хотел бы обратить внимание
на последний случай.  Блокада  района  в  радиусе  ста  километров  крайне
обременительна  и  не  дает  стопроцентной  гарантии,  что   ячейки   сети
достаточно  малы,  чтобы  исключить  возможность  исчезновения  виновника.
Вполне вероятно, что в предыдущих случаях, то есть во  втором  и  третьем,
преступник покинул оцепленный  район  прежде,  чем  его  блокировали  наши
посты. Потому что в его распоряжении было  достаточно  времени,  один  раз
едва ли не шесть, а во второй раз около пяти часов. Я, естественно, думаю,
что  он  располагал  машиной.  Однако  в  последнем  случае   исчезновение
произошло в интервале от трех до четырех пятидесяти утра.  В  распоряжении
преступника имелся максимум час сорок пять минут, чтобы  успеть  скрыться.
Так вот, это была типично мартовская ночь с бурей  и  метелью,  сменившими
вечерний туман, все дороги вплоть до следующего полудня  были  заметены  и
завалены сугробами. Преступник  вынужден  был,  очевидно,  воспользоваться
мощным трактором. Говорю это вполне ответственно, поскольку у нас возникли
неслыханные трудности с вытягиванием наших патрульных машин, как  местных,
так и тех, которые спешили по нашему вызову из района Большого Лондона: мы
использовали резерв уголовно-следственного отдела.
   - Итак, вы утверждаете, что ни одна машина не могла выбраться на юг  из
района Льюиса?
   - Да.
   - А сани?
   - Технически это было бы возможно, но не в то время, которым располагал
преступник. Ведь сани не пройдут больше пятнадцати километров в час, а  по
такому снегу скорость и того меньше. Даже на самых лучших  лошадях  он  не
сумел бы прорваться на юг из кольца радиусом в восемьдесят километров.
   - Хорошо, инспектор, но ведь вы сами говорили, что такая блокада района
не дает абсолютной уверенности, - мягко произнес Шеппард. -  Стопроцентный
контроль - всего лишь идеал, к которому мы стремимся...
   - Он же мог унести труп в мешке,  следуя  пешком  напрямик,  полями,  -
заметил Фаркварт.
   - Смею утверждать, что это  невозможно,  -  сказал  Грегори.  Он  хотел
сохранить спокойствие, но чувствовал,  что  неудержимо  краснеет.  У  него
появилось настойчивое желание подняться, и он едва сдержал себя.
   - В шесть утра ни  один  экипаж  не  мог  выехать  из  зоны  оцепления,
ручаюсь, - заявил  он.  -  Через  снежные  заносы  мог  в  крайнем  случае
пробиться пеший, но не с таким грузом, как тело взрослого человека. Скорее
всего, он бы бросил его...
   - Возможно, и бросил, - заметил Серенсен.
   - Я думал  и  об  этом.  Мы  прочесали  все  окрестности,  нашу  задачу
облегчила оттепель, которая наступила как раз под утро. Но  мы  ничего  не
обнаружили.
   - Ваши рассуждения не столь безупречны, как  вам  кажется,  -  внезапно
вмешался в беседу Сисс.  -  Во-первых,  вы  не  нашли  дохлого  кота,  что
обязательно  произошло  бы,  если  бы  вы  вели  достаточно   скрупулезные
поиски...
   - Простите, но мы разыскивали труп  человека,  а  не  дохлую  кошку,  -
сказал Грегори.
   - Хорошо. Слишком много, однако, возможностей  спрятать  труп  в  таком
обширном районе, чтобы можно было заявлять, что его там наверняка нет.
   - Похититель мог также закопать тело, - добавил Фаркварт.
   - Украл, чтобы закопать? - с невинной миной спросил Грегори.
   Фаркварт фыркнул:
   - Мог закопать, видя, что удрать не удастся.
   - А откуда ему знать, что удрать не удастся? Ведь мы  не  объявляли  по
радио, что дороги перекрыты, - отрезал Грегори. - Разве  что  у  него  был
информатор или если он сам - сотрудник полиции.
   - А это очень даже недурная мысль, -  улыбнулся  Сисс.  -  Кроме  того,
господа, вы не исчерпали всех возможностей. Есть еще вертолет.
   - Ну, это нонсенс. - Доктор Серенсен не скрывал пренебрежения.
   - Почему? Разве в Англии нет вертолетов?
   - Доктор считает, что у нас проще с психопатами, чем с  вертолетами,  -
заметил Грегори и удовлетворенно улыбнулся.
   - Простите, но на такой разговор мне жаль тратить время.
