я постараюсь больше такого не делать.
   - Х-х-х.
   - Брррап! - громко сказал мой анус, удивив даже меня и отца.  Он  положил
журнал и уставился в пространство над моей  головой,  мудро  улыбаясь,  а  я
кашлянул и хлопнул полой халата, сделав вид,  что  ничего  не  случилось.  Я
увидел, как ноздри моего отца двинулись и задрожали.
   - Лагер и виски, а? - сказал он, кивая, и снова взял журнал.
   - Я покраснел и заскрипел зубами, радуясь, что он спрятался за глянцевыми
страницами. Как он это делает?
   - Ох. Между прочим, - сказал я. - Надеюсь, ты не возражаешь, но я  сказал
Джеми о побеге Эрика. Отец взглянул на меня поверх журнала, покачал  головой
и продолжил чтение.
   - Идиот, - сказал он.

7

   Вечером, после того, как я скорее перекусил,  чем  поел,  я  поднялся  на
чердак  и  посмотрел  в  телескоп  на  остров,  убедился  в  его  целости  и
сохранности  во  время  моего  отдыха.  Все  выглядело  спокойно.  Я  слегка
прогулялся по прохладе вдоль пляжа на южный конец острова и обратно, позже я
сидел дома и  смотрел  телевизор;  начался  дождь,  принесенный  ветром,  он
шелестел за окном.

