к моей особе я должен признать  равно  подозрительным,
как  и  тот,  первоначальный,  -  проговорил  Сисс.  -  Он  носит  слишком
всесторонний характер.
   - Вы, наверно, испытали в жизни много тяжелого, - заметил  Грегори.  Он
доставал с полок наугад  толстые  тома  и  пропускал  под  пальцами  поток
страниц, на которых вздрагивали, прыгали алгебраические формулы.
   - Скорее - да. Хотите кофе или чаю? -  вспомнил  Сисс  об  обязанностях
хозяина дома.
   - Я выпью то же, что и вы.
   - Хорошо.
   Сисс  отправился  на  кухню.  Грегори  водрузил  на  место   "Principia
Mathematica" и с минуту глядел на захлопнутую дверцу письменного стола. Он
охотно заглянул бы в ящик, но не  решился.  Через  открытые  двери  слышно
было, как Сисс  возится  на  кухне.  Он  возвратился  с  чайником,  тонкой
струйкой разлил чай по стаканам и сел напротив Грегори.
   - Осторожно, горячо,  -  предостерег  он.  -  Итак,  вы  говорите,  что
исключили меня из числа подозреваемых? - заговорил он минуту спустя.  -  А
знаете что? Я мог бы подбросить еще один подозрительный мотив, который  вы
упустили из виду. Скажем, что я стремился скрыть какого-нибудь  покойника.
Предположим, мою жертву. А для того чтобы укрыть этот конкретный  труп,  я
решил придать  ситуации  необычный  характер  и  организовал  целую  серию
эпизодов с трупами, внес замешательство, создал ситуацию,  в  которой  моя
жертва запропастится окончательно. Что вы на это скажете?
   - Слишком литературно, - возразил Грегори. Он просматривал  тяжелый,  с
гладкими,  плотными  страницами  том  психометрии.  -  Существует  рассказ
Честертона на подобную тему.
   - Честертона я не читал. Не люблю его. Значит, нет? А почему же тогда я
должен был это сделать, по вашему мнению?
   - Я не знаю, зачем вы стали  бы  это  делать.  Не  могу  приписать  вам
никакого мотива. Именно поэтому я перестал вас подозревать.
   - А поинтересовались ли вы моим прошлым?  Сопоставляли  ли  календарные
даты с картой моих передвижений? Искали следы и отпечатки?  Я  не  заметил
ничего такого, за исключением одного случая.
   - Я сразу же отказался от этого, ибо мозаика не  складывалась  в  нечто
целое. Впрочем, я не придерживаюсь  системы,  производя  расследование.  Я
импровизирую, или, если угодно, я разбрасываюсь, - признался  Грегори.  Он
почувствовал что-то  твердое  между  страницами  книги  и  медленно  начал
листать  их  назад.  -  Я  даже  разработал  теорию,  вытекающую  из  моей
нерадивости: из коллекционирования следов нельзя делать  никаких  выводов,
пока не нащупаешь определенное направление.
   - Вы интуитивист? А вы читали Бергсона?
   - Да.
   Страницы раскрылись. Между ними лежал негатив большого формата. На фоне
просвечивавшей сквозь него белой бумаги обозначился  человеческий  силуэт,
откинувшийся назад. Грегори медленно поднес книгу к глазам  и  поверх  нее
взглянул на Сисса, который сидел ниже, чем он. Пальцем он двигал пленку по
не  заполненной  печатным  текстом  полоске  между  столбцами,   продолжая
разговор:
   - Шеппард сообщил мне, что вы были у него, когда исчез труп  в  Льюисе.
Так что у вас алиби. Я вел себя, как пес, разыскивающий спрятанную  кость,
я перебегал от дерева к дереву и рыл, хотя рыть было  негде.  Я  сам  себя
обманывал. Не было почвы, чтобы рыть, ничего...
