Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
зил профессор,
обнаруживая плохое знание людей не академического круга.
Коммодор пришел ему на помощь.
- Чтение не отменяет покера, - сказал он. - А вообще я советую вам
иногда делать перерыв, этих карт надолго не хватит.
- Итак, с какой книги мы начнем? И кто будет читать? Я с
удовольствием почитаю вслух, но хорошо бы выделить кого-нибудь на смену.
- По-моему, не стоит тратить время на "Апельсин и яблоко", -
вступила мисс Морли. - Эта книжонка - просто дрянь, она... гм... почти
порнографическая.
- Откуда вы это знаете? - спросил Девид Баррет, англичанин, который
хвалил чай.
Ответом ему было возмущенное фырканье. Профессор Джаяварден
растерялся и озабоченно поглядел на коммодора, ища поддержки. Тщетно.
Ханстен пристально смотрел в другую сторону. Нельзя, чтобы пассажиры со
всем шли к нему. Пусть, насколько это возможно, обходятся своими силами.
- Отлично, - сказал наконец профессор. - Чтобы не спорить, начнем с
"Шейна".
Послышались протестующие возгласы: "Мы хотим "Апельсин и яблоко"!
Но профессор проявил неожиданную твердость.
- Это очень длинная книга, - ответил он, - мы вряд ли успеем ее
закончить до появления спасателей.
Джаяварден прокашлялся, окинул взглядом кабину, проверяя, есть ли
еще возражающие, затем начал читать очень приятным певучим голосом:
- Предисловие: "Роль вестернов в космический век". Автор профессор
английского языка Карл Адаме. В основу предисловия легли работы семинара
по критике в Чикагском университете.
Картежники еще не решились; один из них лихорадочно рассматривал
клочки бумаги, которые служили картами. Остальные пассажиры уселись
поудобнее. Глаза одних выражали скуку, других - интерес. Мисс Уилкинз
проверяла в камере перепада запасы провизии. Мягкий голос продолжал:
- "Одним из наиболее неожиданных литературных событий нашего
столетия оказалось возрождение, после полувековой опалы, жанра,
известного под названием "вестерн". Эти романы, действие которых четко
ограничено местом и временем - Земля, Соединенные Штаты Америки,
приблизительно 1865-1880 годы, - очень долго были в числе наиболее
популярных книг в мире. Появились миллионы вестернов, почти все
печатались в дешевых журнальчиках или выходили отдельными, скверно
оформленными книжонками. Но из этих миллионов некоторые произведения
обладали как литературной, так и документальной ценностью, хотя нужно
все время помнить, что авторы описывали события, происходившие задолго
до их рождения.
Когда в семидесятых годах девятнадцатого века человек начал
освоение Солнечной системы, границы американского Запада казались столь
смехотворно тесными, что читатель утратил к ним интерес. Разумеется, это
столь же нелогично, как если бы отвергли "Гамлета" на том основании, что
события, которые разыгрались в каком-то захолустном датском замке, не
могли иметь мирового значения. Однако за последние годы отмечается некий
обратный сдвиг. Мне известно из достоверных источников, что вестерны
стали наиболее популярным родом литературы в библиотеках межпланетных
лайнеров, бороздящих космос. Давайте же попытаемся доискаться причины
этого видимого парадокса, поищем звено, которое соединяет старый
американский Запад и новый Космос.
Пожалуй, для этого лучше отвлечься от наших современных научных
достижений и мысленно перенестись в чрезвычайно примитивный мир 1870-х
годов. Представьте себе огромную, теряющуюся в туманной дали равнину,
окаймленную мглистыми горами. По этой равнине невыносимо медленно ползет
караван громоздких фургонов. Караван охраняют вооруженные всадники, ведь
кругом индейская территория. Чтобы добраться до гор, фургонам
понадобится больше времени, чем лучшим современным лайнерам на перелет
Земля - Луна. Вот почему просторы прерий были для людей той поры столь
же обширны, сколь для нас просторы Солнечной системы. Это одно из
звеньев, соединяющих нас с вестернами; есть и другие, более важные.
