тылки, змеевик, присоединенный к  раковине  в  углу.
Комната пахла чем-то вроде аммиака. Я повернулся, высунул голову  из  двери,
прислушался и до меня донесся очень отдаленный храп, я достал ключ  и  запер
дверь изнутри, оставив ключ в замке.
   Я увидел это, когда отвернулся  от  двери.  Цилиндрическая,  закупоренная
банка с препаратом стояла на столе, который был сбоку от двери и поэтому  он
был закрыт дверью, когда  она  была  распахнута.  В  банке  была  прозрачная
жидкость, предположительно  спирт.  В  спирте  были  маленькие,  разорванные
мужские гениталии.
   Я смотрел на них, рука на ключе, который я поворачивал, и тут  мои  глаза
наполнились. Я почувствовал комок в горле,  он  поднялся  из  глубины  моего
существа, глаза и нос быстро наполнились и лопнули. Я стоял и плакал,  слезы
стекали по щекам в рот, я почувствовал их соленый вкус.  Из  носа  текло,  я
шмыгал, тяжело дышал, один из мускулов челюсти дрожал. Я забыл об  Эрике,  о
моем отце, обо всем на свете, кроме себя самого и своей потери.
   Прежде чем я смог успокоиться, прошло много времени, и я взял себя в руки
не из-за того, что рассердился на себя или приказал  всем  частям  не  вести
себя как глупая девчонка, но я успокоился постепенно и естественно,  тяжесть
покинула голову и осела в желудке. Я вытер лицо рубашкой и тихо высморкался,
потом стал методично обыскивать комнату, игнорируя  банку  на  столе.  Может
быть, она была единственным секретом, спрятанным в кабинете, но в этом нужно
было еще убедиться.
   Большей частью везде был мусор.  Мусор  и  реактивы.  Ящики  столов  были
набиты старыми фотографиями и бумагами. Старыми письмами, старыми счетами  и
записками, договорами и бланками, и страховыми полисами (ни  одного  на  мое
имя, но в любом случае они были давно просрочены), страницами  рассказа  или
повести, которую кто-то печатал  на  дешевой  печатной  машинке,  текст  был
покрыты исправлениями, но все равно повесть была  ужасная  (бред  о  коммуне
живущих в пустыне хиппи,  которые  вступили  в  контакт  с  инопланетянами),
стеклянные пресс-папье,  перчатки,  психоделические  значки,  старые  синглы
?Битлз?, несколько копий ?Оз? и ?IT?, высохшие ручки и поломанные карандаши.
Мусор, все мусор.
   Потом я наткнулся на ящик, который был заперт: секция за откидной крышкой
с замочной скважиной вверху. Я достал ключи из двери  и  один  из  маленьких
подошел. Крышка повисла, я вынул четыре  ящичка,  которые  были  за  ней,  и
поставил их на стол.
   Я смотрел на их содержимое, пока у  меня  не  начали  дрожать  ноги  и  я
вынужден был сесть на шатающийся стульчик, наполовину задвинутый под стол. Я
обхватил лицо ладонями и продолжал дрожать. Что еще  мне  придется  пережить
сегодняшней ночью?
   Я запустил руку в один из ящичков и выудил  оттуда  голубую  коробочку  с
тампонами. Трясущиеся  пальцы  достали  и  другую  коробочку.  На  ней  была
этикетка ?Гормоны мужские?. Внутри коробки были меньшие коробочки, аккуратно
пронумерованные черным стержнем  -  даты  приблизительно  на  шесть  месяцев
вперед. Другая  коробка  в  следующем  ящике  была  подписана  КBr,  надпись
напомнила мне о чем-то, но  воспоминание  было  в  самой  глубине  сознания.
Оставшиеся два ящичка были плотно набиты пачками банкнот по  пять  и  десять
фунтов и целлофановыми пакетами с квадратными кусочками бумаги внутри. Но  я
уже  утратил  желание  пытаться  понять,  что  все  это  значило,  мой  мозг
лихорадочно обдумывал ужасную мысль, которая только что в нем  появилась.  Я
сидел, уставившись на ящички с открытым ртом и я  думал.  Я  не  смотрел  на
банку.
   Я думал о тонких чертах лица,  о  покрытых  нежными  волосками  руках.  Я
пытался вспомнить о случаях, когда я видел моего отца голым до пояса, но  не
смог вспомнить ни одного. Секрет. Не может быть. Я  потряс  головой,  но  не
сумел избавиться от мысли. Энгус.  Агнесс.  Он  рассказал  мне  о  том,  что
случилось. Не знаю, насколько можно доверять миссис Клэмп,  не  знаю,  какой
компромат у них был друг на друга, но не  может  быть!  Как  чудовищно,  как
отвратительно! Я вскочил, стул упал и ударил  по  полу.  Я  схватил  коробки
тампонов и гормонов, взял ключи, открыл дверь и выбежал из комнаты,  побежал
вверх по лестнице, запихнул ключи в карман и выхватил нож из ножен.
   "Придет Франк?, - зашипел я.