8

   Я уже лег спать, когда зазвонил телефон. Я еще не совсем заснул, когда он
зазвонил, поэтому я быстро вскочил и побежал  вниз,  чтобы  опередить  моего
отца. Я не знал, лег ли он уже или нет.
   - Да? - сказал я, запыхавшись, заталкивая  рубашку  от  пижамы  в  штаны.
Гудки, потом голос на другом конце провода вздохнул:
   - Нет.
   - Что? - нахмурившись, сказал я.
   - Нет, - сказал голос.
   - А? - сказал я. Я даже не был уверен, Эрик ли это был.
   - Ты сказал да, я сказал нет.
   - Что бы ты хотел услышать?
   - Портнейл, 531.
   - О'кей. Портнейл, 531. Алло?
   - О'кей. Пока, - в трубке  засмеялись,  и  зазвучал  отбой.  Я  осуждающе
посмотрел на трубку и положил ее. Я заколебался. Телефон опять  зазвонил.  Я
схватил трубку на середине первого звонка.
   - Да? - начал я - гудок - я подождал, пока он не закончился и  сказал.  -
Портнейл, 531.
   - Портнейл, 531, - сказал Эрик. То есть я думал, это был Эрик.
   - Да, - сказал я
   - Да что?
   - Да, это Портнейл, 531.
   - Но я думал, это Портнейл, 531.
   - Это здесь. Кто это? Это ты??
   - Это я. Это Портнейл, 531?
   - Да! - закричал я.
   - И кто у телефона?
   - Франк Колдхейм, - сказал я, стараясь быть спокойным. - Кто это?
   - Франк Колдхейм, - сказал Эрик. Я посмотрел вверх и вниз по лестнице, но
моего отца не увидел.
   - Привет, Эрик, - сказал я, улыбаясь.  Я  решил,  что  бы  не  случилось,
сегодня я его не рассержу. Я  лучше  положу  трубку,  чем  скажу  что-то  не
правильное. И  мой  брат  разнесет  вдребезги  еще  одну  телефонную  будку,
собственность Почты.
   - Я только что сказал тебе - меня зовут  Франк.  Почему  ты  зовешь  меня
Эрик?
   - О, не прикидывайся, Эрик, я узнал твой голос.
   - Я - Франк. Прекрати меня называть Эриком.
   - О'кей. О'кей. Я буду называть тебя Франк.
   - А ты кто?
   Я подумал.
   - Эрик? - нерешительно спросил я.
   - Ты же только что сказал тебя зовут Франк.
   - Ну, - вздохнул я, опершись о стену одной рукой и гадая о  том,  что  бы
сказать. - Это было?Это была шутка. О, Боже, я не знаю, -  я  состроил  рожу
трубке и ждал, пока Эрик что-нибудь скажет.
   - Ладно, Эрик, - сказал Эрик. - Какие у тебя новости?
   - Ох, ничего особенного. Вчера вечером я ходил в паб. Ты звонил вчера?
   - Я? Нет.
   - Ох. Отец сказал, кто-то звонил. Я подумал, это мог быть ты.
   - Почему я должен был звонить?
   - Ну, я не знаю, - я пожал плечами, - по той же причине,  по  которой  ты
звонишь сегодня. По какой угодно.
   - Ну, а как ты думаешь, почему я звоню сегодня?
   - Не знаю.
   - Господи  Иисусе,  ты  не  знаешь,  почему  я  звоню,  ты  не  уверен  в
собственном имени и мое  имя  назвал  не  правильно.  Ты  не  много  знаешь,
правда?
   - О, Боже, - сказал я больше для себя, чем для Эрика. Я  чувствовал,  как
диалог двигался в не правильном направлении.
   - Ты не собираешься спросить, как у меня дела?
   - Да, да, - сказал я. - Как у тебя дела?
   - Ужасно. А ты как?
   - О'кей. Почему ужасно?
   - Тебе все равно.
   - Нет, мне не все равно. Что случилось?
   - Ничего интересного для тебя. Спроси о чем-нибудь  другом,  например,  о
погоде, о молодежной моде или где я сейчас. Я знаю, тебе все  равно,  как  я
себя чувствую.
   - Нет, мне не все равно. Ты - мой брат. Мне не может быть  все  равно,  -
запротестовал я. В ту же секунду  я  услышал,  как  открылась  дверь  кухни,
секундой  позже  внизу  лестницы  появился  отец  и,  взявшись  за   большой
деревянный шар на вершине перил первого пролета, он стоял и смотрел на меня.
Он поднял голову и слегка наклонил  ее  к  плечу,  чтобы  лучше  слышать.  Я
пропустил начало ответа Эрика, и услышал только:
   - ?как я себя чувствую. Каждый раз, когда я звоню, одно и то же. "Где  ты
сейчас?". Вот и все, что тебя интересует, тебя не интересует состояние  моей
головы, только тела. Я не знаю, почему я до сих пор звоню. С тем же  успехом
я мог бы себя не утруждать.
   - Хм. Хорошо. Ты прав, - сказал я, посмотрев на отца  и  улыбнувшись.  Он
стоял, молчащий и неподвижный.
   - Видишь? Все, что ты можешь сказать : "Где  ты  сейчас?".  Заметно,  как
тебе не все равно.
   - Нет. Наоборот, - сказал я, потом немного отодвинул  трубку  ото  рта  и
закричал моему отцу. - Это опять Джеми, папа!
