Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
на маленьких ублюдков с Земли, тебе
понадобиться все, что ты можешь достать. Один выстрел и они разбегаются по
своим норам. Ружье тоже достаточно громкое, чтобы распугать их, но этот
спокойный хирургический инструмент увеличивает шанс убить с первого раза.
Насколько я знаю, ни один из моих несчастных родственников не умер от
ружья. Колдхеймы и их спутники жизни ушли в мир иной множеством странных
способов, но мне ничего не известно о ружье, которое пресекло бы земной путь
одного из них.
Я подошел к концу моста, где официально моя территория кончается и
постоял там несколько минут, думая, чувствуя, и слушая и нюхая. Кажется, все
было в порядке.
Кроме тех, кого убил я (они были все приблизительно одного возраста,
когда я их прикончил), я знаю по крайней мере трех из нашей семьи, ушедших к
тому, что они воображали своим Создателем, необычными путями. Левитикус
Колдхейм, старший брат моего отца эмигрировал в Южную Африку и купил там в
1954 ферму. Левитикус, человек, умственные способности которого были такой
крупнокалиберной глупости, что она вероятно была бы улучшена наступлением
старческого маразма, уехал из Шотландии поскольку консерваторы не отменили
социалистические реформы предшествующего лейбористского правительства:
железные дороги национализированы, рабочий класс размножается как мухи,
государственное здравоохранение препятствует естественной смерти от
болезней, государственные шахты... невозможно терпеть. Я читал письма,
которые он писал моему отцу. Левитикус был счастлив в другой стране, хотя
вокруг было много черных.
Однажды Левитикус проходил мимо полицейского управления в Йоханнесбурге,
и шел по тротуару после похода за покупками, когда сумасшедший черный
прыгнул с крыши и сорвал все свои ногти по пути вниз. Он упал и смертельно
ударил моего невинного и несчастного дядю, последними словами которого были:
"Боже, эти сволочи научились летать?".
Неясная струйка дыма поднялась впереди меня с городской свалки. Я не
собирался забираться сегодня так далеко, но я слышал бульдозер, который
разравнивал, крутясь и толкая, мусор.
Я давно не был на свалке, и было как раз время посмотреть, что выбросили
добрые люди Портнейла. Я достал там старые аэрозоли для последней Войны, не
говоря уже о нескольких важных частях Осиной фабрики, включая само Лицо.
Мой дядя по материнской линии Асвольд Трэплей эмигрировал в Америку в
конце Второй Мировой войны. Он бросил хорошую работу в страховой компании
из-за женщины и оказался, в конце концов, сломанный и брошенный, на стоянке
караванов на окраине Форта Ворс, где решил покончить с собой.
Он открыл краны на газовой плите и обогревателе, но не зажег их, а сел
ждать конца. Нервничая по понятной причине и без сомнения будучи отвлечен
безвременным отбытием своей любимой и тем, которое он планировал для себя,
он без задней мысли решил успокоиться привычным способом и зажег "Мальборо".
Крича, он выскочил из пылающих остатков фургона, с головы до ног объятый
пламенем. Он хотел умереть без боли, а не сгореть заживо. Поэтому он прыгнул
головой вперед в сорокагалонную бочку из-под
нефти, полную дождевой воды, которая стояла в конце площадки. Втиснувшись
внутрь бочки, он утонул, жалко болтая своими маленькими ножками и глотая, и
изгибаясь, и пытаясь ухватиться руками, чтобы достать себя оттуда.
За двадцать метров от поросших травой холмов, смотрящих на Кроличью
Землю, я переключился на Молчаливый Бег, скрытно передвигаясь через траву и
камыш, заботясь, чтобы ничто из моей поклажи не звякнуло. Я надеялся поймать
маленьких вредителей рано утром, но если бы пришлось, я был готов ждать до
захода солнца.
