стерзанный, грязный,
взлохмаченный. Призрак несколько секунд стоял с выпученными глазами, ловя
воздух перекошенным ртом, потом вдруг грохнулся на ковер и, завывая и
всхлипывая, медленно пополз к гроссу.
  - Что такое? Что случилось?! - вскричал сын божий, взволнованно ерзая в
своем кресле.
  Доктор Канир, схватив полу мантии гросса, принимается покрывать ее
лобзаниями и слезами. Протер Мельгерикс стоит в стороне и наблюдает эту
сцену с брезгливой гримасой на лице. Впрочем, его бледность говорит о том,
что он тоже взволнован.
  Гросс с явным отвращением вырвал из рук Канира полу мантии и легонько пнул
его туфлей в лоб.
  - Это безобразие, доктор Канир! Извольте взять себя в руки! Это просто
безобразие какое-то! Вы расстраиваете меня, а мне врач запретил
расстраиваться! Слышите?!.
  - Теперь... теперь... уже все равно... - с трудом выдавил из себя Канир,
стараясь подавить рыдания.
  - Почему все равно? Что случилось? Говорите толком и перестаньте выть! Я
не могу это больше слышать!.. Что произошло? С чудом что-нибудь натворили?
  - И с чудом... - всхлипнул Канир и поднялся на колени. - Ливень... ливень,
ваша святость, совершенно уничтожил поля... Во всей провинции!
  - И из-за этого вы так убиваетесь, сын мой? Стыдно! - гневно воскликнул
сын божий.
  Он повернулся к Мельгериксу и сделал ему какой-то знак рукой. Протер
тотчас же подошел к богато инкрустированному шкафчику, вынул оттуда
бутылку с темной жидкостью и объемистый бокал. Наполнив бокал до краев, он
поднес его Каниру.
  - Выпейте, ведеор доктор! Это подбодрит вас!
  Канир принял бокал из холеных рук протера, осушил его весь до дна и сразу
заметно успокоился. В лице у него появилась краска, в глазах некоторая
осмысленность. Отодрав от щеки свою искусственную бородку и отбросив ее на
ковер, он начал докладывать:
  - Согласно договору, ваша святость, ведеор Браск устроил чудо в
Марабранской провинции. Все было тщательно приготовлено, и место для
аппарата было выбрано удачно - близ деревни Аркотты. Это было великолепное
чудо, ваша святость! Багровые тучи, потом глубокий мрак, как в
преисподней, потом ужасающий ливень с чудовищными громами и молниями. Я
сидел, в автомобиле и молился богу единому, чтобы автомобиль не унесло в
море потоками воды или не поразило огнем небесным. Потом все кончилось, и
я увидел размытые поля. Его беспорочество протер Мельгерикс собрал в
десять раз больше молящихся, чем требовалось... Да, да, ваше
беспорочество, я говорил вам... Но это не главное, ваша святость! Не
бедствие крестьян так растерзало и испепелило мою душу...
  - А что же? Говорите, доктор!
  - О, ваша святость! Вы единственный наш заступник в эту страшную годину!
Кому, как не вам, сыну... Но нет, нет, язык мой немеет, и сердце холодеет
в груди. Мне страшно подумать об этом, не только говорить, - последние
слова Канир произнес совсем шепотом и при этом вновь покрылся смертельной
бледностью.
  - Именем бога единого, отца моего небесного, заклинаю вас, доктор!
Говорите! Ашем табар! Говорите! - закричал гросс сардунский и, выхватив из
складок мантии золотой символ бога единого - круг со схемой солнца на
украшенной рубинами рукоятке, - поднял его над головой в сухоньком кулачке.
  - Не надо, ваша святость! Не надо! Не поминайте его!.. Он... здесь! -
завизжал Канир, с ужасом отшатываясь от гросса.
  - Кто здесь? О ком вы говорите?!
  - Тот... тот, кому служит священная гирляндская община! Тот, чьим сыном
нареченным вы состоите на Земле!.. Я видел его, ваша святость! Он ослепил
меня своим лучезарным величием! Он оглушил меня своим громовым голосом! Он
пришел судить и карать... О, горе нам, горе...
  Гросс нахмурился, опустил руку с солнечным символом и посмотрел на своего
секретаря. Лицо протера было замкнутым, но настороженным. Сын божий снова
перевел взгляд на Канира.
  - Вы явно больны, сын мой... Вам нужен покой и врач... - произнес он
неуверенно.
