то  место  стало  считаться  местом  обитания  темных
богов, и жертвоприношения младенцев - больных или здоровых - должны были
умилостивить эти божества и не дать разгореться их гневу. - Он посмотрел
на священника. - Зло этого места было известно всегда.
   - И что же случилось? - Отец Эндрюс облизнул вдруг пересохшие губы.
   - Зло питалось телами, нейтральной невинной  энергией  младенцев.  Но
вместо того чтобы умилостивить зло, эти жертвоприношения прибавляли  ему
силы до тех пор, пока оно не начинало распространяться и превышать  свои
традиционные рамки. - Он холодно улыбнулся, одними губами. - Это и  есть
озеро огненное.
   Отец Эндрюс тупо кивнул.
   - Религии по мере развития отказывались от ритуалов  жертвоприношений
и более не оправдывали их,  но  люди,  живущие  в  этом  регионе,  тайно
продолжали этот обряд.  Сюда  приносили  и  выбрасывали  мертворожденных
младенцев. Здесь  оставляли  на  погибель  больных  детей.  Люди  забыли
причины, по которым приносили  сюда  своих  детенышей,  но  причины  эти
изначально были ни при чем. Причины - не более чем  попытки  логического
истолкования. - Подняв глаза к небу, проповедник помолчал, а потом снова
посмотрел в глаза отцу Эндрюсу. - Младенцев оставляют здесь и поныне.
   - Этого не может быть! В наше время?!
   - Врачи приносят сюда зародыши после абортов. Мертвых детей воруют из
могил и переносят сюда. Люди зачастую не  отдают  себе  отчет,  что  они
делают и почему, но зло сильно, и оно требует себе пищи. По  мере  роста
оно  распространяется  вширь,  с  увеличением  его  силы   его   влияние
возрастает.  -  Раздалось  несколько  выстрелов.  Это  Джим  с  Гордоном
упражнялись в стрельбе. Эхо громом прокатилось по лесу. - Мы  ничего  не
можем сделать, чтобы остановить это. Зло существует и будет существовать
всегда. Мы можем лишь держать его в определенных границах  и  рассеивать
его, когда его сила начинает нарастать. Вот  почему  мы  исполняем  этот
ритуал.
   - Почему вы говорите об этом только мне? - вдруг спросил отец Эндрюс.
- Почему не сказать всем?
   Проповедник опять положил руку на плечо священника.
   - Потому что вам нужно знать. Им - нет. Каждый  из  нас  играет  свою
роль.
   - Ив чем именно состоит моя?
   - Вы должны будете общаться с ним. Вы  должны  будете  позволить  ему
говорить через вас и  слышать  через  вас  в  то  время,  когда  я  буду
произносить слова ритуала.
   Когда смысл сказанного братом Элиасом дошел до Эндрюса, его  охватила
волна ужаса. Он в панике отшатнулся от проповедника.
   - Вы хотите, чтобы он завладел мной? Я должен буду добровольно отдать
себя... - Он даже не смог договорить безумной фразы.
   - Это не опасно, - сказал брат Элиас.  -  Если  мы  все  сделаем  как
положено, для вас в этом не будет никакой опасности.
   - Я вам не верю! - заявил отец Эндрюс, почувствовав фальшь  в  словах
проповедника. Сердце колотилось. Яростно сверкнув глазами, он выкрикнул:
   - Вы лжете!
   Накатила волна теплого воздуха. Брат Элиас посмотрел  на  священника,
но промолчал. Глаза его остались непроницаемыми.
 
*** 
 
   Пока брат  Элиас  разговаривал  с  отцом  Эндрюсом,  Джим  преподавал
Гордону  краткий  курс  владения  огнестрельным  оружием.  Показав,  как
снимать с предохранителя, как целиться и спускать курок, он прицелился в
сосновую шишку, выстрелил, и шишка разлетелась мелкими  брызгами.  Потом
предложил заняться тем же  самым  Гордону.  Гордон  прицелился  в  синюю
метку, оставленную на дереве лесорубами, но пуля благополучно свистнула,
даже не задев дерева.
   - Ничего страшного, - подбодрил Джим.  Он  показал  Гордону,  что  он
делает не правильно, показал, как нужно держать винтовку и как  наводить
на цель, наклоняя голову, а не ствол. Сделав несколько выстрелов. Гордон
наконец сумел попасть в относительно толстое дерево. Потом выстрелил еще
три раза, уже без помощи Джима, и все три раза попал.
   - Вполне достаточно, -  заметил  подошедший  брат  Элиас.  -  Большей
меткости не потребуется. У вас будет крупная цель.
