е на земле: на
нашем  корабле  каждый  обретет  то,  о  чем  мечтает,  -  без   малейшего
преувеличения. Одни будут веселиться на балу, другие стоять на  вахте;  те
будут вкушать самые утонченные яства, а эти поститься; желающий поговорить
с умными людьми найдет собеседников; глупцы также обретут  сколько  угодно
себе подобных. Итак, девизом воздушного общества  будет:  "Наслаждайтесь!"
Над этими выдумками смеялись... Но если бы дни мои не  были  сочтены,  все
эти фантастические проекты осуществились бы очень скоро!
   Мы значительно приблизились к земле. Мой собеседник не замечал этого.
   - А вот здесь что-то вроде игры  в  воздушные  шары,  -  продолжал  он,
раскладывая передо мной  еще  несколько  рисунков,  принадлежавших  к  его
обширной  коллекции.  -  Эта  игра  охватывает,   пожалуй,   всю   историю
воздухоплавания. Предназначается она для умов возвышенных  и  производится
при помощи костей к жетонов; их стоимость устанавливается  по  соглашению.
Проигрыш и выигрыш зависят от того,  добрались  ли  вы  до  той  или  иной
клетки.
   - Мне кажется, - прервал я его,  -  вы  довольно  основательно  изучили
аэронавтику.
   - О да, сударь! Вы правы! Я изучил все!  Решительно  все,  всю  историю
воздухоплавания, начиная с Фаэтона, с Икара, с Архитаса. Если  бы  господу
было угодно продлить  мои  дни,  аэронавтика  принесла  бы  благодаря  мне
огромную пользу человечеству. Но, увы, этого не будет.
   - Почему же?
   - Потому что меня зовут Эмпедоклом или Геростратом!..
   Между тем наш шар благополучно приближался к земле; впрочем, падение  с
высоты ста футов так же опасно, как и с высоты пяти тысяч!
   - Слыхали вы про битву при Флерусе? -  продолжал  мой  собеседник.  Его
лицо все более и более оживлялось. - Именно тогда Кутель, по  распоряжению
правительства, организовал роту аэростатчиков! При  осаде  Мобежа  генерал
Журдан с большим успехом  применял  этот  новый  способ  разведки:  Кутель
дважды  в  день  поднимался  на  воздух  вместе  с  генералом.   Аэронавты
сигнализировали людям, державшим шар внизу, при помощи  белых,  красных  и
желтых флажков. Когда шар поднимался, по нему нередко  стрелял  неприятель
из ружей и пушек, но  ни  разу  в  него  не  попадал.  Собираясь  овладеть
Шарлеруа,  Журдан  направил  туда  Кутеля.  Кутель  поднялся  с  Жюмейской
равнины. Его сопровождал  генерал  Морло,  производивший  наблюдения;  они
оставались  в  воздухе  около  восьми  часов.   Эти   полеты   значительно
содействовали победе при Флерусе. Впоследствии генерал  Журдан  заявил  об
этом во всеуслышание. И что же! Несмотря на услуги, оказанные  аэронавтами
в этом сражении и  во  время  бельгийской  кампании,  их  военная  карьера
продолжалась не больше года. Вернувшись из Египта, Бонапарт закрыл  школу,
основанную правительством в  Медоне.  А  между  тем  что  можно  ждать  от
новорожденного? - как говорил Франклин. Дитя родилось жизнеспособным,  его
не следовало душить!
   Незнакомец схватился руками за голову и задумался. Потом,  не  поднимая
головы, сказал:
   - Несмотря на мое запрещение, сударь, вы все же открыли клапан?
   Я выпустил из рук веревку.
   - К счастью, - продолжал он, - у нас есть еще триста фунтов балласта!
   - Каковы, же ваши планы? - спросил я его.
   - Вам не случалось перелетать через море? - ответил он мне вопросом.
   Я почувствовал, что бледнею.