   Сисс снова открыл свой портфель, извлек из  него  толстую  машинописную
рукопись и, вооружившись ручкой, начал ее просматривать.
   - Джентльмены! - Голос Шеппарда заставил всех замолчать.  -  Тот  факт,
что преступник мог ускользнуть из оцепленного района, нельзя сбрасывать со
счетов. Это вы, коллега  Грегори,  должны  учитывать  и  на  будущее.  Что
касается вертолета... прибережем его на крайний случай, попозже...
   - Как и разную падаль, - добавил Серенсен.
   Сисс не отозвался, как бы погрузившись в рукопись.
   -  Поиски  трупов  следует  продолжать,  -  говорил  Шеппард.  -   Надо
планировать эту  акцию  широко,  распространить  ее  на  портовые  города.
Деликатный контроль судов, особенно мелких посудин,  не  будет  напрасным.
Кто-нибудь из вас хочет  еще  что-то  сказать?  Имеется  еще  какая-нибудь
гипотеза? Какая-то идея? Может быть, даже слишком смелая?
   - Мне кажется, нельзя... - одновременно начали Грегори и Фаркварт.  Они
поглядели друг на друга и замолчали.
   - Я вас слушаю...
   Никто не отозвался. Зазвонил телефон. Шеппард отключил его  и  поглядел
на собравшихся. Табачный дым синеватым облачком расползался под лампой.  С
минуту царило молчание.
   - Ну, тогда скажу я, - произнес Сисс. Он аккуратно сложил и  спрятал  в
портфель свою рукопись. - Я применил константу распространения явления,  о
которой упоминал, чтобы предугадать дальнейшее развитие событий.
   Он  поднялся  и  красным  карандашом   заштриховал   на   карте   зону,
охватывающую часть графств Сассекс и Кент.
   - Если следующий случай произойдет в промежутке между нынешним  днем  и
концом будущей  недели,  то  случится  это  в  секторе,  границы  которого
образуют на севере предместья Ист Уикэм, Кроудон и Сорбитон, на  западе  -
Хоршем, на юге - прибрежная полоса Ла-Манша, а на востоке - Ашфорд.
   - Очень большая территория, - с сомнением пробурчал Фаркварт.
   - Вовсе нет, поскольку необходимо  исключить  из  нее  весь  внутренний
круг, в котором имели место  предыдущие  случаи.  Явление  характеризуется
центробежной экспансией, следовательно, остается лишь закругленная  полоса
шириной в тридцать пять километров. В этом районе около семнадцати больниц
и, сверх того, свыше ста шестидесяти небольших кладбищ. Это все.
   - И вы... вы уверены, что это произойдет? - выпалил Серенсен.
   - Нет, - после долгого молчания ответил Сисс, - уверенности у меня нет.
А если это не случится, если это не случится...
   С ученым творилось нечто странное: все взирали на  него  с  удивлением,
видя, как он весь дрожит, покуда неожиданно  голос  у  него  не  сорвался,
совсем как у юноши. Сисс громко  фыркнул.  Да-да,  он  хохотал  до  упаду,
развеселившись от какой-то мысли, не обращая внимания на мертвую тишину, с
какой восприняли его безудержную веселость слушатели.
   Он извлек из-под стула портфель, склонил голову в легком поклоне и, все
еще  поводя  плечами,  быстрым,  преувеличенно  длинным  шагом  вышел   из
кабинета.



2

   Сильный  ветер  разогнал  тучи,  и  над  домами  загорелась  желтоватая
вечерняя заря. Фонари поблекли, свежий снег темнел и таял на  тротуарах  и
мостовой. Грегори шел быстро, засунув руки в карманы плаща,  не  глядя  на
прохожих. У перекрестка он остановился и с  минуту  потоптался  на  месте,
переступая с ноги на ногу,  -  он  замерзал  на  холодном,  перенасыщенном
влагой ветру. Досадуя на собственную нерешительность, свернул налево.
   Совещание закончилось безрезультатно почти тотчас же после ухода Сисса.
Шеппард даже не решил, кто поведет дело дальше.
   Грегори почти не знал главного  инспектора,  он  видел  его  пятый  или
шестой раз в жизни. Ему было известно, какими  способами  можно  завоевать
внимание начальства, но он не пользовался ими  в  своей  недолгой  карьере
детектива. Однако сейчас он жалел о своем низком звании.  Оно  значительно
уменьшало его шансы на руководство расследованием.
   Прощаясь, Шеппард поинтересовался, что он намерен предпринять.  Грегори
ответил, что не знает. Это был  честный  ответ,  но  подобная  искренность
обычно не окупается. Не воспринял ли  Шеппард  его  слова  как  проявление
умственной ограниченности или даже развязности?