   Он планомерно передвигал негатив между колонками текста,  пока  наконец
изображение на негативе не стало разборчивым. Это  был  снимок  обнаженной
женщины, полулежащей на столе. Рассыпавшиеся темные  -  значит,  на  самом
деле светлые - волосы, спадавшие через плечо,  которым  она  опиралась  на
груду темных кирпичей, почти касались сосков, обозначенных молочного цвета
пятнышками. Длинные ноги, спущенные со стола, опутывала нить белых бус.  В
руке она сжимала неопределенной формы предмет, пересекающий черноту сжатых
бедер. Губы, раскрытые в непонятной гримасе, обнажали темные точки зубов.
   - Я думаю, что в  достаточной  степени  посрамлен  в  ваших  глазах,  -
продолжал Грегори.
   Он перевел взгляд на Сисса. Тот, слабо улыбнувшись, медленно кивнул.
   - Не  знаю.  Вы  высказали  иную  точку  зрения.  Живи  мы  во  времена
инквизиции, возможно, вам удалось бы достичь своей цели.
   - Как вы это понимаете? - быстро спросил Грегори. Он еще  раз  взглянул
на негатив, плотно прижатый к странице, и неожиданно  понял:  то,  что  он
принял за бусы, было цепочкой. Щиколотки девушки были скованы. Он  сморщил
брови, захлопнул  том,  водрузил  его  на  место  и  легко  соскользнул  с
подлокотника кресла на сиденье.
   - Я крайне восприимчив к боли, знаете ли. Пытками вы выжали бы из  меня
любое признание. Вы поломали бы мне кости, но сохранили бы  свой  душевный
покой. Или, вернее, душевный порядок.
   - Я не понимаю Шеппарда почти так же, как и  самого  дела,  -  медленно
проговорил Грегори. - Он  поручил  мне  это  безнадежное  расследование  и
вместе с тем с самого начала не давал никаких шансов. Но вас это, пожалуй,
вряд ли интересует?
   - Собственно говоря, нет, - Сисс поставил пустой стакан на  стол.  -  Я
сделал, что мог.
   Грегори встал и прошелся по комнате. На  противоположной  стене  висела
фотография в рамке, большой снимок какой-то скульптуры в нижнем ракурсе, с
резко очерченными границами света и тени.
   - Это вы снимали?
   - Да. - Сисс не повернул головы.
   - Очень хорошо.
   Грегори окинул взглядом комнату и узнал письменный стол,  запечатленный
на негативе. "Те кирпичики - книги", - подумал он.  Оглядел  окна;  помимо
обычных занавесок, на них были и плотно свернутые черные  шторы,  поднятые
сейчас вверх.
   - Я не думал, что  у  вас  художественные  наклонности,  -  сказал  он,
возвращаясь к столу. Сисс заморгал и с некоторым трудом приподнялся.
   -  Когда-то  это  меня  занимало.  У  меня  уйма  этого  добра,  хотите
посмотреть?
   - С большой охотой.
   - Сейчас, - пошарил он в карманах, - где ключи? Вероятно, в плаще.
   Он вышел, оставив дверь открытой, и зажег в  передней  свет.  Долго  не
возвращался. Грегори хотел еще раз заглянуть в том психометрии, но  боялся
рисковать. В этот момент до  него  донесся  звук  какой-то  возни,  что-то
треснуло, словно разорвали ткань. В дверях появился  Сисс.  Он  разительно
изменился. Распрямившийся, неестественно большими шагами он направлялся  к
Грегори, словно собираясь броситься на него. Он тяжело дышал. В двух шагах
от Грегори он разжал руку, из нее вывалилось что-то белое,  смятый  клочок
бумаги. Грегори узнал салфетку из ресторана. Она завертелась в  воздухе  и
упала на пол. Углы маленького рта Сисса сжались с невыразимым отвращением.
Щеки, все лицо Грегори внезапно вспыхнуло как ошпаренное.