   - Как досадно,  -  добавил  мой  спутник,  -  что  ветер  гонит  нас  к
Адриатическому морю! Ведь это всего-навсего лужа! Но  если  мы  поднимемся
повыше, то, быть может, встретим более благоприятные течения.
   Не взглянув на меня, он  сбросил  еще  несколько  мешков  песка.  Затем
заговорил угрожающим тоном:
   - Я позволил вам открыть клапан, потому что напор газа грозил  прорвать
оболочку! Но не вздумайте повторять свои проделки! Вы слышали  о  перелете
Бланшара и Джеффериса из  Дувра  в  Кале?  -  продолжал  он.  -  Это  было
великолепное  путешествие!  Седьмого  января  тысяча  семьсот  восемьдесят
пятого года они  наполнили  свой  шар  газом  близ  побережья  Дувра.  Дул
северо-западный ветер. Как только они  поднялись,  обнаружилось,  что  они
допустили ошибку в расчете  равновесия  своего  шара.  Пришлось  выбросить
часть балласта, иначе им грозило падение. У них  осталось  всего  тридцать
фунтов песка. Этого было недостаточно, так как  ветер  был  слабый  и  они
очень медленно приближались к берегам  Франции.  "Что  делать?"  -  оказал
Джефферис. "Мы проделали всего четверть пути, - ответил Бланшар, - и летим
очень низко! Необходимо подняться выше - быть может, мы встретим там более
благоприятный ветер". - "Надо выбросить  остатки  балласта!"  Шар  немного
поднялся, однако ненадолго. Вскоре он снова стал опускаться.  Примерно  на
половине пути аэронавты  выбросили  в  море  книги  и  инструменты.  Через
четверть  часа  Бланшар  спросил  Джеффериса:  "Ну,   как   барометр?"   -
"Поднимается! Мы погибаем, хотя французский берег уже виден!" Тут раздался
сильный шум. "Что такое? Лопнул шар?" - воскликнул Джефферис. "Нет!  Из-за
утечки газа сжалась нижняя часть шара! Мы продолжаем снижаться. Нам грозит
гибель! За борт все лишнее!"
   Провизия, весла, руль - все полетело в воду.  Аэронавты  находились  на
высоте всего ста метров.
   "Кажется, мы опять поднимаемся", - заметил доктор. "Нет, это  был  лишь
короткий рывок вверх, он вызван выброшенным грузом. Ни  одного  корабля  в
поле зрения, ни одной лодки на горизонте! Надо избавиться и от одежды!"
   Несчастные сбросили с себя верхнее платье, но шар продолжал падать!
   "Бланшар, - сказал тогда Джефферис, - вы собирались лететь одни,  потом
согласились захватить меня. Я пожертвую собой  и  брошусь  в  море!  Тогда
облегченный шар поднимется!" - "Нет, нет! Какой ужас!"
   Оболочка шара  все  больше  сжималась.  Мало-помалу  шар  принял  форму
парашюта, и сдавленный газ стал еще больше давить на  стенки.  Утечка  его
усилилась.
   "Прощайте, мой друг! - сказал доктор. - Да хранит вас бог!"
   Он хотел было выпрыгнуть из гондолы, но Бланшар удержал его.
   "У нас остается еще одно средство, - сказал он. - Мы  можем  перерезать
веревки гондолы и уцепиться за сетку. Может быть,  шар  поднимется!  Будем
готовы! Но... смотрите! Барометр падает! Мы идем вверх! Ветер свежеет!  Мы
спасены!"
   Путешественники увидели Кале!  Ими  овладела  безумная  радость,  через
несколько минут они опустились в Гинском лесу!
   - Я не сомневаюсь, - добавил рассказчик, - что, окажись мы в  таких  же
обстоятельствах, вы последуете примеру доктора Джеффериса!
   Под нами клубились  огромные  зловещие  тучи.  Шар  отбрасывал  на  них
длинную тень, его окружало какое-то сияние, кое-где под  гондолой  рокотал
гром. Меня охватил ужас.
