не понимая.
  - Сядь, Рульф! Сядь, мой благородный буйвол! - крикнул наконец Дуванис,
отдышавшись после смеха. - Сядь, не доводи меня до истерики!.. Ты кого
благодаришь от имени профсоюза?! Опомнись! Что тебе Шорднэм колбасник или
купец, которого разжалобили наши сиротские слезы?!.. Ты не смотри, что он
лохматый, как тысяча обезьян, а пиво глушит, как сотня рыцарей бродяжьего
ордена! У него все равно в одном мизинце больше ума, чем во всем твоем
чугунном котле! Знаешь, как он на деньги смотрит? Не знаешь? Тогда слушай!
Для Шорднэма один сурем - это пачка сигарет и три кружки пива. Сто суремов
- попойка на всю ночь. Сто тысяч суремов - забастовка на родном заводе. А
десять миллионов - вооруженное восстание и полный переворот в стране!..
Верно я говорю, Рэ?
  - Верно, Дув... А ты, Рульф, не сердись на малыша. Я-то знаю, что ты не
хотел меня обидеть...
  Через четверть часа, расплатившись с хозяином трактира, друзья покинули
гостеприимный зал "Золотого Льва". Над Марабраной уже занимался ранний
весенний рассвет.


  7


  Покинув трактир "Золотой Лев", доктор Канир бросился в свой стосильный
лоршес и помчался на далекую окраину Марабраны, в район, населенный
нищими, больными, проститутками и ворами. Этот район, известный под
названием Гух-Норб, лежит, собственно, за чертой города и представляет
собой даже уже не трущобы, а некую жуткую свалку полумертвых человеческих
существ.
  Дорогу в Гух-Норб доктор Канир знал хорошо. Он не раз бывал в этом
кошмарном месте по поручению профессора Нотгорна...
  Никаких улиц в Гух-Норбе нет. О лачугах и хибарах тоже говорить неуместно.
Тут просто логова, слепленные кое-как из разного хлама и разбросанные по
обширному пространству холмистой местности с хаотичностью безразличия и
обреченности.
  Машину вскоре пришлось оставить: слишком уж густо одна на другую
громоздились причудливые ячейки человеческих убежищ, созданные из бочек,
пустых ящиков, ржавой жести, старых рекламных щитов и разноцветного
тряпья. Доктор Канир запер машину и пошел пешком. Несмотря на ранний час,
за пришельцем из большого мира следили через многие черные щели чьи-то
жадные, настороженные взгляды.
  Добравшись по извилистой тропке до фанерного щита с рекламой пива, Канир
уверенно свернул направо и вскоре очутился перед странной кучей, состоящей
из ветхих досок, палок, обручей и грубых дырявых мешков из-под угля. Можно
было пройти мимо и не догадаться, что под этим хламом обитают живые
человеческие существа. Но Канир знал, что они там есть. Он осторожно
просунул трость в одну из щелей, ткнул легонько во что-то мягкое и
негромко позвал:
  - Ведрис Бондонайк, слышите!
  - Кто... кто там? - послышался тотчас же из недр кучи испуганный шепот.
  - Это я, доктор Канир! Вставайте, ведрис Бондонайк, да поживее! Мне
некогда!
  - О боже единый! Это вы, ведеор доктор?! Я сейчас, сейчас...
  Послышалась возня, сопровождаемая вздохами и бормотанием. Через минуту
одна из мешковин откинулась, и из хлама выкарабкалось что-то живое. В
предрассветных сумерках можно было с трудом различить, что это костлявая
маленькая старушонка, едва прикрытая лохмотьями. Сложив молитвенно грязные
скрюченные кисти рук, старушонка уставилась на доктора Канира
безжизненными слезящимися глазами и торопливо забормотала:
  - Вы уже приехали, ведеор доктор?.. Да, да, я вижу, вы приехали... Но вы
рано приехали, ведеор доктор, слишком рано!.. Еще даже солнце не встало...
  Она вся дрожала от волнения и страха, словно в этот тихий утренний час ей,
по меньшей мере, предстояло идти на казнь.
  - Ведрис Нифь, повторяю вам, мне некогда! Я спешу! Я очень спешу!
Пожалуйста, не задерживайте меня! Ведь мы уже обо всем с вами
договорились... Короче говоря, где ваш сын? - строго произнес Канир.
  - Феруш еще спит, ведеор доктор!.. Мой мальчик всегда спит в это время!
  - Разбудите сына и приготовьте! Сегодня я заберу его с собой!
