В ту же минуту маастер Герсебом отметил одно обстоятельство,  которое  он
опустил из виду при обходе ледяного поля, но привлекшее его внимание  именно
сейчас, когда он вернулся к исходному месту: ветер переменился и дул  теперь
с запада!
   Не мог ли внезапно переменившийся ветер  загнать  еще  дальше  в  глубину
залива дрейфующие льды, сгрудившиеся вокруг "Аляски"?
   Да, по-видимому, так оно и было. Оставалось только проверить правильность
этого предположения.
   Эрик и маастер Герсебом немедленно направились  вдоль  береговой  полосы.
Шли они довольно долго, сделав четыре или  пять  километров.  Края  ледяного
поля повсюду были свободны от дрейфующего льда; яростные волны разбивались о
ледяной берег словно о песчаную отмель, а залив все уходил вдаль и  не  было
видно ему конца. Но  что  особенно  показалось  странным,  -  исчез  высокий
ледяной мыс, закрывавший залив с юга.
   Наконец Эрик остановился. Теперь ему было все понятно.  Он  крепко  пожал
руку маастеру Герсебому.
   - Отец, - сказал он многозначительно, - вы из породы тех  людей,  которым
следует сразу говорить всю правду! Так вот, правда заключается  в  том,  что
айсберги, преграждавшие путь  "Аляске",  оторвались  от  ледяного  поля.  Мы
находимся на плавучем острове, длиной в несколько километров и  в  несколько
сот метров шириной, который по прихоти бури несется в океан!
   Глава девятнадцатая. ВЫСТРЕЛЫ ИЗ РУЖЬЯ.
   Около двух часов ночи Эрик и маастер Герсебом,  изнемогая  от  усталости,
забрались под брезентовый  полог  продовольственного  склада.  Они  улеглись
среди бочек и тотчас же заснули, прижавшись к теплой шкуре Клааса,  а  когда
пробудились, солнце уже стояло высоко над горизонтом, небо было снова  синим
и море спокойным. Огромный осколок ледяного  поля,  на  котором  они  плыли,
казался неподвижным, до того плавным и размеренным был его ход. Вдоль  обоих
берегов с устрашающей быстротой проносились громадные айсберги, обгоняя друг
друга, порою сталкиваясь и разбиваясь.  Эрику  еще  никогда  не  приходилось
любоваться зрелищем более прекрасным,  чем  эти  колоссальные  кристаллы,  в
которых, как в  призме,  преломлялись  и  отражались  солнечные  лучи.  Даже
маастер Герсебом, менее всего  склонный  восхищаться  красотами  арктической
природы, да еще в таких необычных условиях,  и  тот  не  мог  скрыть  своего
изумления.
   - Насколько лучше было бы наблюдать за всем этим  с  надежной  палубы!  -
сказал он, вздохнув.
   - Напротив! - возразил Эрик со свойственным ему оптимизмом.  -  На  борту
корабля пришлось бы думать все время о  том,  как  избежать  столкновения  с
айсбергами и не превратиться в лепешку, а на нашем ледяном острове можно, по
крайней мере, не опасаться подобной неприятности!
   Конечно,  это  был  чересчур  оптимистический  взгляд  на  вещи.  Маастер
Герсебом в ответ только грустно улыбнулся. Но  такова  уж  была  особенность
Эрика - воспринимать любое явление прежде всего с хорошей стороны.
   - Разве  нам  не  повезло,  что  сохранился  продовольственный  склад?  -
продолжал он. - Наше положение было бы действительно отчаянным,  если  б  мы
остались без провизии. Но  с  двадцатью  бочками  сухарей,  копченым  мясом,
брендвейном, да сверх того еще с нашими ружьями и запасом патронов,  -  чего
нам опасаться? На худой конец, продрейфуем несколько недель, пока не  увидим
берег, к которому можно будет пристать. Не сомневайтесь,  дорогой  отец,  мы
непременно выпутаемся из этой истории так же, как  потерпевшие  крушение  на
"Ганзе".
   - На "Ганзе"? - с любопытством переспросил маастер Герсебом.
   - Да, это  судно  отправилось  в  арктические  моря  в  тысяча  восемьсот
шестьдесят девятом году. Когда на ледяное поле выгружались продукты и уголь,
часть экипажа очутилась в таком же положении, как и мы с вами.  Мужественные
моряки должны были возможно лучше приспособиться к жизни на плавучей льдине.
Они провели на ней шесть с половиной месяцев, проплыв за это время несколько
тысяч лье, пока йе пристали к полярным берегам Северной Америки.