Чтобы представить себе их, необходимо сперва рассмотреть роль эпического
в литературе..."
"Как будто все в порядке", - подумал коммодор. Больше часа читать
не стоит. За это время профессор управится с предисловием и прочтет
несколько глав романа. А там можно переключиться на что-нибудь другое,
лучше всего прервав чтение на особенно волнующем эпизоде, чтобы
слушателям не терпелось вернуться к книге.
Второй день в плену у лунной пыли начался гладко, настроение
хорошее. Но сколько еще дней впереди?..
Ответ на этот вопрос зависел от двух людей, которые - хотя их
разделяло пятьдесят тысяч километров - мгновенно прониклись взаимной
неприязнью. Отчет доктора Лоусона вызвал в душе главного инженера
противоречивые чувства. У этого астронома дурная манера разговаривать,
особенно если учесть, что юнец обращается к начальнику, который вдвое
старше его. "Он говорит со мной так, - думал Лоуренс сперва
снисходительно, но затем все более раздражаясь, - словно я глуповатый
ребенок, которому нужно все разжевывать..."
Выслушав Лоусона, главный инженер несколько секунд молча изучал
фотографии, переданные по телефаксу. Первая, снятая до восхода солнца,
выглядела убедительно - однако она еще ничего не доказывала. На снимке,
сделанном после восхода, не видно того, о чем говорил астроном. Быть
может, на оригинале что-нибудь и заметно, но поди положись на слово
этого неприятного молодого человека.
- Все это очень интересно, - сказал наконец Лоуренс. - Жаль только,
что вы не продолжали наблюдать после того, как сделали первый снимок.
Тогда у нас, наверное, были бы более убедительные данные.
Хотя критика была обоснована (а может быть, именно поэтому), Том
тотчас закусил удила.
- Если вы считаете, что другой справился бы лучше... - огрызнулся
он.
- Что вы, мне это и в голову не приходило, - миролюбиво ответил
Лоуренс. - Но что нам все это дает? Как ни мала точка, которую вы
указали, ее координаты могут колебаться в пределах полукилометра, а то и
больше. Боюсь, что на поверхности ничего не видно, даже при дневном
свете. Нельзя ли добиться большей точности?
- Можно. Это очень просто: надо применить ту же технику на
поверхности Луны. Обследуйте район инфракрасным локатором. Он тотчас
покажет все тепловые точки, даже если их температура всего на долю
градуса выше окружающей среды.
- Хорошая мысль, - сказал главный. - Я посмотрю, что можно сделать,
и свяжусь с вами, если мне нужно будет узнать еще что-нибудь. Благодарю
вас... доктор.
Лоуренс поспешно приложил трубку, вытер лоб и тут же попросил,
чтобы его снова соединили со спутником.
- "Лагранж-Два"? Говорит главный инженер Эртсайда. Начальника
станции, пожалуйста... Профессор Котельников? Это Лоуренс... Спасибо,
здоровье в порядке. Я только что говорил с вашим доктором Лоусоном...
Нет-нет, он ничего не сделал, только чуть не вывел меня из себя. Лоусон
искал наш пропавший пылеход, и ему кажется, что он обнаружил его. Мне
важно знать, насколько он компетентен?
В последующие пять минут главный инженер узнал довольно много о
молодом докторе Лоусоне; пожалуй, больше даже, чем ему полагалось по
чину, каким бы секретным ни был разговор. Воспользовавшись тем, что
профессор Котельников остановился перевести дух, Лоуренс сочувственно
заметил:
- Теперь понятно, почему вы с ним миритесь. Бедный юноша, я-то
думал, что сиротские приюты кончились с Диккенсом и двадцатым столетием.
Слава богу, что приют сгорел. Вы думаете, он его поджег? Ладно, это
неважно, вы сказали, что он превосходный наблюдатель, этого мне
достаточно. Большое спасибо. Навестили бы нас как-нибудь?
За полчаса Лоуренс связался с десятком различных точек на Луне. Он
собрал обширную информацию; теперь надо было действовать.