   А  что  за  его  спиной  сказал  о  нем  главному  Фаркварт?  Вероятно,
охарактеризовал его не лучшим образом. Грегори стремился убедить себя, что
ему это только льстит, ибо чего стоило суждение Фаркварта?
   От  его  заурядной  особы  Грегори  перенесся  мыслями  к  Сиссу.   Это
действительно был человек неординарный. Грегори мало что слышал о нем.
   Во время войны доктор работал в оперативном отделе  Генерального  штаба
и, как утверждают, на его счету было несколько достижений. Через год после
войны он с треском вылетел оттуда. Якобы  за  то,  что  нагрубил  какой-то
большой шишке, чуть ли не самому маршалу Александеру. Славился он тем, что
вооружал против  себя  всех  сотрудников.  Поговаривали,  что  он  черств,
зловреден, начисто лишен такта и чуть ли  не  с  детской  прямолинейностью
говорит другим, что о них думает.
   Грегори прекрасно  понимал,  какого  рода  неприязнь  к  себе  вызывает
ученый. Он хорошо помнил собственное замешательство во  время  выступления
Сисса, поскольку ничего не мог противопоставить  его  логическим  выводам.
Вместе с тем он испытывал уважение к высокому уровню  интеллекта,  который
ощущал в этом человеке, напоминавшем птицу со слишком маленькой головкой.
   "Надо будет этим заняться", - подвел он  итог  своим  размышлениям,  не
уточняя, в чем, собственно, будет состоять его занятие.
   День быстро угасал, зажигались витрины. Улица сужалась, это  был  очень
старый, пожалуй, со времен  средневековья  не  перестраивавшийся  закоулок
центра, с  темными,  неуклюжими  домами,  в  которых  сияли  неестественно
большие прозрачные застекленные ящики новых магазинов.
   Он вошел в пассаж, чтобы сократить путь. У входа  виднелся  узкий  слой
неметенного  снега;  Грегори  удивился,  что  снег  не  успели  затоптать.
Одинокая женщина в красной шляпке  осматривала  одетые  в  бальные  платья
манекены с восковыми улыбками. Далее  пассаж  делал  плавный  поворот,  на
сухой бетон ложились лиловые и белые квадраты витринных огней.
   Грегори зашагал медленнее, забыв о том, где находится.  Ему  вспомнился
смех Сисса, и Грегори  пытался  разгадать  его  причину.  Он  хотел  точно
воспроизвести в памяти звучание этого смеха, это  показалось  ему  важным.
Сисс  не  был,  вопреки  производимому  впечатлению,   любителем   внешних
эффектов; заносчивым был наверняка, поэтому смеялся, скорее  всего,  своим
мыслям и только по одному ему известному поводу.
   Из глубины пустого пассажа  навстречу  Грегори  шел  человек.  Высокий,
худой, он поводил головой, как бы беседуя сам с собою. Грегори был слишком
погружен в свои мысли, чтобы наблюдать за ним, но  автоматически  сохранял
его в поле зрения. Прохожий был  уже  совсем  близко.  Вокруг  становилось
темнее, в трех лавках огни не горели, витрины четвертой оказались заляпаны
известкой - ремонт. Только там, откуда шел  одинокий  прохожий,  светились
несколько больших витрин.
   Грегори  поднял  голову.  Человек  сбавил  шаг,  продолжая   идти,   но
медленнее. Оба остановились одновременно на расстоянии  нескольких  шагов.
Грегори еще не очнулся от своих мыслей, поэтому,  хотя  он  и  смотрел  на
высокую фигуру стоящего напротив мужчины, лица его не видел. Он сделал еще
шаг, тот поступил точно так же.
   "Что ему надо?" - подумал Грегори. Они исподлобья поглядывали  друг  на
друга. У того было плохо различимое  в  тени  широкое  лицо,  претенциозно
надвинутая на лоб шляпа,  слишком  короткий  плащ,  так  неловко  стянутый
поясом, что его конец обматывал пряжку. С этой пряжкой было  что-то  не  в
порядке, но у Грегори хватало собственных забот. Он двинулся, желая обойти
встречного, но тот загородил ему путь.
   - Слушай, ты... - гневно начал Грегори и запнулся.
   Незнакомец был он сам. Грегори стоял перед  большим  зеркалом,  которое
как стена замыкало весь пассаж. По ошибке он  свернул  в  тупик,  накрытый
стеклянной крышей.
