емь.
Убийство произошло через два с лишним года после того, как  я  избавился  от
Блиса, это время мне понадобилось, чтобы найти способ упокоить  и  Пола.  Не
то, чтобы у меня были к нему претензии, простоя знал - он не должен жить.  Я
никогда не смог бы освободиться от пса, пока Пол  не  исчез  (Эрик,  бедный,
добрый, умный, но неосведомленный Эрик думает, что я не освободился  от  нее
до сих пор, и я не могу ему рассказать, почему я свободен).
   Пол и я шли в северном направлении вдоль побережья в тихий, ясный осенний
день, который установился после яростного  шторма  предыдущей  ночью.  Шторм
сорвал куски шифера с крыши нашего дома,  вырвал  несколько  деревьев  около
овечьего сарая и даже порвал один из кабелей  подвесного  моста.  Отец  взял
Эрика убирать и чинить, а я убрал себя и Пола из-под их ног.
   Мы всегда хорошо ладили с Полом. Вероятно. Я давно знал, что он ненадолго
в нашем  мире,  и  я  пытался,  чтобы  он  повел  отпущенное  ему  время  по
возможности приятно, обращаясь с ним лучше,  чем  большинство  парней  ведут
себя со своими младшими братьями.
   Мы увидели большие изменения, вызванные штормом, как только мы  дошли  до
реки, обозначающей конец острова.  Она  сильно  раздулась,  прорыв  в  песке
огромные ущелья, коричневые потоки воды продолжали вырывать куски из берегов
и уносить их. Нам с Полом пришлось дойти почти до моря при отливе,  пока  мы
смогли ее перейти. Мы пошли дальше, я держал Пола за руку, в  душе  моей  не
было зла. Пол пел себе под нос и задавал вопросы вроде тех,  которые  обычно
задают дети, например, почему всех птиц не унесло во время шторма  и  почему
море не наполнилось водой до краев, если река течет так быстро.
   Мы медленно шли по песку, останавливаясь посмотреть на интересные  штуки,
которые вымыло из песка, так постепенно закончился  пляж.  Там,  где  раньше
песок непрерывной золотой  линией  тянулся  до  горизонта,  в  тот  день  мы
заметили, как появлялись камни, их становилось больше и больше, пока дюны не
стали смотреть на каменный берег. Ночной шторм смыл весь  песок  от  реки  и
дальше мест, названия которых я знал, дальше тех, где я когда-нибудь  бывал.
Выглядело это все впечатляюще, я сначала даже немного  испугался,  очень  уж
большое изменение в облике острова. Но я вспомнил, как отец рассказывал  мне
о подобном, песок  всегда  возвращается  обратно  за  несколько  недель  или
месяцев.
   Пол радостно бегал, прыгал с камня на камень и бросал гальку в лужи между
камнями. Озерца среди камней были для него новинкой. Мы шли  по  разоренному
пляжу,  находя  интересные  куски  плавника  и  в  конце  концов  пришли   к
заржавевшей штуке, я издалека принял за цистерну для воды или полузасыпанное
каноэ. Штука выглядывала на полтора метра из кучи песка, поднимаясь  из  нее
почти под прямым углом. Пол пытался поймать рыбку в луже, а  я  рассматривал
находку.
   Недоумевая, я дотронулся до тонкого цилиндра, чувствуя в ней что-то очень
спокойное и сильное, хотя и не  зная,  почему.  Потом  я  отступил  назад  и
посмотрел на цилиндр. Его форма стала мне понятна, и я смог грубо прикинуть,
какая часть цилиндра еще погребена в  песке.  Это  была  стоящая  на  хвосте
бомба.
   Я осторожно вернулся к бомбе, стал ее осторожно  поглаживать  и  издавать
утешающие звуки. Она была красная от ржавчины и черная от разложения,  пахла
сыростью и отбрасывала конусовидную тень. Я пошел вдоль линии тени по песку,
через камни  и  обнаружил  себя  смотрящим  на  маленького  Пола,  счастливо
плескавшегося в луже, бьющего по воде большим плоским куском дерева размером
почти с него самого. Я улыбнулся и позвал его:
   - Видишь эту штуку? - спросил я. Это был риторический вопрос. Пол кивнул,