Я тихо полз вверх по склону, трава скользила под грудью и животом. Мои
ноги напрягались, проталкивая мое тело вверх и вперед. Естественно, я был с
подветренной стороны, да и ветер был достаточно сильный, чтобы заглушить
небольшие звуки. Я не видел кроликов-часовых на холме. Я остановился в
приблизительно двух метрах от гребня и тихо взвел ружье, проверив пулю из
смеси стали с нейлоном, а потом положил ее в ружье и сложил его. Я закрыл
глаза и подумал о пойманной, сжатой пружине и маленькой пульке, сидящей на
дне блестящей трубки ствола. Потом я прополз на вершину холма.
Сначала я думал, что мне придется ждать. Земли в вечернем свете казались
пустыми, только трава колыхалась под ветром. Я видел норы, маленькие кучки и
россыпи помета и я видел кусты дрока на дальнем склоне, на котором было
большинство нор, где кроличьи тропы шли как неровные туннели через кусты, но
самих животных не было и следа. На этих тропах, идущих сквозь дрок, местные
мальчишки устанавливали ловушки. Но я нашел проволочные петли, увидев, как
они это делали, сорвал петли или поставил их под травой на тропинках,
которые использовали мальчишки, приходившие проверить ловушки. Уж не знаю,
попал ли кто-нибудь из них в свою собственную ловушку, но мне нравиться
думать, что они спотыкались и падали головой вперед. В любом случае, они или
их смена больше не ставят ловушек; полагаю, мода прошла, и сейчас они рисуют
краской лозунги на стенах, нюхают клей или пытаются с кем-нибудь переспать.
Животные редко удивляют меня, но было что-то в сидящем кролике-самце,
которого я заметил, что остановило меня на секунду. Должно быть, он все
время был там, сидящий неподвижно и уставившийся прямо на меня с дальнего
конца ровной площадки Земель, но сначала я его не заметил. Когда же я его
заметил, эта неподвижность остановила и меня на секунду. Не двинув ни одним
мускулом, я мысленно очистил сознание и решил, что голова большого самца
пригодится для Столба. Кролик выглядел чучелом, он не сделал ни одного
движения, и я точно видел, что он уставился на меня, его глазки не мигали,
его носик не нюхал, его уши не двигались. В ответ я уставился на него и
очень медленно перенес ружье, двигая его сначала немного в одну сторону,
потом в другую, чтобы это выглядело как будто что-то качалось ветром в
траве. Перенести ружье в нужную позицию и повернуть мою голову заняло около
минуты, но животное не сдвинулось и на миллиметр.
В четыре раза больше, когда его большая усатая голова была аккуратно
рассечена прицелом на четыре части, он выглядел еще более впечатляюще и был
так же неподвижен. Я нахмурился и поднял голову, внезапно подумав, может он
и в самом деле чучело, возможно, кто-то решил посмеяться надо мной.
Городские мальчишки? Отец? Не Эрик же? Я сделал глупость, я дернул головой
слишком резко, и кролик метнулся вверх по склону. В тот же момент я опустил
голову и поднял ружье, даже не подумав. Времени вернуться в правильную
позицию, вдохнуть и мягко нажать курок не было, это было вверх и бах, мое
тело несбаласировано, обе руки на ружье, я упал вперед, переворачиваясь,
чтобы уберечь ружье от песка.
Когда я посмотрел вверх, прижимая к себе ружье и хватая ртом воздух, моя
спина вдавлена в песок, кролика я не увидел. Я переломил ружье и ударил себя
по коленям. "Дерьмо!" - сказал я себе.
Но кролика был не в норе. Он даже не был около склона, где расположены
норы. Он мчался по ровной земле большими скачками, направляясь прямо ко мне
и трясясь в воздухе при каждом прыжке. Он несся ко мне как пуля, голова
дрожала, губы раздвинуты, зубы длинные и желтые - самые большие из тех,
какие я когда-нибудь видел у кролика, живого или мертвого. Его глаза были
похожи на свернувшихся змей. Капли красного сочились из его левой задней
ноги после каждого атакующего прыжка, он был почти рядом, а я сидел и
смотрел.
Времени перезаряжать не было. Когда я начал реагировать, времени
что-нибудь сделать, кроме как реагировать на уровне инстинкта, уже не было.