   - Давайте спускаться! - воскликнул я.
   - Спускаться, когда нас наверху ожидает солнце! Долой мешки!
   Груз наш убавился еще на пятьдесят фунтов.
   Достигнув высоты трех тысяч пятисот метров, мы  перестали  подниматься.
Незнакомец говорил без умолку. Я терял  последние  силы,  а  мой  спутник,
казалось, находился в своей стихии.
   - С хорошим ветром мы могли бы далеко улететь! - воскликнул он.  -  Над
Антильскими островами есть воздушные течения, обладающие скоростью до  ста
лье в час! Во время коронации Наполеона Гарнерен  выпустил  в  одиннадцать
часов  вечера  освещенный  воздушный  шар   с   цветными   стеклами.   Дул
норд-норд-вест. На следующее утро, на рассвете, жители Рима встретили  шар
криками восторга, когда он пролетал над куполом святого Петра! Мы  полетим
дальше и... выше!
   Я с трудом его слышал. В ушах шумело! Но вот в тучах открылся просвет.
   - Посмотрите на этот город, - сказал незнакомец. - Это Шпейер!
   Я высунулся из гондолы и заметил внизу какие-то темные пятна.  Это  был
Шпейер. Рейн, такой широкий в этом месте, походил  на  развернутую  ленту.
Небо над нами было темно-синее. Птиц уже давно не было видно: они не могут
летать в таком разреженном воздухе. Мы были затеряны в  пространстве  -  я
оставался с глазу на глаз с незнакомцем!
   - Вам незачем знать, куда я направлю шар, - вдруг сказал мой спутник  и
швырнул компас в облака. -  О,  какое  великолепное  зрелище  представляет
падение! Вы знаете, что со времен Пилатра  де  Розье  до  лейтенанта  Галя
аэронавтика насчитывает не так уж много жертв.  Несчастные  случаи  всякий
раз бывают вызваны неосторожностью. Пилатр де Розье отправился  с  Ромэном
из Булони тринадцатого июня тысяча  семьсот  восемьдесят  пятого  года.  К
своему шару, наполненному  газом,  он  подвесил  монгольфьер,  наполненный
нагретым воздухом. Очевидно, он надеялся таким  образом  устранить  потерю
газа, а также избавиться от необходимости выбрасывать  балласт.  Это  было
все равно, что поднести факел к бочонку с порохом!  Безумцы  поднялись  на
четыреста метров и были подхвачены противным ветром, их понесло в открытое
море.  Чтобы  спуститься,  Пилатр  решил  открыть  клапан  аэростата,   но
привязанная к нему  веревка  запуталась  в  веревочной  сетке  и  прорвала
оболочку шара, газ мгновенно из него вышел.  Шар  упал  на  монгольфьер  и
закружился, увлекая его. Несчастные полетели стремглав вниз  и  разбились.
Ужасно, не правда ли?
   Я еще мог вымолвить:
   - Сжальтесь! Спустимся!
   Тучи обступили нас со всех сторон. Раздавались  оглушительные  раскаты,
наш аэростат весь сотрясался.
   - Вы положительно меня раздражаете! - воскликнул незнакомец.  -  Теперь
вы больше не будете знать, поднимаемся ли мы, или идем вниз!
   С этими словами он вышвырнул за борт барометр, а за ним - еще несколько
мешков балласта. Мы находились, очевидно, на высоте  примерно  пяти  тысяч
метров. На стенках гондолы  кое-где  образовались  льдинки.  Что-то  вроде
снежной пыли оседало на одежду, и я продрог до мозга костей. В  это  время
под нами разразилась страшная гроза. Мы находились выше нее.