  - Уже?!. Но ведеор доктор...
  - Что еще? Или вы не хотите, чтобы ваш сын выздоровел?!
  - Хочу, хочу! Только этого я еще и хочу! А больше ничего уже не хочу!.. Но
он так сладко спит, так сладко спит... - растерянно лепетала старушка,
глядя с мольбой на строгого ведеора.
  Но доктору Каниру были чужды подобного рода сентиментальности. Он выполнял
свой долг и ничего более.
  - Разбудите и приготовьте вашего сына Фернола! - сказал он резко, начиная
терять терпение. - Через месяц я привезу его вам здоровым и нормальным
парнем! Он будет вашим кормильцем, а не обузой! Понимаете вы это или
нет?!. Ну, живо, пошевеливайтесь, а иначе я ухожу и больше не вернусь!
Желающих лечиться бесплатно можно найти и помимо вашего сына!
  Угроза подействовала. Старушка, не говоря больше ни слова, поспешно
юркнула под мешковину. В ту же минуту из кучи хлама послышался ее тихий
уговаривающий голос:
  - Феруш, детка! Вставай, мой мальчик, вставай, милый!
  В ответ раздался громкий плач, и снова зазвучал тихий лепет старушки:
  - Не надо плакать, мой хороший, не надо! Ты поедешь с дядей на машине, на
взаправдашней машине! Ту-ту поедешь! Ту-ту-ту!.. Дядя добрый, он покатает
Феруша, даст пряник!..
  - Дядя?! Ту-ту?! - прозвучал чуть хриплый спросонья, ломающийся басок, но
с интонациями, свойственными двухлетним детям.
  - Вот, вот! Ту-ту! Дядя покатает и даст пряник, даст пряничную лошадку!..
Ну, давай я застегну тебе рубашку!..
  Наконец уговоры и возня внутри кучи прекратились. Мешковина снова
откинулась, выпуская на волю старушку. Вслед за ней выполз здоровенный
кудрявый парень лет двадцати, одетый бедно, но вполне сносно.
  Поднявшись на ноги, парень показал свою великолепно развитую стройную
фигуру, которой не постыдился бы иной атлет. И было странно видеть, как он
поспешно вцепился в руку своей тщедушной матери, уставившись исподлобья на
незнакомого дядю. При этом на лице его, уже покрытом первым белесым пухом
будущей бороды, появилось совершенно детское выражение страха, любопытства
и настороженности. От волнения он даже сунул палец свободной руки в рот и
принялся его усердно сосать.
  Однако, несмотря ни на что, в этом странном большом ребенке не было ни
малейших признаков тупого бездушного идиотизма. Лицо его было подвижным, в
глазах сверкала живость, лукавство и даже мысль, но все это на уровне
двухлетнего малыша. Доктор Канир не без удовольствия отметил все эти
признаки и подумал, что за такого пациента профессор Нотгорн обязательно
его похвалит.
  Заставив себя ласково улыбнуться, Канир поманил парня к себе:
  - Пойдем со мной, милый Феруш! Я прокачу тебя на машине, куплю тебе
орехов, конфет, жареных каштанов!.. Ну давай руку, не бойся!
  - Дядя добрый? - обратился парень к матери и, наклонившись, заглянул ей в
лицо.
  - Добрый, сынок! Самый добрый на свете! Иди с ним, покатайся!
  - Агу, Феруш! Иди ко мне, иди! Мы поедем на ярмарку, ты будешь кататься на
карусели, верхом на лошадке! - изо всех сил сюсюкал Канир, маня парня к
себе.
  Карусель оказалась самым убедительным аргументом. Парень отошел от матери
и доверчиво ухватился за руку доктора. Радуясь легкой победе, Канир
поспешно выхватил из кармана несколько ассигнаций и сунул их старухе.
  - Здесь двести суремов, ведрис. Это вам на пропитание от профессора
Нотгорна, пока мы будем заниматься вашим сыном. А теперь до свиданья,
ждите нас ровно через месяц!
  Старушка машинально взяла деньги, но глаза ее при этом были неотрывно
прикованы к сыну.
  - До свиданья, ведеор доктор! Да пошлет вам бог единый полной удачи! Ашем
табар!.. До свиданья, Феруш! Будь умным мальчиком! Слушайся дядю! Он любит
тебя так же, как мама!..
  Канир повел парня прочь. У поворота Феруш задержался, обернулся назад и
весело помахал матери рукой.
  - Ту-ту, мама, ту-ту! - крикнул он во все горло и раскатисто захохотал.


