тем не менее практически непостижимо,  как
может  не  существовать   какой-то   связи   между   таким   количеством
одновременно происходящих событий, тем более  в  таком  маленьком  тихом
городке, как Рэндолл, в  городке,  где  ежегодный  уровень  преступности
находится  практически  на  нулевой  отметке.  На  его  взгляд,   связь,
безусловно, существовала. У нескольких фермеров были убиты козы, и козью
кровь использовали для осквернения городских храмов. Убиты двое фермеров
из числа тех, у кого были убиты козы. И убит отец  Селвэй,  чья  церковь
была осквернена первой.
   Нет, не убит. Убита его семья. Он до сих пор числится  пропавшим  без
вести.
   Джим прикрыл глаза. Снова накатила головная  боль.  Он  понимал,  что
мыслит нерационально, его рассуждения  некорректны,  и  чувствовал,  что
надо поделиться с кем-нибудь своими опасениями. С  Джадсоном,  с  Питом.
Или с Карлом. Но не мог себя заставить это  сделать.  Мыслями  подобного
рода делиться нельзя. Взяв ключи и шляпу, он  направился  к  выходу,  по
дороге кивнул Питу, который дежурил у коммутатора,  и  вышел  на  улицу.
Взгляд  непроизвольно  обшаривал  все  кусты,  окружающие  автомобильную
стоянку, в поисках какого-нибудь движения. Перед тем, как открыть дверцу
машины, Джим замер и прислушался.
   Не заметив ни посторонних движений, ни звуков, он поехал домой, увозя
свои тревоги с собой.
 
9 
 
Церковные колокола зазвонили в установленном порядке, созывая публику на воскресную службу. Различные голоса смешивались, накладывались один на другой, создавая некое подобие душевной мелодии. Сидя в своем кабинете, Джим слышал колокола пяти из шести городских церквей. Три из них он узнавал на слух. В окно виднелись вершины Зубцов, над которыми плыли легкие белые облака. Во второй половине дня на их месте появятся тяжелые грозовые тучи. Все церкви, кроме одной, смолкли. Колокольный звон медленно таял в воздухе. Только на епископальной церкви прозвучало еще три удара, но наконец и она умолкла. 
   Джим повернул  голову  в  направлении  епископальной  Церкви,  но  за
деревьями ничего и не мог увидеть. Интересно,  кто  сегодня  заменил  на
кафедре отца Селвэя? Он  вспомнил  об  отвратительной  манере  поведения
епископа и поморщился. Мелькнула мысль заскочить в церковь - посмотреть,
как там дела, но в этот момент послышалась характерная  сирена  пожарной
машины. Он наклонил голову, прислушиваясь. Звук сирены явно  перемещался
по  Главной  улице  в  направлении  от  Старой  горной  дороги.   Быстро
развернувшись,  он   щелкнул   рычажком   громкой   связи   на   пульте,
расположенном рядом с оружейной пирамидой.
   - ...Ясеневый проезд. - Затем хриплый треск разрядов. -  Сообщение  о
пожаре в доме Джона Уилсона, - ровно  сообщал  женский  голос.  -  Южный
Ясеневый проезд, двенадцать - тридцать четыре.
   Уилсон!
   Джим рванулся к выходу.
   - Рита! У тебя есть адрес мальчишки, что приходил вчера? Дон Уилсон.
   - Да, с удивлением откликнулась дежурная. - Но, кажется,  я  положила
его вам на стол.
   - Не важно! Ты помнишь, где он живет? На Ясеневом?
   - Кажется, да...
   Джим уже бежал на автостоянку, нащупывая в кармане ключи  от  машины.
Через секунду, врубив мигалку и сирену, он вылетел на улицу, одной рукой
срывая радиомикрофон с  приборной  панели.  Щелкнув  кнопкой  аварийного
пожарного канала связи, он рявкнул:
   - Это Велдон! Срочно сведения о пожаре!
   - Шериф! - послышался в автомобильных динамиках голос  Натали  Эрнст,
невестки шефа пожарных Эрнста.
   - Серьезный пожар, Натали?
   - Машина туда только что прибыла. Сосед,  который  позвонил,  сказал,
что дом минут десять назад словно взорвался.
   Десять минут назад. Он ничего не слышал.
   - Как семья?
   - Кто-то выбрался, но мы еще не знаем, кто именно.
   - Не ребенок?
   - Сомневаюсь, - после секундного колебания ответила женщина.
   Джим свернул на Старую горную дорогу. Несколько  пешеходов  отпрянули
на обочину, услышав завывание сирены. Он бросил микрофон.