   - Чего тебе нужно, червяк?  -  фальцетом  выкрикнул  Сисс.  Он  давился
словами. - Показания? Получай показание: это я! Слышишь? Это я! Все  я!  Я
все подстроил, я воровал трупы. Я забавлялся трупами, словно куклами,  так
мне хотелось, понимаешь? Только не прикасайся ко мне, гадина, у меня может
начаться  рвота!!!  -  Лицо  его  посинело.  Он  попятился,  добрался   до
письменного стола, ища опору, упал на стул, трясущимися руками  извлек  из
кармашка стеклянную трубочку, зубами выдернул  пробку  и  тяжело  задышал,
слизывая жирные капли жидкости.  Постепенно  его  дыхание  сделалось  чуть
ровнее и глубже. Опершись затылком о книжную полку, широко расставив ноги,
он ртом хватал воздух; глаза были закрыты. Постепенно он взял себя в  руки
и сел. Грегори глядел на него, не двигаясь с места.  Лицо  его  продолжало
гореть.
   - Уходи. Я прошу уйти, - хрипло сказал Сисс, не открывая глаз.
   Грегори словно в землю врос. Он молчал и ждал неведомо чего.
   - Нет? Значит, нет! - Сисс встал, внезапно  раскашлялся,  жадно  глотая
воздух. Потянулся, поправил ворот рубашки, который перед этим  расстегнул,
одернул пиджак и вышел в прихожую. Через минуту хлопнула наружная дверь.
   Грегори остался один в квартире. Он мог обшарить все ящики, весь  стол,
он даже подошел к нему, но знал, что  ничего  не  сделает.  Он  закурил  и
теперь ходил широким шагом от стены к стене. Он  вообще  не  способен  был
размышлять. Погасил сигарету, огляделся, покачал головой  и  направился  в
переднюю. Его плащ валялся на полу.  Подняв  его,  он  увидел,  что  спина
разорвана почти до половины, петля с клочком материала осталась на крючке.
Он стоял с плащом в руках, когда зазвонил  телефон.  Грегори  прислушался.
Телефон продолжал звонить. Он вернулся в комнату, подождал, пока  умолкнет
сигнал, но тот не  унимался.  "Слишком  много  угрызений  и  слишком  мало
последовательности, - подумал он. - Я тряпка. Нет, не  тряпка,  а  как  он
сказал? Червяк!" Он приложил трубку к уху.
   - Алло?
   - Это вы? Значит, все-таки... - Он узнал голос Шеппарда.
   - Да, это я. Как... как вы узнали, что  я  здесь?  -  спросил  Грегори.
Колени у него были как ватные, только сейчас он это почувствовал.
   - Где вы можете быть в двенадцать ночи, если дома вас  нет?  -  ответил
Шеппард. - Вы еще долго там пробудете? Сисс с вами рядом?
   - Нет. Его нет. Его вообще нет в квартире.
   - А кто дома? Сестра? - Голос Шеппарда зазвучал резче.
   - Нет, вообще никого...
   - Как это вы одни? Как вы туда  попали?  -  Голос  главного  инспектора
звучал неприязненно.
   - Мы пришли вместе,  но  он...  вышел.  У  нас  произошла...  наступило
роковое столкновение, - выговорил с огромным трудом Грегори. - Я... позже,
то есть завтра, когда смогу... впрочем, это не  важно.  Что-то  случилось?
Почему вы звоните?
   - Да, случилось. Уильямс скончался. Вы знаете, о ком я говорю?
   - Знаю.
   - Он пришел в себя перед смертью и хотел дать показания. Я пытался  вас
разыскать, даже прибег к помощи радио.
   - Я... простите, я не знал...
   - Не стоит извиняться. Его показания мы записали на пленку. Я хотел бы,
чтобы вы ознакомились с ними.
   - Сегодня?
   - А почему бы нет? Вы ждете Сисса?
   - Нет, нет... я как раз собирался уходить.