   - Если бы и нам так посчастливилось!.. - произнес маастер Герсебом, снова
тяжело вздохнув. - Но, пожалуй, самое лучшее, что мы сейчас можем сделать, -
хорошенько закусить.
   - И я так думаю, - ответил Эрик. - Несколько сухарей и кусок  мяса  будут
как раз кстати.
   Маастер Герсебом  откупорил  две  бочки  и  достал  все  необходимое  для
завтрака. Острием ножа он прорезал дырку в бочонке с брендвейном  и  заткнул
отверстие  деревянной  втулкой,  чтобы  можно  было,  по  мере   надобности,
выцеживать живительную влагу. Затем они сытно позавтракали.
   - А та самая льдина, на которой плыли матросы с "Ганзы",  была  такая  же
большая, как наша? - осведомился старый рыбак  после  того,  как  в  течение
десяти минут усердно подкреплял свои силы.
   - Нет, скорее наоборот! Наша льдина тянется, должно  быть,  на  десять  -
двенадцать километров, а у матросов с "Ганзы" льдина  не  достигала  и  двух
километров в длину; да к тому же она сильно укоротилась после шестимесячного
дрейфа. Беднягам пришлось покинуть ее, когда  волны  стали  доходить  до  их
палаток.  К  счастью,  моряки  могли  воспользоваться  большой   шлюпкой   и
перекочевать на другую льдину, так как на первой уже нельзя было оставаться.
Несколько раз они переселялись, как белые медведи, с льдины на льдину, пока,
наконец, не выбрались на сушу.
   - Так вот оно что! - сказал маастер Герсебом. - Значит, у них была лодка.
А у нас-то ее нет!.. Когда придется покидать эту льдину, единственно, что мы
сможем, - сесть в пустую бочку. Другого способа я не вижу.
   - Если понадобится, придумаем, - ответил Эрик. - Поживем - увидим! А пока
что, я полагаю, всего разумнее будет заняться осмотром наших владений!
   Эрик и маастер Герсебом начали с того, что взобрались на крутой  пригорок
из  льда  и  снега,  так  называемый  "hummock80",  чтобы   получить   общее
представление об окружающей местности. Их взорам открылось  длинное  ледяное
поле, - вернее сказать, остров, протяженностью от одного конца к  другому  в
двенадцать - пятнадцать километров; своей причудливой  формой  он  напоминал
диковинное китообразное животное, распластанное  на  поверхности  Ледовитого
океана. Продуктовый склад находился как раз на уровне оси,  которая  как  бы
отделяла голову "кита" от туловища. Вместе с тем было довольно трудно судить
о действительной величине и форме ледяного острова, так  как  громоздившиеся
повсюду торосы мешали охватить глазом всю его поверхность.  Вытянутый  конец
ледяного поля, где накануне был еще  залив,  оказался  теперь  обращенным  в
другую сторону. Эрик и Герсебом решили исследовать местность прежде всего  в
этом направлении. Если раньше конец ледяного  поля,  оторвавшийся  потом  от
всей массы, был обращен  к  востоку,  то  теперь,  насколько  возможно  было
определить по положению солнца, он был повернут к  северу.  Это  давало  все
основания заключить,  что  корабль,  под  воздействием  течения  или  бриза,
отнесло к югу, и тот факт, что больше не видно было никаких следов  длинного
ледяного барьера, растянувшегося у 78-й параллели с востока на запад, только
подтверждал эту гипотезу.
   Вся льдина была покрыта снегом. В разных местах виднелись черные точки, в
которых маастер Герсебом сразу же  признал  "ougiouks"  -  бородатых  моржей
самого крупного вида. По-видимому, моржи  обитали  в  трещинах  или  пещерах
ледяного поля и, чувствуя себя защищенными  от  любого  нападения,  спокойно
грелись на солнце.
   Понадобилось больше часа ходьбы,  прежде  чем  Эрик  и  маастер  Герсебом
добрались до другого конца огромной льдины. Большую часть пути они проделали
вдоль западного берега, что позволяло им одновременно  вести  наблюдение  за
морем и за положением льдов. Клаас, вырываясь вперед, то  и  дело  вспугивал
вдали какого-нибудь моржа. Почуяв опасность, ластоногие неуклюже ковыляли  к
кромке льда, чтобы поскорее броситься в воду. Легко было их забить  в  любом
количестве. Но к чему, если нельзя было и подумать о разведении огня,  чтобы
сварить или зажарить нежное мясо этих безобидных животных!
