т не находилось ни одного человека, крейсер функционировал в режиме полной автономии, управляемый кибернетическим мозгом, с базовой программой "Одиночка", модифицированной для корабля большого тоннажа.
     Короткий озноб пробежал по спине адмирала.
     "Вулкан" не отступал к Земле. Он и еще несколько полностью автоматизированных кораблей двигались в прямо противоположном направлении, навстречу атакующим.
     Огромный клиновидный крейсер длиной в три километра медленно вращался, вокруг центральной оси симметрии. Выдвинутые за пределы обшивки орудийные башни комплексов "Прайд" изрыгали огонь, словно корабль действительно извергался, полностью оправдывая свое название.
     Управляющий им кибернетический мозг был пленником машинной логики, которой неведом инстинкт самосохранения, - среди хаоса парящих вокруг корабля обломков трудно было распознать их бывшую принадлежность, но промелькнувшая в зоне разрешающей способности носовых видеокамер корма изуродованного малого крейсера колонистов ясно свидетельствовала, что атака "Вулкана" развивается успешно. На борту электронно-механического микромира некому было ошибаться, нервничать, либо пасовать, - "Вулкан" шел в атаку на превосходящие силы противника, филигранно маневрируя под огнем, при этом его кибернетический мозг удерживал до четырехсот целей одновременно, а лазерные и вакуумные орудия крейсера работали без остановки...
     Табанов переключился на обзор повреждений.
     В броне крейсера зияли дыры, от части выдвижных орудийных башен остались лишь обломки суппортов, датчики свидетельствовали о том, что минуту назад кибер-мозг корабля произвел полную декомпрессию всех отсеков, чтобы попадания вражеских ракет не сбивали автоматику с избранного курса.
     В таком состоянии корабль с экипажем из людей уже не мог бы сражаться, но автоматический крейсер продолжал атаку, ибо ему было все равно - жить или умереть, а функция программ исчерпывалась лишь после уничтожения последней способной сражаться огневой точки либо полной победы над врагом.
     От мысли, что еще пару недель назад девяносто процентов флота было укомплектовано кораблями такого типа, Табанову стало не по себе - даже призрак близкой смерти, настойчиво стучавшийся в сознание, на время отступил, не тревожа разума.
     Глядя на атакующий "Вулкан", Табанов в очередной раз подумал, что где-то на пути научно-технического прогресса люди, сами того не заметив, переступили грань дозволенного...
     - Стартовые катапульты заряжены. Инициирован обратный отсчет! Всем орудиям прекратить заградительный огонь в бортовых полусферах!..
     Теперь в дело вступали они - подростки, из последнего резерва.
     Табанов, вцепившись в подлокотники кресла, ждал момента старта, от которого содрогнулся не только "Интерпрайз", но и его давно очерствевшая, израненная душа...
     Сейчас, отследив атаку "Вулкана", он готов был поверить, что на свете все же существует оправданная жестокость.
     Храни вас бог... - подумал он, когда стартовые катапульты выстрелили в космос пять десятков космических истребителей.

***

     Заняв кресло пилот-ложемента в кабине "Фантома", Семен Шевцов внезапно оказался наедине с самим сбой.
     Обзорные экраны рубки управления показывали длинный ствол стартовой шахты, вдоль которого с равными интервалами пробегали трепещущие цепочки алых огней, свидетельствующих, что механизм запуска еще не готов.
     Он не стал опускать дымчатое забрало гермошлема, пока что в этом не было нужды, лишь машинально подключил оптико-волоконный кабель интерфейса в соответствующий ему разъем пульта управления, соединив тем самым свой разум с кибернетической системой истребителя.
     Доброе утро, пилот.
     Бестелесный голос вплелся в мысли - это электронный мозг "Фантома" приветствовал подключившегося к нему человека.
     Процедура была обычной, Шевцов сотни раз испытывал подобный контакт и не придал особого значения прозвучавшей в его сознании фразе.
     Разум Семена еще не научился отделять новую реальность от процессов, происходивших с ним до пробуждения, и потому все сливалось воедино, без болезненного сбоя, без ощущения разрыва с одной вселенной и вхождения в другую.
