м пришла миссис  Клэмп  с  письмами  за  неделю,  пригрозила  вызвать
полицию и после того, как они ее обозвали, они ушли.
   Тогда я начал создавать систему тайных складов, запасая железяки,  камни,
болты и свинцовые грузила для сетей, закапывая их в  пластиковых  пакетах  и
коробках  в  стратегических  точках  острова.  Еще  я  установил  ловушки  и
проволоку, прикрепленную к стеклянным бутылкам в траве на дюнах над заливом,
если кто-то попытается просочиться,  они  либо  попадутся  в  ловушки,  либо
натянут проволоку, выдернув бутылку из дырки в песке и ударив ее о камень. Я
ждал несколько следующих ночей, моя  голова  высовывалась  из  заднего  окна
чердака,  слух  напряжен,  чтобы  услышать   звон   бьющегося   стекла   или
приглушенную ругань или более  привычный  сигнал  -  крики  потревоженных  и
улетающих птиц, но больше ничего не  случилось.  Я  просто  некоторое  время
избегал городских мальчишек, приходя в Портнейл только с моим отцом  или  во
время, когда я знал, что они в школе.
   Система складов существует до сих пор, я  даже  добавил  пару  бензиновых
бомб к одному или двум секретным местам, там, где проходит вероятный маршрут
нападающих, бутылки разобьются, но поволоку я снял и положил  в  сарай.  Мой
План Защиты, который содержит вещи вроде карт острова с обозначенными на них
складами, вероятные пути атак, краткое  изложение  тактики,  список  оружия,
которое у меня есть или  я  могу  сделать,  включая  в  последнюю  категорию
довольно много  неприятных  штук  вроде  натянутой  проволоки  или  ловушек,
установленных на расстоянии  упавшего  тела  от  скрытой  разбитой  бутылки,
высовывающейся из травы; мины с электрическими  детонаторами,  сделанные  из
обычных бомб и гвоздиков; все зарытое в песок и несколько интересных, хотя и
не правдоподобных секретных орудий вроде  летающих  тарелок  с  бритвами  по
краям.
   Я сейчас не хочу никого убивать, все перечисленное скорее для защиты, чем
нападения, так я чувствую себя в большей безопасности. Скоро  у  меня  будет
достаточно денег для покупки по-настоящему мощного арбалета, и я  очень  жду
этого момента, он компенсирует тот факт, что я не смог  убедить  моего  отца
купить ружье или мелкокалиберку, которые я смог бы  иногда  использовать.  У
меня есть катапульты и духовое ружье, и  они  могут  быть  смертельными  при
определенных условиях, но они не настолько дальнобойные,  как  мне  хотелось
бы. У бомб такой же недостаток. Они должны быть  установлены  или  в  лучшем
случае   брошены   по   мишени,   и   даже    катапультировать    специально
сконструированные маленькие бомбы получается неаккуратно  и  медленно.  И  я
могу  представить  всякие  неприятные  штуки,  которые  могут  случиться   с
катапультой,  у  бомб  для  нее  должен  быть  короткий  запал,  они  должны
взрываться сразу после приземления и чтобы их нельзя было бросить обратно, и
у меня уже было несколько случаев, когда они взрывались  сразу  после  того,
как вылетели из катапульты.
   Естественно, я экспериментировал и с реактивным  оружием,  и  с  пушками,
которые стреляли бы бомбами, но они все неповоротливые, опасные, медленные и
склонны взрываться.
   Мелкокалиберное ружье было бы  идеальным,  я  был  бы  счастлив  получить
калибр 0,22, но придется обойтись арбалетом. Возможно, когда-нибудь я  смогу
обойти мое официальное не-существование и подать заявку на ружье, хотя  даже
тогда, если учесть все, я могу и не получить лицензию. Иногда  я  думаю,  о,
жить бы в Америке!
   Я записывал бензиновые бомбы из склада, которые давно не  проверялись  на
испарение  бензина,  когда  зазвонил  телефон.  Я  посмотрел  на  мои  часы,
удивленный, что было так поздно, почти одиннадцать. Я сбежал по  лестнице  к
телефону, слыша как отец идет к двери своей комнаты, когда я  пробегал  мимо
нее.
   - Портнейл, 531, - звучали гудки.
   - В жопу, Франк, у меня на граблях мозоли величиной с лунные кратеры. Как
ты там, маленький хлопчик?
   Я посмотрел на трубку, потом на моего отца, который  перевешивался  через
перила на этаж выше, заправляя свою пижамную рубашку в  штаны.  Я  сказал  в
телефон:
   - Привет, Джеми, почему ты мне звонишь так поздно?