   Эрика одолевали другие  заботы.  Внимательно  изучив  ледяную  почву,  он
пришел к выводу, что она отнюдь не была однородной.  Многочисленные  щели  и
трещины, прорезавшие в разных местах  поверхность  ледяного  поля,  вызывали
опасение, что при малейшем толчке от него останутся  одни  обломки.  Правда,
обломки могли быть большой величины, но сама  возможность  такого  несчастья
заставляла держаться возможно ближе к  продовольственному  складу,  чтобы  в
любую  минуту  не  оказаться  от  него  отрезанными.  Впрочем,   немедленной
опасности не угрожало, так как все эти трещины и щели были  покрыты  толстым
слоем  выпавшего  накануне  снега.  Сверху  он  припорашивал  их,  а  затем,
подтаивая, набивался  внутрь  и  скреплял  кое-как  промежутки.  Эрик  решил
отыскать  среди  разграниченных  трещинами  участков  наиболее   плотный   и
устойчивый, чтобы обосноваться на нем  и  перенести  туда  продовольственный
склад.
   Именно  ради  этого  Эрик  и  маастер  Герсебом  после  короткого  отдыха
возобновили осмотр западной  части  острова.  Они  продвигались  вдоль  края
ледяного поля, откуда еще два часа тому назад видели знакомые очертания того
самого берега залива, где очутилась  в  безвыходном  положении  американская
яхта. Клаас бежал впереди,  возбужденный  свежестью  воздуха,  и,  казалось,
чувствовал себя в родной  стихии  среди  снежного  ландшафта,  должно  быть,
напоминавшего ему равнины Гренландии.
   Вдруг Эрик увидел, как собака, понюхав воздух, понеслась стрелой и с лаем
остановилась возле какого-то предмета, по ту сторону ближайшего тороса.
   "Наверное, еще один морж или тюлень", - подумал Эрик, не ускоряя шага.
   Но не  морж  и  не  тюлень  вызвал  волнение  Клааса.  Это  был  человек,
бездыханный, окровавленный человек, в меховой одежде, какой  не  было  ни  у
одного матроса на "Аляске". В ту же  минуту  Эрик  подумал  о  зимовщиках  с
"Веги". Он поднял голову лежащего человека. У него были густые рыжие  волосы
и нос, приплюснутый, как у негра...
   Эрик решил, что стал жертвой  галлюцинации.  Он  расстегнул  на  человеке
жилет, надетый на голое тело, и сделал это скорее для того, чтобы проверить,
бьется ли сердце, чем увидеть своими глазами татуировку...
   Юноша сразу же заметил знакомое имя, грубо  нацарапанное  синей  краской:
некое подобие герба со словами: "Патрик О Доногая. Цинтия".
   Сердце его билось!.. Он еще не  был  мертв!..  На  голове  у  него  зияла
широкая рана, вторая виднелась на плече,  а  на  груди  были  заметны  следы
сильного удара, вызвавшего контузию и затруднявшего дыхание.
   - Надо его немедленно перетащить в наше убежище, перевязать и привести  в
чувство, - сказал Эрик маастеру Герсебому и добавил шепотом,  словно  боясь,
чтобы его кто-нибудь не услышал:
   - Это он, отец, это он, тот, кого мы так долго искали и не  могли  найти,
это Патрик О'Доноган!.. Но он почти уже не дышит!
   Когда Эрик подумал,  что  тайна  его  жизни  скрывалась  в  голове  этого
окровавленного человека, на которого смерть,  казалось,  уже  наложила  свою
печать, - в глазах юноши зажегся мрачный  огонь.  Хотя  маастер  Герсебом  и
догадывался, какие чувства обуревали Эрика, он не мог не пожать плечами, как
бы желая сказать: "Вот уж действительно, повезло! Но  если  бы  нам  даже  и
удалось теперь все узнать, чего стоят все тайны мира,  раз  мы  находимся  в
таком безвыходном положении?"
   Тем не менее он поднял тело за ноги, в то время как  Эрик  подхватил  его
под мышки, и с этой тяжелой ношей они тронулись в обратный путь.
   Толчки при движении  заставили  раненого  открыть  глаза.  Боль,  которую
причиняли ему раны, вскоре стала такой  мучительной,  что  он  начал  громко
стонать, произнося какие-то бессвязные слова; среди них преобладало, однако,
английское слово "dring" - "пить". До  продовольственного  склада  было  еще
довольно далеко. Эрик решил сделать привал. Уложив раненого на мягкий снег у
подножия ледяной скалы, он поднес к его губам медную фляжку.
