тся лишь кибермеханизмы.
     - Вы знаете, как покончить с этим? - хмурясь, спросил Табанов.
     - Прекратить войну, - не задумываясь, ответил Волкошин.
     - Легко сказать. - Адмирал достал сигареты. - Можно?
     - Курите... - махнул рукой Вячеслав Андреевич.
     Табанов закурил.
     - Я не могу остановить войну, - спустя некоторое время произнес он. - Противостояние еще при жизни Джона Хаммера вышло из фазы локального, управляемого процесса. Сейчас в сердцах людей живет генетический страх, переданный в наследство из недалекого прошлого. В войну вовлечено до полусотни планет, как с одной, так и с другой стороны. - Табанов стряхнул пепел в пасть притаившегося у стены утилизатора отходов. - Земной Альянс оброс новыми союзниками, - продолжил он, - но и колонии окрепли, они развились технически и теперь ничуть не уступают в боевом потенциале силам Земли. Последняя схватка неизбежна, и только она поставит точку в войне.
     - Вы все еще надеетесь на победу, безумцы? - сокрушенно покачал головой Волкошин.
     - Нет. - Адмирал вскинул на него пронзительный взгляд. - Я не безумец. Точкой в войне станет поражение Земли, - внезапно произнес он, заставив старого доктора вздрогнуть от неожиданной информационной значимости произнесенной вслух фразы. - Это закономерный итог, но его еще предстоит пережить, - завершил свою мысль адмирал.
     - Вы собираете силы для обороны Солнечной системы? - едва контролируя охватившую его дрожь, спросил Вячеслав Андреевич.
     - Да. Все силы, какие есть, - ответил Табанов.
     - Но тогда... - Волкошин растерялся на миг, отлично представляя, что основными силами, которыми на данный момент располагала Земля, было неисчислимое множество произведенных за последнее десятилетие боевых кибернетических машин, в корне отличающихся от людей прежде всего полным отсутствием каких-либо моральных ограничений... К тому же они обладали невероятной технологической живучестью, вкупе с безумной, превышающей все мыслимые потребности боевой мощью.
     - Тогда это будет последней битвой для всего человечества, - глухо подытожил свои мысли Волкошин.
     - Не знаю... - откровенно сознался Табанов. - Да, вы правы, ситуация доведена до абсурда. Мощь боевых кибернетических механизмов такова, что исход их столкновения в границах Солнечной системы непредсказуем. Битва за Землю может попросту уничтожить Человечество, оставив разрозненные очаги популяций на иных мирах. Я не могу остановить маховик войны, будь я трижды адмирал и десять раз командующий, но в моих силах предотвратить катастрофу.
     - Каким образом? - недоверчиво спросил Волкошин.
     - Я своим приказом могу вывести из состава флота до пятидесяти процентов кибернетических систем. Но я должен компенсировать их списание.
     - Чем? - мгновенно насторожился Вячеслав Андреевич.
     - Не чем, а кем, - поправил его Табанов. - Людьми, - пояснил он. - Последний резерв должен состоять из людей. Если в битве за Землю с нашей стороны будут принимать участие машины, то, по прогнозам аналитиков, они уцелеют и победят. Но в том случае, если заменить их людьми, Земля неизбежно падет под ударом превосходящих сил флота Колоний и вместе с этим закончится война. Выживет часть защитников, и это уже будет благо.
     В глазах Волкошина застыл ледяной ужас.
     - Вы не просто безумец, адмирал, - глухо произнес он. - Вы маньяк...