уставившись на меня большими глазами. - Это колокол. Такой, как в  городской
церкви. Звук, который мы слышим по воскресеньям, понимаешь?
   - Да. Слазу после завтрака, Фланк?
   - Что?
   - Звон слазу после восклесного завтлака, Фланк. - Пол слегка ударил  меня
по колену своей пухлой ручкой. Я кивнул:
   - Да,  правильно.  Колокола  звенят.  Они  большие  пустые  внутри  куски
металла, наполненные звоном и  они  выпускают  его  воскресным  утром  после
завтрака. Вот что это.
   - Завтлак? - Пол посмотрел на меня снизу вверх, сильно нахмурив бровки. Я
терпеливо покачал головой.
   - Нет, колокол.
   - К - это колокол, - спокойно сказал Пол, кивая, и  уставился  на  ржавый
цилиндр, вероятно, вспомнив старую  азбуку.  Пол  был  умный  мальчик,  отец
собирался послать его в школу, когда придет время, и уже начал учить  с  ним
алфавит.
   - Правильно. Ну, наверно, этот колокол упал с корабля  или  его  принесло
наводнением. Я знаю, что мы сделаем.  Я  пойду  в  дюны,  а  ты  ударишь  по
колоколу своей деревяшкой, и мы посмотрим, смогу ли я его услышать.  Сделаем
так? Хочешь? Звон будет очень громкий, и ты можешь испугаться. - Я нагнулся,
чтобы мое лицо было на одном уровне с лицом Пола. Он яростно потряс  головой
и задрал нос:
   - Нет! Не испугаюсь! - закричал он. - Я? - он уже собрался обойти меня  и
ударить по бомбе куском дерева, он уже поднял его над головой и  замахнулся,
когда я протянул руку и обхватил его за талию.
   - Не сейчас, - сказал я. - Подожди, пока я отойду  подальше.  Это  старый
колокол и в нем мог остаться только один  хороший  звук.  Ты  же  не  хочешь
потратить его впустую?
   Пол рванулся, выражение  его  лица,  казалось,  говорило:  он  не  против
потратить впустую что угодно, если при этом он ударит колокол  своим  куском
дерева.
   - Холосо, - сказал он и прекратил вырываться. Я его отпустил.
   - Но я могу удалить оцень, оцень сильно?
   - Изо всех сил. Когда я махну с верхушки дюны. Хорошо?
   - Мозно мне поплобовать?
   - Пробуй, ударив по песку.
   - Мозно бить по лузам?
   - Да, бей по воде. Хорошая мысль.
   - Мозно бить по этой лузе? - Он указал палкой  на  круглое  озерцо  около
бомбы. Я покачал головой:
   - Нет, колокол может рассердиться.
   Он нахмурился:
   - Колокола умеют селдиться?
   - Да. Я ухожу. Ты очень  сильно  ударишь,  а  я  буду  очень  внимательно
слушать, хорошо?
   Он потряс головой:
   - Холосо.
   - Отлично. Я быстро. - Я повернулся и медленно побежал в дюны. Спина  моя
чувствовала себя странно, Я посмотрел вокруг, нет ли кого поблизости. Никого
не было, только несколько чаек кружилось в небе, по  которому  плыли  рваные
облака. Когда я обернулся и посмотрел через плечо, я увидел Пола. Он все еще
стоял около бомбы, держал палку обеими руками и изо всех сил  шлепал  ею  по
песку, подпрыгивая и крича. Я побежал быстрее, перепрыгивая через  камни  на
твердый песок, через линию прилива на сухой золотой песок,  потом  на  траву
ближайшей дюны. Я взобрался на ее верхушку и посмотрел туда, где стоял  Пол,
маленькая фигурка на фоне зеркал луж и влажного  песка,  выделяясь  на  фоне
наклоненного металлического корпуса. Я постоял, подождал,  пока  он  заметит
меня, последний раз посмотрел по  сторонам,  помахал  высоко  поднятыми  над
головой руками и упал на землю.
   Пол  выглядел  как  далекая  куколка,  которая   дергалась,   прыгала   и
размахивала руками, настойчиво стуча по боку бомбы. Я слышал его  крики  над
шепотом травы на ветру. ?Черт?, - сказал я и подпер рукой щеку,  и  тут  Пол
после быстрого взгляда в мою сторону начал атаковать нос бомбы. Он влупил по
бомбе, я убрал руку из-под щеки, приготовившись  прижаться  к  земле,  когда