  8


  Протер Вигурий любил поесть. Даже опала, которой его подверг гросс
сардунский "за скудоумие и нерадивость", нисколько не испортила ему
аппетита. Прочитав неприятное известие, доставленное курьером личной
канцелярии сына божьего, протер лишь густо хрюкнул от досады, но уже через
час преспокойно уселся за обеденный стол и принялся поглощать одно блюдо
за другим. Покончив с обедом, он отправился в диванную немного вздремнуть.
Но не успел пристроить свое тучное тело на мягких подушках, как явился
мальчик в короткой малиновой ряске и осторожно коснулся его плеча.
  - Ваше беспорочество, вас просят к телефону!
  - Скажи, что я занят молитвой и освобожусь не раньше чем через два часа! -
проворчал Вигурий, не открывая глаз.
  - Я так и сказал, ваше беспорочество, но ведеор, который хочет с вами
говорить, все равно просил доложить вам. И еще он просил сказать, что это
касается ведеора Маска!
  - Дурень! С этого и надо было начинать! Этого Маска мне бог единый послал
в наказание за грехи...
  Тяжело поднявшись с дивана, протер Вигурий пошел к себе в кабинет. Здесь
он опустился в кресло, громко зевнул и тогда только взял лежавшую на столе
трубку.
  - Слушаю!
  - Это вы, ваше беспорочество? - торопливой испуганной скороговоркой
затрещала трубка.
  - Да, да, это я!
  - Добрый день, ваше беспорочество! Простите, что осмелился оторвать вас от
молитвы! Но дело очень важное!..
  - Да кто вы, собственно, такой?! - рявкнул Вигурий.
  - Вы не узнали меня по голосу, ваше беспорочество? Я служу у ведеора
Маска! Помните, я доложил вам, в каком направлении ведеор в черном увез
моего больного хозяина!..
  - Помню, помню! Ну что там у тебя за новости, выкладывай!
  - Час назад, ваше беспорочество, тот же ведеор в черном привез нашего
хозяина обратно! Сказал, что он под наркозом, велел его уложить в постель,
а сам уехал!
  - А фамилию, фамилию его ты не узнал?!
  - Не смог, ваше беспорочество. Все произошло так быстро! А четверть часа
назад наш хозяин пришел в себя, и мы увидели, что он не в своем уме!
Экономка сразу пошла за доктором, а я бросился звонить вам!
  - Погоди! Что значит "не в своем уме"?
  - Он никого не узнает, ваше беспорочество, и ведет себя, как малое дитя!
  - Хорошо, дружок, молодец, что позвонил! Я сейчас же приеду!
  Минут через десять, облаченный в белую мантию, Вигурий уже мчался на
машине по широким проспектам Сардуны, а еще через двадцать минут вошел в
дом Гионеля Маска.
  Растерянные слуги немедленно проводили князя Гроссерии к своему больному
хозяину и бесшумно скрылись.
  Старик лежал в кровати, обложенный подушками. Он был в сознании, но дышал
прерывисто, с хрипами, словно загнанный зверь. Взгляд его, полный ужаса,
блуждал с предмета на предмет. Вигурий откинул широкий рукав белоснежной
мантии и, взяв больного за руку, спросил:
  - Раб божий Гионель, ты узнаешь меня?
  В ответ на этот простой вопрос старик вдруг горько расплакался и
проговорил:
  - Я боюсь!.. Я хочу к маме!.. Я не хочу карусель!..
  Протер был поражен таким странным помрачением рассудка: умирающий старик
считал себя маленьким ребенком! Подождав, пока его всхлипывания и странные
выкрики прекратятся, протер ласково погладил его сухую жилистую руку и
обратился к нему с новым вопросом:
  - Кто ты? Скажи мне, кто ты!
  - Я маленький Феруш! Я хочу к маме! В Гух-Норб! Я не хочу карусель!.. Я не
хочу конфет! - пролепетал в ответ больной, глядя на протера умоляющими,
полными слез глазами.
  Что-то толкало Вигурия расспрашивать дальше.
  - А кто тебя отобрал у мамы? Как ты попал сюда? - продолжал допытываться
Вигурий, потрясенный услышанным, и старик ответил:
  - Меня взял добрый дядя! Он покатал меня на машине! Ту-ту! Ту-ту! Феруш
катался на машине!.. Потом дядя дал конфет... Потом другой дядя уколол, и
Феруш плакал! Злой дядя, противный! Мне больно, мне больно! Я хочу к маме!