[Обсерватория "Платон".] Патер Ферраро считал, что догадка Лоусона
звучит вполне правдоподобно. Он и сам уже заподозрил, что очаг
лунотрясения находился под Морем Жажды, а не под Горами Недоступности.
Но доказать не может, так как Море Жажды глушит все колебания. Нет,
полной карты глубин еще не составили, прощупать все дно эхолотом -
слишком долгая и трудоемкая работа. Сам он кое-где опускал
телескопический щуп; везде глубина была меньше сорока метров. Средняя
глубина, по его расчетам, около десяти метров, вдоль берегов совсем
мелко. Инфракрасного детектора у него нет, но, может быть, астрономы
Фарсайда могут помочь?
["Достоевский".] К сожалению, инфракрасного детектора нет. Мы
работаем в полосе ультрафиолета. Попробуйте спросить "Верн".
["Берн".] О да, мы работали в инфракрасной полосе, несколько лет
назад делали спектрограммы красных гигантов. Но представьте себе - как
ни разрежена лунная атмосфера, она давала помехи! Пришлось перенести
исследования в космос. А вы запросите "Лагранж"...
После этого Лоуренс попросил Диспетчерскую сообщить ему расписание
кораблей, выходящих с Земли. Ответ его устраивал, но следующий шаг
требовал немалых расходов, которые мог разрешить только главный
администратор.
Великолепное качество Ульсена: он никогда не спорил без нужды с
подчиненными о том, что входило в их круг полномочий. Внимательно
выслушав Лоуренса, главный администратор сразу подвел итог:
- Если астроном угадал, - сказал он, - есть надежда, что они еще
живы.
- Не только надежда - я почти уверен в этом. Ведь Море мелкое,
значит, они не могли погрузиться очень глубоко. Давление на корпус не
так уж велико, вполне мог выдержать.
- И вы хотите, чтобы этот Лоусон помог в розысках. Главный инженер
развел руками.
- Хочу? Нет, я бы не хотел с ним сотрудничать. Но боюсь, нам без
него просто не справиться.
Глава 9
Командир грузового корабля "Аурига" бушевал, команда тоже, но
пришлось подчиниться. Через десять часов после вылета с Земли, в пяти
часах от Луны поступил приказ подойти к "Лагранжу". Потеря скорости,
дополнительные расчеты... И ко всему вместо Клавия садиться в этом
захолустье, Порт-Рорисе, чуть не на обратной стороне Луны. В разные
точки южного полушария полетели радиограммы, отменяющие обеды и
свидания...
В ста километрах от "Лагранжа-2" "Аурига" остановилась; вдали, весь
в оспинах, отороченный вдоль восточной кромки рябью гор, серебрился
почти полный диск Луны. Ближе ста километров к спутнику подходить
нельзя; помехи от аппаратуры ракеты да плюс излучение двигателей
нарушали работу чутких приборов космической станции. Только старомодным
ракетам на химическом горючем разрешалось пролетать вблизи от
"Лагранжа", на плазменные и атомные двигатели был наложен запрет.
С двумя чемоданами (в маленьком - одежда, в большом - приборы) Том
Лоусон покинул "Лагранж-2" на ракете местного сообщения и через двадцать
минут был на борту грузового лайнера; пилот не спешил, как ни торопили
его с "Ауриги". Нового пассажира встретили довольно холодно. Разумеется,
Лоусона приняли бы совсем иначе, если бы на борту знали о его задании,
но главный администратор приказал пока хранить все в секрете. Зачем
будить у родственников надежды, которые могут еще и не оправдаться?
Начальник "Лунтуриста" хотел немедленно известить печать - пусть видят,
что они делают все от них зависящее. Однако Ульсен твердо возразил:
- Подождем, что выйдет. А тогда - пожалуйста, приглашайте своих
друзей из информационных агентств.
Его распоряжение опоздало: на борту "Ауриги" был начальник отдела
"Интерплэнет Ньюс" Морис Спенсер, который летел к новому месту службы, в
Клавий. Спенсер еще не решил, считать ли это повышением после Пекина или
наоборот. Во всяком случае, перемена...