   - Шериф! - тщетно взывала Натали.  -  Шериф!  Джим  вырубил  связь  и
свернул на  Ясеневый.  Впереди  уже  виднелась  квадратная  желтая  туша
недавно приобретенной городом новой пожарной машины, перегородившей  всю
улочку. Из-за  машины  поднимались  к  небу  густые  клубы  дыма,  мешая
разглядеть дом. Длинные шланги, как гигантские анаконды, тянулись  вдоль
дороги в эпицентр событий. Мужчина в пожарной робе, с каской на  голове,
вероятно, сам  Эрнст,  стоял  посреди  улицы  и,  властно  жестикулируя,
раздавал приказания.
   Джим ударил по  тормозам,  выскочил  из  машины  и  подбежал  к  шефу
пожарной команды.
   - Что с ребенком? - закричал он на ходу.
   - С каким ребенком? - непонимающе обернулся Эрнст. Лицо его уже  было
в саже.
   Из ближайших домов уже высыпали соседи и стояли,  сбившись  в  кучки,
представляя собой странную смесь  принаряженных  по  случаю  воскресенья
прихожан и облаченных в халаты  домоседов.  Все  нервно  оглядывались  и
приглушенно переговаривались  между  собой.  Джим  подошел  к  ближайшей
группе.
   - Вы знали Уилсонов? - кивнул он хорошо одетому пожилому мужчине.
   - Не очень, - пожал тот плачами.
   - А кто знал?
   - Я нянчила Дона, - откликнулась дама,  которая  сжимала  под  горлом
розовый махровый  халат,  стараясь,  чтобы  полуодетый  вид  не  слишком
бросался в глаза.
   - Вы сегодня утром видели Дона?
   - Я вышла из дома пару минут назад, -  покачала  головой  женщина.  -
Вообще не знала, что происходит, пока не услышала сирену.
   Джим перешел к стоящему особняком мужчине.
   - Вы что-нибудь видели?
   - Я слышал, что женщине удалось спастись, - ответил тот,  не  отрывая
взгляда от клубов дыма.
   - Вы ее видели?
   Мужчина показал рукой на газон, где суетилось несколько человек.
   - По-моему, она там. Ждут "скорую  помощь".  Джим  быстро  зашагал  в
указанном направлении и, уже не доходя, увидел за скоплением ног лежащее
на земле тело, укрытое простыней. Растолкав людей, он бросил  взгляд  на
стонущие останки той, что была матерью Дона Уилсона. Сердце  споткнулось
при виде того, как она руками, больше похожими  на  обуглившиеся  ветки,
безуспешно пыталась прикрыть обгоревшее  и  почерневшее  лицо  от  жара,
которого больше не было. Звуки, вырывавшиеся из опаленного рта, с трудом
можно  было  назвать  человеческими.  Из-под  лохмотьев  сгоревшей  кожи
сочилась сукровица.
   Он отвернулся  и  направился  на  другую  сторону  улицы,  где  Эрнст
пристраивал к машине пожарный рукав. Из дыма  уже  вырывались  оранжевые
языки пламени. - Шеф! - крикнул он. Эрнст коротко отмахнулся.
   - Не мешай, Велдон,  -  резко  бросил  пожарный.  -  С  удовольствием
поговорю с тобой позже, но сейчас некогда. Мы должны погасить огонь.
   Джим отошел, наблюдая, как Эрнст с напарником, подхватив  брандспойт,
побежали к горящему дому. Кто-то кричал, продолжая отдавать приказания.
   Он тупо стоял один посреди улицы.  Дон  мертв,  в  этом  нет  никаких
сомнений. Мальчик просто не смог выбраться из дома. Возможно, задохнулся
во сне от дыма, а может, сгорел, пытаясь спастись. Джиму показалось, что
в огне он видит какие-то фигуры. Похоже,  с  огнем  удается  справиться.
Нет, этот пожар - не случайность. Кто-то или что-то хотело смерти  Дона.
потому что было известно, что мальчик приходил к нему, и его  надо  было
убрать  с  дороги.  Обойдя  лужу,  он  двинулся  к  своему   автомобилю.
Необходимо проследить, чтобы Эрнст провел  полное  расследование  причин
пожара. Полномасштабное расследование о поджоге. Это умышленный  поджог,
и с ним надо разобраться.
   Некоторое время он еще смотрел на останки дома Уилсонов,  уже  хорошо
просматривающиеся, поскольку дыма  стало  гораздо  меньше,  и  вспоминал
маленького испуганного мальчика, который сидел у него в кабинете, нервно
сжимая и разжимая кулачки и  отбрасывая  со  лба  свои  слишком  длинные
пряди. Он  практически  не  успел  узнать  этого  мальчика,  но  он  ему
нравился. Он казался хорошим ребенком.