   - Что..? А, старик здесь, да? - сказал Эрик. - Скажи ему от меня, что  он
мешок жидкого гноя.
   - Джеми передает тебе привет, - я сказал моему отцу, который без  единого
слова повернулся и пошел в свою комнату. Я услышал, как закрылась  дверь.  Я
вернулся к телефону:
   - Эрик, где ты теперь?
   - О, черт, я тебе не скажу. Угадай.
   - Ну, я не знаю?Глазго?
   - Ах-ха-ха-ха-ха! - заскрипел Эрик. Я сжал пластик.
   - Как ты? С тобой все в порядке?
   - Нормально. А ты как?
   - Хорошо. Слушай, что ты ешь? Есть ли у тебя деньги?  Ты  ловишь  попутки
или что? Знаешь, они тебя ищут, но в новостях еще ничего не было. Ты не? - Я
остановился до того, как сказал что-то, на что он может обидеться.
   - Со мной все в порядке. Я ем собак. Хе-хе-хе!
   Я застонал:
   - Боже, это же не правда, ну скажи.
   - Что еще я могу есть. Это великолепно, Франки, я держусь полей и  лесов,
иду и ловлю попутки, а когда я бываю около города, я  ищу  хорошую,  жирную,
сочную собаку, мы с нею становимся друзьями, я отвожу ее в лес и потом я  ее
убиваю и ем. Что может быть проще? Я люблю жизнь на свежем воздухе.
   - Ты их жаришь?
   - Ну конечно я их жарю, - негодующе  сказал  Эрик.  -  Кто  я  по  твоему
мнению?
   - Это все, что ты ешь?
   - Нет. Я краду. В магазинах. Очень легко. Я краду то, что не  могу  есть,
просто чтобы не скучать. Например, тампоны и пластиковые пакеты для  мусора,
и пакеты чипсов для вечеринок, и сотню трубочек для коктейлей, и  двенадцать
разноцветных свечек для торта, и рамки для фотографий, и чехлы для  рулевого
колеса из искусственной кожи, и крючки для  полотенец,  и  кондиционеры  для
белья,  и  освежители  для  воздуха  ?два  в  одном?  для  уничтожения  этих
навязчивых кухонных запахов, симпатичные  ящички  для  мелочей,  и  упаковки
кассет, и  запирающиеся  крышечки  для  канистр  с  бензином,  и  телефонные
справочники, журналы для похудения,  кашпо,  упаковки  табличек  с  именами,
искусственные  ресницы,  косметички,  микстуру  против  курения,  игрушечные
часы?
   - Ты не любишь чипсы? - быстро прервал его я.
   - А? - его голос звучал растерянно.
   - Ты упомянул пакеты чипсов для вечеринок  как  что-то,  чего  не  можешь
есть.
   - Ради бога, Франк, ты можешь съесть пакет чипсов для вечеринок?
   - И как твое здоровье? - быстро сказал я. - То есть ты же спишь на земле.
Ты не простудился или что-нибудь такое?
   - Я не сплю.
   - Ты не спишь?
   - Конечно, нет. Спать необязательно. Это что-то, что  они  говорят  тебе,
чтобы контролировать тебя. Никто не обязан спать. Тебя учат спать, когда  ты
еще ребенок. Если ты по-настоящему хочешь, ты можешь это преодолеть.  Теперь
я  никогда  не  сплю.  Так  гораздо  проще  быть  настороже,  чтобы  они  не
подкрались, и продолжать  идти.  Нет  ничего  лучше,  чем  продолжать  идти.
Становишься похожим на корабль.
   - На корабль? - теперь я растерялся.
   - Прекрати повторять все, что я говорю, Франк. - Я слышал, как он  бросил
деньги в автомат. - Я тебя научу не спать, когда я вернусь.
   - Спасибо. Когда ты будешь здесь?
   - Раньше или позже. Ха-ха-ха-ха!
   - Слушай, Эрик, зачем ты ешь  собак,  если  ты  можешь  украсть  всю  эту
ерунду?
   - Я уже тебе сказал, ты - идиот, это дерьмо нельзя есть.
   - Но тогда почему не красть что-то, что можно есть и не трогать собак,  а
красть что-то, что есть нельзя? - предложил я. И я уже знал, это была плохая
идея, я слышал, как тон  моего  голоса  поднимается  выше  и  выше,  пока  я
говорил, это всегда знак того, что  я  залезаю  в  что-то  вроде  словесного
мусорного ведра. Эрик закричал:
   - Ты рехнулся? Что с тобой? Зачем? Это собаки, правда?  Я  же  не  убиваю
котов или полевых мышей, или золотых рыбок, или  кого-то  еще.  Я  говорю  о
собаках, ты бешеный даун! О собаках!