  - Нет, ваша святость, нет! Я совершенно здоров! - закричал доктор. -
Умоляю вас, не обращайте внимания на мой вид и на мое поведение... Я
просто глубоко потрясен. Я спешил известить вас, ваша святость... Он
явился, явился! Это может подтвердить и ведеор Браск!..
  Гросс снова посмотрел на Мельгерикса:
  - Что ты скажешь на это, беспорочнейший?
  - Я видел Куркиса Браска, ваша святость! Он тоже говорил что-то в этом
роде... - сказал Мельгерикс с глубоко озабоченным видом.
  На некоторое время в кабинете воцарилось молчание.
  Сын божий пристально глядел в огонь камина, словно советуясь с пляшущими
языками пламени, и шевелил при этом кустистыми бровями. Канир взирал на
него с надеждой и мольбой, а протер Мельгерикс рассматривал свои ногти.
  - Вот что, любезный доктор, - заговорил наконец гросс спокойно и строго, -
ступайте домой и приведите себя в порядок. В такое решительное время
нельзя распускать себя. Шефу своему профессору Вар-Доспигу ничего пока не
говорите. Я сам снесусь с ним, если в этом окажется надобность...
Ступайте, и мир да пребудет с вами!
  - Слушаюсь, ваша святость... - чуть слышно проговорил Канир и, поцеловав
мантию сына божьего, вышел из кабинета несколько ободренный.
  После ухода научного консультанта Брискаль Неповторимый дал волю своему
раздражению. На голову покорно склонившегося Мельгерикса обрушился целый
водопад слов, полных горечи и досады.
  - Какой стыд! Какой позор для нашей религиозной общины! - кричал гросс,
брызгая слюной. - Пришествие! Ты представляешь себе, беспорочнейший, что
это значит? При-ше-ствие! А что скажет верховный правитель Гирляндии? Что
скажет кабинет министров? Что скажет высший совет?.. Ступай и пришли ко
мне Куркиса Браска. Он деловой человек, не то что этот слюнтяй Канир. От
Браска я узнаю все подробности и тогда решу, какие меры надлежит принять
вельможам Гроссерии. В таких делах нельзя действовать опрометчиво! Ступай
же и выполняй мою волю. На троне гросса сидит пока еще сын, а не отец!
  Протер-секретарь низко поклонился гроссу и быстрым шагом удалился. Через
четверть часа после этого в кабинет сына божьего проворно вбежал фабрикант
чудес Куркис Браск.


  17


  Промышленник из Марабраны успел уже к тому времени справиться со своим
испугом. Необыкновенную встречу на холме близ Аркотты он отнес к разряду
неприятных случайностей и, взвесив все обстоятельства, не видел в ней
теперь ничего трагического и рокового.
  По-прежнему самоуверенный и невозмутимый, он дал гроссу сардунскому
подробный и ясный отчет о состоявшемся чуде. Подчеркнув перегрузку
ментогенного поля, вызванную неуместным усердием протера-секретаря, он
беспристрастно описал разрушительную силу ливня и гибель полей. О
появлении старца, который назвал себя богом единым, он рассказал с
предельной краткостью, причем главный упор сделал на тот возмутительный
факт, что самозванный бог пришел на холм в сопровождении местного
безбожника, человека молодого, но уже крайне наглого и неблагодарного. На
прямой вопрос гросса, что же он об этом думает, Куркис Браск пожал плечами:
  - Если вы непременно хотите узнать, что об этой истории думает честный
промышленник, извольте, я скажу... По-моему, ваша святость, здесь пахнет
самой настоящей провокацией. Насколько вам известно, чудо устраивалось в
самом опасном гнездилище безбожников. Кроме того, подумайте хорошенько:
сам бог единый, создатель и повелитель вселенной, и вдруг является в
обществе безбожника, к которому явно благоволит.
  - Это еще ничего не доказывает, ведеор Браск, - тяжко вздохнул гросс и
поправил щипцами огонь в камине. - Пути отца моего небесного неисповедимы.
Ашем табар! Ашем табар! Ашем табар!..
  - Ашем табар... - раздраженно, скороговоркой пробормотал Куркис Браск и
продолжал: - Простите, ваша святость, если я по простоте своей скажу
что-нибудь не так. Я не вникал во все ваши правила и тонкости. Но я хочу
поставить вас в известность, что отвечаю только за техническую часть,
согласно пункту пятому нашего договора. Все остальное меня не касается.