   - Вот и прекрасно. Вы можете прийти ко мне сейчас? Я  предпочел  бы  не
откладывать на завтра.
   - Могу прийти сейчас, - произнес Грегори без  энтузиазма.  Он  вспомнил
про плащ и поспешно добавил: - Я должен только заскочить домой. Это займет
полчаса.
   - Хорошо. Жду!
   Шеппард положил трубку.  Грегори  вернулся  в  переднюю,  поднял  плащ,
перекинул его через плечо и сбежал по лестнице. Заглянул во  двор:  серого
"крайслера" не было. За углом он поймал такси  и  поехал  к  "Савою",  там
пересел  в  "бьюик".  Остывший  двигатель  долго  не   желал   заводиться.
Вслушиваясь в урчание стартера, Грегори думал  только  об  одном:  что  он
скажет Шеппарду?
   У  дома  супругов  Феншоу  парковать  машины  запрещалось,  но  Грегори
пренебрег этим. Он побежал к подъезду по  мокрому  асфальту,  отражавшему,
как зеркало, далекие огни. Довольно долго  он  пытался  повернуть  ключ  в
замке, пока не понял с удивлением, что парадная дверь не  заперта.  Такого
еще никогда не бывало. Громадный холл не был погружен в  темноту;  он  был
заполнен колеблющимся полусветом, отблеск которого  то  угасал,  то  снова
разгорался на  сводчатом  перекрытии  высоко  над  лестницей.  Грегори  на
цыпочках проследовал до зала с зеркалами и замер на пороге.
   Там, где прежде стоял стол, находилось возвышение, покрытое коврами. По
обеим его  сторонам  горели  свечи,  ряды  которых  отражались  в  угловых
зеркалах.  Воздух  заполнял  запах  растаявшего  стеарина,  желтоватые   и
голубоватые язычки пламени хаотично подрагивали, одна  из  свечей  шипела.
Картина была столь неожиданная, что Грегори надолго замер,  вглядываясь  в
пустое пространство  между  рядами  свечей.  Он  медленно  поднял  взгляд;
казалось, он считает радужные искры, вспыхивающие  и  исчезающие  в  низко
висящей хрустальной люстре. Он огляделся, вокруг было пусто.
   Ему предстояло пройти через зал, он двинулся вдоль стены на носках, как
вор, задел ногой едва заметную, белую, тонкую,  скрученную,  как  пружина,
деревянную стружку. Возле открытых дверей он услышал приближающиеся  шаги.
Он заторопился в надежде, что успеет добраться до своей  комнаты,  избежав
встречи, и тут  увидел  впереди,  во  мраке,  дрожание  золотых  искр.  Из
коридора выплыла миссис Феншоу.  Она  двигалась  медленно,  на  ее  черное
платье была наброшена лиловая  шаль,  украшенная  золотыми  цехинами,  они
раскачивались при каждом движении. Грегори, не зная, как поступить,  хотел
обойти ее, но она не уступила дороги. Шла, точно слепая, и он вынужден был
податься назад. Он пятился, а она шла навстречу, словно не  замечала  его.
Грегори споткнулся о край ковра и остановился. Они были уже среди зеркал.
   - Моя жизнь! - зарыдала миссис Феншоу.  -  Жизнь  моя!  Все!  Все!  Его
увезли! - Она подступила  так  близко,  что  Грегори  ощутил  на  лице  ее
дыхание. - Он знал, что не выдержит, знал, знал и еще сегодня мне говорил!
Но все было как  обычно,  почему  так  не  могло  продолжаться  и  дальше?
Почему?! -  повторяла  она,  опаляя  его  дыханием,  пока  наконец  слова,
произносимые с душераздирающей  болью,  не  перестали  для  него  что-либо
значить.
   - О... не знаю...  правда  ли...  Я  страшно  сожалею...  -  беспомощно
бормотал Грегори, погружаясь в какой-то абсурд,  в  какое-то  непостижимое
несчастье, в театр неожиданных событий и подлинного отчаяния. Из-под шали,
в которую куталась миссис Феншоу, высунулась  темная,  скрюченная  рука  и
крепко схватила его за запястье.