Мои руки оставили ружье, повисшее над коленями и двинулись к катапульте,
которая всегда висела на поясе, рукоятка между ним и веревкой. Но даже мои
болты быстрого реагирования нельзя было достать вовремя, кролик добрался до
меня через секунду, нацелившись на горло.
Я поймал кролика катапультой. Толстая черная трубка из резины перегнулась
в воздухе, я сдвинул руки и упал назад, пропуская кролика над головой, потом
ударил его ногами и повернулся так, что я был на одном уровне с ним,
лягающимся и вырывающимся с силой росомахи, распятым на песке с шеей,
захваченной черной резиной. Его голова была повернута так, как будто он
пытался достать мои пальцы своими резцами. Я зашипел на кролика сквозь
стиснутые зубы и дернул резину туже, потом еще туже. Кролик бился, и
плевался, и издавал высокий громкий звук, на который, по моему мнению,
кролики не способны, и бил по земле ногами. Я был настолько выбит из колеи,
что огляделся вокруг, чтобы убедиться - это не сигнал для армии зайчиков
вроде этого добермана наступать на меня со спины и разорвать на кусочки.
Чертово животное не собиралась умирать! Резина растягивалась и
растягивалась, и не сжимала его горло достаточно плотно, а я не мог сдвинуть
руки из-за боязни, что кролик откусит кусок пальца или мой нос. Та же мысль
остановила меня от удара головой, я не собирался приближать свое лицо к этим
зубам. Я не мог поднять колено и сломать ему спину, потому что я почти
соскальзывал по склону, и я не мог бы закрепиться на такой поверхности одной
ногой. С ума сойти! Тут не Африка! Это кролик, а не лев! Что, черт побери,
происходит?
Наконец он меня укусил, вывернув шею больше, чем я считал возможным, и
поймав мой правый указательный палец на сгибе.
Это была последняя капля. Я закричал и потянул изо всех сил, напрягая
руки, и бросив себя назад и через голову, ударил колено о ружье, упавшее в
песок.
Я лежал на редкой траве под холмом и душил кролика, костяшки пальцев
белые от напряжения, мотая его перед моим лицом, его шея зажата тонкой
черной линией резиновой трубки, теперь завязанной узлом на черной струне. Он
до сих пор трясся. Я не мог определить, были ли движения его тела его
собственными или передавались от меня. Потом трубка порвалась. Кролик ударил
в мою левую ладонь, а другой конец резины выстрелил в правое запястье, мои
руки разлетелись в противоположные стороны, врезавшись в землю.
Я лежал на спине, голова на песчаной земле, смотря на ту сторону, где
тело кролика лежало на конце маленькой изогнутой черной линии, запутанное в
ручке катапульты. Животное было неподвижно.
Я посмотрело на небо, сжал кулак и вогнал его в землю. Посмотрел на
кролика, поднялся и встал около него на колени. Он был мертв, когда я поднял
его, голова вяло откинулась, шея была сломана. Левая задняя нога была
покрыта слипшейся от крови шерстью, там, где моя пуля попала в нее. Кролик
был большой, величиной с откормленного кота, это был самый большой кролик из
тех, что я когда-нибудь видел. Очевидно, я оставил кроликов в покое слишком
давно, иначе я бы знал о существовании подобного чудовища.
Я сосал небольшой ручеек крови, сочившийся из моего пальца. Моя
катапульта, моя гордость и радость, Черный Разрушитель, уничтожена кроликом!
О, конечно же, я мог бы забыть все и достать новый кусок резины или
попросить старого Камерона из мастерской найти мне что-нибудь, но я никогда
не мог бы чувствовать себя по-прежнему. Каждый раз, когда я бы поднимал ее,
чтобы нацелить на мишень - живую или нет - эта минута всплывет в
подсознании. Черному Разрушителю пришел конец.
Я сел на песок и быстро посмотрел вокруг. До сих пор ни одного другого
кролика. Не удивительно. Нельзя было терять ни минуты. Из создавшейся
ситуации был только один выход.