Поэтому улаживание конфликта вы должны полностью взять на себя. А меня,
простого и честного промышленника, трогать не надо. Видит бог единый, что
не надо...
  - Погодите, ведеор Браск! У меня от пустословия голова начинает болеть...
- устало поморщился гросс.
  Затем он внимательно заглянул в лицо Куркису Браску и раздумчиво произнес:
  - Дело не в виновности. Дело тут совершенно в ином... Скажите мне, ведеор
Браск, вы видели карточку с текстом молитвы о ниспослании чуда?
  - Нет, ваша святость, не видел.
  - Напрасно. Следует посмотреть. Мне пришло сейчас в голову, что эта
карточка может пролить некоторый свет на всю эту загадочную историю...
  С этими словами сын божий поднялся с кресла, просеменил к своему рабочему
столу и там с минуту рылся в бюваре. Вернувшись к камину, он подал Куркису
Браску карточку с текстом молитвы и с изображением бога единого на облаке.
Незадачливый фабрикант чудес взял карточку, глянул на нее и тут же выронил
на ковер, весь содрогнувшись.
  - Это он, ваша святость! Это несомненно он! Тут не может быть ошибки! -
произнес он сдавленным голосом.
  - Я так и думал! - отозвался Брискаль Неповторимый.
  -Теперь все ясно! - взволнованно заговорил Куркис Браск, подняв с пола
карточку и снова всматриваясь в нее. - Да, да, ваша святость, теперь все
стало ясно. Во время молитвы крестьяне смотрели на это изображение. Они
думали о боге едином, именно о таком вот боге! Информация пошла в
ментогенное поле, и там, при выбросе конкретных форм, вместе с дождем
образовался бог. В качестве побочного продукта... Такое бывает в любом
технологическом процессе, если в него вкрадется ошибка... Да, да, это так!
Теперь все ясно! Но и в этом случае, ваша святость, я нисколько не виноват!
  - Успокойтесь, ведеор Браск. Сейчас не время разбирать, кто прав, кто
виноват, - вздохнул гросс. - Скажите лучше вот что. Этот ваш выброс
конкретных форм всегда в точности соответствует информации? Иными словами,
если крестьяне, молясь, думали о боге как о всемогущем, всеведущем и
вездесущем, то он обязательно должен получиться именно таким или же тут
допускаются некоторые отклонения?
  - Что?! Отклонения?! Побойтесь бога единого, ваша святость. Прибор ММ-222
самый совершенный материализатор мысли, какой только можно придумать! Он
абсолютно не допускает искажения информации при выбросе конкретных форм! -
самодовольно отчеканил Куркис Браск.
  - Следовательно, коли они думали о всемогущем, вездесущем и всеведущем...
- начал сын божий упавшим голосом.
  - ...то он и получился всемогущим, вездесущим и всеведущим, ваша святость!
- торжествующе закончил за него Куркис Браск и тут же, уразумев смысл
сказанного, вздрогнул и побледнел.
  В кабинете нависла тяжелая удушливая тишина. Оба собеседника, как
бесшабашный марабранский промышленник, так и престарелый первосвященник
гирляндской религиозной общины, почувствовали внезапно, что их
обволакивает, сковывает и пронизывает насквозь леденящий мистический ужас.
  Первым робко заговорил Куркис Браск:
  - Ваша святость, простите меня!.. Я ведь так только, из соображений
рекламы сказал, что точно по информации. А на самом деле я сам ничего не
знаю. Может, аппарат работает так, а может, и нет...
  - Это одни догадки! Может быть - не может быть... Подумайте лучше о том,
как все это исправить.
  - Исправить? Что исправить?.. - с глупейшим видом переспросил Куркис Браск.
  Гросса такая несообразительность вывела из себя. Он резко, всем своим
тощим телом подался к марабранскому чудотворцу и зашипел ему прямо в лицо;
- Не прикидывайтесь младенцем! Я говорю - исправить, значит, я и имею в
виду - исправить!.. Неужели у вас нет никакой возможности вернуть его в
первоначальное состояние? Ликвидировать как-нибудь?
  - Кого ликвидировать? Бога? - едва пошевелил помертвевшими губами
несчастный Куркис Браск.