   И без всякой связи вдруг вспомнил о своем сыне  Джастине.  Представил
его  жертвой  умышленного  поджога  или  какого-нибудь   иного   способа
убийства, замаскированного под несчастный случай,  и  вздрогнул.  Может,
лучше отправить Аннет с детьми в Феникс, пусть поживут несколько Дней  у
брата. Или несколько недель. Или  столько,  сколько  потребуется,  чтобы
разобраться с этим кошмаром.
   Он сел в машину и медленно поехал обратно. Сирену и мигалку он  решил
не включать. Поглядывая в зеркальце заднего вида на хаос  и  разрушения,
вызванные поджогом, он чувствовал, как будто у  него  что-то  отняли.  В
душе возникла пустота. До сего  момента  он  даже  не  осознавал,  какие
большие надежды связывал с этим мальчиком, который был  способен  помочь
ему разобраться со всем этим, дать какие-то новые подсказки,  основанные
всего лишь на сновидениях,  каким-то  образом  помочь  связать  все  эти
внешне разрозненные события.  Он  надеялся,  что  мальчик  будет  с  ним
постоянно, будет вести его. Теперь он остался один. Теперь  все  зависит
только  от  него  и  от  его  собственных  дедуктивных  способностей   и
возможностей положить всему этому конец.
   Но он совершенно не  представлял,  что  делать.  Он  просто  медленно
возвращался в свой офис.
 
10 
 
Поездка в Феникс прошла самым обычным образом. Ни Гордон, ни Марина не испытывали особого желания беседовать, поэтому до шоссе Черного Каньона они доехали просто молча, слушая шорох шин и деланно веселые голоса утренних ди-джеев по радио. Они выехали рано, шоссе было пустынным. Оставалось только молча смотреть на проплывающие мимо скалистые утесы, глубокие ущелья и густые леса Коконино, и предаваться собственным мыслям. 
   В Долину они попали задолго до полудня и провели утро в  Скоттсдэйле,
разглядывая мириады  дорогих  магазинчиков  на  Пятой  авеню,  при  этом
откровенно  и  сознательно  разговаривали   исключительно   о   событиях
третьестепенной  значимости,  абсолютно  не  связанных  с   предстоящими
заботами.
   Быстро и молча перекусив в открытом  кафе  псевдофранцузского  стиля,
они поехали дальше, в Феникс. В больницу.
   Гордон с изумлением уставился на облупившуюся побелку ветхого  здания
административного корпуса больницы. Из салона машины ему не  было  видно
верхней части здания, но несколько разбитых окон  на  третьем  этаже  он
все-таки успел разглядеть.  По  низу,  выходящему  на  улицу,  затейливо
вились неприличные надписи, сделанные  из  баллончика  с  краской.  Окна
первого этажа огорожены столбиками с цепями. Ему не  приходилось  раньше
бывать в больнице Св. Луки, и  внешний  вид  оказался  для  него  полной
неожиданностью. Гордон с опаской взглянул на Марину.
   - Не предполагал, что тут все такое старое, - произнес он.
   -  Не  волнуйся,  -  успокаивающе  улыбнулась  жена.  -  Это  хорошая
больница.  А  кроме  того,  нам  вон  туда,  -  показала  она  рукой  за
административный корпус, где возвышалось гигантское сооружение из стекла
и  бетона.  -  Настоящая  больница  -  там.  Думаю,  этим  они  даже  не
пользуются.
   Она оказалась права. Гордон заехал на  стоянку  и,  следуя  указаниям
белых стрелок, нарисованных на асфальте, подрулил к  новому  крылу,  где
нашел место рядом  со  входом,  по  соседству  с  площадкой  для  лиц  с
ограниченными физическими возможностями. Они выбрались из джипа и  вошли
через раздвижные  стеклянные  двери  в  кондиционированное  пространство
больничного вестибюля. Марина села  в  мягкое  кресло  и  взяла  в  руки
журнал, в то время как Гордон решительным шагом направился по  ковровому
покрытию к  столику  регистратуры.  Женщина  в  наушниках  с  микрофоном
внимательно перебирала какие-то карточки.
   - Прошу прощения, - кашлянув, обозначил свое присутствие Гордон.
   - Чем могу помочь? - подняла голову женщина.
   - Я привез жену на консультацию к доктору Каплан.
   - Ей назначен прием? - спросила женщина, раскрывая  большую  амбарную
книгу.
   - Да, на час дня.
   - Имя?
   - Льюис. Марина Льюис.
   Палец  женщины  заскользил  вниз  по  строчкам  и  замер   посередине
страницы.