     Для осознания этого нужны чувства, а они все еще дремали под хрупкой наледью безэмоционального прошлого.
     Что-то должно было разрушить, сломать этот лед.
     Смутное беспокойство, едва уловимая неуверенность не могли совершить глобального переворота в сознании. Для этого нужно было что-то большее...
     Томительно текли секунды ожидания команды, разрешающей старт. Монотонно вспыхивали и гасли цепочки кроваво-красных огней, и в эти минуты Шевцов вдруг вспомнил о сложенном вчетверо листке, который он положил в карман униформы. Интересно, что она писала? - подумал он. Перед его внутренним взором возник образ девушки, склонившейся над низким столиком.
     Это было легко узнать. Машинально расстегнув нагрудный клапан боевого скафандра, ровно настолько, чтобы можно было просунуть руку, он на ощупь коснулся кармана униформы.
     Достав плотный пластбумажный прямоугольник, Шевцов вновь тщательно загерметизировал скафандр, машинально включил тестовую проверку экипировки и только после этого развернул сложенный вчетверо лист.
     Строки, написанные крупным, по-детски неуверенным почерком, оказались тремя незавершенными четверостишьями.
     Семен несколько раз перечитал их, пока смысл написанного медленно пробивался сквозь слои его рационального сознания, постепенно находя логический отклик и вдруг...

     Чиста, как снег, твоя душа...
     Сон повзрослевшего младенца
     Проистекает не спеша,
     В такт криогенным ритмам сердца...
     Лишь резкий ультрафиолет
     Змеится по чертам застывшим...
     Взрослеет разум средь тенет,
     Несущих байты псевдожизни...
     Но белый снег твоей души,
     Вне оцифрованной вселенной...
     Растает...

     Дальше строки обрывались. Ощущая смятение, Семен еще раз перечитал их, вспоминая лицо девушки и тот миг, когда резкий сигнал тревоги заставил ее руку остановиться, замереть, так и не отдав бумаге часть рождающихся в голове мыслей.
     Стихи...
     Это было далеким, потускневшим воспоминанием, таким же, как музыка или история...
     Что-то случилось с ними, ведь когда-то не было этой ледяной вселенной, практический смысл которой заключен в борьбе с непонятным, смутно обозначенным противником. Его разум чутко прислушался к себе, и дисциплинированная память тут же подтвердила: да, было иное взросление, но воспоминания о нем вытравлены постоянными, непрекращающимися тренировками последних лет, боевыми вылетами, разборками полетов, изучением всех мыслимых видов вооружений и боевых кибернетических систем.
     Семен сидел, чувствуя холод в груди и непонятную пустоту в том месте, где нормальный человек обычно испытывает ощущение, которое принято обозначать словами "душевная боль"...
     Он не мог вспомнить, когда закончились стихи и началась война, поселившаяся в разуме неожиданно, но прочно отодвинувшая на задний план все, что не соотносилось с холодной логикой выживания и победы...
     Байты псевдожизни...
     О чем она писала? О каком криогенном сне?
     Вопросы, заданные самому себе, не нашли ответа ни в душе, ни в разуме. Он не мог поверить тому, что не жил, а спал, ведь все прошлое воспринималось вполне натурально, обоснованно: сначала детство, потом юность, затем...
     Шевцов волевым усилием заставил работать саботирующую память и добился неожиданного результата: он вспомнил момент перехода, когда пришло жесткое взрывообразное взросление, вернее трансформация? Этот полувопросительный термин внезапно подсказало собственное подсознание.
     Имя... Ее имя? Он должен его знать.
     В его мысли внезапно вторгся ровный машинный голос, который он неосознанно воспринимал как женский:
     - Система допинг-контроля докладывает о дисфункции процесса обмена веществ. Тебе страшно?
     Шевцов не удивился голосу, он помнил, что соединен с кибернетической системой "Фантома", и понимал, что причиной ее беспокойства стали датчики скафандра, контактирующие с телом, - они передали бортовому компьютеру данные о внезапном нарушении состава крови.