   - Что случилось? Неужели мистер... мистер...  -  он  не  закончил.  Она
утвердительно закивала, беззвучно рыдая. - Ох, так внезапно,  -  промямлил
он.
   Это  словно  отрезвило  ее.  Она  посмотрела  на  него  с  напряжением,
пристально, почти с ненавистью.
   - Нет! Не внезапно! Не внезапно! Нет! Это длилось много лет, много лет,
но он постоянно отодвигал это от себя, мы вместе оттягивали, у  него  было
все самое лучшее, что может иметь человек. Я каждую ночь массировала  его,
а когда ему было плохо, до рассвета держала его за руку,  сидела  рядом  с
ним, он мог оставаться один только днем, днем он не нуждался  во  мне,  но
теперь ночь, ночь!!!
   Она снова страшно кричала, ее  голос  отзывался  неестественно  звонким
эхом. Надломленное, искаженное, оно неслось откуда-то из глубины дома,  из
мрачной анфилады комнат, открывавшейся за лестницей. "Ночь..."  -  гремело
над головой женщины.  Одной  рукой  она  судорожно  вцепилась  в  запястье
Грегори, другой  колотила  его  в  грудь.  Удивленный,  подавленный  такой
откровенностью, такой  искренностью  и  силой  отчаяния,  Грегори  начинал
понемногу осознавать происшедшее; он молча глядел  на  подвижные  огоньки,
освещавшие пустое, устланное коврами место в центре зала.
   - О Господи,  Господи!  О  Господи!  -  прокричала  миссис  Феншоу;  ее
возгласы потонули в  рыданиях.  Слезинка  блестящим  светлячком  упала  на
лацкан пиджака Грегори;  он  почувствовал  облегчение  от  того,  что  она
наконец заплакала. Вдруг миссис Феншоу  затихла  и  удивительно  спокойно,
чуть всхлипывая, произнесла: - Спасибо. Простите.  Идите,  сударь.  Идите.
Вам никто не будет мешать. О, никто! Никому, никому...
   При последних словах ее голос опять стал опасно смахивать  на  безумный
крик. Грегори испугался, но миссис Феншоу, плотнее запахнувшись в  складки
лиловой шали, направилась к дверям. Грегори  дошел  до  коридора  и  почти
побежал по нему, пока не нащупал рукой дверь своей комнаты.
   Старательно и крепко прикрыв ее за собой, он  зажег  лампу,  присел  на
стол и уставился на свет - до рези в глазах.
   Значит, мистер Феншоу  был  болен  и  умер?  Какое-то  продолжительное,
странное, хроническое заболевание? Она ухаживала за ним? Только  ночью?  А
днем? Днем он предпочитал оставаться один. Что у него  было?  Может  быть,
какие-то удушья? Она говорила про массажи. Что-то с нервами? И бессонница?
Возможно, что-то с сердцем? А ведь он казался здоровым. Во всяком  случае,
ничто не говорило о тяжелом недуге. Сколько лет ему могло быть?  Наверняка
под семьдесят. Когда же это произошло? Сегодня, то  есть  вчера.  Меня  не
было дома почти сутки; скорее всего,  это  произошло  утром  или  днем,  а
увезли его вечером. Иначе для чего понадобились бы эти свечи?
   Грегори согнул ноги: они начали затекать. "Значит, это объясняется так,
- размышлял Грегори. - Феншоу был болен,  ему  требовался  уход,  какие-то
длительные, сложные процедуры, а когда же она спала?.."
   Он вскочил на ноги, вспомнив, что Шеппард все еще его ждет.  Достал  из
шкафа старый плащ, оделся и на цыпочках вышел. Дом был погружен в  тишину.
В гостиной догорали свечи; в их замирающем свете он  сбежал  по  лестнице.