   - Одну минутку.
   Нажав кнопку на приборной доске, она заговорила в микрофон.
   - Доктор Каплан? К вам миссис Льюис. - Пауза. - Да. - Опять пауза.  -
Хорошо, спасибо, доктор. - Женщина взглянула на Гордона. - Доктор Каплан
ее примет. Сейчас спустится нянечка с креслом и отвезет ее  в  смотровой
кабинет.
   Гордон пересек вестибюль в обратном направлении.  Марина  по-прежнему
читала журнал. За огромным разлапистым креслом на стене с  недоделанными
деревянными панелями висела в рамочке картина Дэна Наминги. Она так и не
подняла голову, поэтому Гордону пришлось громко, нарочито прокашляться.
   - Итак? - взглянув на мужа, с улыбкой спросила жена.
   - Итак, сейчас появится нянечка и препроводит тебя к доктору  Каплан.
- Он усмехнулся. - Тебя принимают по полной программе.
   - На каталке? - фыркнула Марина.
   - Угадала, - рассмеялся Гордон, сел в соседнее  кресло  вежливо  снял
журнал с ее колен и положил на низенький столик. Потом взял  ее  руки  в
свои и заглянул в глаза. - Надеюсь, все будет хорошо.
   - А ты не пойдешь со мной? - кивнув, спросила она.
   - Не думаю, что мне разрешат. Кроме того, мне надо  заполнить  бумаги
на страховку и все такое. Я подожду тебя здесь.
   - Ты просто боишься, - весело улыбнулась жена.
   - Ты права, - улыбнулся он в ответ.
   - Слабак!
   Худенькая пожилая нянечка в традиционном белом халате и белой  шляпке
появилась из распашных дверей рядом с регистратурой, толкая перед  собой
кресло на колесиках.  Посмотрев  на  табличку,  которая  была  при  ней,
женщина громко произнесла, оглядывая вестибюль:
   - Миссис Льюис!
   - Это тебя, - сказал Гордон. Он встал и  подошел  вместе  с  женой  к
креслу. Некоторое время они молча смотрели в глаза друг другу, прекрасно
понимая мысли и чувства другого, потом она крепко обняла его.
   - Не волнуйся. Все будет хорошо. Садясь в кресло, она улыбнулась,  но
улыбка вышла не столь беспечной, как раньше, с легким оттенком грусти.
   - Будем надеяться, - добавила она, подняв два скрещенных пальца.
   Нянечка укатила ее в глубины больницы. Улыбка сползла с лица  Гордона
тотчас же, как за ними захлопнулись створки дверей. Чувствуя усталость и
эмоциональную опустошенность, он подошел к регистратуре. Господи, только
бы асе  было  хорошо.  Внутренний  голос  твердил,  что  анализы  Марины
окажутся плохими, мозг требовал готовиться к худшему, но какая-то  часть
сознания хотела верить в лучшее и Надеялась на лучшее.
   От женщины за столом регистратуры  он  получил  стопку  форм  в  двух
экземплярах, ручку  и  направился  к  ближайшему  креслу.  Усевшись,  он
покрутил головой, стараясь снять напряжение в шее, и на несколько секунд
прикрыл глаза. Потом  пробежал  взглядом  бумаги  и  принялся  заполнять
первый лист.
   - "Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в  беременности  твоей;  в
болезни будешь рождать детей".
   При звуках глубокого ораторского  голоса  Гордон  оторвал  взгляд  от
лежащих на коленях бумаг и  увидел  стоящего  перед  собой  высокого,  в
деловом костюме мужчину, прижимающего правой  рукой  к  груди  книжку  в
черном переплете, похожую на Библию.  В  опущенной  левой  руке  мужчина
держал стопку тоненьких брошюр. Седеющие волосы были коротко и аккуратно
подстрижены и зачесаны на пробор.  Лицо  выглядело  почти  приятным.  Но
черные, бездонные глаза светились яростным, фанатичным напряжением.  Еще
Гордон заметил, что булавка его галстука была выполнена в форме креста.
   - Книга Бытия, глава третья, стих шестнадцатый, - добавил мужчина.
   - Не интересуюсь, - коротко отреагировал Гордон. Опустив  голову,  он
вновь погрузился в бумаги,  надеясь,  что  человек  уйдет  восвояси.  Но
незнакомец неожиданно сел в соседнее кресло.  Гордон  продолжал  писать,
пытаясь не обращать внимания,  но  остро  чувствовал  присутствие  этого
человека и был уверен, даже не поднимая головы, что эти  горящие  черные
глаза просто впились в него. Примерно через минуту  он  все-таки  поднял
голову. Разумеется, мужчина продолжал пристально смотреть на него.