   - Насколько крупная? - спросил Гордон.
   Брат Элиас не ответил.
   За проповедником медленно шаркал одеревеневшими ногами  отец  Эндрюс.
Лицо его было пепельно-серым, взгляд - пустым.  Пальцы  рук  он  сжал  в
кулаки, но они все равно заметно подрагивали.
   - Нам пора идти, - сказал брат Элиас, подходя к заднему борту пикапа.
На этот раз он вынул из кузова какой-то предмет,  завернутый  в  грязную
тряпку, и положил его в ту же коробку. - Надеюсь, что мы еще  не  совсем
опоздали.
   Все кое-как перебрались через наспех сделанный барьер  из  поваленных
осин. У Джима и  Гордона  на  плече  висели  винтовки,  брат  Элиас  нес
коробку, отец Эндрюс шел вслед за проповедником налегке,  погруженный  в
глубокое молчание.
   По мере того как они продвигались вперед, теплый ветер становился все
сильнее. Он завивал вокруг странные вихри, взметал сухую листву и бросал
ее им в лицо с разных сторон. Облака и дым постепенно заслоняли  солнце.
Дорога впереди потемнела.
   Брат Элиас шел быстро. Судя по  тому,  с  какой  уверенностью  он,  в
деловом костюме и городских туфлях, прокладывал себе путь  по  камням  и
корням между зарослей манзаниты и мимозы, проповедник был очень  хорошим
и  опытным  ходоком.  В  его   широком   шаге,   в   резкости   движений
просматривалась торопливая нервозность.  Дорога,  по  которой  они  шли,
постепенно забирала все выше, но брат Элиас, похоже, просто  не  замечал
этого. Скорость и размашистость шага оставались неизменными.
   Впереди показался просторный полукруг. Именно  здесь  останавливались
автомобили, способные совершить непростой подъем  в  гору.  Дальше  вела
только узкая пешеходная тропа. Брат Элиас  и  здесь  не  замедлил  шага;
перешагнув  через  невысокую  гряду  кем-то  выложенных  булыжников,  он
двинулся дальше.
   Подъем стал гораздо круче. Они теперь шли практически прямо  в  гору.
Гордон и отец Эндрюс скоро начали  задыхаться.  Даже  Джиму  приходилось
непросто. В дополнение к суровости подъема, сама высота, на которую  они
забрались, уже давала о себе знать заметной нехваткой кислорода.
   Но брат Элиас, похоже, ничего этого не  замечал.  Напротив,  шаг  его
стал быстрее, уверенней. Он  продолжал  скоростной  подъем,  не  обращая
внимания на крутизну и разреженный воздух. Он даже не оглядывался, чтобы
проверить, все ли его спутники успевают за ним.
   Наконец все четверо достигли вершины холма.  Здесь  тропа  кончалась.
Вокруг было голое ровное место; деревья расступились далеко  в  стороны.
Слева внизу, между осинником, виднелась озерная гладь.
   Брат  Элиас  шел  по  вершине  холма,  не  глядя  по   сторонам,   не
оборачиваясь, уверенный в своей цели. Все остальные старались только  не
отставать. Ветер  усилился.  Резкие  порывы  мешали  идти,  хотя  редкие
деревья и  кустарники  почему-то  оставались  практически  неподвижными.
Казалось, что ветер - живое, разумное существо, стремящееся  измотать  и
запугать их. Гордон посмотрел вверх. Небо над головой уже было полностью
затянуто тучами. Солнце скрылось.
   Внезапно брат Элиас остановился и указал  вперед.  В  густой  высокой
траве виднелось множество  маленьких  белых  крестов.  Гордон  поежился,
чувствуя слабость в коленках.
   Брат Элиас поставил на землю коробку и обернулся. Лицо  его  выражало
суровую решимость. - Мы на месте, - произнес он.
 
9 
 
Марина медленно приходила в себя. Первое, что она почувствовала, прежде чем открыть глаза, - резкую, пронзительную боль в ладонях и ступнях ног. 
   - Марина, - негромко позвал ее голос доктора Уотерстона. - Марина!
   Она попробовала двинуться, но не  смогла,  только  острая  боль,  как
бритвой,  полоснула  в  различных  местах  тела.  Вскрикнув  от  боли  и
бессилия, она открыла глаза.
   Посередине кухни стояла и  смотрела  на  нее  черная  и  обуглившаяся
фигура доктора Уотерстона. Доктор был страшно обгоревшим,  но  при  этом
улыбался, показывая неестественно белые зубы.
   - Мы ждали, когда ты проснешься.