   Он еще немного поглядел на собственное отражение с угасающим ощущением,
что  наблюдает  за  кем-то  посторонним.  Смуглая,  не  очень  осмысленная
физиономия с волевой челюстью... А возможно,  это  был  вовсе  не  признак
воли, а упрямства, ослиного упрямства - так он иногда думал.
   - Насмотрелся? - буркнул он, повернулся  на  каблуках  и  направился  к
выходу, испытывая смущение, словно его одурачили.
   На полпути он поддался неразумному импульсу  и  оглянулся.  "Тот"  тоже
остановился, далеко, между освещенными  пустыми  лавками,  и  почти  сразу
двинулся в глубь улочки по каким-то  делам  зеркального  мира.  Грегори  с
раздражением поправил пояс на пряжке, сдвинул шляпу  со  лба  и  вышел  на
улицу.
   Следующий  пассаж  вывел  его  прямо  к  "Европе".  Швейцар   распахнул
стеклянные двери. Грегори пробрался между столиками к лиловым огням  бара.
Он был так высок, что ему не требовалось  становиться  на  цыпочки,  чтобы
сесть на трехногий табурет у стойки.
   - "Белая лошадь"? - спросил бармен. Грегори кивнул.
   Стаканчик звякнул  о  стойку,  словно  в  нем  был  спрятан  стеклянный
колокольчик. Грегори отпил  глоток,  лишний  раз  убедившись,  что  "Белая
лошадь" отдает сивухой и дерет в  горле.  Грегори  не  выносил  этот  сорт
виски. Но так получилось,  что  несколько  раз  подряд  он  наведывался  в
"Европу" с юным Кинси и пил с ним именно "Белую лошадь"; с тех пор  бармен
почитал его постоянным  посетителем  и  не  забывал  о  его  пристрастиях.
Грегори встречался  с  Кинси,  чтобы  покончить  с  обменом  квартиры.  Он
предпочитал подогретое пиво, но стыдился заказывать его в  таком  шикарном
ресторане.
   Он завернул сюда просто потому, что ему не хотелось возвращаться домой.
Он собирался за рюмкой виски выстроить все известные факты серии в  единую
конструкцию, но не смог вспомнить ни одной фамилии, ни одной даты.
   Резко запрокинув голову, Грегори опорожнил стопку.
   Вздрогнул. Бармен что-то говорил ему.
   - Что? Что?
   - Не хотите поужинать? У нас сегодня дичь, время подходящее.
   - Дичь?
   Он ни слова не понимал.
   - А, ужин? - наконец дошло до него. - Нет. Налейте еще.
   Бармен кивнул. Он мыл стаканы под никелированными кранами, грохоча так,
словно жаждал разбить их вдребезги. Глаза его на покрасневшей  одутловатой
физиономии сузились, он зашептал:
   - Вы кого-то ждете?
   Рядом никого не было.
   - Нет. А в чем дело? - добавил Грегори резче, чем намеревался.
   - Нет, ничего, я думал, что вы... по службе, - буркнул бармен и  отошел
в другой угол. Кто-то осторожно тронул Грегори за  плечо,  он  молниеносно
обернулся, не в силах скрыть разочарования: перед ним стоял официант.
   - Простите... Инспектор Грегори? Вас к телефону.
   Ему пришлось  пробираться  сквозь  толпу  танцующих,  его  толкали,  он
старался идти как можно быстрей. В кабине было темно: перегорела лампочка.
Он стоял в темноте, сквозь круглое оконце падало пятно  менявшего  оттенки
света.
   - Слушаю, у телефона Грегори.
   - Говорит Шеппард.
   На звук отдаленного голоса сердце его отозвалось одним сильным ударом.
   - Грегори, я хотел бы с вами увидеться.
   - Слушаюсь, господин инспектор. Когда мне...
   - Предпочел бы не откладывать встречу. У вас есть время?
   - Конечно. Я приеду. Завтра?
   - Нет. Сегодня, если можете. Вы можете?
   - Да, разумеется.
   - Это хорошо. Вы знаете, где я живу?
   - Нет, но я могу...
   - Уолхэм, восемьдесят пять.  Это  в  Пэддингтоне.  Вы  можете  приехать
немедленно?
   - Да.
   - Может быть, вам удобнее через час или через два?
   - Нет, могу сейчас.
   - Я жду.
   Звякнула положенная на рычаг трубка. Грегори  в  оцепенении  глядел  на
телефонный аппарат.  Господи,  откуда  Шеппарду  стало  известно  об  этой
несчастной "Европе", где он давал выход своему грошовому снобизму? Неужели
он названивал ему по всем телефонам, неужели он так  его  разыскивал?  При
одной мысли об этом его бросило в жар. Он вышел из  ресторана  и  бросился
бегом к подъезжавшему автобусу.