     - Нет, - покачал головой Табанов. - Вы в равной степени безумны, если среди царящего вокруг ада продолжаете верить в идеи гуманизма. Их нет. Новые поколения родились под гнетом войны, в сердцах людей живет страх, наполовину разбавленный ненавистью, война превратилась не в осмысленные действия, а в стихийное бедствие, в пожар, который полыхает вне зависимости от воли отдельных индивидов. Я смотрю в глаза реальности, и по большому счету мне все равно, кто прав, а кто виноват. На мне лежит бремя, которое я буду нести до конца. Это бремя - защита Земли. По последним разведданным, флот Свободных Колоний готовит решающий, сокрушительный, по их мнению, удар, который будет направлен в самое сердце Альянса, - по Земле, прародине Человечества. Это произойдет через год или два, но не позже. А теперь думайте, док, - в составе моего флота три миллиона кибернетических механизмов. Это боевые машины класса "Одиночка" - система установлена как на сервмеханизмах класса "шагающий", так и на космических истребителях. Колонии обладают неизмеримо меньшей технической мощью, их главный потенциал - люди. Как вы справедливо заметили, молодые люди в возрасте семнадцати-восемнадцати лет. Если битва состоится при данном раскладе сил, то машины, оснащенные пакетом программ независимого поведения, сотрут в пыль флот Колоний, и тогда война выйдет в иную стадию, - люди отойдут на второй план, а машины подхватят инициативу, и пожар вспыхнет с новой силой.
     Волкошин сидел бледный как полотно.
     - Альтернатива? - спросил он.
     - Альтернатива есть, - ответил Табанов. - Она кроется в нехитром подсчете, - каждый колониальный транспорт имеет потенциал для поддержания жизни трехсот тысяч человек, верно?
     Вячеслав Андреевич был вынужден кивнуть.
     - Значит, ваша станция, состыкованная из шести модулей, сейчас хранит один миллион восемьсот тысяч жизней, - продолжил свою беспощадную мысль адмирал. - Я могу деактивировать равное количество систем "Одиночка", установленных на боевых единицах флота, переподчинив находящиеся под их контролем исполнительные механизмы непосредственно людям, и тогда у колонистов появится шанс: их флот с огромными потерями пробьет защиту Земли... ну а после падения прародины остальные миры, входящие в Альянс, будут вынуждены капитулировать. Война закончится.
     - Вы предлагаете мне отдать в ваши руки почти два миллиона подростков, чтобы вы послали их на смерть?! - ужаснулся Волкошин.
     - Да. Тогда людям будут противостоять люди, и в этой последней битве выживут они, а не машины. Если у меня не будет этого резерва, то в составе флота в бой пойдут три миллиона саморазвивающихся кибернетических систем. Вы знакомы с программным пакетом "Одиночка"?
     - Да, - ответил Вячеслав Андреевич. - Это полная автономия, способность к самостоятельному принятию решений в рамках общей боевой задачи, ремонт, самоподдержание и...
     - Общая боевая задача, - прервал его Табанов. - Вам известно, в чем ее суть?
     - Нет, - сознался Волкошин, который всегда был далек от вопросов проектирования сложных самодостаточных кибернетических комплексов.
     - Победить в войне! - резко произнес Табанов. - Не я программировал эти машины, они достались мне в наследство вкупе с самой войной, но я представляю, на что они способны. Посудите сами: им неведом страх, они не знают сомнений, их реакция молниеносна, а ресурс практически неистощим. Оказавшись в режиме полной автономии, они выиграют эту затянувшуюся войну... Они просто сотрут колонии и остановятся лишь тогда, когда будет исчерпана программа. Только людям уже будет все равно. - Голос адмирала впервые дрогнул, выдавая волнение. - Если кто и выживет после ответного удара автономных серв-соединений, то эти анклавы едва ли смогут повторить глобальный путь развития, который прошло Человечество.
     - Скажите, адмирал, а просто уничтожить их... разве это невозможно? - с ноткой слабой надежды в голосе спросил Волкошин.
     - Нет, - категорично ответил Табанов и пояснил: - Я не всемогущ. Поймите, Вячеслав Андреевич, - я заложник этого финала, который должен быть отыгран. Вдумайтесь - я готов сдать Землю ради прекращения войны, но если я попытаюсь сделать это без боя - меня просто сместят, расстреляют, и на мое место встанет другой командующий. Вот и все. Сражение за Землю неотвратимо.
     Адмирал взглянул на Волкошина и вдруг увидел, как мелко трясутся побелевшие вытянутые в ниточку губы старика.
     - Я не отдам вам их... - выдавил он.
     Табанов покачал головой.