   Она была почти пуста, но глоток  водки,  казалось,  вернул  О'Доногана  к
жизни. Он осмотрелся вокруг, глубоко вздохнул и спросил:
   - Где Джонс?
   - Мы нашли вас возле тороса, - сказал Эрик. - Кроме вас, никого не  было.
Давно уже вы здесь находитесь?
   - Не знаю, - с трудом вымолвил раненый. - Дайте еще попить! - сказал  он,
пристально глядя на Эрика.
   Он еще раз глотнул водки и почувствовал себя в силах продолжать разговор.
   - Когда началась буря, - сообщил он, -  яхта  стала  тонуть.  Кое-кто  из
команды успел прыгнуть в  спасательные  шлюпки,  остальные  погибли.  Мистер
Джонс подозвал меня к себе и велел сесть вместе с ним  в  маленький  "каяк",
привязанный на корме. Никто не решался в него сесть - такой он был маленький
и легкий. Но он-то и оказался наиболее устойчивым. Только наш каяк и  достиг
ледяного поля, а все шлюпки перевернулись, не успев даже к  нему  причалить.
Мы совсем уже выбились из сил, когда волны выбросили нас на лед.  С  большим
трудом нам удалось отползти подальше от воды и дождаться рассвета... а утром
мистер Джонс покинул меня,. чтобы попытаться убить тюленя  или  какую-нибудь
морскую птицу. С тех пор я его больше не видел.
   - Этот мистер Джонс - офицер с "Альбатроса"? - спросил Эрик.
   - Владелец и капитан, -  ответил  О'Доноган  тоном,  в  котором  сквозило
удивление, что ему задали такой вопрос.
   - Разве владельца зовут не Тюдор Броун?
   - Н-не знаю, - нерешительно пробормотал раненый, словно  спрашивая  себя,
не слишком ли он разоткровенничался, сказав так много.
   Эрик решил на этом не  настаивать.  Ведь  ему.  еще  столько  нужно  было
узнать!
   - Послушайте, - обратился он к ирландцу, усаживаясь рядом с ним на  снег.
- Однажды вы отказались перейти на мой корабль, чтобы поговорить со мной  по
душам, и ваш отказ уже. причинил  столько  бедствий!  Но  сейчас,  когда  мы
встретились снова, воспользуемся случаем, чтобы побеседовать  серьезно,  как
деловые люди. Ведь вы находитесь на дрейфующей  льдине,  раненый,  голодный,
беспомощный, перед лицом мучительной смерти! У меня и у моего приемного отца
есть все, в чем вы нуждаетесь: пища, оружие, водка! Мы готовы позаботиться о
вас, поделиться с вами всем и поставить вас на ноги. Так не  окажете  ли  вы
нам немного доверия в ответ на наши заботы?
   Ирландец устремил на Эрика  мутный  взгляд,  в  котором  признательность,
казалось, смешивалась с беспредельным и безотчетным страхом.
   - А какое доверие я должен вам оказать? - спросил он уклончиво.
   - О, вы это прекрасно знаете! - ответил Эрик, заставив себя улыбнуться  и
взяв раненого за руку. - Я уже говорил вам об  этом  прошлый  раз;  вы  ведь
знаете, что мне необходимо выяснить и что меня привело в эти далекие края...
Послушайте, Патрик О'Доноган, соберитесь с силами, раскройте тайну,  которая
имеет для меня такое значение, расскажите мне все, что вы знаете о  "ребенке
на спасательном круге"! Наведите меня хоть на какой-нибудь след, чтобы я мог
найти свою семью!.. Чего вы боитесь? Какая  опасность  может  вам  угрожать,
если вы мне все расскажете?
   О'Доноган не ответил, словно взвешивая в своем тупом мозгу доводы Эрика.
   - А такая опасность, - проговорил он, наконец, с трудом, - что если бы мы
вышли живыми из этой передряги и попали бы в страну, где имеются  судьи,  вы
могли бы мне здорово насолить!
   - Нет, нет, клянусь  вам!..  Клянусь  вам  всем,  чем  угодно!  -  горячо
воскликнул Эрик. - Какова бы ни была ваша вина предо  мной  или  другими,  я
обещаю вам, что у вас не будет из-за нее никаких неприятностей!  К  тому  же
вы, кажется, не учитываете одного обстоятельства: любой  ваш  проступок  уже
утратил силу  за  давностью  лет.  Я  хочу  вам  напомнить,  что  за  всякое
преступление, совершенное более двадцати лет тому назад, каково  бы  оно  ни
было, человеческое правосудие не имеет права привлекать виновного к ответу!