Я поднялся на ноги, взял ружье, полузасыпанное песком, пошел к вершине
холма, посмотрел вокруг, а потом решил рискнуть и оставить все как есть. Я
обнял ружье и сорвался с места на Чрезвычайной Скорости, сбежав по тропинке
на остров на максимуме, доверив удаче и адреналину, что я не поставлю ногу
не правильно и не окажусь, хватая ртом воздух, в траве с множественным
переломом бедренной кости. Я балансировал ружьем на крутых поворотах. Земля
и трава были сухими, поэтому я не очень рисковал. Я срезал обычный путь и
пробежал через дюну и по ее другой стороне, туда, где труба, проводящая воду
и электричество в дом, появляется из-под земли и пересекает залив. Я
перепрыгнул через железные прутья и приземлился обеими ногами на бетон,
потом пробежал по узкой верхушке трубы и спрыгнул на остров.
Дома я сразу пошел в свою комнату. Я оставил ружье, проверил Военный
Мешок и надел ремешок от него на голову, быстро закрепив другой на поясе. Я
опять запер комнату и пробежал трусцой до моста, восстанавливая дыхание.
Когда я миновал узкую калитку на середине моста, я ускорился.
На Кроличьих Землях все было так, как я оставил - кролик лежал задушенный
в сломанной катапульте, песок был взбит и перемешан там, где я упал. Ветер
по-прежнему шевелил траву и цветы, и вокруг не было животных, даже чайки еще
не заметили труп. Я тут же начал работать.
Сначала я достал двадцатисантиметровую бомбу для рытья траншей из
Военного Мешка. Я разрезал анус кролика. Я проверил бомбу, особенно сухость
белых кристаллов взрывчатой смеси, добавил соломину пластикового взрывателя
и заряд взрывчатки вокруг дыры, пробитой в черной трубке, и заклеил все
лентой. Я запихнул все внутрь еще теплого кролика и поставил его как бы
сидящим на корточках и смотрящим на норы. Потом я взял несколько меньших
бомб и поставил их внутри кроличьих нор, наступив на крыши туннелей так, что
они провались внутрь и оставив на поверхности только соломинки взрывателей.
Я наполнил пластиковые бутылки из-под растворителя и зажег зажигалку,
оставил ее лежать на вершине обрыва, в котором было большинство нор,
вернулся к первым обрушенным норам и зажег взрыватель своей одноразовой
зажигалкой. Запах горящего пластика оставался в моем носу, и яркий отсвет
горящей смеси плясал перед глазами, когда я торопился к следующей дыре,
взглянув на часы. Я поставил восемь бомб и смог зажечь их все за сорок
секунд.
Я сидел на вершине склона над норами, а зажигалка Огнемета слабо горела в
солнечном свете, когда, чуть больше чем через минуту, взорвался первый
туннель. Я почувствовал это задницей и улыбнулся. Остальные норы скоро тоже
взорвались, облако дыма от заряда вокруг каждой бомбы вырывалось из земли за
секунду до основного взрыва. Разбросанная земля выстрелила на Кроличьи
Земли, и звук взрывов прокатился по воздуху. Им я улыбнулся. Вообще-то шума
было немного. Вы не смогли бы услышать ни звука, если бы были в доме. Почти
вся энергия бомб ушла на выброс земли и воздуха в конце туннелей.
Первые оглушенные кролики вышли наружу, у двоих из них шла из носа кровь,
в остальном они казались неповрежденными, но шатались, почти падали. Я сжал
пластиковую бутылку и выдавил струю бензина над фитилем зажигалки, которую я
держал алюминиевым креплением от палатки в нескольких сантиметрах от
горлышка. Бензин загорелся, когда пролетал над фитилем в маленькой стальной
чашечке, зарычал в воздухе и со вспышкой упал вокруг и на кроликов. Они
загорелись и побежали, шатаясь и падая. Я поискал вокруг еще кроликов, а
первые два горели в центре Земель и, наконец, упали в траву, с негнущимися
лапами, но дергаясь и потрескивая на ветру. Небольшой язычок пламени лизнул
рот огнемета, я задул его. Появился другой, меньший кролик. Я задел его
струей огня, и он метнулся за пределы поражения, направляясь к воде около
холма, на котором сумасшедший самец атаковал меня. Я запустил руку в Военный
мешок, вытащил воздушный пистолет, взвел его и выстрелил одним движением. Я
промахнулся, и кролик утащил столбик дыма вокруг холма.