   Марина заметила, что ее халат широко распахнут, и поняла,  что  лежит
без трусов.
   - Мы хотели удостовериться, что ты  сможешь  увидеть  и  порадоваться
тому, что мы собираемся делать, - проговорил доктор Уотерстон.
   Злобного вида младенец с большим ножом для разделки мяса встал  между
раздвинутых ног Марины.
   - Не-е-е-е-т! - заорала она.
 
10 
 
Брат Элиас жестом показал, что им нужно подойти к нему и встать на этом дьявольском кладбище. Ветер гудел; небо почернело. Проповедник положил руку на плечо проходящего шерифа. 
   - Вы - хороший человек, - произнес он. - Я  знаю,  вы  будете  хорошо
защищать нас, как всегда поступали ваши предки.
   В голосе скользнула нотка сожаления, оттенок  извинения.  Потом  рука
легла на плечо подошедшего Гордона.
   - Вы тоже будете сильным. Ради нас, ради вашей жены и дочери.
   Черные глаза встретились с глазами идущего последним отца Эндрюса.
   - Вы готовы, святой отец?
   Эндрюс молча кивнул.
   Он боится, подумал Гордон.
   Брат Элиас извлек из стоящей перед ним коробки два флакона с  кровью.
Он откупорил их и начал водить руками над горлышками, негромко произнося
что-то  нараспев.  Потом  сделал  по  маленькому  глотку   из   каждого.
Выпрямился во весь рост. Коротко стриженные  волосы  вставали  дыбом  от
диких порывов ветра. Он медленно  двинулся  по  воображаемому  периметру
этого импровизированного кладбища, обрызгивая кровью  землю.  Ветер  был
сильным, но  недостаточно  сильным  для  того,  чтобы  помешать  тяжелым
красным каплям падать вертикально.
   Гордону показалось, что  запасов  крови  не  хватит,  но  брат  Элиас
завершил круг и присоединился к ним. Теперь он достал из коробки  нечто,
завернутое в грязную тряпку.
   В тряпке оказалось высохшее тельце давно умершего зародыша.
   Гордон  поймал  озадаченный  взгляд  шерифа.  Оба  внимательно  стали
следить за тем, как  брат  Элиас  извлекает  из  холщовой  сумки  четыре
креста. Три из них он воткнул в землю перед  собой,  и  ветер  мгновенно
усилился вдвое, Хрустнула и упала большая ветка. Из-под земли послышался
низкий грозный рокот.
   - Встаньте ближе! - перекрикивая ветер, приказал брат Элиас.
   - Время пришло! - возвестил он. - Мы должны съесть  тело,  мы  должны
выпить кровь силы! Дайте вашу руку, - приказал он Гордону.
   Нерешительно,  не  понимая,  чего  от  него  хотят,  Гордон  выполнил
приказание. Брат Элиас  быстро  задрал  рукав  рубашки  и  острым  краем
оставшегося креста сделал на руке три продольных разреза.
   Из ран выступила кровь, но Гордон ничего не почувствовал. Мозг словно
оцепенел от шока. Он тупо  смотрел,  как  по  руке  уже  текут  кровавые
ручейки.
   Брат Элиас поднес к  губам  высохшее  тельце.  Он  откусил  маленькую
головку, прожевал ее и проглотил. Потом  наклонился  к  руке  Гордона  и
быстро провел языком по верхнему надрезу. Гордон даже не поморщился.  Он
молча смотрел на происходящее,  словно  все  это  происходило  с  кем-то
другим. Когда брат Элиас  поднял  голову,  Гордон  увидел,  что  верхний
разрез полностью исчез.
   - Теперь вы! - крикнул проповедник шерифу, протягивая ему  оставшееся
тельце.
   У шерифа от страха и отвращения тряслись руки, однако  какая-то  сила
толкнула его вперед, он наклонился над маленьким  иссохшим  телом.  Зубы
сомкнулись над верхней частью торса. Плоть легко разделилась. Он  ощутил
во рту вкус пыли, земли и праха и сообразил, что жует.
   - Пейте! - приказал брат Элиас, направляя голову шерифа к  истекающей
кровью руке Гордона.
   Джим открыл рот и начал лизать кровь. Он приготовился к худшему, но с
удивлением обнаружил, что у крови вообще  нет  никакого  вкуса.  Лишь  с
каждым мгновением  шериф  чувствовал,  что  наполняется  изнутри  теплой
силой. Рана Гордона быстро затягивалась под языком.