  Старик расплакался навзрыд, и протер ничего больше не сумел от него
добиться. Кое-как совершив обряд третьего очищения и тем самым полностью
подготовив своего клиента ко встрече с неизбежным, Вигурий уступил свое
место врачу, который уже несколько раз с нетерпением заглядывал в комнату
больного.
  Врач провозился с умирающим стариком минут пятнадцать. Когда он вышел в
холл, протер Вигурий спросил его:
  - Что вы скажете о больном, доктор?
  - Состояние пациента значительно ухудшилось, ваше беспорочество. Не
понимаю, зачем понадобилось его куда-то возить! Дорога сильно повредила
ему. Температура сорок, пульс сто двадцать, сердце работает с перебоями...
- ответил врач.
  - А что вы скажете о его странной потере рассудка?
  - Обыкновенный бред. Он считает себя маленьким ребенком. Это бывает.
Воспоминания детства и тому подобное. Придется созвать консилиум, но
боюсь, что ничего существенного уже сделать не удастся... - спокойно
ответил врач и, поклонившись, вернулся в комнату Маска.
  Попросив расторопного слугу извещать его каждых два часа по телефону о
состоянии больного, протер Вигурий уехал домой и стал ждать. Вести
поступали все менее и менее утешительные. В восемь часов вечера протеру
сообщили, что великий Маск скончался.


  9


  Двое мужчин в просторном белоснежном облачении князей Гроссерии сидят у
круглого стола в огромном кабинете и расточают друг другу обворожительные
улыбки. Один из них - протер Мельгерикс, личный секретарь его святости
гросса сардунского, второй - опальный протер Вигурий, пришедший добиваться
высочайшей аудиенции.
  - Это невозможно, ваше беспорочество! - говорит протер-секретарь, обнажая
зубы в ослепительной улыбке. - Его святость недоволен вами, и вам придется
потерпеть до окончания установленного срока. Воля сына божьего -
непреложный закон для всех смертных, а в том числе и для нас с вами. Ашем
табар!
  - Ашем табар! Ашем табар! Да будет так во веки веков! - восторженно
подхватывает протер Вигурий и поспешно склоняет свою тучную выю. - Но,
ваше беспорочество, вникните в мое положение! Я должен получить высочайшую
аудиенцию, ибо у меня есть для его святости особо важное сообщение!
  Улыбки, поклоны и любезности уже целый час скользят по гладкой поверхности
стола. Спешить беспорочнейшим некуда, времени у них предостаточно, а
упрямством, выдержкой и хитростью оба наделены с избытком. Так бы их
состязание и окончилось вничью, если бы не дала себя знать разница в
возрасте. Пожилой Вигурий первый проявил признаки усталости и решил
сдаться.
  - Ах, ваше беспорочество! - воскликнул он. - Изъявите мне свою бесконечную
доброту и дайте согласие выслушать мое сообщение для передачи оного его
святости! Я не буду тогда беспокоить вас дерзкой просьбой о высочайшей
аудиенции!
  Протер-секретарь искренне сокрушается:
  - Простите великодушно, ваше беспорочество! Я мог сразу же предложить вам
свои услуги и не отнимать у вас драгоценное время! Умоляю вас, простите!
Мое сердце открыто для вас, и я готов вас выслушать!
  На этом утомительная игра заканчивается. Отбросив личину почтительности и
сразу меняя всю свою позу - торс свободно откидывается на спинку кресла,
шея застывает в каменной неподвижности, руки непринужденно ложатся на
подлокотники, - протер Вигурий сухим деловым тоном принимается
рассказывать о возвращении Гионеля Маска, о его странном бредовом
состоянии и, наконец, о его кончине.
  Услышав о смерти престарелого композитора, Мельгерикс набожно складывает
руки и говорит:
  - Да ниспошлет ему бог единый вечное успокоение и райское блаженство. Ашем
табар!
  - Ашем табар! - откликается Вигурий и, помолчав ради приличия, спрашивает:
- Ну а что же вы все-таки скажете обо всей этой истории, ваше
беспорочество?
  - А что тут говорить? - вздыхает протер-секретарь. - Смерть Гионеля Маска,
конечно, большая утрата, но это общий удел всех людей. Его вечной душе
теперь хорошо, ибо она уже вкушает неземную радость у подножия престола
бога единого. Нам же остается воздать должное останкам усопшего. Я доложу
об этом его святости. Надеюсь, узнав о том, что вы до конца выполнили
возложенную на вас миссию, его святость смилостивится над вами и сократит
срок вашей опалы. Смею думать, что вы стремились именно к этому.