Все это продолжалось не более тридцати минут,  с  удивлением  отметил  он,
садясь за руль. Когда он проезжал возле Вестминстера, пробило час.
   Шеппард открыл ему сам, как и в первый раз. Они молча поднялись наверх.
   - Простите, что вам пришлось меня ждать, - сказал Грегори, вешая  плащ,
- но умер хозяин моей квартиры, и  я  должен  был...  э...  принести  свои
соболезнования.
   Шеппард холодно кивнул и  движением  руки  указал  на  открытую  дверь.
Комната не изменилась; при свете коллекция фотографий на стенах  выглядела
как-то  иначе,  и  Грегори  пришло  в  голову,  что  в  них   есть   нечто
претенциозное. Шеппард сел за  письменный  стол,  на  котором  возвышалась
груда бумаг и папок. Он довольно долго молчал. Грегори  был  еще  весь  во
власти атмосферы темного, затихшего дома - с внезапно умолкнувшей стеной у
кровати, с угасающими свечами. Он непроизвольно коснулся запястья, как  бы
стремясь стереть след прикосновения миссис Феншоу. Сидя напротив  главного
инспектора, он впервые за эту ночь ощутил страшную усталость. Ему внезапно
пришло в голову, что Шеппард ждет доклада о его визите к Сиссу. Эта  мысль
вызвала у него такое сопротивление, словно он  собирался  предать  кого-то
близкого.
   - Я сегодня весь вечер следил за Сиссом, - начал он не спеша и  пытливо
взглянул на Шеппарда. - Мне продолжать?
   - Думаю, это необходимо.
   Шеппард был само спокойствие.
   Грегори кивнул. Ему тяжело  было  рассказывать  о  том,  что  произошло
вечером, поэтому он старался хотя бы не  комментировать  событий.  Шеппард
слушал,  откинувшись  на  стуле,  только  однажды,  когда  он  услышал   о
фотографии, у него дрогнуло лицо.
   Грегори сделал паузу, но главный  инспектор  промолчал.  Когда  Грегори
закончил доклад и поднял голову, он увидел на лице Шеппарда улыбку, тотчас
исчезнувшую.
   - Итак, в конечном итоге  вы  располагаете  его  признанием,  -  сказал
Шеппард. - Но, как я понял, вы перестали  подозревать  Сисса  едва  ли  не
тогда, когда он оставил вас одного? Не так ли?
   Грегори удивился. Он сидел нахмурив брови, не зная, что  ответить.  Так
оно и было, хотя до сих пор он не отдавал себе в этом отчета.
   - Да, - буркнул  он.  -  Вероятно,  так.  Впрочем,  я  и  до  этого  не
рассчитывал на успех. Я действовал по инерции, прилип к этому  несчастному
Сиссу, - никого другого под рукой не было, я никого не  находил;  впрочем,
не знаю, возможно, я пытался его скомпрометировать. Может быть. Ради чего?
Ну, чтобы возвыситься в собственных глазах, - запутывался он все больше. -
Я понимаю, все это лишено смысла, - заключил он.  -  В  конечном  счете  я
ничего не знаю о Сиссе, не знаю даже того, что он может делать сейчас.
   - А вам хотелось бы знать? - сухо спросил Шеппард. - Возможно, вы нашли
бы Сисса на могиле его матери на кладбище  либо  на  Пикадилли  в  поисках
какой-нибудь юной проститутки. Примерно таков его диапазон.  Не  хотел  бы
вас поучать, но к  таким  переживаниям,  к  моральному  похмелью,  следует
всегда быть готовым. Что вы собираетесь делать дальше?
   Грегори пожал плечами.
   - Несколько недель назад я  подгонял  всех,  пугая  реакцией  прессы  и
общественности,  -  продолжал  Шеппард,  сгибая   и   разгибая   в   руках
металлическую линейку. - Однако  того,  чего  я  опасался,  не