Пол, бомба, маленькое  озерцо  вокруг  нее  и  все  остальное  внутри  круга
диаметром приблизительно десять  метров  внезапно  исчезло  внутри  растущей
колонны песка, пара и летящих камней, на мгновение, на ослепительно короткую
первую секунду освещенную изнутри вспышкой взрывчатки.
   Поднимающаяся колонна расцвела и  поплыла  в  сторону,  начиная  опадать,
ударная волна качнула дюну подо мной. Краем глаза я заметил множество мелких
песчаных лавин, сходящих с высыхающих склонов ближних  дюн.  Звуковая  волна
пошла дальше, похожая на треск и ворчание грома. Я  смотрел  на  постепенное
расширение от центра взрыва круга всплесков на лужах, когда  поднятый  песок
вернулся на землю. Колонна газа и  пыли,  зачернив  песок  под  собою,  была
развеяна ветром, у ее основания появилась  дымка,  похожая  на  ту,  которую
иногда можно видеть под тучей в начале дождя. Я увидел воронку.
   Я сбежал к подножию дюны. Я стоял в приблизительно пятидесяти  метрах  от
еще дымившейся воронки. Я не стал внимательно рассматривать обломки, которые
валялись вокруг нее, косясь на них краем глаза, желая  и  не  желая  увидеть
кровавое  мясо  или  рваную  одежду.  Звук  взрыва  вернулся  неясным  эхом,
отразившись  от  холмов  за  городом.  Край  воронки  был  отмечен  большими
осколками камня, вырванными из материнской породы  под  песком,  они  стояли
вокруг воронки как сломанные зубы, указывающие в небо  или  покосившиеся.  Я
видел, как далекое облако, рожденное взрывом, плыло по  ветру  над  заливом,
исчезая, потом я повернулся и побежал к дому изо всех сил.
   Теперь я уже знаю, что  это  была  немецкая  пятисоткилограммовая  бомба,
сброшенная подбитым ?Хейнкелем 111?, который пытался вернуться на норвежский
аэродром после неудачной атаки на базу летающих  лодок,  располагавшуюся  на
берегу залива. Мне нравится думать, что зенитка из моего  бункера  попала  в
самолет, заставила пилота отступить, сбросив бомбы.
   Верхние края тех больших  обломков  камня  до  сих  пор  выглядывают  над
поверхностью давно вернувшегося  песка,  и  они  составляют  Воронку,  самый
удачный монумент бедному мертвому Полу: проклятый каменный круг, где  играют
тени.
   Мне опять повезло. Никто ничего не видел, и никто не мог поверить, что  я
сделал это.  Тогда  я  был  полон  горя,  раздавлен  виной,  Эрику  пришлось
постоянно наблюдать за мной, так мастерски  я  играл  свою  роль  (хотя  это
только мое мнение).  Мне  нравилось  обманывать  Эрика,  но  я  знал  -  это
необходимо, я не мог сказать ему, что я сделал, он бы не понял почему я  это
совершил. Он бы ужаснулся и, очень вероятно, мы бы никогда больше не были бы
друзьями. Поэтому  мне  пришлось  играть  убитого  горем,  обвиняющего  себя
ребенка, а Эрику пришлось меня утешать, пока отец был мрачен и задумчив.
   На самом деле мне  не  понравилось,  как  Диггс  задавал  мне  вопросы  о
случившемся, я даже подумал, что он мог и догадаться, но кажется, мои ответы
его удовлетворили. Дело не облегчалось тем, что я должен был называть  моего
отца  "дядя",  а  Эрика  и  Пола  "кузен",  поскольку  отец  хотел  обмануть
полицейского относительно моего происхождения на случай,  если  Диггс  решит
навести справки и обнаружит, что я не  существую  официально.  Легенда  была
такая. Я - сирота, сын давно погибшего младшего  брата  отца  и  на  острове
провожу затянувшиеся  каникулы,  а  вообще  я  перехожу  от  родственника  к
родственнику, пока решается моя дальнейшая судьба.
   В любом случае, я пережил трудный период, и даже море помогло мне,  придя
сразу после взрыва и смыв все следы, которые я мог оставить, за час до того,
как Диггс прибыл из деревни.