  - Безусловно, ваше беспорочество, безусловно! - горячо подхватывает
Вигурий и, придвинувшись грудью к столу, тихо добавляет: - Однако я не это
считаю теперь самым главным. Простите, ваше беспорочество, но вы, кажется,
не уловили самое удивительное в моем сообщении!
  - Я не уловил?.. Что вы имеете в виду, дорогой коллега? - насторожился
Мельгерикс.
  - Я имею в виду странное помешательство Гионеля Маска, - твердо заявил
Вигурий и снова откинулся на спинку кресла.
  - Почему странное? Ведь врач вам ясно сказал: у больного горячка, он
бредит...
  - Да, да, это правильно! Он бредил в горячке! Но, ваше беспорочество, уж
очень он удивительно бредил, слишком уж последовательно и логично, ни разу
не сбившись! Подумайте, как все произошло! Его привез все тот же
неизвестный человек, который накануне увез. Когда больной пришел в себя,
то сразу начал бредить тем, что он маленький мальчик по имени Феруш. Он
плакал, просился к маме домой, в Гух-Норб! Вы понимаете, какой ужас:
великий Маек, для которого уготован мраморный саркофаг в сардунском
Пантеоне Гениев, просился перед смертью в марабранский Гух-Норб! Этим он
бредил непрерывно, вплоть до самой кончины. Даже за минуту до смерти, он,
как мне сообщили, прошептал: "Мама, мама, не бросай своего маленького
Феруша!" В течение восьми часов, которые он провел в своем доме после
возвращения, он ни разу не осознал себя Гионелем Маском. Кстати, ваше
беспорочество, я успел навести кое-какие справки. Феруш - это
уменьшительная простонародная форма имени Фернол. Однако никакого Фернола
ни среди родственников, ни среди друзей Маска мне обнаружить не удалось.
Откуда же тогда, позвольте вас спросить, такой навязчивый бред?
  - Я вас не совсем понимаю, ваше беспорочество, - медленно произнес
Мельгерикс. - Что вы, собственно, хотите всем этим сказать?
  - Я хочу этим сказать, что в теле Гионеля Маска не было души Гионеля
Маска. Я хочу сказать, что его поездка на юг была не просто прощанием с
родными местами, а чем-то иным, более значительным и страшным. Ваше
беспорочество! Я видел Маска перед этой поездкой. Это был человек ясного
сознания, полностью примиренный со встречей с неизбежным. А вернулся он
таинственным ребенком по имени Феруш, похищенным у какой-то Нифи Кусочницы
из Гух-Норба. Каким образом душа маленького мальчика переселилась в тело
умирающего старика, мне, конечно, неизвестно, но в том, что она
переселилась или, вернее, насильно была переселена, я абсолютно уверен!
Это я и хотел подчеркнуть его святости. А теперь прошу, чтобы это сделали
вы!
  - Все это звучит довольно убедительно, дорогой коллега, но тем не менее
ваши подозрения и догадки похожи на бред! - иронически заметил Мельгерикс.
- Для снятия с себя опалы вы сконструировали слишком ужасное и
неправдоподобное дело, расследование которого ввиду смерти Маска заведомо
неосуществимо. Знаете что, ваше беспорочество, не сочтите за труд
навестить меня дней через пять после похорон Гионеля Маска. Мне кажется, я
смогу предложить вам более верный способ для снятия опалы. Дело будет не
менее фантастическое, но зато абсолютно реальное и конкретное. Я дам вам
возможность оказать его святости неоценимую услугу!
  - Значит, вы не верите мне?! - набычился Вигурий.
  - Ну что вы, что вы! О чем может быть речь! Но вы все-таки подумайте и в
назначенный срок осчастливьте меня своим визитом!
  Протер-секретарь поднялся с кресла, давая этим понять, что разговор
окончен.
  - Благодарю вас, ваше беспорочество. Я непременно воспользуюсь вашим
любезным предложением. А пока прошу простить за беспокойство! - холодно
сказал Вигурий и тоже встал.
  Он понял, что протер-секретарь не поверил его рассказу, хотя, видит бог
единый, он поведал о странном перевоплощении Гионеля Маска совсем не для
того, чтобы снять с себя опалу...


  10


  Доктор Канир переживал жесточайшее душевное потрясение. Небывалая
операция, подготовленная и осуществленная профессором Нотгорном, вполне
удалась, но она принесла результаты неожиданные и ужасные...
  Когда Канир увозил