   - Что вы хотите? - спросил Гордон.
   - Мое имя брат Элиас, - ответил мужчина. - Я хочу помочь вам.
   - Мне не нужна ничья помощь, - отрезал Гордон и вернулся к заполнению
страховки.
   - Нужна. Ваша жена собирается рожать. Возникнут проблемы.
   Гордон,  потрясенный  и,  помимо  воли,  слегка  испуганный,  вскинул
голову.
   - Что вы хотите сказать? Кто вы такой, черт побери?
   Брат  Элиас  обезоруживающе  улыбнулся  и  взялся  рукой  за  булавку
галстука.
   - Вы не задумывались, - заговорил он, - что если  бы  Христос  принял
смерть от ножа, а не на кресте, мы бы сегодня поклонялись  ножу?  И  эта
булавка была бы в виде ножа. - Он выразительно взмахнул рукой. -  И  над
входами наших церквей висели бы изображения ножа.
   Шизофреник, подумал Гордон. Трудно было сказать, был  ли  брат  Элиас
бывшим хиппи, который обратился к Христу, потому что поехала крыша,  или
сбившимся  с  пути  фундаменталистом,  но   одно   Гордон   почувствовал
наверняка:   этот   человек   -   отнюдь    не    ординарный    любитель
поразлагольствовать о Библии. Гордон взял ручку, сложил листки бумаги  и
встал с намерением пересесть в другое кресло.
   Брат Элиас поднялся одновременно с ним.
   - Я знаю, что постигло вас и ваших близких, и я хочу  помочь  вам,  -
проговорил брат Элиас. - Вы страдаете за прегрешения нечестивцев.  -  Он
быстро опустился на колени и протянул руку, стараясь увлечь  Гордона  за
собой. - Встаньте и молитесь со мной, и мы все исправим.
   Гордон  отпрянул  и  встряхнул  головой,  с   изумлением   глядя   на
коленопреклоненного.
   - Нет.
   - "Поле есть мир; доброе семя, это - сыны Царствия, а плевелы -  сыны
лукавого. Враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века".  От
Матфея, глава тринадцатая, стих тридцать девятый.
   Гордон огляделся, нет ли кого в вестибюле,  кто  мог  бы  видеть  эту
сцену. Но те немногие, что сидели, глубоко погрузившись в мягкие кресла,
либо смотрели сквозь затемненные окна на  улицу,  либо  себе  под  ноги,
полностью погрузившись в свои собственные беды и тяготы. На брата Элиаса
никто внимания не обращал.
   - Хвалите Иисуса! - воскликнул брат Элиас и склонил голову. - Хвалите
Господа!
   Почему этому психу вздумалось прицепиться именно ко  мне,  недоумевал
Гордон.
   Брат Элиас поднял голову:
   - Если бы Христос был повешен, а не распят, мы бы сегодня поклонялись
петле.
   Гордон направился к регистратуре и  постучал  костяшками  пальцев  по
белой столешнице, чтобы привлечь внимание женщины в наушниках.
   - Простите, мисс, но этому человеку полагается  находиться  здесь?  -
кивнул он в сторону брата Элиаса, все еще стоящего на  коленях  на  полу
вестибюля.
   Женщине хватило одного взгляда  на  солидно  одетого  проповедника  с
Библией и стопкой брошюрок, чтобы нажать  красную  кнопку  на  приборной
доске.
   - Охрана! - произнесла она в микрофон. - Его преподобие опять  здесь.
Вы не могли бы его проводить из здания больницы?.. Спасибо. -  Посмотрев
на Гордона, она кивнула, показывая, что сейчас все уладят.
   Гордон вернулся к своему креслу, но на сей раз  брат  Элиас  не  стал
садиться с ним рядом.
   - Молитесь, - бросил он, спокойно направляясь к стеклянным раздвижным
дверям главного входа. Потом обернулся и добавил:
   - Молитесь за вашу  жену.  Молитесь  за  вашу  дочь.  "Ибо  я  пришел
восстановить сына против отца своего и  дочь  против  матери  своей".  -
Черные зрачки на секунду впились в глаза Гордона, и он исчез,  вышел  из
здания ровно в тот момент, как из другой  двери  в  вестибюле  появились
двое охранников.
   Гордон снова взял ручку и стопку формуляров.
   Сверху лежала дешевая брошюрка. На обложке крупными  жирными  буквами
значилось:
   САТАНА ИСПОЛЬЗУЕТ ВАС! ОН УЖЕ ЗДЕСЬ!
   Не затрудняя себя чтением бр