   - Это правда? - недоверчиво спросил Патрик. - Но мистер Джонс сказал мне,
что "Аляска" послана полицией, да и вы сами угрожали судом.
   - Это касалось совсем  недавних  событий,  случившихся  в  начале  нашего
плавания. Поверьте мне,  Патрик,  Джонс  вас  обманывал!  Без  сомнения,  он
заинтересован в том, чтобы вы молчали!
   - Ну конечно, ему это выгодно, - с уверенностью произнес ирландец.  -  Но
как.вам все же удалось выяснить, что мне известна  тайна?  -  продолжал  он,
глядя в упор на Эрика.
   - От мистера и миссис Боул из "Красного  якоря"  в  Бруклине.  Они  часто
слышали от вас о "ребенке на спасательном круге".
   - Это верно, - подтвердил ирландец. И он снова замолчал.
   - Так вы и в самом  деле  не  подосланы  полицией?  -  спросил  он  после
некоторого раздумья.
   - Да нет же! Что за глупости! Я отправился по  собственной  воле,  потому
что должен же я, в конце концов, узнать, где моя родина и кто мои родители!
   О'Доноган снисходительно улыбнулся.
   - Э-э, так вот что вам нужно узнать? По  правде  говоря,  я  мог  бы  вам
помочь, я действительно это знаю.
   - Скажите же мне, скажите, О'Доноган! - воскликнул Эрик, чувствуя, что он
все еще колеблется. - Скажите, и я обещаю простить вам все ваши грехи,  если
они.у вас есть, и отблагодарить вас, если только это будет в моих силах!

   Ирландец с жадностью посмотрел на медную фляжку.
   - Пересохло в горле от всех  этих  разговоров.  С  вашего  разрешения,  я
хлебнул бы еще немного водки.
   - Больше здесь не осталось, но вам сейчас принесут из  продовольственного
склада. У  нас  есть  запас,  -  ответил  Эрик,  передавая  фляжку  маастеру
Герсебому.
   Тот сразу же удалился в сопровождении Клааса.
   -  Он  не  заставит  себя  ждать,  -  продолжал  молодой  человек,  снова
наклонившись к раненому. - Да ну же, старина, не торгуйтесь со мной за  вашу
искренность!.. Вы только поставьте себя на мое место.  Вообразите,  что  всю
жизнь вы ничего не знали о своей родине, не знали, как зовут  вашу  мать,  а
теперь находитесь рядом с человеком, которому все  это  известно  и  который
отказывается сообщить эти неоценимые для вас сведения в то время,  когда  вы
его только что спасли и вернули к жизни... Это было бы слишком жестоко, - не
правда ли?.. Я ведь не прошу у  вас  невозможного  и  не  требую,  чтобы  вы
признались в своей вине, если у вас что-то есть на совести!.. Дайте мне хоть
какой-нибудь намек, пусть даже самый незначительный! Больше  мне  ничего  от
вас не нужно!..
   -  Черт  возьми,  я,   кажется,   это   сделаю,   чтобы   доставить   вам
удовольствие!.. - сказал Патрик О'Доноган,  явно  расчувствовавшись.  -  Вы,
наверное, знаете, что я был младшим матросом на "Цинтии"...
   Вдруг он умолк.
   Эрик наклонился к его лицу... Неужели он достиг своей  цели?  Неужели  он
сейчас узнает тайну своего происхождения, узнает  о  своей  семье,  о  своей
родине? В эту минуту надежды уже не казались ему несбыточными. Он не  сводил
глаз с матроса, с волнением ожидая рассказа, и ни за что на свете не решился
бы теперь его прервать - ни возгласом, ни жестом...
   Потому Эрик и не заметил выросшей позади  него  тени,  которая  заставила
Патрика остановиться на полуслове.
   - Мистер Джонс! - произнес он тоном провинившегося школьника.
   Эрик обернулся и у соседнего тороса увидел  Тюдора  Броуна,  по-видимому,
скрывавшегося до последней минуты. Испуганный  возглас  ирландца  подтвердил
возникшее у Эрика подозрение: мистер Джонс и Тюдор Броун был одним и тем  же
лицом!
   Едва он успел подумать  об  этом,  как  прогремели  один  за  другим  два
выстрела, и два трупа остались на снегу.
   Тюдор Броун, сорвав с плеча ружье, выстрелил в грудь Патрика  О'Доногана,
и тот упал, как подкошенный. Еще не успев опустить ружье, он в свою  очередь
получил пулю в лоб и рухнул вниз лицом.
   - Я заметил подозрительные следы и вовремя  вернулся,  -  сказал  маа