     - Я предлагаю вам сделку. В противном случае я буду вынужден просто застрелить вас и взять станцию под свой контроль, - откровенно добавил адмирал.
     На Волкошина было страшно смотреть.
     - Вы чудовище, Табанов.
     - Я знаю. Но я не хочу, чтобы кибернетический апокалипсис стал итогом развития человечества. И я не вижу иного выхода, кроме уже изложенного мной.
     На некоторое время в небольшом кабинете воцарилась гробовая тишина.
     - Каковы условия сделки? - наконец хрипло выдавил Волкошин.
     - Вы передаете мне эту станцию, а взамен я отдаю вам надежно скрытую, отлично защищенную планетарную базу в секторе неосвоенного космоса. Там вы создадите еще один, более многочисленный, чем тут, резерв Человечества, но уже с иной целью. Я отдам в ваши руки все коды управления, и в случае наихудшего исхода цивилизация сможет возродиться оттуда.

***

     ...Они лежали в ледяной тиши криогенного сна, не имея прошлого и не ведая об уготованном им будущем.
     Бледные застывшие лица, нагие тела, опутанные шлангами и датчиками систем жизнеобеспечения, покоящиеся под прозрачными колпаками низкотемпературных камер, на первый взгляд казались одинаковыми, но при более внимательном рассмотрении черты спящих выдавали свою индивидуальность, ясно говорившую о том, что они не являются клонами.
     Адмирал Табанов и доктор Волкошин медленно шли по узкому проходу между саркофагами.
     - Они все искусственно зачатые... - пояснял Вячеслав Андреевич, у которого слова с трудом выходили из горла.
     - Где вы взяли столько генетического материала и оборудования? - спросил Табанов, останавливаясь на перекрестке гулкой решетчатой дорожки.
     - Злоупотребил служебным положением, - пожав плечами, сознался Волкошин. - Я получил достаточное количество исходного материала из центрального банка генофонда Земли. А что касается оборудования, то тут я все делал сам. В наше время стало просто вершить подобные дела.
     - В смысле? - не понял его последнюю фразу Табанов.
     - Я говорю об оборудовании и машинах. Их легко купить по бросовой цене. Например, бытовые андроиды - они теперь никому не нужны, а для обслуживания и реконструкции старых колониальных транспортов подходят идеально. На первых порах мне помогали несколько человек, в основном компьютерные техники, но я не вводил их в курс дела. Думаю, что если они живы, то до сих пор не догадываются, с какой целью перепрограммировали кибернетические системы старых колониальных транспортов.
     - Да, они живы, - подтвердил его мысль Табанов. - И действительно, не смогли вразумительно ответить, для чего были наняты.
     Волкошин неприязненно покосился на адмирала, но отступать уже было поздно, хотя душа старика рвалась на мелкие частицы от внутренней боли и напряжения, что он испытывал в эти минуты. Жестокая судьба приперла его к стенке, предлагая выбрать наименьшее из зол, а глядя на Табанова, несложно было понять, что тот не отступится.
     - Насколько я понимаю, вы ничего не меняли в конструкции колониальных транспортов? - спросил адмирал, оглядываясь вокруг.
     Зал, в котором они находились, был столь огромен, что не имел видимых границ. Решетчатые палубы нависали одна над другой, по мощным опорам, пронзающим горизонтальные уровни, тянулись толстые кабели питания и черные, изолированные от помех внешнего мира жгуты оптико-волоконных интерфейсов. Криогенные камеры выстраивались бесконечными рядами, подсвечивая огромное внутреннее пространство колониальной сферы приглушенным сиянием стерилизующего ультрафиолета; кое-где в голубоватом сумраке виднелись огни промежуточных терминалов. Более всего это напоминало исполинскую гробницу, где в ледяной тиши застыли триста тысяч непрожитых жизней.
     - Объясните мне суть процесса, док. - Табанов повернулся к Волкошину. - Я знаю, что криогенная камера лишь замедляет процессы метаболизма, позволяя человеку провести определенный промежуток времени в глубоком сне, верно?