   - ?почему я пытаюсь, я не знаю, в самом деле? -  Эрик  болтал  в  трубке,
очевидно, безразличный к сказанному мной.  Отец  тоже  меня  проигнорировал,
оставшись в той же позиции - голова набок. Я облизал губы и сказал:
   - Слушай, Джеми?
   - Что? Видишь? Ты опять забыл мое имя. Так почему...?
   - Мы должны привести  туда  моего  отца,  вот  он  здесь,  -  я  прошипел
последние два слова, - и купить ту старую машину, на которой я смогу  ездить
по песку.
   - Ты говоришь ерунду. Я никогда не водил  никакую  машину  по  песку.  Ты
опять забыл, кто я, - сказал Эрик, не слушая меня.  Я  отвернулся  от  моего
отца и смотрел в угол, тяжело вздыхая и шепча, отвернувшись от трубки, -  О,
Боже.
   - Да, да, правильно, Джеми, безнадежно продолжал я.  -  Брат  идет  сюда,
насколько я знаю. Я и отец надеемся, Эрик в порядке.
   - Ты маленький ублюдок! Ты так говоришь, как будто меня здесь нет.  Боже,
как я это ненавижу! Ты со мной  так  не  поступишь,  правда,  мой  маленький
огонек? - его голос  опять  стал  дальше,  и  я  услышал  звуки,  издаваемые
собакой, точнее, издаваемые щенком. Я начал потеть.
   Я услышал шаги внизу, потом выключился свет на кухне. Шаги приблизились и
застучали по лестнице. Я обернулся и улыбнулся отцу.
   - Ну, верно, Джеми, - жалко сказал я, иссякнув метафорически, и с горлом,
пересохшим буквально.
   - Не виси долго на телефоне, - сказал, проходя  мимо,  отец  и  продолжил
подниматься по лестнице.
   - Хорошо, папа, - весело  закричал  я,  начиная  ощущать  боль  где-то  в
области желудка, она всегда появляется у  меня,  когда  ситуация  становится
особенно тяжелой и я не вижу выхода из нее.
   - Аааооо!
   Я рванул трубку от уха и посмотрел на нее. Я  не  мог  понять,  Эрик  или
собака издали этот вопль.
   - Алло? Алло? - лихорадочно зашептал я, посмотрев  вверх  и  увидев,  как
тень моего отца сползла со стены этажом выше.
   - Хаааоооввваааоооовв! - раздался крик из трубки. Я задрожал и  дернулся.
Боже мой, что он делал с животным. Потом я услышал щелчок и крик,  вроде  бы
проклятие, и звук упавшей и ударившейся  о  стену  трубки.  -  Ты  маленький
ублюдок! Ах! Дерьмо! Твою мать! Вернись, ты маленький?
   - Алло! Эрик! То есть Франк! То есть? Алло! Что случилось? -  зашипел  я,
посмотрев вверх, присев на корточки около телефона и прикрывая рот свободной
рукой. - Алло?
   Потом был звук чего-то упавшего, крик: "Это ты виноват!" близко к трубке,
потом еще удар. Я слышал неясные звуки, но, даже напрягая  слух,  я  не  мог
понять, что слышу - это могло быть просто шумами на линии. Я  размышлял,  не
положить ли трубку и уже почти это сделал, когда опять услышал голос  Эрика,
он бормотал, но я не мог ничего разобрать.
   - Алло? Что? - спросил я.
   - Ты еще здесь? Маленький ублюдок убежал. Твоя вина. Иисусе, да на что ты
годен?
   - Извини, - искренне сказал я.
   - Слишком поздно. Он укусил меня, дерьмо. Но я  его  поймаю.  Ублюдок,  -
зазвучали гудки. Я услышал, как он бросил еще монету. - Думаю, ты счастлив.
   - Счастлив, почему?
   - Счастлив из-за побега чертовой собаки, задница.
   - Что? Я? - запнулся я.
   - И не пытайся сказать, будто жалеешь, что она убежала.
   - Ах?
   - Ты нарочно это сделал! - закричал Эрик . - Ты нарочно  это  сделал!  Ты
хотел, чтобы он сбежал! Ты не хотел, чтобы я с кем-нибудь играл! Ты  хочешь,
чтобы собака была счастлива сама с собой,  а  не  со  мной!  Ты  дерьмо!  Ты
ублюдок!
   - Ха-ха, неуверенно засмеялся я. - Спасибо за звонок э?Франк. Пока,  -  я
бросил трубку и секунду  постоял,  поздравляя  себя  с  тем,  как  хорошо  я
вывернулся, если учесть все обстоятельства.
   Я вытер лоб, который немного вспотел и посмотрел вверх в  последний  раз,
теней на стене не было. Я покачал головой и взбежал по  лестнице.  Дошел  до
верхней ступеньки, и тут снова зазвонил телефон. Я замер. Если  я  отвечу?Но
если я не отвечу, тогда отец?
   Я сбежал вниз, поднял  трубку,  услышал  звук  опускаемых  монет,  потом:
"Ублюдок!", несколько оглушительных ударов пластика о  металл  и  стекло.  Я
закрыл глаза и слушал гром ударов, пока один особенно громкий не  закончился
низким гудением, которое обычно не издают телефоны. Я опять положил  трубку,
повернулся, посмотрел вверх и устало пошел в свою комнату.