     Алые огни продолжали скользить вдоль шахты пускового ствола.
     - Как мне тебя называть? - обратился Семен к своей электронной напарнице.
     - Рабочее название: "Клименс". Бортовая система "Клименс-15", модификация программного пакета "ALONE"1. Нужна еще техническая информация, пилот?
     - Нет. - Шевцов заметил, что алые огни сменились на желтые, и опустил дымчатое забрало гермошлема. - Ты псевдоинтеллект, насколько я понимаю?
     - Да.
     - Тогда будем знакомы еще раз. Не называй меня "пилот". Мое имя Семен.
     - Принято.
     Некоторое время Шевцов сосредоточенно молчал, потом вызвал в памяти образ девушки и спросил:
     - Ты видишь ее? Можешь идентифицировать?
     - Сканирую. Кейтлин... - наступила короткая пауза.
     - Ну? Почему только имя?
     - Плохо различима личная карточка, прикрепленная на груди. В твоем воспоминании она сидит вполоборота.
     Семен напрягся, вызывая иную вспышку памяти. Он постарался воспроизвести тот момент, когда зазвучали сигналы тревоги и девушка, не закончив писать, встала с кресла, позабыв на столе лист пластбумаги.
     - Теперь вижу. Кейтлин Вилан, третье звено первой эскадрильи.
     - Соедини меня с ней.
     - Исполняю.
     Огни в стартовом стволе начали менять свой цвет на бледно-зеленый. До момента запуска оставалось менее минуты.
     На экране связи появился фрагмент рубки другого "Фантома". Лица пилота, сидящего в кресле пилот-ложемента, не было видно за полупрозрачным компьютеризированным забралом боевого шлема.
     - Кейтлин?
     - Да? - отозвалась она, не проявив при этом никаких эмоций. - Кто вызывает?
     - Семен Шевцов.
     - Я слушаю.
     - Ты писала стихи, когда мы сидели в салоне перед началом тревоги, - произнес Семен. Он не мог и не умел стесняться, и потому вопрос вышел деловым, сжатым, по существу, как привыкло формулировать сознание любую мысль.
     - Да, - подтвердила она.
     - Откуда у тебя информация о том, что мы спали? Почему ты писала о криогенном взрослении и цифровой вселенной?
     Голова в гермошлеме чуть повернулась, и теперь сквозь дымчатое забрало стали смутно видны черты ее лица.
     - Меня разбудили раньше других, - спокойно пояснила она. - Я видела все своими глазами. Мы спали. Я и еще несколько человек помогали в пробуждении остальных.
     - Значит, все наше прошлое ненатурально?
     - Я не могу ничего утверждать. Я видела огромные залы, сплошь заполненные рядами анабиозных камер, и помогала поднимать из криогенного сна тысячи моих ровесников. - Ее голос внезапно дрогнул на следующей фразе: - А стихи... Они возникли в голове сами собой. Я не знаю почему.
     Девушка говорила откровенно, не пытаясь что-либо скрыть, по той причине, что все они не умели лгать, не видели смысла отрицать очевидное или утаивать информацию. Взрослые дети. Это определение лучше всего подходило к каждому из них, но вряд ли такая самооценка могла быть произведена кем-то из юных пилотов, особенно в эти роковые минуты перед стартом.
     В рубках двух "Фантомов" синхронно прозвучал один и тот же сигнал.
     Связь оборвалась автоматически, и, взглянув на обзорные экраны, Семен увидел, как в конце стартового ствола открылась лепестковая диафрагма люка; через образовавшееся отверстие в космос выметнуло мутное облачко остаточной атмосферы, которое тут же рассеялось, оставив после себя чернь пространства да одинокую немигающую звезду, которая виднелась сквозь открытый тоннель электромагнитной катапульты.
     - Приготовиться к ускорению! - пришла команда по внешней связи.
     Затылок Шевцова коснулся подголовника.
     В следующий миг его "Фантом" начал разгон по наклонному каналу стартового ствола электромагнитной катапульты.