   Он  выпрямился,  посмотрел  на   бледного   Гордона,   затем   увидел
одобрительное выражение лица  проповедника  и  перевел  взгляд  на  отца
Эндрюса. И тут его сердце запнулось. Рядом со священником, колеблющаяся,
неясная, но с каждым мгновением становящаяся более отчетливой,  возникла
знакомая белая человеческая фигура. Пока он всматривался, фигура  обрела
вполне конкретные очертания.
   Дон Уилсон.
   Он уставился на мальчика, пытаясь встретиться с ним взглядом, но тот,
судя по всему, не замечал его. Шериф быстро оглянулся на  брата  Элиаса,
однако проповедник только молча покивал.
   Гордон, в  свою  очередь,  откусил  среднюю  часть  тельца  зародыша,
прожевал, проглотил... И тут же в глазах его появилось живое свечение, а
лицо обрело нормальное выражение.
   Он проследил за взглядом шерифа и увидел возникающий образ  мальчика.
Мальчика из его снов, в той же одежде. Гордон перевел  взгляд  на  брата
Элиаса, но тот уже занимался отцом Эндрюсом.
   - Ваша очередь! - крикнул  проповедник,  перекрывая  во  и  ветра.  -
Быстрей! Времени почти нет!
   Священник поднял голову. Нет, он на это не способен.  Он  видел,  как
брат Элиас и шериф  приняли  участие  в  этом  кощунственном  извращении
причастия, он видел, как они исполнили этот дьявольский ритуал  и,  хотя
интуитивно понимал, что брат Элиас знает, что делает, не  мог  заставить
себя совершить нечто подобное. Для него это было не правильно.
   Для него это было зло.
   Маленькая рука мягко обхватила его кисть, тоненькие пальцы сплелись с
его   пальцами.   Он   опустил   голову   и    увидел    мальчика    лет
одиннадцати-двенадцати, смотрящего на него  снизу  вверх.  Детское  лицо
светилось невинностью, и отец  Эндрюс  почувствовал,  как  отрицательный
настрой стал таять. Оглянувшись, он с изумлением заметил, что и шериф, и
Гордон тоже смотрят на мальчика. Они его тоже видели!
   Но это невозможно. Даже при том, что  рука  его  чувствовала  крепкое
сжатие  детской  ладони,  он  отдавал  себе  отчет,  что  эта  фигура  -
нереальна.
   - Ваша очередь, - повторил брат Элиас. Двигаясь как сквозь воду, едва
соображая, что делает, позволяя маленькой руке вести себя  вперед,  отец
Эндрюс наклонился, чтобы взять последнюю часть тела зародыша. Он  открыл
рот и принял в себя маленькие иссохшие ножки.
   После этого лизнул последнюю рану на руке  Гордона.  Фигура  мальчика
стала  медленно  растворяться.  Брат  Элиас  воткнул  в  землю  рядом  с
остальными последний из четырех крестов - тот, которым он сделал надрезы
на руке Гордона. Земля под ногами покачнулась.
   - Теперь я должен сразиться с противником! - возвестил он. И, показав
на кольцо крови, окружающее поле крестов, добавил, обращаясь к  Джиму  и
Гордону:
   - Пока мы остаемся в этом кругу, мы защищены  от  любых  нефизических
проявлений. Но мы не защищены от  любых  физических  явлений.  Противник
знает об этом. Поэтому все, что будет нападать на нас, будет реальным. -
Он повел рукой в направлении белых крестов. - Стреляйте во все, что  там
появится. Стреляйте не  раздумывая.  Вы  должны  защищать  нас  пока  не
завершится ритуал, или мы пропали. Помолимся.
   Брат Элиас склонил голову.
   Послышался пронзительный визг, но никто не обратил на  это  внимания,
погрузившись в молитву. Проповедник читал "Отче наш", все  повторяли  за
ним. Как только молитва закончилась, брат  Элиас,  не  поднимая  головы,
начал произносить другие  слова  -  резкие,  гортанные,  не  похожие  на
человеческие. Потом поднял голову, воздел перед собой крест и начертал в
воздухе три фигуры - крест, спираль и геометрический образ.
   Гордон внимательно смотрел на проповедника. Ему  показалось,  что  на
лице  этого   человека   мелькнуло   какое-то   непривычное   выражение,
напоминающее страх.
   - Вы стойте здесь, - быстро и деловито произнес брат Элиас, показывая
Гордону налево. - А вы  -  здесь,  -  указал  он  Джиму  противоположное
направление.
   Мужчины заняли свои позиции.
   И земля раскололась, и белые кресты повалились.
   - О Господи! - выдохнул Гордон.