9

   Я лежу в  кровати.  Скоро  мне  придется  разобраться  с  проблемой.  Это
единственный выход. Я должен повлиять  на  него,  используя  первопричину  -
самого Старого Сола. Требуется сильнодействующее средство, а  иначе  Эрик  в
одиночку разрушит Шотландскую Телефонную Сеть и расправится с собаками  всей
страны. Но для начала мне придется проконсультироваться с Фабрикой.
   Это не моя вина, но я завяз по  уши  и  я  способен  что-то  предпринять,
используя череп старой собаки, помощь Фабрики и удачу.  Насколько  мой  брат
будет восприимчив к любым флюидам, которые я пошлю, был вопрос, о котором  я
предпочитал не думать, если учесть состояние его мозгов,  но  я  должен  был
действовать.
   Я надеялся: щенок убежал. Черт, я не виню всех собак за мою инвалидность.
Старый Сол был бандит, Старый Сол вошел в семейную историю и мою собственную
мифологию как Кастратор, но благодаря маленьким грызунам, перелетавшим через
залив, он был в моей власти.
   Эрик - настоящий сумасшедший, даже если он мне и  брат.  Ему  повезло,  у
него есть кто-то нормальный, кто его любит.

6: Земля Черепа

1

   Когда Агнесс Колдхейм,  на  восьмом  с  половиной  месяцем  беременности,
приехала на своем BSA500 с загнутыми ручками руля и красным глазом  Саурона,
нарисованным на бензобаке, отец по понятным причинам не был  сильно  рад  ее
видеть. Она бросила его почти сразу после моего рождения, оставила с  орущим
младенцем на руках. Исчезнуть на три года, прожить  без  телефонного  звонка
или открытки и потом ворваться через мост -  резиновые  ручки  чуть-чуть  не
цеплялись за стороны моста - с чьим-то ребенком или детьми и ожидать,  будто
отец пригласит ее  в  дом,  накормит,  будет  сиделкой,  примет  роды,  было
самонадеянно.
   Мне тогда было три года, и я почти ничего  не  помню.  На  самом  деле  я
ничего и не помню, воспоминания до трех лет отсутствуют. Но у  меня  на  это
есть уважительные причины. Из обрывков, которые я смог собрать,  когда  отец
решал поделиться информацией,  я  смог  сложить,  как  мне  кажется,  точную
картину происшествия. Миссис Клэмп тоже периодически подавала  детали,  хотя
на них можно положиться не больше, чем на рассказы моего отца.
   Эрика не было на острове, он был у Стоувов в Белфасте.