   - Ты можешь не кричать на меня, - сказал я ровным тоном, хотя  и  начиная
закипать. - Я только спросил, почему ты тратишь впустую так  много  времени,
воруя мусор, который не можешь есть, а потом опять  тратишь  время,  похищая
собак, если ты мог бы красть и есть одновременно.
   - Одновременно? Одновременно? О чем ты  шепчешь?  -  закричал  Эрик,  его
сдерживаемый голос стал грубым контральто.
   - О, не кричи, - застонал я, положил руку на лоб, провел ею сквозь волосы
и закрыл глаза.
   - Я буду кричать, если захочу! - закричал Эрик. - Ты  думаешь,  почему  я
это делаю? А? Это собаки, ты  маленький  безмозглый  мешок  дерьма!  У  тебя
совсем мозгов не осталось?  Что  случилось  с  твоими  мозгами,  Франки?  Ты
прикусил язык? Я сказал, ты прикусил язык?
   - Не начинай стучать тр? - сказал я, вообще-то не в трубку.
   - Ииииииииияяяррргггххх Влллиииааагггррллиииоооууррггхх! - Эрик плюнул  и
подавился  воздухом,   потом   следовал   звук   трубки   телефона-автомата,
разбиваемой о стенки будки. Я вздохнул и осторожно положил трубку.  Кажется,
я просто не могу общаться с Эриком по телефону.
   Я вернулся в свою комнату, пытаясь забыть моего брата, я хотел рано  лечь
спать,  чтобы  подняться  вовремя  для  церемонии  присвоения  имени   новой
катапульте. Я подумаю о том, как лучше общаться с Эриком,  когда  я  закончу
это. ?Как корабль. Какой сумасошлатый.

4: Воронка

1

   С десяти лет я думал о себе, как о государстве, о стране или, по  меньшей
мере, как о городе. Мне казалось, что  когда  я  иногда  использовал  разные
подходы к идеям, поступкам и тому подобному, это было похоже на политические
настроения, которые сменяют друг друга в стране. Мне  всегда  казалось,  что
люди голосуют за новое правительство не потому, что на самом деле согласны с
его политикой, а потому, что хотят перемен. Они почему-то думают: все  будет
лучше при новом правительстве. Да, люди глупы, но их мнение основано  скорее
на настроении, капризе и атмосфере, чем на тщательно продуманных аргументах.
Я ощущаю сходные процессы в собственной  голове.  Иногда  мысли  и  чувства,
которые у меня возникали, не совпадали друг с другом, и я решил, что  внутри
моего мозга сидит много разных людей.
   Например, часть меня всегда чувствовала вину за убийства  Блиса,  Пола  и
Эсмерельды. Та же часть сейчас чувствует вину  за  месть  невинным  кроликам
из-за одного кролика-негодяя. Но я сравниваю эту часть меня с  оппозицией  в
парламенте или с критически настроенными  газетами,  которые  действуют  как
совесть и тормоз, но не имеют власти и маловероятно, что они когда-нибудь ее
получат. Другая часть меня -  расист,  вероятно,  потому,  что  я  почти  не
встречал цветных и мое знание о них основано на газетах и телевидении, где о
черных всегда говорят во множественном числе и они виновны до тех пор,  пока
не доказано обратное. Эта часть меня сильна до сих пор, хотя  конечно  же  я
знаю об отсутствии логического объяснения расовой ненависти.  Когда  я  вижу
цветных в Портнейле, покупающих сувениры или  остановившихся  перекусить,  я
надеюсь, они спросят меня о чем-нибудь и я смогу показать, какой я  вежливый
и мой разум сильнее грубых инстинктов и воспитания.
   Более того, не было необходимости мстить кроликам. Ее никогда нет, даже в
большом мире. Я думаю,  месть  людям,  которые  лишь  косвенно  или  в  силу
обстоятельств со злодеями, служит только для того, чтобы мстящие чувствовали
себя лучше. То же и со смертной казнью: ты хочешь ее применения  к  кому-то,
потому что тогда ты чувствуешь себя лучше, а потому, что  она  предупреждает
преступления или тому подобный нонсенс.