10

   Я ворвался в комнату моего отца  и  включил  свет.  Он  лежал  одетый  на
кровати. Один туфель упал и валялся на полу под его ногой, которая свисала с
кровати. Он лежал на спине и храпел. Он зашевелился и положил руку на  лицо,
отвернулся от света. Я подошел к нему, отодвинул руку и  два  раза  дал  ему
пощечину. Его голова закачалась, он вскрикнул.  Один  глаз  открылся,  потом
второй. Я поднес нож к его  глазам,  он  сфокусировался  на  ноже  с  пьяной
неточностью. От него остро пахло алкоголем.
   - Франц? - слабо сказал он. Я замахнулся на него ножом, остановив  лезвие
в паре миллиметров от его переносицы.
   - Ты, ублюдок, - крикнул я. - Что это такое? - я показал ему коробочки  с
тампонами и гормонами, которые держал другой рукой.  Он  застонал  и  закрыл
глаза. - Говори! - закричал я и опять ударил его  по  щеке,  теперь  тыльной
стороной руки, в которой держал нож.
   Он попытался откатиться по кровати под открытым окном, но я дернул его на
место, подальше от душной неподвижной ночи.
   - Нет, Франц, нет, - сказал он, перекатывая голову и  пытаясь  оттолкнуть
мои руки. Я отпустил коробки и крепко схватил его. Притянул  его  к  себе  и
приставил нож к его горлу.
   - Ты мне скажешь, или я? - я не закончил фразу.
   Я отпустил его руку и перенес свою руку на его штаны. Я достал ремень  из
его штанов. Он попытался остановить  меня,  но  я  ударил  его  по  рукам  и
потрогал его горло ножом. Я расстегнул замок, все  время  наблюдая  за  ним,
пытаясь не представлять, что я найду или не найду. Я расстегнул  кнопку  над
замком. Дернул штаны вниз, рубашку вверх из штанов. Он посмотрел на  меня  с
кровати красными, блестящими глазами и покачал головой:
   - Что ты с-сабираешься дел-лать, Франц? Изв-вини меня, изв-вини. Это  был
эксперимент. Ксперимент?Н-не делай ничего, прошу, Франц?пож-жалуйста.
   - Ты, сука, ты сука! - сказал я, чувствуя как все  начинает  расплываться
перед глазами, а голос дрожать. Я сдернул вниз его/ее  трусы  одним  злобным
движением.
   Нечто заорало вне дома, в ночи за окном. Я стоял, уставившись  на  черные
волосы моего отца и его большой, лоснящийся член и яйца, а какое-то животное
заорало на острове. Ноги моего отца тряслись. Потом появился свет,  дрожащий
и колеблющийся, там, где не должно было быть света, снаружи,  над  дюнами  и
еще крики, блеяние и мекание, и крики, всюду крики.
   - Господи Иисусе, что там такое? - выдохнул отец, поворачивая  трясущуюся
голову к окну.
   Я сделал шаг назад, обогнул кровать, смотря в окно. Ужасные звуки и  свет
на дальней стороне дюн приближались. Свет окружал большую дюну за домом  как
гало, дюна эта была в направлении Земли Черепа, свет  был  дрожаще-желтый  и
дымный.  Звук  был  похож  на  издаваемый  горящим  псом,  но   увеличенный,
повторяющийся и повторяющийся, у него был другой тон. Свет становился  ярче,
нечто побежало через верхушку большой дюны, нечто горящее  и  кричащее,  оно
скатилось по склону, смотрящему на море. Это была  овца,  за  ней  следовали
другие овцы. Сначала еще две, затем полдюжины животных понеслось по траве  и
песку. Через несколько секунд склон был покрыт горящими овцами, их шерсть  в
огне, они мчались вниз дико блея, зажигали траву и сорняки  и  оставляли  их
пылающими в своем огненном следе.
   Тут я увидел Эрика. Отец, шатаясь, стал рядом со мной, но я не обратил на
него внимания и смотрел на худую, танцующую,  прыгающую  фигуру  на  вершине
дюны. Эрик размахивал обеими руками, в одной был огромный горящий  факел,  в
другой - топор. Эрик кричал.
   - О, Боже, нет, - сказал отец. Я повернулся к нему. Он натягивал штаны.
   Я пробежал мимо него и к двери.
   - За мной! - закричал я ему. Я выбежал из комнаты, вниз по  лестнице,  не
посмотрев, следует ли он за мной. Я видел огонь во всех окнах, слышал  крики
истязаемых овец вокруг дома. На кухне я подумал, не взять ли с  собой  воды,
но решил - бесполезно. Я выбежал на крыльцо и в сад.  Овца,  горящая  только
над задними ногами, почти столкнулась со мной, когда бежала по уже пылающему
саду  и  свернула  с  испуганным  меканьем   в   последнюю   секунду   перед
столкновением с дверью, потом перепрыгнула через низкую  ограду  в  переднюю
часть сада. Я обежал заднюю часть дома в поисках Эрика.
   Овцы были везде, огонь тоже. Горела трава на Земле Черепа, пламя  прыгало
по сараю и кустам, и растениям, и  цветам  в  саду;  мертвые,  горящие  овцы
лежали в озерцах живого огня, а другие бегали и прыгали  вокруг,  стонали  и