4

   Когда я вернулся домой, там была миссис Клэмп,  она  разгружала  огромную
корзину  на  багажнике  ее  старого  велосипеда,  который  был  прислонен  к
кухонному  столу.  Миссис  Клэмп  заполняла  наши  шкафчики,  холодильник  и
морозилку едой, которую она привезла из города.
   - Доброе утро, миссис Клэмп, - вежливо сказал я, когда  зашел  на  кухню.
Старушка повернулась и посмотрела на  меня.  Миссис  Клэмп  очень  старая  и
чрезвычайно маленькая. Она осмотрела меня с головы до ног и сказала:
   - О, это ты? - и повернулась  обратно  к  корзине  на  велосипеде,  стала
рыться в глубине обеими руками и вытащила  на  поверхность  длинные  пакеты,
завернутые  в  газету.  Она  прошла,  пошатываясь  к  морозилке,  влезла  на
стульчик, развернула пакеты, откуда показались стопки замороженных котлет  и
положила их в морозилку, скрывшись внутри так, что она почти вся оказалась в
морозильной камере. Меня ударила  мысль  о  том,  с  какой  легкостью?  -  я
выбросил из головы глупую идею. Я сел за стол и стал смотреть, как  работает
миссис Клэмп.
   - Как Ваше здоровье, миссис Клэмп? - спросил я.
   - О, я чувствую себя хорошо, - сказала миссис  Клэмп,  тряся  головой,  и
спустилась со стула. Взяла еще котлет и вернулась к морозилке. Я подумал, не
обморозится ли она, я точно видел кристаллики льда, которые блестели  на  ее
чуть заметных усиках.
   - Однако как много всего Вы сегодня нам привезли, удивительно, как это Вы
не упали по дороге.
   - Ты никогда не увидишь как я упаду, - миссис Клэмп потрясла головой  еще
раз, подошла к раковине,  потянулась  вверх  и  вперед,  стоя  на  цыпочках,
открыла горячую воду, сполоснула руки,  вытерла  их  о  свой  нейлоновый,  в
голубую клетку рабочий халат и взяла из корзины сыр.
   - Не желаете ли чашечку чего-нибудь, миссис Клэмп?
   - Я не хочу, - сказала миссис Клэмп, тряся головой  внутри  холодильника,
чуть ниже отделения для заморозки льда.
   - Ну, хорошо, - я смотрел, как она еще раз мыла руки, а когда она  начала
отделять латук от шпината, я вышел из кухни и поднялся в мою комнату.