Я достал еще три кролика огнеметом до того, как я его загасил. Последнее,
что я сделал, это выстрелил пылающим потоком бензина на набитого самца, до
сих пор сидящего мертвым и сочащимся кровью на переднем плане Земель. Пламя
упало вокруг, и кролик исчез в катящемся оранжевом и завивающемся черном.
Через несколько секунд загорелся взрыватель, и после приблизительно десяти
секунд масса пламени выплеснулась вверх и наружу, выбросив что-то черное и
дымящееся больше чем на двадцать метров в вечерний воздух и разбрасывая
куски по Землям. Взрыв, намного больший, чем взрывы в норах и при отсутствии
чего-нибудь, что могло бы его приглушить, треснул над дюнами как удар кнута,
заставив уши зазвенеть, я даже подпрыгнул.
Остатки самца, упали далеко позади меня. Я шел по градиенту горелого
запаха до места, где они лежали. Большей частью это была голова и грязный
кусок позвоночника и ребер, а также около половины кожи. Я стиснул зубы и
поднял теплые останки, принес их на Земли и, размахнувшись, бросил их с
вершины обрыва.
Я стоял в косых солнечных лучах, теплых и желтых, в вони горящей плоти и
травы на ветру, в дыму, поднимавшемся в воздух из нор и от трупов, сером и
черном, в сладком запахе несгоревшего бензина, который шел от Огнемета,
лежащего там, где я его оставил; я дышал глубоко.
Остатками бензина я залил тело катапульты и пустую бутылку от Огнемета,
лежавших на песке, и поджег их. Я сидел со скрещенными ногами недалеко от
огня, уставившись на него с наветренной стороны, пока он догорел, и стали
видны только остатки Черного Разрушителя, потом я взял его испачканный сажей
скелет и закопал там, где он погиб, под холмом. У холма теперь будет имя -
Холм Черного Разрушителя.
Огонь везде погас, трава была слишком молодая и влажная, чтобы
загореться. Но я не был бы озабочен и если бы она загорелась. Я подумал, не
зажечь ли кусты дрока, но когда распускались цветы, они выглядели так
весело, и живые кусты пахли лучше, чем горелые, поэтому я не стал. Я решил,
что я устроил достаточно разрушений для одного дня. Катапульта была
отомщена, кролик - или то, что он означал, его дух, наверное - опозоренный и
разрушенный, получил жестокий урок, и я чувствовал себя хорошо. Если бы
ружье было чистым и внутри прицела или где-нибудь в другом месте трудном для
чистки не было песка, оно почти того бы стоило. Бюджет Обороны выдержит
покупку новой катапульты завтра, просто арбалету придется подождать до
следующей недели.
С этим прекрасным чувством удовлетворенности внутри, я собрал Военный
мешок и утомленно пошел домой, думая о случившемся, пытаясь вычислить, как и
почему, понять какие выводы должны быть сделаны и какие знаки прочитаны во
всем этом.
По пути я прошел мимо кролика, которого считал убежавшим, он лежал
недалеко от сверкающей чистой воды ручья, черный и перекошенный, зажатый в
странную искаженную позу, его сухие глаза обвиняюще уставились на меня.
Я спихнул его в воду.
4
Моего другого мертвого дядю со стороны матери Эрика звали Хармворс Стоув.
Он был бизнесменом в Белфасте, он и его жена смотрели за Эриком в течение
почти пяти лет, когда он был маленьким. В конце концов, Хармворс совершил
самоубийство с помощью электрической дрели и сверла в четверть дюйма. Он
вогнал сверло сквозь боковую кость черепа и, обнаружив что жив, поехал в
ближайшую больницу, где позже умер. На самом деле, я думаю, что я немножко
причастен к его смерти, она случилась меньше, чем через год после того, как
Стоувы потеряли своего единственного ребенка, Эсмерельду. Они не знали - и
никто не знал - она была одной из моих жертв.
5
Этой ночью я лежал в постели, ожидая возвращения моего отца и телефонного
звонка, думая о случившемся. Может