   По крайней мере, кролики не  будут  знать  о  Франке  Колдхейме,  который
сделал с ними то, что он сделал, как группа людей знала бы о том, что с ними
сделали плохиши, тогда бы месть, в конце концов,  имела  бы  противоположный
задуманному эффект, провоцируя, а  не  подавляя  сопротивление.  По  крайней
мере, я признаю: все, что я совершил, было  сделано  для  поддержания  моего
эго, восстановления гордости и получения удовольствия,  а  не  для  спасения
страны или восстановления справедливости или воздаяния почестей усопшим.
   Так,  были  и  части  меня,  смотревшие  на  церемонию  присвоения  имени
катапульте  с  удивлением  и  даже  презрением.  В  моей   голове   как   бы
интеллектуалы страны иронически  посмеивались  над  религией,  но  не  могли
отрицать того эффекта, который она  имела  на  народ.  В  ходе  церемонии  я
размазал серу из ушей, соплю, кровь, мочу, пыль  из  пупка  и  грязь  из-под
ногтей по металлу, резине и  пластику  новой  катапульты;  затем  провел  ее
боевое  крещение  холостым  выстрелом  по  осе  без  Крыльев,  ползающей  по
циферблату Фабрики и выстрелом по моей голой ноге, в результате  которого  я
поставил себе синяк.
   Части меня думали,  что  все  это  нонсенс,  но  они  были  в  абсолютном
меньшинстве. Остальной я знал - это работает. Дает силу, делает меня  частью
моей собственной вещи и моего места в жизни. Из-за  этого  я  чувствую  себя
отлично.

2

   Я нашел фотографию младенца Пола в одном из альбомов, которые я держу  на
чердаке и после церемонии я написал имя новой катапульты на обратной стороне
фотографии, обернул ее вокруг железяки и закрепил кусочком  изоленты,  потом
спустился с чердака и вышел из дома в холодную морось нового дня.
   Я пошел на растрескавшийся конец стапеля, который был на  северном  конце
острова. Я растянул резину катапульты почти до максимума и послал  снаряд  и
фотографию над морем. Всплеска я не увидел.
   Катапульте ничего не угрожает, пока никто не знает ее  имя.  Определенно,
Черному Разрушителю это не помогло, но он умер из-за моей ошибки, а моя сила
настолько велика,  что  когда  она  ошибается  -  такое  редко,  но  все  же
случается, даже вещи, которые я наделил большой защитной  силой,  становятся
уязвимыми. Опять же, тогда я чувствовал гнев по поводу  ошибки  и  решимость
предотвратить ее повторение. Это  как  наказать  или  расстрелять  генерала,
который проиграл битву или отступил с важной территории.
   Ну, я сделал, что мог для защиты катапульты и хотя мне  было  жалко,  что
случившееся на Кроличьих Землях  стоило  мне  оружия,  которому  я  доверял,
которое побывало со мной во многих битвах (говоря о  значительной  сумме  из
Бюджета Обороны, которое оно мне стоило), может быть, все к  лучшему.  Часть
меня, допустившая ошибку с кроликом, позволив ему  на  время  одержать  надо
мной верх, может по-прежнему быть где-то близко, если  подробный  самоанализ
не нашел ее. Некомпетентный  или  промахнувшийся  генерал  был  отправлен  в
отставку.  Возвращение  Эрика  может  потребовать   от   меня   максимальных
эффективности, реакции и силы.
   Было еще очень рано и хотя туман и  морось  должны  были  заставить  меня
почувствовать себя размякшим, после церемонии я  был  в  хорошем,  уверенном
настроении.
   Мне хотелось Бега, поэтому я оставил свитер около Столба,  у  которого  я
был, когда Диггс принес новости, плотно затолкал катапульту между штанами  и
ремнем. Я туго завязал ботинки, проверив перед этим  носки,  которые  должны
быть без морщин, потом медленно протрусил  по  линии  твердого  песка  между
линиями  водорослей  оставленных  приливом.  Мелкий   дождик   начинался   и
прекращался, красный и нечеткий диск солнца иногда был виден сквозь туман  и
облака. Я повернул по  направлению  слабого  северного  ветра.  Я  ускорялся
постепенно, входил в ритм легкого бега с широким шагом, который заставил мои
легкие правильно работать и подготовил мои ноги к более серьезной  нагрузке.
Мои руки со сжатыми кулаками  двигались  в  плавном  ритме,  посылая  вперед
сначала кулак, потом противоположное ему плечо. Я глубоко  дышал,  топая  по
песку. Добежав до распадавшейся на мелкие рукава перекатывающейся  по  песку
реки, я изменил ритм бега, чтобы легко перескочить через  отдельные  рукава.