5

   У нас был обычный субботний ленч: рыба с картошкой, выращенной  на  нашем
огороде. Миссис Клэмп сидела вместо меня напротив отца,  за  узкой  стороной
стола.  Я  сидел  посередине  широкой  стороны  стола,  спиной  к  раковине,
раскладывая рыбьи кости на тарелке в виде полных смысла  узоров,  а  отец  и
миссис Клэмп обменивались формальными, почти  ритуальными  комплиментами.  Я
сделал человеческий скелетик из костей мертвой рыбы и размазал  вокруг  него
немного кетчупа, чтобы скелет выглядел более правдиво.
   - Еще чаю, мистер Колдхейм? - спросила миссис Клэмп.
   - Спасибо, нет, миссис Клэмп, - ответил отец.
   - Франциск? - спросила меня старушка.
   - Спасибо, нет, - сказал я.  Горошина  сошла  бы  за  зеленый  череп  для
скелета. Я положил ее там. Отец и миссис Клэмп жужжали о том, о сем.
   - Я слышала, констебль был здесь несколько дней тому назад,  если  Вы  не
возражаете, что я об этом говорю, сказала миссис Клэмп и вежливо покашляла.
   - Да, это правда, - сказал отец и положил в рот так  много  еды,  что  не
смог говорить минуту или больше. Миссис  Клэмп  кивнула  своей  пересоленной
рыбе и отпила чай. Я замычал, и отец глянул на меня, его челюсти  похожи  на
двух борцов.
   На эту тему больше ничего сказано не было.

6

   В субботний вечер я, как обычно, стоял в "Гербе", около стены в  набитой,
наполненной сигаретным дымом комнате, которая располагалась в отеле. В  руке
я держал пластиковый стакан  объемом  в  пинту  , упирался  ногами  в  пол,  а  спиной  в  оклеенную  обоями  колонну.
Джеми-карлик сидел на моих плечах, время от времени  ставил  на  мою  голову
пинту темного пива и разговаривал со мной.
   - Чем ты сейчас занимаешься, Франки?
   - Ничем особенным. Я убил несколько кроликов  пару  дней  назад,  и  Эрик
звонит иногда, но вот, собственно, и все. А ты?
   - Да так? Почему Эрик тебе звонил?
   - Ты не знаешь? - сказал я, посмотрев вверх, на него. Джеми наклонился  и
посмотрел на меня. Перевернутые лица выглядят смешно. - А, он убежал.
   - Убежал?
   - Ш-ш. Если никто не знает, не нужно им говорить.  Да,  он  выбрался.  Он
звонил домой пару раз и говорит, что идет сюда. Приходил Диггс и сказал  нам
в тот день, когда брат убежал.
   - Боже. Они его ищут?
   - Так сказал Энгус. Неужели ничего не было в новостях? Я думал, ты мог об
этом услышать.
   - Нет. Боже. Как ты думаешь, они расскажут городу, если его не поймают?
   - Не знаю, - я бы мог передернуть плечами.
   - А если он все еще поджигает собак? Черт. И черви, которыми  он  пытался
накормить детей. Местные сойдут с ума,  -  я  почувствовал,  как  он  потряс
головой.
   - Думаю, они хотят, чтобы все было тихо. Вероятно, они надеются его скоро
поймать.
   - И его смогут поймать?
   - Хо. Не знаю. Он может и чокнутый, но хитрый.  Он  бы  не  смог  убежать
оттуда, если бы не был хитрым  и  когда  он  говорит,  он  говорит  логично.
Логично, но как свихнувшийся.
   - По тебе не видно, что ты волнуешься
   - Я надеюсь, у него получится. Мне хотелось бы его увидеть. И я хотел  бы
знать, как он пройдет весь путь сюда, потому что? просто  потому  что,  -  я
сделал глоток.
   - Черт. Надеюсь, он не агрессивный.
   - Это единственное, о чем я беспокоюсь. Мне кажется, он  до  сих  пор  не
сильно любит собак. Но я думаю, с детьми ничего не случится.
   - Как он передвигается?  Он  не  сказал  тебе,  как  он  собирается  сюда
добраться? У него есть деньги?
   - У него должна быть мелочь, чтобы звонить, но большей частью он ворует.
   - Боже. Ну, по крайней мере, человек, сбежавший из психушки,  не  рискует
потерять возможность досрочного освобождения.
   - Ага, - сказал я.
   Тут на сцену вышло четыре панка -  группа  из  Инвернесса  под  названием
"Блевотина". У певца была прическа "под индейца", на одежде  было  множество
металлических молний, он был увешан цепочками. Он схватил микрофон,  и  пока
остальные панки били по соответствующим инструментам, он закричал:

   Моя девчонка кинула меня,
   Я кончить не могу уже три дня.
   Ты, ты, ты кинула, ты?

   Я сильнее уперся плечами в колонну и тянул понемногу пиво  из  бокала,  а
Джеми колотил ногами мне по груди, и бьющая по ушам, воющая музыка гремела в
пропитанной потом комнате. Будет весело, подумал я.

7

   В начале антракта, когда один из барменов вынес на заплеванный пол  перед
сценой швабру и ведро с водой, я подошел к бару взять еще пива.
   - Как обычно? - спросил Дункан, который был за стойкой. Джеми кивнул.
   - Как дела, Франк? - спросил Дункан, подавая лагер и темное.
   - О'кей. А твои? - сказал я.
   - Сражаюсь, сражаюсь. Тебе еще нужны бутылки?
   - Спасибо, не надо. Теперь у меня их достаточно  для  моего  самодельного
пива.
   - Но мы с тобой еще увидимся в "Гербе"?
   - О, да, - сказал я. Дункан поднял руку вверх и подал Джеми его пинту,  а
я взял мою, одновременно положив деньги.
   - На здоровье, парни, - сказал  Дункан,  когда  мы  повернулись  и  пошли
обратно к колонне.

8

   Через несколько пинт "Блевотина" исполняла на бис свою  первую  песню,  а
Джеми и я танцевали, я прыгал вверх и вниз, Джеми кричал и хлопал в  ладоши,
и прыгал на моих плечах. Я не против танцев с  девчонками,  если  это  нужно
Джеми, хотя однажды он хотел, чтобы мы оба вышли на улицу, тогда он бы  смог
целоваться с одной длинной. Мысль о ее грудях, прижатых к моему лицу,  почти
довела меня до  рвоты,  мне  пришлось  его  разочаровать.  В  любом  случае,
большинство девчонок-панков не пахнут духами, только некоторые  носят  юбки,
да и то кожаные. Нас с Джеми  толкали,  пару  раз  мы  почти  упали,  но  мы
дотянули до конца вечера без травм. К сожалению, Джеми заговорил с  какой-то
женщиной,  но  я  был  слишком  занят,  пытаясь  глубоко  дышать  и  держать
противоположную стену неподвижной, чтобы беспокоиться о Джеми.
   - Да, я собираюсь скоро купить мотоцикл. Два-пятьдесят, - говорил Джеми.
   Я слушал в пол-уха. Он не собирался покупать мотоцикл, потому что  он  не
достал бы до педалей, но я бы ничего не сказал, даже если бы мог, потому что
никто и не ждет, что люди говорят правду женщинам, а кроме того, я  же  друг
Джеми.  Рассмотрев  женщину,  я  подумал:  ей  около  двадцати,  она  слегка
грубовата и вокруг ее глаз столько слоев краски, сколько  у  Роллс-Ройса  на
дверях. Она курила ужасную французскую сигарету.
   - У маей подруги есть мотоцикл - у Сью. ?Судзуки? 185GT, раньше  яе  брат
на ем ездил, а сейчас она сабираець на ?Голд Винг?.
   Бармены переворачивали стулья и ставили  их  на  столы,  сметали  с  пола
грязь, разбитые стаканы и вялые  пакеты  из-под  чипсов,  а  я  все  еще  не
чувствовал себя в порядке. Чем больше я слушал девчонку, тем меньше она  мне
нравилась. У нее был ужасный акцент