   -  Не  бойтесь,  -  ободрял  меня   незнакомец.   -   Погибают   только
неосторожные. Вот, например, Оливари, он поднялся близ Орлеана на бумажном
монгольфьере; над  его  гондолой  была  подвешена  жаровня,  ему  пришлось
захватить с собою пропасть топлива, и все-таки гондола загорелась. Оливари
упал и разбился! Мосман поднялся в Лилле  на  неустойчивой  площадке:  она
качнулась, и он потерял равновесие; Мосман упал и разбился! У  Битторфа  в
Мангейме бумажный шар загорелся в воздухе: Битторф упал и разбился! Гаррис
поднялся на дурно сконструированном шаре: клапан был слишком велик и плохо
закрывался. Гаррис упал и  разбился!  Садлер,  пролетев  несколько  часов,
оказался без балласта: его отнесло  в  сторону  Бостона.  Шар  ударился  о
трубу.  Садлер  упал  и  разбился!  Кокинс  спустился  на  очень  выпуклом
парашюте, конструкцию которого усовершенствовал. Кокинс упал  и  разбился!
Ну, что ж! Мне дороги эти отважные жертвы неосторожности! И  я  умру,  как
они! Выше! Выше!
   Казалось,  надо   мной   проносились   тени   злополучных   аэронавтов.
Разреженный воздух и яркие солнечные лучи способствовали расширению  газа,
и шар все поднимался! Я снова попытался открыть клапан.  Тогда  незнакомец
обрезал веревку в нескольких футах над моей головой... Спасения не было!
   - Вы не присутствовали при падении госпожи Бланшар? - спросил он.  -  А
вот я его  наблюдал,  да-с!  Собственными  глазами!  Шестого  июля  тысяча
восемьсот девятнадцатого  года  я  находился  в  Тиволи.  Госпожа  Бланшар
поднималась на воздушном шаре  небольших  размеров,  к  которому  пришлось
прибегнуть в целях экономии. Она вынуждена была надуть  его  полностью,  и
газ вырывался в нижнее отверстие. За шаром тянулось что-то  вроде  дорожки
из водорода. Под гондолой был подвешен проволочный обруч, покрытый горючим
составом, - основа для огненного колеса. Она собиралась зажечь его  высоко
над землей. До этого госпожа Бланшар уже несколько раз  проделывала  такой
фокус. В этот полет она, кроме колеса, захватила  с  собой  еще  небольшой
парашют, к которому был  привязан  шар,  заключавший  в  себе  "серебряный
дождь". Она должна была поджечь этот  шар  с  помощью  факела  на  длинном
шесте, а затем метнуть в пространство. В назначенное время она  поднялась.
Ночь была темная. Поджигая шар, она неосторожно провела факелом под струей
водорода, выбивавшейся из шара. Я не отрываясь смотрел  на  нее.  Внезапно
яркая вспышка прорезала темноту. Мне пришло в  голову,  что  это  какой-то
новый трюк искусной воздухоплавательницы.  Пламя  все  разгоралось,  потом
вдруг погасло, а в следующий миг над парашютом взвился огненный  султан  -
это горела  струя  газа.  Этот  зловещий  пожар  осветил  бульвар  и  весь
Монмартрский квартал. Тут я увидел, как несчастная бросилась  к  отверстию
шара и стала судорожно его сжимать, стараясь потушить горевший газ, но это
ей не удалось. Тогда она снова уселась и стала управлять спуском  шара,  -
он все еще не падал.  Газ  горел  несколько  минут.  Шар  все  сжимался  и
постепенно приближался к земле - но это не было  падение!  Северо-западный
ветер относил его в сторону Парижа. В то время находившийся на  Прованской
улице дом номер шестнадцать  был  окружен  огромным  садом.  Аэронавт  мог
опуститься там без риска. Но надо же было так случиться: гондола задела за
крышу  дома.  Толчок  был  не  очень  сильный.  "Помогите!"  -   закричала
несчастная. Я уже подбежал к месту катастрофы. Гондола скользнула по крыше
и задела за железную скобу. Толчок выбросил госпожу  Бланшар  из  гондолы.