В отличие от остальных пассажиров, он ничуть не возмущался
переменой курса. Задержка не была ему помехой, напротив, газетчик всегда
рад необычному, оно вырывает из повседневности. Разве это не странно:
лайнер, следующий на Луну, теряет несколько часов и огромное количество
энергии ради того, чтобы подобрать какого-то угрюмого молодого человека
с двумя чемоданами. И почему вместо Клавия - Порт-Рорис? "Велели с
Земли, приказ сверху", - объяснил капитан. Похоже, он действительно
больше ничего не знает.
Словом, загадка. А загадки - хлеб Спенсера. Он попытался угадать, в
чем тут дело. И был очень недалек от истины.
Не иначе, это связано с пропавшим пылеходом, о котором было столько
толков на Земле как раз перед их вылетом. И этот ученый с "Лагранжа"
либо знает что-то о пылеходе, либо может помочь в розысках. Но почему
такая секретность? Какой-нибудь промах или скандал, который Лунная
администрация старается скрыть? Другой причины Спенсер не мог себе
представить.
Он не торопился заговаривать с Лоусоном и с удовольствием наблюдал,
какой отпор получили те из пассажиров, которые попробовали затеять
беседу с новичком. Морис Спенсер ждал своей поры, и она наступила за
тридцать минут до посадки.
Не случайно Спенсер оказался рядом с Лоусоном, когда велели занять
места в креслах и пристегнуть пояса перед торможением. Вместе с ними еще
пятнадцать пассажиров смотрели на телевизионный экран, на котором
стремительно приближающаяся Луна казалась даже ярче, чем в
действительности. В затемненной кабине было словно внутри старинной
камеры-обскуры; конструкторы космических кораблей наотрез отказались
делать обзорные окна, считая их слишком уязвимыми.
Ландшафт быстро разросся, и картина была великолепная,
незабываемая, но Спенсер смотрел на нее вполглаза. Его занимало лицо
соседа, этот орлиный профиль, который можно было различить в слабом
свете экрана.
- Кажется, где-то там, - заговорил он будто невзначай, - пропал
корабль с туристами?
- Да, - не сразу ответил Том.
- Я совсем плохо знаю географию Луны... Вы не слыхали, в каком
месте это случилось?
Морис Спенсер давным-давно открыл, что можно извлечь информацию
даже из самого необщительного человека. Нужно только внушить
собеседнику, что он делает вам одолжение; и ведь так лестно козырнуть
своей осведомленностью. Эта уловка приносила успех в девяти случаях из
десяти, она помогла и теперь.
- Они находятся вот там, - сказал Том Лоусон, показывая на середину
экрана. - Вот Горы Недоступности, их со всех сторон окружает Море Жажды.
Спенсер с неподдельным трепетом смотрел на мчащиеся прямо на них
черно-белые горы. Как бы пилот - будь то человек или автомат - не
подвел: очень уж быстро они падают. Но тут он заметил, что горы вместе с
окружающим их серым пятном уходят вправо. Значит, ракета поворачивает к
точке, которая находится где-то в левой части экрана. Слава богу, там
вроде поровнее.
- Порт-Рорис, - вдруг по своему почину заговорил Том, и Спенсер
увидел слева черное пятнышко. - Мы идем туда.
- Вот и хорошо! Не люблю садиться в горах, - отозвался газетчик,
направляя разговор в нужное ему русло. - Если этих бедняг занесло в этот
хаос, пиши пропало, не найдут. К тому же их как будто накрыло лавиной?
Том снисходительно усмехнулся:
- Вот именно: как будто.
- Что, разве это не так?
Том Лоусон спохватился, что сказал лишнее.
- Больше ничего не могу вам сообщить, - ответил он все так же
заносчиво и высокомерно.
Спенсер не стал наседать. Он услышал достаточно, чтобы решить:
Клавий подождет, сейчас важнее Порт-Рорис.