вопили своими низкими, надорванными  голосами.  Эрик  стоял  на  лестнице  в
погреб. Я увидел факел, который он держал - мигающее  пламя  на  фоне  стены
дома под окошком туалета. Эрик атаковал дверь погреба топором.
   - Эрик! Нет! - крикнул  я.  Я  двинулся  вперед,  передумал,  повернулся,
ухватился за угол дома, сунул туда  голову,  чтобы  посмотреть  на  открытую
дверь. - Папа! Выходи! Папа!
   Позади меня послышался звук раскалывающегося дерева. Я повернулся обратно
и побежал к Эрику. Я перепрыгнул через дымящийся труп овцы,  лежавший  перед
ступеньками лестницы в погреб. Эрик оглянулся и замахнулся на меня  топором.
Я прыгнул в сторону. Приземлился и тут же встал, готовый отпрыгнуть,  но  он
стал бить по двери топором, вскрикивая при каждом ударе как будто он  и  был
этой дверью. Острие топора исчезло в дереве  двери,  застряло  в  нем,  Эрик
сильно дернул топор и вытащил его, глянул на меня через плечо и опять ударил
по двери, его тень от факела упала на меня, факел был прислонен к двери, и я
видел, что новая краска ужа начинала гореть. Я достал катапульту. Эрик почти
взломал дверь. Отец до сих пор не появился. Когда Эрик ударил по  двери,  он
оглянулся на меня. Пока я искал железку, позади нас закричала овца. Со  всех
сторон я слышал треск огня и чувствовал запах жареного  мяса.  Металлический
шар лег на ладонь и я его вытащил.
   "Эрик!?, - крикнул я, когда дверь уступила его натиску. Он взял  топор  в
одну руку, факел в другую. Ударил по двери ногой и  она  упала.  Я  закрутил
катапульту на последний сантиметр и посмотрел на него через Y катапульты. Он
взглянул на меня. У него была борода, а лицо было грязное и похожее на маску
животного. Это был  мальчик,  мужчина,  которого  я  знал,  но  это  была  и
совершенно другая личность. Лицо его улыбалось,  глаза  косили,  он  истекал
потом, его грудь тяжело вдыхала и выдыхала в ритме пульсации  пламени.  Эрик
держал  топор  и  факел,  за  ним  лежала  разломанная  дверь  погреба.  Мне
показалось, что я смутно вижу горы кордита, темно-оранжевые в тяжелом  свете
огня вокруг и факела в руке моего брата.  Он  потряс  головой,  он  выглядел
неуверенным и потерявшим ориентацию.
   Я медленно покачал головой.
   Он засмеялся и кивнул, полууронил, полубросил факел в погреб  и  бросился
ко мне.
   Когда увидел сквозь готовую к бою катапульту как он приближается, я  чуть
не выстрелил, но в последнюю секунду перед тем, как мои пальцы разжались,  я
увидел, как он уронил топор, который застучал по ступенькам.  Эрик  пробежал
мимо меня, я отпустил катапульту и  отклонился  в  сторону.  Я  обернулся  и
увидел, как Эрик мчался по саду на юг.  Я  сбежал  по  ступенькам  и  поднял
факел. Он лежал в метре от входа, далеко от кордита. Я быстро выбросил факел
наружу. В пылающем сарае продолжали рваться бомбы.
   Взрывы были оглушительными,  осколки  свистели  над  головой,  окна  дома
разбились, сарай был разрушен до основанья, а затем пара бомб была выброшена
взрывом из сарая, и они рванули в саду, к счастью, далеко от меня.  Когда  я
смог поднять голову,  сарая  больше  не  было,  все  овцы  были  мертвы  или
разбежались, а Эрик исчез.
   Отец был на кухне, он держал в руках ведро с водой и нож. Когда я  вошел,
он положил нож на стол. Отец выглядел как будто ему уже сто  лет.  На  столе
стояла банка из кабинета. Я сел во главе стола, упав на стул. Я посмотрел на
него:
   - Около двери погреба был Эрик, - сказал  я  и  засмеялся.  В  моих  ушах
звенело после взрывов в сарае.
   Отец, выглядевший старым и глупым, стоял и смотрел  на  меня,  его  глаза
были влажные и выцветшие, его руки дрожали. Я постепенно успокаивался.
   - Что? - начал он, потом кашлянул. - Что?что случилось? - он  сказал  это
почти трезвым голосом.
   - Он пытался залезть в погреб. Думаю, он собирался нас взорвать.  Он  уже
убежал. Я, как мог, поставил дверь на место. Большая часть костров  погасла,
тебе это не понадобиться. - Я кивнул в сторону ведра  с  водой,  которое  он
держал. - Вместо этого я хочу, чтобы ты сел и ответил на  интересующие  меня
вопросы.
   Он посмотрел на меня, поднял банку с препаратом, но она  выскользнула  из
его пальцев, упала на пол и разбилась.  Он  нервно  рассмеялся,  нагнулся  и
выпрямился, держа то, что раньше было внутри банки. Он показал это мне, но я
смотрел ему в лицо. Отец сжал ладонь, потом опять раскрыл ее  как  фокусник.
Он держал  розовый  шарик.  Не  яичко,  а  розовый  шар,  похожий  на  кусок
пластилина или воска. Я уставился прямо в его глаза.
   - Рассказывай, - сказал я.
   И он рассказал.