     Семен успел заметить, как по бокам промелькнули надстройки базового крейсера "Интерпрайз", и его истребитель, словно пуля, выпущенная из ствола, вращаясь, устремился навстречу яркой россыпи немигающих звезд.

***

     Секунду спустя картина окружающего разительно изменилась.
     Шевцов еще переживал дискомфортные ощущения старта, а Клименс уже стабилизировала "Фантом", устранив полученный при разгоне вращательный момент, и истребитель начал описывать плавную дугу, ложась на обратный курс.
     Целевой монитор покрылся разноцветной россыпью засечек, все активные сенсорные системы работали на пределе своей разрешающей способности, передавая бортовому компьютеру нескончаемый поток данных, оцифровывающих тот хаос, что царил в районе медленного дрейфа поврежденного крейсера "Интерпрайз".
     Руки Семена расслабленно держали астронавигационные рули, под пальцами, затянутыми в тонкий гермопластик, ощущались выпуклые бугорки сенсорных гашеток.
     Он был абсолютно спокоен.
     Вселенная уже не раз распахивалась навстречу его разуму хаотичным коловращением разрозненных масс. Бой в космосе являлся для его вышколенного рассудка чем-то вроде сложной шахматной партии, которую всегда можно просчитать, неважно, насколько сложна первоначальная диспозиция фигур, - все они так или иначе подчинялись законам физики, а значит, их предсказуемость являлась лишь вопросом времени и зависела в основном от тактовой частоты, с которой бортовой компьютер "Фантома" обрабатывал полученные данные.
     Гораздо позже, бросая взгляд назад, он начал понимать, что в первые минуты боя его разум воспринимал окружающую реальность с таким же рациональным равнодушием, как видела ее Клименс.
     Бортовая система закончила маневр разворота, и теперь "Фантом" мчался к темной уступчатой глыбе "Интерпрайза", возвращаясь к базовому кораблю на скорости в двадцать километров в секунду.
     Семен сосредоточенно смотрел на дисплей вариатора целей, мысленно отдавая приказы своей электронной напарнице.
     Его задача была проста: оградить базовый корабль от атак штурмовиков противника, не ввязываясь в бой с более крупными кораблями, поэтому, разобравшись в хаосе сигналов, он безошибочно выделил среди множества маркеров плотную группу из девяти "Гепардов", которые под прикрытием выпустившего их крейсера пытались незамеченными подойти к изрядно потрепанному флагману Земного флота.
     Титанический корабль, который медленно сближался с "Интерпрайзом", следуя встречным курсом, был идентифицирован как "Неустрашимый".
     - Клименс, расчет курса атаки. Цель - эскадрилья штурмовиков "Гепард".
     - Принято.
     На дисплее курсографа вспыхнула зеленая нить. Она вела прямо к "Неустрашимому", затем огибала крейсер полупетлей и резко поворачивала, заводя "Фантом" в корму избранной группы штурмовиков.
     Взглянув на проложенный курс, Семен одобрительно кивнул и разрешил автоматике принять его к исполнению.
     Логика маневра была проста: траектория движения "Фантома" огибала "Неустрашимый" в том районе, где его боевые надстройки были превращены в уродливые обломки ответным огнем "Интерпрайза". Конечно, оставался риск встретить функциональные орудийные башни по ту сторону вражеского корабля, но здесь вступали в силу тактико-технические данные самого "Фантома", который не зря получил свое название. Его броня, покрытая сплавом "хамелеон", поглощала девяносто процентов радарного излучения, что вкупе со скоростными качествами делало эту модель истребителя практически неуязвимой на коротких дистанциях. Он проносился мимо стационарных орудийных башен, словно призрак, не предоставляя их компьютерам ни единого шанса поймать себя в качестве цели, а уж тем более произвести залп.
     Техника, которая конструировалась и отшлифовывалась в процессе реальных боевых действий, практически достигла совершенства в своей узкой специализации.
     На поверку выходило так, что самым слабым звеном в техногенном аду ближнего космического боя стал человек. Психика пилотов зачастую не выдерживала прессинга бушующего вокруг столкновения, а физические возможности организма накладывали существенные ограничения на скоростные качества и маневренность машин. Резкие перегрузки, возникающие при сменах курса или маневрах, связанных с ускорением маршевой тяги, никак не влияли на несущие конструкции истребителя, но человек, как правило, не выдерживал их пиковых значений.