  - Да не бога, а эту вашу дурацкую конкретизацию! - взвизгнул гросс и вдруг
затрясся, задергался, как бесноватый: - Ведеор Браск! Поймите! Нам это
совершенно не нужно! Пришествие - это вопиющий абсурд. Мы хранили доселе
бога единого в наших сердцах! Он был нашим послушным орудием, а волю его
диктовал я, гросс сардунский, его нареченный сын! Поэтому нам не нужно его
воплощение, не нужно его пришествие, не нужно его личное вмешательство в
дела нашей религиозной общины!..
  - Ваша святость!..
  - Молчите! Молчите, несчастный! Я знаю, что говорю! Это правда, и теперь
не время лицемерить и лгать! Его не было и не должно быть! Уже древние
евреи понимали это, потому они и казнили человека, посмевшего назвать себя
живым богом! То, что случилось, - ошибка! Страшная, роковая ошибка!
Думайте же, думайте, как это исправить! Думайте, пока не поздно! Я готов
на любые жертвы! Я озолочу вас! Я отдам вам половину сокровищ Гроссерии!
  - Не могу, ваша святость.. - всхлипнул Куркис Браск, потрясенный страшными
признаниями сына божьего. - Не только за половину, но даже за все
сокровища Гроссерии не могу. Нет у меня такого аппарата, чтобы обратно...
А кроме того, кроме того... ведь он все слышит, все знает, как мы тут с
вами... Увольте, ваша святость, и не говорите больше такое. Мне страшно...
Разрешите мне удалиться...
  - Вы правы. Слышит, знает и уже, наверное, принял меры... Все кончено... -
обреченно проговорил гросс, сразу опомнившись. - Значит, все кончено! Вот
он каков, конец мира... Ашем табар! Ашем табар! Ашем табар!..
  Откинувшись в кресле и закрыв свое сморщенное личико руками, гросс
затрясся в пароксизме безутешных рыданий. Куркис Браск вскочил и, объятый
ужасом, бросился вон из кабинета.
  День по-прежнему голубой и солнечный, толпы восторженных туристов
по-прежнему снуют среди древних дворцов и храмов, но Гроссерия уже
охвачена тайным смертельным недугом и бьется в агонии...


  18


  В скромном домике слесаря Дуваниса Фроска богу оказали самое сердечное
гостеприимство. Правда, Калия вначале, узнав, что за гость к ней
пожаловал, дичилась его и все норовила грохнуться перед ним на колени. Но
постепенно и она освоилась с присутствием величественного старца, и
чувство мистического страха сменилось в ней восторженным умилением.
Вспомнив эпизоды из священной книги Мадаран, она даже предложила старцу,
что собственноручно совершит традиционное омовение его ног. Но бог лишь
добродушно посмеялся над ней и категорически отказался от столь высокой
чести.
  Что же касается Дуваниса, то он еще по дороге к дому успел проникнуться к
богу настоящими дружескими чувствами и теперь держал себя с ним просто и
непринужденно, словно это был его родной дядюшка или старший товарищ по
работе. Он помог богу умыться, почистить сандалии и мантию и затем усадил
его на почетное место. Калия тотчас же принялась подавать на стол.
  Перед богом очутилось блюдо с целой горой отварной рыбы и тарелка с
тонкими ломтиками поджаренного хлеба. Бог с аппетитом принялся за еду, а
молодые хозяева последовали его примеру...
  После обязательного зеленого чая Дуванис с разрешения бога закурил
сигарету, а Калия, вся зардевшись от смущения, попросила старца, чтобы он
позволил ей расчесать ему волосы. Видя, что молодой женщине это доставит
радость, бог согласился. Калия, вооружившись гребнем и замирая от гордости
и счастья, принялась старательно расчесывать пышные седые кудри старца. Он
жмурился от удовольствия, распустив по лицу широчайшую улыбку, и не спешил
начинать разговор, которого Дуванис ожидал с огромным нетерпением.
  Наконец молодой рабочий не выдержал и сам заговорил:
  - Вы обещали, ведеор, рассказать о себе. Будьте же столь добры, если вам,
конечно, не трудно...
  - Не трудно, голубчик, совсем не трудно! - густо промурлыкал бог, чуть
приподняв веки. - Только куда же ты так спешишь?..
  - Да нет, ведеор, я не спешу... А впрочем, почем знать? Может, и спешить
нужно! Каша-то ведь заварилась довольно крутая...
  - Ты прав, Дуванис. Дело затеяно нешуточное... Ну, слушай.
