на лице главного привратника мгновенно меняется, теплеет,
становится угодливой, почти подобострастной. Он рассыпается в слащавых
любезностях. О-о, Куркис Браск! Достопочтеннейший ведеор Куркис Браск! Ну
как же! Кто же в Гроссерии и во всей стране не знает Куркиса Браска,
одного из крупнейших фабрикантов Юга, одного из богатейших людей
благословенной Гирляндии! Для столь достойного и уважаемого мужа все двери
Гроссерии открыты настежь! Здесь помнят, как ведеор Браск наполнил золотом
казну его святости!.. Но, быть может, ведеор Браск будет все же столь добр
и любезен и скажет про свою необыкновенную надобность?! Его святость сын
божий, да продлятся дни его на веки веков, ашем табар, безмерно обременен
заботами и на прием к нему попасть очень трудно!
  Главный привратник вежлив до умопомрачения. Лица других монахов так и
расплываются. Но Куркис Браск становится от этого лишь еще более сухим и
официальным. Он довольно бесцеремонно прерывает главного привратника:
  - Дело большое, ведеор монах! Всемирное предприятие во славу бога единого!
Укрепление святой гирляндской общины на всех континентах, сколько их ни
есть на Земле! Полный разгром еретиков и безбожников! Дело абсолютно
верное! Так и доложите великому гроссу!
  - Да продлятся дни его...
  - Да продлятся, ашем табар! Довольно юлить! Ступайте и доложите! Куркис
Браск не привык ждать!
  Из жирных грудей монахов вырывается стон. На их лицах неподдельный
восторг. Главный прив