Она упала на мостовую и разбилась насмерть!
   От этих рассказов у меня кровь  застывала  в  жилах.  Незнакомец  стоял
передо мной с непокрытой головой, растрепанный, и в глазах  у  него  пылал
огонь безумия.
   Сомнений не было!  Я  наконец  понял,  в  чем  дело!  Передо  мной  был
сумасшедший.
   Он выбросил остатки балласта,  и  мы  устремились  ввысь.  Шар  достиг,
вероятно, высоты девяти тысяч метров! У меня носом и горлом шла кровь!
   - Как прекрасен подвиг мучеников науки! - воскликнул безумец. - Потомки
будут чтить их память.
   Но я больше ничего не слышал. Сумасшедший  огляделся,  потом  встал  на
колени и зашептал мне на ухо:
   - Разве вы забыли катастрофу, постигшую Замбекарри? Ну, так слушайте. В
начале октября тысяча восемьсот четвертого года стояла ветреная, дождливая
погода. Но вот седьмого числа как будто  прояснилось.  Замбекарри  не  мог
дольше откладывать объявленный им полет. Враги над ним издевались.  Лететь
было необходимо, чтобы спасти свою честь и честь аэронавтики. Дело было  в
Болонье. Никто не помогал ему наполнить шар.
   Он взлетел в полночь вместе  с  Андреоли  и  Гросетти.  Шар  поднимался
медленно, так как дождь повредил его оболочку и газ  просачивался  наружу.
Трое отважных путешественников следили за барометром при  свете  потайного
фонаря. Замбекарри не ел уже сутки, Гросетти был также голоден.
   "Друзья мои, - сказал Замбекарри, - я весь продрог. Я  теряю  последние
силы. Я умираю".
   Он упал без чувств на площадке. То же самое случилось и с Гросетти.  На
ногах оставался один Андреоли. С немалым трудом  ему  удалось  привести  в
чувство Замбекарри.
   "Что нового? Где мы летим? Откуда ветер? Который час?" - "Два часа".  -
"Где компас?" - "Я его уронил". - "Боже мой! В фонаре  потухла  свеча!"  -
"Она не может гореть в таком разреженном воздухе!"
   Луна еще не поднялась, кругом - непроглядная мгла.
   "Как холодно! Я замерзаю! Андреоли, что нам делать?"
   Шар медленно опускался, проходя сквозь завесу каких-то белесых облаков.
   "Тише! - сказал Андреоли. - Слышишь?" - "Что?" - спросил Замбекарри.  -
"Какой-то странный шум!" - "Тебе почудилось". - "Нет!"
   - Вы представляете себе, с каким ужасом аэронавты  в  глубокой  темноте
прислушивались к этому  непонятному  шуму!  Быть  может,  они  разобьются,
ударившись о башню? Или упадут на крышу?
   "Слышишь? Как будто шум моря!" - "Не может быть!" - "Это ревут  волны!"
- "Света! Света!"
   С грехом пополам Андреоли удалось зажечь фонарь. Было  три  часа  утра.
Шум волн раздавался все громче." Аэронавты находились над самой водой.
   "Мы погибли!" - воскликнул Замбекарри и выбросил за борт большой  мешок
с балластом. "Помогите! Спасите!" - закричал Андреоли.
   Гондола погрузилась в воду, их захлестывали волны.
   "За борт инструменты, одежду, деньги!"
   Аэронавты сбросили с себя часть одежды, обувь и выкинули  за  борт  все
предметы. Облегченный аэростат,  как  птица,  взмыл  вверх.  У  Замбекарри
поднялась рвота. У Гросетти пошла  из  носа  кровь.  Несчастные  с  трудом
дышали и не в  силах  были  говорить.  Они  продрогли  до  костей.  Одежда
покрылась коркой льда. Над морем поднялась кроваво-красная луна.