   От остановки требовалось пройти  порядочный  отрезок  пути,  петляя  по
тихим улочкам. Наконец он очутился в переулке, где вовсе не  было  больших
каменных  домов.  В  лужах  дрожало  отражение  газовых  фонарей.  Он   не
предполагал, чтобы такой заброшенный уголок мог скрываться в самом  сердце
этого района.
   Возле дома за номером восемьдесят пять ему пришлось удивиться еще  раз.
В саду за  высокой  стеной  возвышалось  массивное  строение,  значительно
отдаленное  от  остальных,  погруженное  во  тьму  и  как   бы   вымершее.
Внимательно приглядевшись, он различил  слабый  свет  в  крайнем  окне  на
первом этаже.
   Калитка открылась тяжело, со скрипом. Он передвигался почти  на  ощупь:
стена отсекала свет уличного фонаря. Плоские, неровные каменные плиты вели
к подъезду. Прежде чем ступить, Грегори нащупывал их ногой. Вместо  звонка
на черной двери торчала отполированная рукоятка. Он  дернул  ее  не  очень
сильно, словно боясь нашуметь.
   Ждал довольно  долго.  Изредка  подавала  голос  невидимая  водосточная
труба, по мокрому асфальту на перекрестке шелестели  колеса  машин.  Дверь
открылась бесшумно. На пороге стоял Шеппард.
   - Вы уже здесь. Прекрасно. Прошу.
   В холле, было темно.  В  глубине  пробивался  слабый,  уходивший  вверх
отблеск - лестница в полосе света. Двери на первом этаже распахнуты, перед
ними было устроено нечто  вроде  небольшой  передней.  Что-то  взирало  на
Грегори сверху пустым, черным взглядом, оказалось - едва различимый  череп
какого-то животного, маячили только глазницы посреди желтоватых  очертаний
кости.
   Грегори снял плащ и вошел в комнату. Прогулка во  мраке  так  обострила
зрение, что, войдя в комнату, он вынужден был зажмуриться.
   - Садитесь, прошу вас.
   Комната оказалась почти пустой. Рефлектор  мощной  лампы,  горевшей  на
столе, был обращен вниз, прямо на открытую книгу.
   - Садитесь, - повторил главный инспектор. Это  прозвучало  как  приказ.
Грегори осторожно сел. Теперь он находился так близко от источника  света,
что почти ничего не видел. На стенах неясно темнели пятна каких-то картин,
под ногами он ощутил мягкий ковер. Кресло было неудобным, но годилось  для
работы за громадным письменным столом. Напротив стоял  длинный  стеллаж  с
книгами. В середине матовым бельмом отсвечивал телевизор.
   Шеппард подошел к столу, извлек из-под книг черную жестяную  коробку  с
сигаретами и пододвинул гостю. Сам он тоже закурил и начал расхаживать  от
двери  к  окну,  скрытому  за  тяжелой   коричневой   гардиной.   Молчание
затянулось, так что Грегори даже устал следить за маячившей фигурой шефа.
   - Я решил поручить это дело вам, -  неожиданно  отозвался  Шеппард,  не
прерывая ходьбы.
   Грегори не знал,  что  сказать.  Он  чувствовал  действие  спиртного  и
глубоко затянулся сигаретой, словно дым мог его отрезвить.
   - Вы будете вести дело один, - продолжал непререкаемым  тоном  Шеппард.
Не  переставая  ходить,  он  искоса  взглянул  на  Грегори,  сидевшего   в
освещенном лампой круге.
   - Я выбрал вас не из-за особенного следственного дара, так  как  у  вас
его нет. Педантом вас тоже не  назовешь.  И  это  не  беда.  Но  вы  лично
увлечены проблемой. Не так ли?
   - Да, - отозвался Грегори. Ему показалось, что его  сухой,  решительный
ответ прозвучал хорошо.
   - У вас есть какая-нибудь собственная концепция этого  дела?  Абсолютно
личная, которую вы  не  пожелали  изложить  сегодня  у  меня  в  служебном
кабинете?
   - Нет. То есть... - Грегори колебался.
   - Слушаю.
   - Это ни на чем не основанное  впечатление,  -  отозвался  Грегори.  Он
говорил с неохотой. - Мне кажется, в этой истории речь идет не  о  трупах.
То есть это означает, что им отведена определенная роль, но не в них дело.
   - А в чем?
   - Этого я не знаю.
   - В самом