  И бог, стараясь выбирать выражения попроще и подоходчивее, рассказал
Дуванису про удивительный аппарат ММ-222, про пагубное чудо над полями
Марабранской провинции, про собственное свое возникновение из
крестьянского ментогенного поля.
  - Тебе все понятно? - спросил он, закончив рассказ.
  - То, что вы толковали, ведеор, мне понятно. Чудно, конечно, но, в общем,
понятно. И все же у меня есть вопрос. Мне интересно знать: откуда у
Куркиса Браска взялся этот аппарат ММ-222? Неужели он сам его смастерил?
  - Конечно, не сам. Ему вручили его в готовом виде и с определенной целью.
Но кто вручил и зачем, я пока не знаю. Однако я уверен, что это недолго
будет для меня загадкой... Больше у тебя вопросов нет?
  - Есть, только я не знаю, как бы это поудачнее выразиться... - замялся
Дуванис.
  Бог ему охотно подсказал:
  - Тебе неясно, что я, собственно, собой представляю?
  - Да, ведеор. Именно об этом я хотел вас спросить.
  - Это проще простого, друг мой... Давеча ты признался мне, что не веришь в
бога. Я похвалил тебя, ибо глупо и унизительно для человека верить в
нечто, реальность чего недоказуема, а сама сущность глубоко абсурдна. Но
ты можешь меня спросить, кто же я таков, если не бог. Ты уже понял, каким
образом я возник именно в таком вот виде - при бороде, при мантии,
усыпанной алмазами, при ременных сандалиях. Я не помню, как я падал с
высоты. Возможно, что я возникал постепенно и спускался вниз вместе со
струями дождя. Но как бы там ни было, осознал я себя уже на земле, среди
мрака и ливня, за четверть часа до того, как ты на меня наткнулся...
  - Я, кажется, ударил вас довольно сильно. Уж вы простите меня, ведеор, я
не видел вас!
  - Пустяки! Я способен вынести и не такие удары... Но слушай дальше. Значит
ли все это, что я действительно тот бог, в которого по простоте своей
верят эти добрые труженики земли? Нет, не значит. Дело в том, что бог
любой из существующих на Земле религий состоит из сплошных противоречий.
Каких? Как бы тебе объяснить... Известно, что жизнь - это поток, бурлящий,
стремительный и бесконечно разнообразный. А бог - это узел, железный узел,
затянутый намертво и навсегда. Представь себе, что кто-то попытался бы
завязать живой кипучий поток в узел. Абсурд, правда?
  - Да, пожалуй...
  - Безусловно, абсурд! И поэтому конкретизация бога абсолютно невозможна. Я
знал все это с первым же проблеском моего сознания, ибо добрые крестьяне,
стремившиеся в простодушии своем наделить меня абсурдным божеским
всеведением, дали мне, если можно так выразиться, допустимую долю
себяведения. Я сразу понял, что я не бог и даже не воплощение идеи бога,
ибо как сам бог, так и отвлеченная идея бога противоречат законам природы
и в реальной жизни ни под каким видом недопустимы. Но реально существует
иное; существует извечная мечта народа о прекрасной, счастливой и
полноценной жизни. Эта мечта растет и развивается вместе с человеком, она
неотделима от человека, а следовательно, представляет собой реальнейшую из
реальностей. С понятием бога эта мечта связана лишь по ошибке, так как
мечта эта как раз и является той мощной силой, которая дает потоку
кипучесть и стремительное движение, а бог, как мы уже оказали, всего лишь
мертвый узел. Что же касается моей сущности, то можно сказать, что я
представляю собой некий энергетический сгусток сокровеннейших чаяний и
светлейших представлений твоих бедных односельчан о подлинном призвании и
назначении человека... Теперь тебе все понятно, дорогой мой друг Дуванис?
  - Теперь, ведеор, понятно все.
  - А тебе, Калия? - обратился бог к молодой женщине, продолжавшей возиться
с его белоснежными локонами.
  - Мне тоже все ясно, - нараспев ответила Калия.
  - Вон как! Ну а что же тебе все-таки ясно, дочка?
  - Мне ясно, ведеор, что вы бог для бедных. Ведь правда?
  - Да, в какой-то мере это правда, - улыбнулся бог и, помолчав, добавил: -
Ну, кончай, золотко, страдать над моей прической. Мне ты теперь
понадобишься для более важного дела.
  Калия убрала гребень и встала перед богом, глядя на него сияющими,
восхищенными глазами.
  - Слуш