   С полчаса  аэростат  плавал  в  высоких  слоях  атмосферы,  затем  стал
снижаться. Они опять над самым  морем!  Было  четыре  часа  утра.  Гондолу
заливала вода. Шар раздувался, как парус,  и  несколько  часов  несчастных
носило по волнам.
   На рассвете они очутились против Пезаро, в каких-нибудь  четырех  милях
от берега. Они чуть было не пристали к берегу, но ветер переменился, и  их
унесло в открытое море.
   Гибель была неизбежна.  Правда,  им  встречались  лодки,  но  рыбаки  в
суеверном страхе спешили прочь  от  них!..  К  счастью,  один  из  рыбаков
оказался цивилизованнее других. Он взял несчастных на борт  и  доставил  в
Ферраду.
   Ужасное  происшествие,  не  правда  ли?  Но  Замбекарри   был   человек
мужественный и энергичный. Едва оправившись после этой передряги, он  стал
снова летать. Во время одного  из  полетов,  спускаясь,  он  наткнулся  на
дерево. Спиртовая лампа разбилась, его облило спиртом,  и  одежда  на  нем
вспыхнула. Начал загораться и шар. Все же Замбекарри  удалось  спуститься.
Он получил серьезные ожоги.
   Наконец двадцать первого сентября тысяча  восемьсот  двенадцатого  года
Замбекарри совершил еще один полет близ Болоньи. Его шар снова ударился  о
дерево, и спирт вновь вспыхнул. На этот раз он упал и разбился насмерть!
   И перед лицом таких фактов мы еще колеблемся! Нет,  нет!  Чем  выше  мы
поднимемся, тем более славной будет наша гибель!
   Все предметы полетели за борт. Облегченный  шар  поднимался  все  выше.
Аэростат содрогался. Малейший  звук  вызывал  оглушительное  эхо  в  слоях
разреженной атмосферы. Наш аэростат, как крохотная  планета,  затерялся  в
безбрежном пространстве.
   Над нами простиралась только синева, пронизанная звездами.
   Внезапно безумец поднялся во весь рост.
   - Час настал! - крикнул он. - Умрем со славой! Мы  с  вами  отверженцы!
Люди презирают нас! Так раздавим же их!
   - Сжальтесь! - вырвалось у меня.
   - Перережем канаты! Пусть  наша  гондола  свободно  несется  в  мировом
пространстве! Мы попадем в сферу  притяжения  Солнца,  и  мы  пристанем  к
Солнцу!
   Отчаяние придало мне  силу.  Я  бросился  на  сумасшедшего.  Завязалась
отчаянная борьба.  Он  опрокинул  меня  навзничь  и,  придавив  мне  грудь
коленом, принялся обрезывать канаты гондолы.
   - Один! - произнес он.
   - Боже!..
   - Второй!.. Третий...
   Собрав последние силы, я вскочил на ноги и с силой оттолкнул безумца.
   - Четвертый! - крикнул он.
   Гондола оторвалась. Я инстинктивно уцепился за сетку и, как паук, повис
в ее ячейках.
   Безумец ринулся вниз и исчез в тумане...
   Шар поднялся еще на  некоторую  высоту!  Послышался  страшный  треск!..
Чрезмерно расширившись, газ прорвал оболочку!.. Я невольно зажмурился...
   Но вот меня охватило какое-то влажное тепло, и я пришел в себя.  Кругом
теснились облака, освещенные странным сиянием. Шар кружился с  невероятной
быстротой. Его подхватил ветер, и он мчался со скоростью ста лье в  час  в
горизонтальном направлении. Вокруг меня полыхали молнии.
   Однако я падал не слишком быстро. Когда я снова  открыл  глаза,  передо
мной была земля. Я находился в каких-нибудь двух милях от  моря.  Яростный
ветер мчал меня прямо к морю. Внезапно резкий толчок заставил меня разжать
пальцы. Канат выскользнул у меня из рук, и я стр