2

   Агнесс, загорелая, огромная, вся такая в бусах и  ярком  кафтане,  полная
решимости родить в позе лотоса (в  которой,  утверждала  она,  и  был  зачат
младенец), говоря омм, отказалась отвечать на вопросы моего отца о том,  где
она была три года и с  кем.  Она  посоветовала  ему  не  быть  собственником
относительно ее и ее тела. Она чувствует себя хорошо и беременна; вот и все,
что ему нужно знать.
   Агнесс удобно устроилась в комнате, которая когда-то была их совместной с
моим отцом спальней, несмотря на его протесты.  Был  ли  он  втайне  рад  ее
возвращению или у него была глупая идея уговорить ее остаться, я не знаю. Не
думаю, что он на самом деле такая уж сильная личность,  несмотря  на  темную
мистическую ауру, которую он излучает, когда хочет  произвести  впечатление.
Подозреваю, очевидно целеустремленный характер моей матери подчинил  его.  В
любом случае, она получила, чего добивалась и хорошо жила пару недель в лето
любви, мира и тому подобного.
   У моего отца тогда было все в порядке с обеими ногами, и ему пришлось  их
использовать, бегая вверх и вниз из кухни или холла  в  спальню  и  обратно,
когда Агнесс звенела колокольчиками, вшитыми в расклешенные штанины джинсов,
перекинутых через спинку стула,  который  стоял  около  кровати.  Плюс  отец
должен был смотреть за мной. Я везде совал свой нос и проказничал, как любой
нормальный, здоровый трехлетний мальчик.
   Как я уже сказал, я ничего не помню, но мне сказали,  будто  бы  я  любил
Старого Сола, кривоногого, белого, древнего бульдога, которого держал отец -
как мне сказали - потому что пес был такой безобразный и  не  любил  женщин.
Еще он не любил мотоциклы и обезумел, когда Агнесс приехала  в  первый  раз,
Сол лаял и атаковал мотоцикл. Агнесс отфутболила пса так,  что  он  пролетел
через весь сад и, скуля, убежал в дюны и пришел обратно только  после  того,
как Агнесс перестала появляться во дворе и лежала в  постели.  Миссис  Клэмп
настаивает, будто отец  должен  был  усыпить  собаку  за  несколько  лет  до
случившегося, но я думаю,  слюнявый,  желтоглазый,  подслеповатый,  пахнущих
рабой старый пес отцу был симпатичен именно своим уродством.
   Агнесс начала рожать около полудня, в горячий, неподвижный день, потея  и
говоря омм, отец кипятил воду и разные нужные штуки, Миссис  Клэмп  вытирала
лоб Агнесс и, наверное, рассказывала обо  всех  знакомых  женщинах,  которые
умерли во время родов. Я играл во дворе, бегал в шортах, вероятно, довольный
ее беременностью, потому как я получил свободу делать,  что  душе  угодно  в
саду и в доме, освободившись от надзора моего отца.
   Я не знаю, сделал ли я что-то, раздразнившее Старого Сола, жара ли довела
его до особенной злости или, как говорит  Миссис  Клэмп,  приехавшая  Агнесс
ударила его по голове. Но маленький, склонный к  проказам,  грязный,  бойкий
малыш, которым был я, вполне мог устроить какую-нибудь проказу с собакой.
   Случилось это в саду, там, где позднее, когда  у  отца  случился  приступ
любви к вкусной и здоровой пище, выращивали овощи. Моя мать  тяжело  дышала,
стонала, толкала где-то за час до появления младенца, за ней смотрели Миссис
Клэмп и отец, когда все трое  (минимум  двое,  полагаю,  Агнесс  могла  быть
отвлечена другими мыслями) услышали сумасшедший лай и высокий, ужасный крик.
   Отец бросился к окну, выглянул в сад,  закричал  и  выбежал  из  комнаты,
оставив Миссис Клэмп с вытаращенными глазами.
   Он выбежал в сад и взял меня на  руки.  Вернулся  в  дом,  позвал  Миссис
Клэмп, положил меня на кухонный стол  и  попытался  остановить  кровотечение
полотенцами. Миссис Клэмп была в неведении и ярости, но принесла  лекарства,
которые он потребовал, потом почти упала в обморок, увидев  кровавое  месиво
между моих ног. Отец взял у нее аптечку и приказал вернуться к моей матери.
   Я пришел в сознание через час и лежал в постели, накачанный  лекарствами,
обессиленный потерей крови, а отец пошел с ружьем, которое у него тогда  еще
было, искать Старого Сола.
   Он его нашел через пару  минут,  даже  не  выходя  из  дома.  Старый  пес
прятался около двери погреба, в прохладной тени под лестницей. Сол скулил  и
дрожал, моя юная кровь смешалась со слюной и слизью из глаз на его  обвисшей
морде, он зарычал и посмотрел вверх, дрожа и моля, на  моего  отца,  который
поднял и задушил его.
   Я заставил моего отца рассказать все это, еще он добавил, якобы в  ту  же
секунду, когда он выдавил последнюю каплю  жизни  из  дергающегося  пса,  он
услышал крик сверху, внутри дома, это был мальчик, которого они назвали  Пол
. Какая извращенная мысль  пришла
тогда в голову моего отца и заставила его  выбрать  такое  имя,  я  даже  не
берусь вообразить, но именно его Энгус выбрал для своего  нового  сына.  Имя
ему пришлось выбирать одному, Агнесс не осталась в доме надолго. Два дня она
выздоравливала, выразила шок и ужас по поводу случившегося  со  мной,  потом
села на свой мотоцикл и уехала. Отец пытался ее остановить,  встав  на  пути
мотоцикла перед мостом, она переехала моего отца и  очень  неудачно  сломала
ему ногу.
   Так Миссис Клэмп пришлось ухаживать  и  за  моим  отцом,  а  он  запретил
старушке пригласить любого другого доктора, и сам загипсовал свою ногу, хотя
и не совсем правильно, чем и объясняется его хромота. Миссис Клэмп вынуждена
была на следующий день после отъезда матери Пола  отнести  новорожденного  в
местный госпиталь. Отец протестовал, но как заметила Миссис Клэмп, у  нее  и
без нуждающегося в постоянном уходе младенца было достаточно хлопот с  двумя
прикованными к постели инвалидами.