Когда я закончил с ними, я опустил голову и увеличил скорость. Моя голова  и
кулаки били по воздуху, ноги сгибались, летели, опирались и отталкивали.
   Воздух хлестал меня, капли дождя кусали, когда я ударялся о  них.  Легкие
вдыхали, выдыхали, вдыхали, выдыхали; фонтаны влажного песка  летели  из-под
подошв, поднимаясь и падая на прежнее место, а я продолжал бежать. Я  поднял
лицо и закинул голову назад, поставив шею  ветру  как  любовник,  дождю  как
жертва. Мое дыхание дребезжало в горле, небольшое головокружение, которое  я
начал чувствовать из-за гипервентиляции, прошло, когда мои мускулы взяли  из
крови дополнительную силу. Я побежал  быстрее,  увеличивая  скорость,  вдоль
волнистой линии мертвых водорослей, я чувствовал себя как бусинка на  нитке,
которую тянут по воздуху, так меня тянули горло, легкие и ноги,  течение  их
энергии. Я ускорялся, пока мог, а когда почувствовал, что  больше  не  могу,
расслабился и вернулся к обычному быстрому бегу. Я пронесся по  песку,  дюны
слева от меня двигались мимо как  трибуны  на  ипподроме.  Впереди  я  видел
Воронку, где остановлюсь или где поверну. Я ускорился опять: голова  опущена
вниз, я кричал внутри, мысленно  орал  изо  всех  сил,  мой  голос  был  как
завинчивающийся пресс, выжимающий последнее усилие из моих ног. Я летел  над
песком, тело наклонено вперед  как  у  ненормального,  легкие  горели,  ноги
стучали.
   Через минуту я сбросил скорость до трусцы, приблизился к Воронке и  почти
упал в нее. Я бросил себя на песок внутри  Воронки  и  лежал  среди  камней,
раскинув руки и ноги, тяжело дыша, уставившись на  серое  небо  и  невидимую
морось. Моя грудь поднималась и  опадала,  сердце  колотилось  внутри  своей
клетки. В ушах был глухой рев,  и  все  мое  тело  гудело,  его  покалывало.
Мускулы  ног  были  в  каком-то  изумленном,  дрожащем  напряжении.   Голова
откатилась на сторону, щека прижалась к прохладному мокрому песку.
   Интересно, как себя чувствует умирающий.

3

   Воронка, хромая нога моего отца и его палка, вероятно, его  отказ  купить
мне мотоцикл, свечи в черепе, легионы мертвых мышей и хомяков - все это вина
Агнесс, второй жены моего отца и моей матери.
   Я не помню моей матери, потому что если бы я ее помнил,  я  бы  ненавидел
ее. А так я ненавижу ее имя, саму мысль о ней. Она разрешила Стоувам забрать
Эрика в Белфаст, забрать с острова, забрать от того, о чем он  знал.  Стоувы
думали, что отец - плохой воспитатель, ведь он одевал  Эрика  в  платьица  и
разрешал ему бегать без присмотра, а  моя  мать  разрешила  им  увезти  его,
потому что не любила детей в целом и Эрика в частности, она думала,  что  он
каким-то образом отягощает ее  карму.  Вероятно,  та  же  нелюбовь  к  детям
заставила ее оставить меня сразу  же  после  рождения  и  была  причиной  ее
единственного после этого посещения острова, когда  она  стала,  по  меньшей
мере, частично ответственной за то, что случилось со мной. Я лежал здесь,  в
Воронке, где убил ее второго сына и надеялся, что она тоже мертва.
   Я опять побежал, медленно, полон энергии, и чувствуя себя даже лучше, чем
в начале Бега. Я уже ждал вечера в "Гербе" - пиво, треп с моим другом  Джеми
и какая-нибудь энергичная музыка, от  которой  звенит  в  ушах.  Я  пробежал
стометровку, просто чтобы помотать головой и вытрясти из волос песок., потом
расслабился и побежал трусцой.
   Камни Воронки обычно наводят меня на размышления,  и  этот  раз  не  стал
исключением, особенно если вспомнить, как я лежал в позе  распятого  Христа,
открытый небу, думая о смерти. Ну, Пол умер так быстро, как только возможно,
в тот раз я определенно был гуманен. У Блиса было достаточно времени понять,
что происходит, пока  он  прыгал  по  песку  Парка  Змеи,  крича  как  буйно
помешанный, а разъяренная змея кусала его культю; да и маленькая  Эсмерельда
должна была подозревать, что с ней будет,  когда  ее  медленно  относило  от
острова.
   Моему брату Полу было пять лет,  когда  я  его  убил.  Мне  было  вос