     Этот разрыв, установившийся между запасом прочности машины и возможностями живого организма, усугублялся по мере того, как совершенствовалась боевая техника, и в конечном итоге к финалу Галактической войны человеческий фактор начал отходить на второй план.
     Как справедливо заметил Волкошин, рождаемость резко падала, а количество невосполнимых потерь росло, отчего пустели перенаселенные миры, а искусственный интеллект боевых машин получал все больше и больше полномочий, что незаметно подвело Земной Альянс к той опасной черте, за которой война грозила перейти в иную стадию.
     Семен не знал, что был призван проиграть эту войну.
     Его разум еще не впитал всей дикости реального положения вещей, и первый не виртуальный вылет никак не ассоциировался в его сознании с последней, глобальной битвой.
     Он видел серо-голубой серп Земли, маячивший на левом траверзе атакующего "Фантома", но в данный миг для Шевцова это был просто еще один небесный объект, ориентир, относительно которого мог быть построен какой-либо курс, но не более того...
     Последняя недописанная строка, рожденная в сознании Кейтлин, не находила отклика в душе Шевцова. Он все еще пребывал там, оперируя понятиями оцифрованного фантомного мира, по сути - грезя наяву...
     Бортовой хронограф "Фантома" отсчитывал сейчас последние секунды заблуждений, после чего явь войдет в разум Семена, однажды и навсегда...

***

     - Клименс, мы под атакой!
     Забывшись, Семен произнес эту фразу вслух, но бортовая киберсистема с одинаковой скоростью воспринимала как мнемонические приказы, так и обыкновенный голосовой ряд.
     Звено "Ягуаров" появилось в радиусе сенсоров кормовой полусферы как раз в тот момент, когда "Фантом" Шевцова заканчивал огибать изуродованный участок вражеского крейсера.
     Корабль резко накренился - это Клименс отработала двигателями коррекции, заставив "Фантом" вращаться вокруг своей оси, и тотчас с мелкой вибрирующей дрожью заработало кормовое вакуумное орудие.
     Головной истребитель противника внезапно окутался беззвучным взрывом декомпрессии. Его броня, прошитая кумулятивными снарядами, потеряла герметичность, и давление заключенного внутри машины воздуха начало ломать отдельные бронеплиты, расширяя дыры от попаданий.
     Два ведомых резко отвернули в стороны, сойдя с прямого курса атаки, - теперь им стало не до одинокого "Фантома", - стремясь избежать столкновения с обломками ведущего, "Ягуары" мгновенно канули в пучине разрозненных сигналов, которые окружали вражеский корабль.
     Семен скосил глаза на панель приборов.
     До "Интерпрайза" пять тысяч километров, а три звена "Гепардов" уже изготовились к ракетному залпу. Их строй распался, теперь каждый из штурмовиков противника был волен избирать свою цель, благо флагман земного флота являлся отличной крупной мишенью.
     Где же остальные "Фантомы"?.. - мелькнула в сознании Шевцова вопросительная мысль.
     Он не видел их на своих радарах, обе полусферы были сплошь покрыты алыми маркерами противника да нейтрально-желтыми сигналами обломков. На их фоне выделялись несколько зеленых засечек, обозначающих крупные корабли флота, отступающие к серо-голубому серпу планеты Земля.
     Клименс, захват целей!.. - мысленно приказал Семен.
     Секунду спустя на дымчатом забрале гермошлема вспыхнули четыре красных огонька.
     - Есть захват, - доложил ровный голос.
     Семен выждал еще мгновение, для верности, и сжал сенсоры запуска ракет.
     Ощутимый толчок оповестил о том, что пусковые стволы "Фантома" разрядились.
     Где-то в недрах истребителя тонко заныл эскалатор автоматической перезарядки, подавая новый ракетный боекомплект к пусковым шахтам.
     - Клименс, огонь на поражение! Сам