     - Да. Стандартная аппаратура криогенного зала работает именно так. Мне пришлось несколько усовершенствовать ее, внедрив в каждую камеру зародышевый модуль. Это было нетрудно, учитывая, что в моем распоряжении находится более тысячи андроидов. Они идеальные, не знающие усталости и не задающиеся никакими вопросами помощники.
     - Меня интересует сам процесс.
     - Да, я понимаю... - Волкошин облокотился о выступ компьютерного терминала одной из криогенных камер. - Сначала происходило искусственное оплодотворение, первичный рост зародыша до семимесячного возраста, как в обычном биоинкубаторе, - пояснил он. - Затем, когда ребенок начинал самостоятельно дышать, эта аппаратура отключалась, и младенец до годовалого возраста рос внутри криогенного комплекса без активации низкотемпературных процессов. Когда им всем исполнился годик, я подключил искусственный сон при минимальном замедлении метаболизма. Их организмы росли, формировались до десятилетнего возраста, и только тогда я активировал встроенные в каждую камеру устройства нейросенсорного контакта, которые через височный имплант ребенка соединяли мозг каждого с глобальной компьютерной сетью шести колониальных транспортов. С этой поры они начали развиваться не только физически, но и умственно. Благодаря компьютерным технологиям информация легко усваивалась их разумами...
     - Один бесконечный, затянувшийся на годы информационный сон?
     - Да... - согласился с таким сравнением Волкошин. - Конструкция криогенных камер полностью удовлетворяет физические потребности тела, питая его, массажируя и развивая мышцы, а виртуальная среда, в которую погружен их разум, формирует полноценные личности. Они живут, не осознавая того, что спят. Их души чисты, а разум несет прогрессивные знания. Не трогайте их... - внезапно взмолился Волкошин.
     - Я уже обосновал вам причины, по которым прилетел сюда, - жестко оборвал его Табанов. - Не мы начали эту войну, но нам выпало бремя завершить ее... - тяжело добавил он, глядя в синеватую мглу огромного криогенного зала. - Я устал повторять вам, Вячеслав Андреевич, что выбора у меня нет. Видели моего адъютанта?
     Волкошин кивнул. Полковник Штейнер произвел на него еще более неприятное впечатление, чем сам Табанов, в действиях которого, помимо неизбежной жестокости, все же присутствовала толика здравого смысла.
     - Все мы отравлены войной, наши разумы и души, в отличие от них, - Табанов кивнул на крионические ячейки с заключенными в них телами подростков, - черны, как ночь... Если Штейнер узнает, что на самом деле я замыслил нарочно проиграть эту затянувшуюся бойню, чтобы сохранить остатки Человечества и не допустить геноцида населения колоний силами кибернетических соединений Альянса, он первым наступит мне на горло.
     - Вы сдержите свое обещание, адмирал? Будет ли у меня время для повторения эксперимента?
     - У вас будет все. Планета, на которую вы отправитесь, лежит в секторе неосвоенного космоса. База надежно замаскирована и защищена. Я передам в ваши руки все полномочия для контроля над биологическим сектором, который по моему приказу укомплектован самым совершенным оборудованием. Более того, я не пошлю с вами ни одного человека, который мог бы вмешаться в процесс роста новых поколений, как это сделал я. Документы относительно дислокации планеты будут уничтожены. Такие условия приемлемы?
     - Да... - мрачно ответил Волкошин. - Если я когда-нибудь смогу позабыть, что послал на смерть два миллиона своих детей, - едва слышно добавил он.
     Табанов устало посмотрел на ученого, потом перевел взгляд на заряженные в обойму информационные кристаллодиски, с которых в разум подростков закачивалась информация.
     Курс общей истории Человечества...
     Кибернетические системы современности.
     Духовность и нравственность. История религий.
     Основы этики.
     Дисков было множество...
     - Они не погибнут. По крайней мере не все. Завтра сюда придут военные техники и заменят носители информации. За год, что я твердо имею в запасе, эти подростки станут настоящими профи, а если судьба дарует мне пару лет на подготовку, то из криогенных камер восстанут бойцы с серьезным опытом. У каждого из них будет шанс выжить, обещаю.