12: Что случилось со мной

1

   Однажды, когда я был далеко на юге, дальше  даже  новых  домов,  я  решил
построить дамбу среди песка и озер в камнях той  части  побережья.  Это  был
совершенный, спокойный,  прозрачный  день.  Между  небом  и  морем  не  было
границы, любой дымок поднимался вверх прямо. На море был штиль.
   Невдалеке, на склоне холма были поля. На одном поле было несколько  коров
и две большие коричневые лошади. Пока я строил, по дороге около поля проехал
грузовик. Он остановился у ворот, развернулся  так,  что  его  задняя  часть
стала видна мне. Я видел в бинокль, как история разворачивалась  в  полумиле
от меня. Двое мужчин вышли из кабины. Они открыли заднюю часть  грузовика  и
сделали наклонный помост от земли в кузов, поставили деревянные  стойки,  из
которых получилась ограда на  обеих  сторонах  настила.  Обе  лошади  пришли
посмотреть.
   Я стоял в луже, вокруг моих резиновых сапог была вода,  я  отбрасывал  на
нее тень. Мужчины пошли на поле, и один из них вел лошадь за веревку  на  ее
шее. Лошадь шла покорно, но когда мужчины попытались завести ее  в  грузовик
по помосту между решеток, она заволновалась и  отказалась  идти,  попятилась
назад. Ее друг прислонился  к  ограде  изнутри.  Я  слышал  их  ржание,  оно
медленно растекалось в неподвижном воздухе. Лошадь не  хотела  идти  внутрь.
Коровы на поле взглянули и продолжали жевать.
   Маленькие волны, прозрачные складки света, тихо  накатывались  на  песок,
камень, траву и раковины около меня.  В  тишине  прокричала  птица.  Мужчины
отвели по дороге на боковую дорожку грузовик, а за ним и лошадь.  Лошадь  на
поле ржала и бессмысленно бегала кругами. Мои руки и глаза устали,  я  отвел
взгляд в сторону, на холмы и скалы, идущие в сияющий свет  севера.  Когда  я
посмотрел на прежнее место, они уже завели лошадь в грузовик.
   Немного  побуксовав,  грузовик  поехал.  Одинокая   растерянная   лошадь,
поскакала от ворот к ограде и обратно, сначала за грузовиком, потом от него.
Один из мужчин остался на поле вместе с лошадью, и когда грузовик  исчез  за
холмом, он успокоил животное.
   Позже по пути домой я прошел мимо поля, где осталась лошадь, она спокойно
щипала траву.