   Из-под земли, помогая себе когтистыми  лапами,  выбирался  гигантский
младенец   -   размером   с   корову.   Гнилая   кожа    отвратительного
синевато-серого цвета висела клочьями. Гордон видел,  как  на  висках  у
него пульсируют огромные вены. Часть лица сгнила напрочь, обнажив  кости
черепа. Это  было  не  просто  одно  из  сверхъестественных  существ,  с
которыми они столкнулись на свалке. Это был явно оживший  труп,  мертвый
ребенок,  который  благодаря  неведомым  силам  в  течение   десятилетий
сохранялся и рос под землей в районе Молочной фермы.  Гигантские  пальцы
цеплялись за комья земли, оставляя на них пятна слизи  и  отваливающейся
кожи.
   Джим вскинул винтовку и  выстрелил,  метя  в  голову  чудовища.  Пуля
прошила безобразную голову; брызнули  куски  костей  и  плоти.  Из  раны
хлынула черная кровь.
   Джим выпустил вдогонку еще несколько пуль.
   Гигантское существо  упало.  Голова  его  уже  представляла  сплошное
кровавое месиво. Вся земля вокруг была залита черной кровью.
   Еще один гигантских размеров младенец стал выкарабкиваться из земли в
дальнем  конце  кладбища,  а  другой  прокладывал  себе  путь  прямо  по
окровавленному телу первого.
   Здесь ли хоронили этих младенцев? - подумал Джим. Он вспомнил  своего
прадеда Эзру Велдона, которого никогда не видел. Происходило ли при  нем
то же самое?
   Он перезарядил винтовку и начал стрелять снова.
   К этому времени Гордон справился со своими чувствами  и  тоже  открыл
огонь по чудовищным созданиям. Их можно убить, повторял он про себя. Они
- реальные. Они - физические существа. Первым выстрелом он промазал,  но
остальные  пули  попали  в  цель.  Цель  была  слишком  крупной,   чтобы
промахнуться.
   Брат Элиас и отец Эндрюс стояли, глядя  друг  на  друга.  Вокруг  них
разверзалась  земля,  на   поверхность   выкарабкивались   живые   трупы
гигантских младенцев.  Горячий  ветер  бил  им  в  лицо,  неся  с  собой
гнилостный запах разложения. Священник прикрыл  глаза,  почувствовав  на
себе давление неприятной и незнакомой силы, пытающейся пробиться  сквозь
его замкнутые чувства, пытающейся найти трещину в  психической  блокаде,
которую он создал в своем мозгу.
   - Откройтесь! - потребовал брат Элиас. Священник  замкнулся,  защищая
себя. Окружающий его воздух сгустился и потяжелел от  давящей  силы.  Он
чувствовал, как его обволакивает зло, и чудовищность  этого  чувства  не
шла ни в какое сравнение с тем, что он когда либо  переживал  ранее.  Он
задрожал, ощущая нарастающее давление извне.
   - Откройтесь! - орал брат Элиас.
   Мое время близко, подумал отец Эндрюс, вспомнив строку из  Библии.  Я
готов принести себя в жертву. И в этот миг... в этот  миг  ощутил  силу!
Его слабая и шаткая воля укрепилась пришедшей извне железной решимостью;
его оцепеневший и усталый мозг мгновенно распростерся, охватывая  знание
обширное и безграничное, при этом совершенное и организованное.
   И затем он начал тонуть, таять, рушиться,  подавленный  властью  этой
новой силы, которая иссушала все его существо, всасывала его  в  себя  и
тем становилась еще сильнее. Он слышал свой собственный голос среди этой
пучины, но и голос, и мысли съеживались, исчезали, исчезли.
   Сила отныне перестала быть бестелесной;  рассеянной  воле  больше  не
было нужды действовать через несовершенные и случайные сосуды. Горячая и
жгучая, укрепившаяся  брошенными  жизнями  столь  многих  существ,  сила
отныне стала свободной, обрела  форму,  которой  могла  воспользоваться,
форму, которую могла контролировать полностью  и  в  совершенстве.  Сила
смотрела зрячими глазами на окружающий мир  и  воспринимала  его  живыми
чувствами.
   И создания,  противостоящие  этой  силе,  внезапно  оказалась  такими
слабыми, такими незначительными.
   - СКЛОНИСЬ ПЕРЕД СВОИМ НОВЫМ  БОГОМ!  Голос  прозвучал  столь  мощно,
столь внушительно, что шериф  с  Гордоном  обернулись.  Даже  чудовищные
младенцы, карабкающиеся из земных  расщелин,  приостановили  на  секунду
свое движение.
   - ПОВЕЛЕВАЮ ТЕБЕ СКЛОН