     Волкошин кивнул. Его сердце по-прежнему разрывалось от боли, но разум, вольно или невольно, воспринял жесткую логику Табанова, и пожилой хирург сумел взглянуть на этого человека иными глазами.
     В прошлом он имел возможность наблюдать "в деле" серв-машины, которыми управляла программа независимого поведения. После произведенных ими "зачисток" в живых оставались лишь редкие представители растительного мира. Все, что двигалось, а тем паче оказывало сопротивление, попросту уничтожалось. Сейчас, по утверждению адмирала, три миллиона подобных кибернетических исчадий составляли основу обороны Солнечной системы, и эта цифра, вкупе с незабываемыми впечатлениями прошлых лет, низводила Волкошина до того состояния, когда он начал понимать Табанова.
     Он поднял взгляд и посмотрел на командующего Земным флотом.
     Как разительно может измениться отношение к человеку, когда начинаешь осознавать, что за жестокостью его действий лежит нечто более глобальное, чем зло в чистом виде.
     Адмирал действительно рисковал всем - своим положением, жизнью, и это происходило оттого, что Табанов, размышляя над тем, как защитить Землю, сумел осознать: большинство порожденных войной кибернетических технологий уже перешагнули роковую черту, за которой катастрофически нарушался баланс сил, и исход любого сражения был заранее предрешен.
     Он собирался защищать Землю и намеренно проиграть войну, спасая противника от уничтожающего ответного удара кибернетических систем.
     Бремени этого человека сложно было позавидовать, его душу невозможно было правильно оценить, и в этой ситуации Волкошин не смог бы ответить, что такое жестокость, а что - милосердие, где проходит эта зыбкая незримая граница между добром и злом, оправданным риском и бесчеловечной жестокостью.
     - Как называется эта планета? - глухо спросил он.
     Табанов, погрузившийся в свои мысли, невольно вздрогнул, оборачиваясь к Волкошину.
     - Омикрон. Она обращается вокруг двенадцатой звезды в одноименном скоплении.
     Омикрон-12...
     Это звучало зловеще и обнадеживающе одновременно...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПОСЛЕДНИЙ РЕЗЕРВ

ГЛАВА 1

СЕМЕН

     Солнечная система. Два года спустя. Борт крейсера "Интерпрайз"...
     В центральном салоне крейсера было тихо, несмотря на присутствие в помещении двух десятков молодых людей, каждый из которых был занят в этот момент своим собственным делом. Кто-то читал, некоторые, застыв у обзорных экранов, смотрели в бездонную чернь космоса, где среди россыпей звезд и близких контуров старых орбитальных конструкций плыл ущербный полумесяц Земли, иные просто сидели в креслах, расположенных по периметру округлого помещения, глубоко задумавшись о чем-то своем, сокровенном.
     Если смотреть со стороны, наблюдая за действиями, мимикой, позами каждого из присутствующих, то у внимательного наблюдателя быстро сложилось бы стойкое ощущение некой натянутости, ненатуральности, будто собравшиеся в салоне молодые люди страдали одним и тем же глубинным расстройством психики. Они неадекватно воспринимали окружающий мир, выказывая не свойственное их возрасту равнодушие, как друг к другу, так и ко всему окружающему в целом.
     Семен Шевцов в этом смысле ничем не отличался от остальных. Он сидел в глубоком кресле подле информационного экрана, по поверхности которого медленно ползли столбцы сообщений из раздела последних новостей, но его взгляд рассеянно скользил поверх плоского монитора, останавливаясь то на каком-либо предмете обстановки, то на ком-то из сослуживцев. И это внимание нельзя было назвать заинтересованностью.
     Им всем не хватало главного: ощущения жизни, но никто из молодых людей не задумывался над этим обстоятельством. Неделю назад покинув криогенные камеры, они все еще грезили тем миром оцифрованной вселенной, в котором прошли годы их детства и юности, воспринимая окружающую их реальность, мягко говоря, неадекватно.
     Взгляд Семена обежал периметр зала и остановился на девушке, что сидела в кресле по пр