2

   Сейчас, в свежее, ветреное, воскресное утро я сижу на дюне за Бункером  и
вспоминаю свой сон об этой лошади, который я видел прошлой ночью.
   После того, как отец сказал мне то, что должен  был,  и  я  прошел  через
недоверие и ярость к ошеломленному пониманию, и после того, как мы  походили
по саду, выкрикивая имя Эрика,  убирая  мусор,  гася  небольшие  костры,  мы
забаррикадировали дверь погреба и пошли в дом, и он сказал  мне,  почему  он
сделал то, что сделал, мы пошли спать. Я закрыл на ключ дверь моей комнаты и
уверен - он запер свою. Я спал, я видел сон, в котором я вспомнил о лошадях,
проснулся рано и пошел искать Эрика. Когда  я  выходил  из  дома,  я  увидел
Диггса, едущего по дорожке. Моему отцу придется  многое  ему  рассказать.  Я
оставил их наедине.
   Распогодилось. Ни ветра, ни  грома  с  молнией,  только  западный  ветер,
который смел облака к морю, а вместе с ними и жару.  Похоже  на  чудо,  хотя
более вероятен антициклон из Норвегии. Итак, было ясно и прохладно.
   Я нашел спящего Эрика на дюне над Бункером, он лежал головой в качающейся
траве, свернувшись как маленький  ребенок.  Я  подошел  и  сел  около  него,
посидел и произнес его имя, потрогал его плечо. Он проснулся,  посмотрел  на
меня и улыбнулся.
   "Привет, Эрик?, - сказал я. Он протянул мне руку и я пожал ее. Он кивнул,
улыбаясь. Потом он подвинулся, положил свою курчавую голову мне  на  колени,
закрыл глаза и уснул.

3

   Я - не мистер Франциск Лесли Колдхейм. Я - мисс Фрэнсис  Лесли  Колдхейм.
Вот и разгадка. Тампоны и гормоны предназначались мне.
   Когда отец одевал Эрика в  платьица,  это  была,  как  оказалось,  только
репетиция. Когда Старый Сол порвал меня, отец увидел  идеальную  возможность
для постановки маленького эксперимента и способ уменьшить  -  а  возможно  и
полностью исключить - женское влияние на него. Поэтому он  начал  накачивать
меня мужскими гормонами, чем и занимался до сих пор. Вот  почему  он  всегда
готовил еду, вот почему то, что я считал обрывком  пениса  было  увеличенным
клитором. Отсюда моя бородка, отсутствие менструаций и все остальное.
   А тампоны он держал у себя в течение последних нескольких лет на  случай,
если мои собственные гормоны возьмут верх над теми, которыми он меня кормил.
Бромид был для предотвращения полового влечения,  возникшего  от  избыточных
андрогенов. Он сделал фальшивые мужские гениталии из воска набора, который я
нашел под лестницей и из которого я делал свечи. Он собирался предъявить мне
банку с  препаратом,  если  я  начну  спрашивать,  действительно  ли  я  был
кастрирован. Еще одно доказательство. Еще одна ложь. Даже его  идеи  о  пуке
были надувательством, он уже много лет дружит с Дунканом-барменом и покупает
ему выпивку в обмен на  звонок  с  информацией  о  составе  моей  выпивки  в
?Гербе?. Даже сейчас я не уверен, что отец сказал мне абсолютно все, хотя он
казался весь во власти порыва, откровенности, и прошлой ночью в  его  глазах
были слезы.
   Думая о нем, я чувствую  как  ярость  опять  начинает  клубиться  в  моем
желудке, но я борюсь с ней. Я хотел его убить, тогда же и там же, на  кухне,
после того как он рассказал и убедил меня. Часть меня хочет  верить,  словно
это - его очередная ложь, но на самом деле я знаю - это правда. Я - женщина.
Бедра в шрамах, большие половые губы немного пожеваны, и я никогда  не  буду
привлекательной, но по мнению отца я  -  нормальный  представитель  женского
пола, способный к половому акту и родам (содрогаюсь при  мысли  о  любом  из
них).
   Я смотрю на сверкающее море, а голова Эрика лежит у меня  на  коленях,  я
опять думаю о бедной лошади.
   Я не зная, что я теперь буду делать. Я не могу здесь оставаться  и  боюсь
уехать. Что за  невезуха.  Может,  я  рассмотрю  суицид,  но  некоторые  мои
родственники подали плохой пример для подражания.
   Я смотрю сверху вниз на Эрика: тихого, грязного, спящего. Спокойного.  Он
не чувствует боли.
   Некоторое время я смотрю на небольшие волны, накатывающиеся на  пляж.  На
море, на водяную линзу,  двояковыпуклую  и  колышущуюся,  движущуюся  вокруг
земного шара, я смотрю на волнистую  пустыню,  которая  бывает  плоской  как
соляное озеро. Топография  поверхности  моря  разнообразна:  оно  колышется,
качается, поднимается и опускается,