3

   Я рассказал о  последнем  визите  моей  матери  в  дом  и  на  остров.  В
результате него она оставила одно существо мертвым, одно родившимся  и  двух
пожизненных инвалидов. Неплохо для двух недель в клевое лето психоделической
любви, мира и всеобщего благоденствия.
   Старого Сола закопали на склоне за  домом,  позднее  я  назвал  то  место
Землей Черепа. Отец утверждает, будто он разрезал пса и нашел мои  крохотные
гениталии в желудке, но не говорит, что он с ними сделал.
   Пол был Солом. Такой враг был - должен был быть - достаточно изворотливым
для успешного переселения в мальчика. Вот почему отец  выбрал  это  имя  для
моего младшего брата. Мне просто повезло вовремя заметить и исправить его  в
юном возрасте, а не то Бог знает,  кем  бы  стал  ребенок,  одержимый  душой
Старого Сола. Удача, шторм, я представил его Бомбе и закончил его игру.

4

   А зверьки - бурундуки, белые мыши и хомяки -  должны  были  умереть  свей
грязной смертью,  чтобы  я  смог  достать  череп  Старого  Сола.  Я  стрелял
грызунами через залив в грязь на  дальней  стороне  для  следующих  за  этим
похорон. Отец не  разрешил  бы  мне  копаться  на  нашем  кладбище  домашних
животных, поэтому грызунам пришлось умереть в шутовских костюмах из половины
воланчика для бадминтона.  Я  покупал  воланчики  в  спортивном  магазине  и
отрезал от них резиновый наконечник, потом  втискивал  протестующую  морскую
свинку (я использовал одну ради принципа,  но  вообще-то  они  были  слишком
большие и дорогие) сквозь пластиковую воронку, пока  она  не  сидела  вокруг
талии зверя как платьице. Снарядив грызунов  в  полет,  я  стрелял  ими  над
грязной водой, они находили свою удушающую  кончину,  потом  я  их  хоронил,
используя в качестве гробов большие спичечные  коробки,  которые  мы  всегда
держали у газовой плиты, и  которые  я  много  лет  собирал,  держал  в  них
игрушечных солдатиков, строил из них модели домов и так далее.
   Я сказал моему отцу, что пытаюсь перебросить грызунов на большую землю, а
те, которые я хоронил,  те,  которые  не  долетели,  были  жертвами  научных
экспериментов. Сомнительно, что мне нужен был подобный предлог, отец никогда
не был обеспокоен страданиями низших форм жизни, несмотря  на  свое  прошлое
хиппи, наверно, из-за своего медицинского образования.
   Естественно,  я  вел  учет,  у  меня  все  запис