Он окончательно утвердился в своем намерении, когда - не без
зависти - увидел, как доктор Том Лоусон за три минуты прошел врачебный,
таможенный, иммиграционный, валютный и все прочие виды контроля.
Если бы кто-нибудь посторонний подслушал, что происходит в кабине
"Селены", он был бы весьма озадачен. Корпус пылехода отзывался далеко не
мелодичными звуками на нестройный хор голосов. Двадцать один человек,
всяк на свой лад, пели:
- С днем рождения!
Когда смолк шум, коммодор Ханстен спросил:
- Кто еще, кроме миссис Уильямс, вспомнил, что родился как раз
сегодня? Я понимаю, некоторые дамы, достигнув известного возраста,
становятся скрытными...
Больше никто не признался, но сквозь всеобщий смех пробился голос
Данкена Мекензи:
- Кстати, о днях рождения: я не раз выигрывал пари на них. В году
триста шестьдесят пять дней - сколько людей надо собрать вместе, чтобы
вероятность того, что двое из них родились в один день, оказалась больше
пятидесяти процентов?
Короткая пауза, все обдумывали вопрос, потом кто-то ответил:
- По-моему, надо триста шестьдесят пять разделить пополам. Выходит,
сто восемьдесят человек.
- Ответ естественный - и неверный. Достаточно двадцати пяти
человек.
- Ерунда! Двадцать пять дней из трехсот шестидесяти пяти... Не
получится такого соотношения!
- Простите, но это так. А если собрать больше сорока человек,
девяносто шансов из ста за то, что у двоих совпадет день рождения. Нас
только двадцать два, но давайте попробуем? Вы не против, коммодор?
- Нисколько. Я обойду кабину и опрошу каждого.
- Нет, нет, - возразил Мекензи. - Кто-нибудь может смошенничать.
Даты надо записывать, чтобы никто не подслушал чужих ответов.
Кто-то пожертвовал почти чистым листком из туристской брошюры,
листок разорвали на двадцать две части и клочки раздали. Когда они были
собраны, оказалось, что Пат Харрис и Роберт Брайен родились 23 мая. Все
удивлялись, а Мекензи торжествовал.
- Чистое совпадение! - заключил один скептик, и тотчас несколько
пассажиров затеяли жаркий математический спор.
Женщин этот предмет не увлекал - то ли их не занимала математика,
то ли они избегали говорить о днях рождения.
Наконец коммодор решил, что пора переключиться на другую тему.
- Дамы и господа! Перейдем к следующему пункту нашей программы. Мне
приятно сообщить вам, что Комиссия по развлечениям в составе миссис
Шастср и профессора Джая... словом, нашего уважаемого профессора,
придумала шутку, которая обещает нам немало веселых минут. Они
предлагают учредить суд и устроить перекрестный допрос каждого из
присутствующих. Задача суда - выяснить: почему мы избрали для
путешествия именно Луну? Конечно, среди вас могут оказаться такие, что
не пожелают отвечать. Кто знает, может быть, половина из вас скрывается
от полиции или от собственных жен. Пожалуйста, можете отказаться, но не
обижайтесь, если мы из этого сделаем нелестный для вас вывод. Ну, как,
понравилось наше предложение?
Одни восприняли его восторженно, другие ироническими возгласами
выразили свое неодобрение, но никто не восстал решительно против, и
коммодор приступил к делу. Как-то само собой вышло, что его избрали
председателем суда, а Ирвинга Шастсра назначили прокурором.
Первый ряд кресел повернули лицом к кабине. Здесь заняли места
председатель и прокурор. Когда все было готово и секретарь суда (то есть
Пат Харрис) призвал присутствующих к порядку, председатель взял слово.
- Сейчас мы не решаем вопрос о виновности, - сказал он, с трудом
сохраняя на лице серьезность. - Нам нужно определить, есть ли состав
преступления. Если кто-либо из свидетелей сочтет, что мой ученый коллега
оказывает на него давление, он может апеллировать к суду. Прошу
секретаря пригласить первого свидетеля.
- Э-з, гм... ваша честь, а к